Любовь, которой не было

Будучи старшеклассником, я пытался найти универсальную формулу любви. Любовь равняется внешняя красота плюс родство душ, помноженные на своевременную встречу. Слишком просто? Пожалуй. Любовь больше похожа на уравнение с множеством неизвестных…

Я не обознался. Это действительно была Татьяна Сергеевна, мой школьный учитель. Она стояла на пешеходном тротуаре, расстегнув пальто, склонив голову и придерживаясь рукой за ствол клёна. Предчувствие беды придало мне храбрости, я подошёл к ней и спросил: «Татьяна Сергеевна, Вам плохо?». Она медленно, с неохотой, повернулась на звук моего голоса. «Олег? Здравствуй! Ничего. Всё в порядке».

Красота Татьяны Сергеевны с возрастом не потускнела. Идя по улице, она всегда стыдливо опускала глаза, как будто хотела сказать: «Да, меня природа одарила щедро, я знаю, и прошу меня за это простить!». Единственная женщина, на моей памяти, носившая тогда шляпку с вуалью. В ХХ веке вдруг что-то из далёкого и туманного ХIХ. Татьяна Сергеевна была аристократична не только внешне. Стоя рядом с ней, слушая её, хотелось вытянуть руки по швам, щёлкнуть пятками, будто шпорами, и застыть в подобострастном молчании. Или вызвать на дуэль какого-нибудь наглеца, посягнувшего на её достоинство.

Странно. От физической боли, которую Татьяна Сергеевна испытывала в ту минуту, её глаза стали ещё прекраснее. «Вас проводить?». «Да! Если можешь. Я живу недалеко, в соседнем доме». Она взяла меня под руку. Пока мы шли, она посмеивалась над своей походкой и рассказывала о том, как когда-то давно перетрудила правую ногу, занимаясь в балетной студии. «Дальше я сама. Спасибо, Олег!». Я открыл дверь подъезда и придержал её, чтобы не захлопнулась раньше времени. Прощаясь, Татьяна Сергеевна увидела в моих глазах нечто такое, что заставило её изумиться и на несколько секунд забыть о боли…

К аудитории, где Н. В. проводила занятия по русскому языку и литературе, было паломничество. Во время переменок там можно было увидеть учеников и учениц разных классов, разного возраста. На Н. В. приходили поглазеть, от нечего делать, как на бесплатный концерт. Приоткрывали дверь, заглядывали в щелку, и убегали, хихикая и неестественно тараща глаза.

Н. В. была беременна. От старшеклассника. От своего ученика. И об этом знала вся школа. Что и говорить, ЧП районного масштаба. В глазах общественного мнения, учительница Н. В., разумеется, была «аморальная» и «безнравственная». «Нагуляла» и теперь «принесёт родителям в подоле». Совратила несмышлёныша. Сбила беднягу с пути истинного. И прочее, и прочее. Каково это – слушать на педсоветах многочасовые проповеди своих коллег о «здоровой ячейке общества»? Каково это – носить в себе ребёнка, будучи погружённой в море осуждения? Накал тех страстей приводил меня в ужас, и я помню его даже сейчас…

Эти две учительские истории тогда сплелись в юношеском сознании в причудливую фантасмагорию мыслей и чувств. Я оказался неспособным руководствоваться мудростью, или хотя бы здоровым эгоизмом, который меня часто выручал. Мне было проще затянуть на шее своей любви петлю. И заставить любовь к Татьяне Сергеевне умолкнуть навсегда. А потом сказать себе: не было никакой любви, потому что и быть не могло! И принять свой самообман, как непреложную истину.

(Фото из Интернета)