ГЛАВА I
Однажды Сергей спросил у Марины, когда они летним вечером сидели в обнимку на берегу моря и умиротворённо созерцали лёгкий баюкающий прибой:
– Слушай, Мариша, а тебе интересно, как я тебя в первый раз увидел, и какое ты произвела на меня впечатление?..
Она поспешно ответила:
– Ещё бы, конечно, очень интересно.
Сергей с улыбкой продолжил:
– Отлично помню, мы стояли с мужичками у перил нашей временной дирекции, а ты с коляской, в которой спал малыш, подходила к нашему корпусу. Ты была в чёрной короткой юбке и в белой блузке, кажется, с кружевной кокеткой и длинными рукавами.
Так? Верно, я запомнил?
Марина улыбнулась и подтвердила:
– Так странно, что ты именно блузку запомнил. Я за эту французскую блузку двадцать пять рублей переплатила. Так она мне понравилась. Но как ты всё это запомнил?..
Сергей продолжал:
- А потому, что она тебе очень шла, подчёркивала твою высокую стройную шею. Потому и запомнил. И ещё у тебя была в то время короткая стрижка. Ты подходила к корпусу, и все наши мужички восхищённо ахнули: «Смотрите, смотрите, ребята, какая переводчица идёт к нам устраиваться!..» – Я посмотрел на тебя, ты мне сразу понравилась – с первого взгляда понравилась. И про себя тут же твёрдо решил: «Умру, но эта женщина будет моей!» А сам равнодушно отвернулся, пока парни продолжали расцвечивать твои остальные достоинства: фигуру, ноги…
Марина подумала: «Каков, однако!»
А Сергей продолжил:
– Но я в этом участия на принимал: не могу я о своём – личном говорить с другими. Особенно – о сокровенном. Ты вскоре вышла из отдела кадров и, по-моему, даже не взглянув в нашу сторону, пошла к дороге.
Марина согласилась:
– Всё верно, я в то время даже не помышляла о том, чтобы обращать внимание на посторонних мужчин. Такая я была правильная.
Сергей подтвердил:
– Это точно, даже не посмотрела. Но этот факт вызвал во мне ещё больше интереса и азарта. Хотя наши парни подчёркнуто громко разговаривали и даже пытались как-то задеть тебя вопросами, ты взяла коляску и быстро ушла. Я только один раз посмотрел тебе вслед и укрепился в своём решении – раз и навсегда.
Марина повторила:
– Ой, да ты что?!.. У меня тогда не было желания обращать внимание на посторонних мужчин, даже мысли такой не допускала. Я в то время думала, что семья – это теперь непоколебимо. Хотя часто, идя с коляской по улице, слышала от посторонних мужчин: «Ой, малыш, ты даже себе не представляешь, какая у тебя красивая мамочка!..»
Но я убеждала себя в том, что посторонних мужчин для меня больше не существует. Я на них даже не смотрела, не говоря уже о том, чтобы отвечать на их заигрывания.
Сергей улыбнулся:
– Видишь, какая мне красивая и верная женщина досталась. Недаром моё сердце сразу выбрало тебя. Оно ведь чужое не выбирает, оно выбирает родное.
Марина ответила:
– Я и вправду была жутко правильная, пока пребывала в розовой поре неведения, что существуют иные отношения и иные радости, выбранные твоим собственным, как ты сказал, сердцем. Но зато ты, каков, а?!..
Марина склонила голову на плечо Сергея и, встречая глазами набегающие волны, попыталась вспомнить этот же самый момент – их самую первую встречу. Но кроме нескольких, громко хихикающих мужчин, ей ничего иного вспомнить не удалось. Разве тогда она останавливала на чём-то или на ком-то своё внимание, кроме семьи и детей?!..
А вот её устройство на большой строящийся химический комплекс в качестве переводчика было действительно большим событием в её жизни. Муж Марины – Андрей Иванович Елисеев, мужчина приятной наружности, властный и представительный – Генеральный директор крупного нефтяного холдинга, устроил её на эту работу, тем самым сделал для неё одно из добрых дел – ибо работа по профессии всегда ценилась превыше всего.
Хотя он долго жалел об этом и постоянно упрекал жену – позднее его гордыня никак не могла смириться с тем, что, когда у Марины на работе бывали приёмы с руководителями иностранной фирмы-партнёра, получалось, что муж был – при ней, а не она – при нём, как было обычно.
С его точки зрения, Марина – всего лишь его бесплатное приложение, и она не могла что-то представлять из себя. С этим он никак не мог смириться. Особенно, если Марина с мужем были приглашены именно на официальный приём. И для его гордыни это было несносно. Но до подобных торжеств было ещё далеко – работа только начиналась.
ГЛАВА II
Директор и главный бухгалтер по-прежнему находились в городе. Для этой цели были арендованы две двухкомнатные квартиры в одном из жилых домов. Здесь же располагался и отдел кадров для набора персонала, поскольку предприятие было в самом зародыше, но ему предсказывали очень большие перспективы, поэтому персонал отбирался тщательно. Но практически всех главных специалистов директор привёз с собой из Москвы.
В целом на рабочую площадку ездили всего лишь человек двадцать ведущих специалистов. Дирекция комплекса строила за городом небольшое двухэтажное здание-времянку для управляющего персонала.
А когда было готово одно крыло и отделаны кабинеты, туда и заселились молодые специалисты. В основном главные специалисты: главный механик, энергетик и другие. Со временем был готов кабинет и для троих переводчиц.
Но в основном молодые специалисты, хоть и были москвичами – производственной элитой, на первых порах никаких особых привилегий не имели. Транспортники выделили им старый, основательно разбитый автобус, который, смело можно сказать, доживал остатки своей трудовой деятельности. И это можно было наблюдать наглядно: ровно посередине салона зияла большая сквозная дыра, которая позволяла любопытным свободно лицезреть, как работает ходовая часть машины, а так же многочисленные «колдобины» далеко не идеальной дороги до самого места дислокации.
Зато такой вид транспорта мощно развивал у сотрудников невероятную бдительность, так как каждый из них, выходя из такого антикварного «дилижанса», чётко следил за тем, чтобы не угодить ногой в зияющую дыру. Тем более что при выходе из оного их ждал ещё один сюрприз – отсутствие одной ступеньки.
Поэтому молодые переводчицы, которые неосмотрительно надевали с утра узкую юбку, преодолевая это препятствие, как минимум рисковали, зацепившись каблуком за ободранную обшивку, начисто лишиться его. Зато это обстоятельство давало молодым женщинам оправданную возможность, «вывалившись мешком» из автобуса, прямиком попасть в объятия кому-нибудь из молодых мужчин.
Но по молодости лет все эти временные неудобства были такой мелочью!.. А подобные транспортные нюансы обыгрывались неизменными шутливыми комментариями. Даже если даме никто внизу не раскрывал объятий, она могла «отведать сладость» гравитации…
Но опять же все события неизменно сопровождались шутками и приколами. Потому что эти мелкие жизненные неудобства не оставляли никаких неприятных последствий, так как все были молоды и в меру прыгучи. А впереди было столько всего нового и интересного!..
Рабочий корпус представлял собой двухэтажную времянку из разряда так называемых временных зданий и сооружений. Первый этаж временной дирекции пока узурпировали сами строители и отделочники, а немногочисленные представители дирекции будущего химического гиганта ютились в нескольких подготовленных для заселения кабинетах на втором этаже.
Марина сразу, как только устроилась на работу, ездила на так называемую – площадку, хотя две другие переводчицы – Ирина и Татьяна – работали пока в городе, так как их приняли на работу раньше неё.
Так начиналась другая жизнь Марины Александровны Елисеевой в новом качестве – переводчика технической литературы с французского языка. А перед этим Марина Александровна работала в школе, вела уроки французского языка, рисования и черчения.
Её ценила директриса, поэтому почти две недели не отдавала ей трудовую книжку в надежде на то, что Марина одумается и останется в школе. Сама директриса Валентина Мефодиевна Желтоножко была не только директором школы, но вела уроки русского языка и литературы в старших классах. Поэтому она умела ценить хороших преподавателей, каким, по её мнению, являлась Марина.
Сама же Марина, если посещала уроки директрисы, получала огромное эстетическое и эмоциональное удовольствие от знаний опыта и педагогического таланта Валентины Мефодиевны. Директриса была педагогом с большой буквы. Она легко, приятно, почти играя, и в то же время с высокой степенью культуры и отдачи, проводила уроки.
Конечно, Марине жаль было расставаться со школой, так как у неё всё ладилось. И класс её был одним из лучших в смысле оформления, и по её предмету – стопроцентная успеваемость.
На педсоветах её всегда директриса отмечала как лучшего педагога школы.
Да и муж считал, что школа – лучшее для неё место в жизни.
Но Марине было всего 28 лет, и упустить место переводчика, то есть работу по специальности, она никак не могла. И мужу пришлось смириться. Хотя он подозревал, что с её внешностью у неё появится на новой работе немало поклонников – молодых и интересных мужчин. И не без основания посещали его подобные опасения.
Марина была хороша собой в 28 лет. Яркая брюнетка, с красивой стройной фигурой, блестящими густыми волосами и классическими чертами лица. Её тёмно-карие большие и выразительные глаза сразу же привлекали к себе смотрящего на неё человека. А сам взгляд её неотразимых глаз был настолько добрым и ласковым, каким он может быть только у человека доброжелательного по натуре. Кроме того, она обладала прелестной мимикой светлого, с красивой нежной кожей совершенного молодого лица. Такого лица, на которое всегда, не отрываясь, приятно смотреть.
ГЛАВА III
Муж Марины – Андрей Иванович Елисеев был на двенадцать лет старше её. Эффектный, респектабельный, уверенный в себе мужчина 40 лет. К тому времени, когда они поженились, он был Генеральным директором крупного нефтяного холдинга, так как успешно начал свою карьеру в Москве и затем был направлен в молодой город Шевченко, на Каспии.
Их встреча с Мариной была, можно сказать, случайной. Он приехал отдыхать в Пятигорск в лучший санаторий и познакомился с Мариной. Девушка ему сразу понравилась, его привлекла несравненная красота и стройность Марины. Она только что окончила Пятигорский институт иностранных языков с красным дипломом, и лето отдыха было в полном её распоряжении.
И Марина, естественно, была, что называется – на выданье. Андрей Иванович, будучи умным и дальновидным мужчиной, сразу же оценил обстановку и принялся оказывать Марине подчёркнутое внимание. Так как всё, по его мнению и расчётам, совпадало.
Мужчина он интересный, прекрасно одетый, будучи «московской закваски», лощёный, обходительный, знающий себе цену. И, при весьма солидных финансах, мог щедро обеспечить молодой девушке конфетно-букетный период отношений – с ужинами в дорогих ресторанах и организацией различных увеселительных мероприятий.
Душа Марины тоже постепенно располагалась к такому активному во всех отношениях и подчёркнутому вниманию завидного кавалера. Ей импонировало то обстоятельство, что Андрей Иванович тоже с красным дипломом закончил Московский химико-технологический институт, состоялся как специалист и даже занимает такой престижный пост. Чем не партия?! Не для шахмат, а для жизни.
К тому же Марина, будучи студенткой, пережила большую личную трагедию: она была страстно влюблена в институте в молодого преподавателя из Франции – Мориса, который по контракту работал в Пятигорском институте иностранных языков.
Он тоже влюбился в студентку – круглую отличницу. Причём настолько, что имел серьёзное намерение жениться на ней и увезти её во Францию. Но во времена Союза это было большим негативным событием и даже трагедией для семьи Марины. Её отец был руководителем большой краевой партийной организации.
Мама просто переживала и тихо плакала. Зато отец разошёлся в гневе на полную мощь, лишь стоило дочери заикнуться о своих чувствах к Морису и о его предложении:
– Ты что же, дочь, хочешь, чтобы меня из партии выгнали? Ты хочешь из-за своей блажи всю карьеру отца сломать? – гневно выкрикивал он, расхаживая по комнате: – Или ты забыла, что у тебя ещё есть два младших брата и их тоже надо ставить на ноги? Кто знает, чем всё это кончится? А вдруг он увезёт тебя туда и бросит?! Ты об этом подумала?.. Ведь это такой позор на весь край – у большого партийного руководителя родная дочь уезжает во Францию.
Это будет для меня форменное бесчестье на весь край. Люди на меня пальцем будут показывать, ты этого хочешь?! Ты хочешь опозорить меня, Марина?
Короче, в доме был страшный скандал, который закончился горючими слезами Марины.
Вскоре у опечаленного расставанием Мориса закончился контракт, и он вернулся во Францию. А Марина осталась дома, естественно, в полном отчаянии. Еле-еле пришла в себя от глубокой депрессии. И длительное время ни на каких мужчин вообще не смотрела.
В таком она была настроении, когда познакомилась с Андреем Ивановичем Елисеевым, который, мгновенно оценив обстановку и особенно несравненную красоту молодой выпускницы института, проявил просто чудеса изобретательности, стараясь добиться её расположения. Благо солидные финансы ничуть не препятствовали его намерениям.
Марина была окружена изобретательной заботой и подчёркнутым вниманием, а она, в свою очередь, была в душе рада тому обстоятельству, что неплохо отвлеклась от своих угнетающих душу мыслей о разлуке с Морисом.
Марина и Андрей провели прекрасный месяц летнего отдыха по полной программе для повеселевшей Марины: с красивыми дорогими подарками и полным обожанием достойного кавалера.
В один из вечеров, за роскошно накрытым столиком в дорогом ресторане Андрей сказал ей:
– Марина, дорогая, я безмерно рад тому обстоятельству, что всё так хорошо совпало у меня в это лето. Получается, что я не только замечательно отдохнул, но и встретил свою любовь. Я безмерно счастлив, что Судьба подарила мне двойную радость. Предлагаю тебе руку и сердце, делаю тебе предложение стать моей женой. Ты мне очень сильно нравишься, с первого взгляда понравилась, и это чувство во мне постоянно усиливается.
Я понимаю, для тебя это всё неожиданно, но у тебя будет время обдумать моё предложение. Одно могу сказать тебе определённо, я всё сделаю для того, чтобы ты была счастлива со мной. Я вполне обеспеченный человек и имею все средства и возможности сделать для тебя всё, что только пожелаешь.
Андрей сделал ей официальное предложение, и Марина начала потихоньку склоняться к этой затее. И тут опять-таки сыграли роль родители. Когда она сказала им о предложении Андрея, отец прямо воспылал энтузиазмом:
– Вот это действительно совсем другое дело! Разумный и достойный выбор. Ты только посмотри, Марина, каков мужчина: москвич, с прекрасным образованием и уже с должностью, явно, что будешь жить – в шоколаде.
Короче, Марина была, как и в первый раз, сломлена доводами отца, получив полное его одобрение. И согласилась на брак с Андреем – действительно выгодной партией.
А любила ли она его? Она не задавала этот вопрос даже себе, так как продолжала хранить в сердце свою любовь к Морису. А муж полностью обеспечил ей по тем временам, как и обещал, роскошную жизнь. В то время в молодом городе ещё не было так называемого элитного жилья. Но уже был выстроен для местной знати на берегу моря первый экспериментальный жилой комплекс с необычной планировкой, то есть спальни в этих больших комфортабельных квартирах находились на втором этаже. Внизу – большой холл, гостиная, кухня, библиотека и кабинет мужа.
Именно сюда, после пышной свадьбы, Генеральный директор крупного нефтяного холдинга привёз молодую красавицу-жену. И Марина, как ей и было обещано, сразу стала владелицей всего того, что явно и открыто говорило о престиже новой семьи Елисеевых.
Андрей был у неё первым мужчиной, чем несказанно гордился.
Через год у них родилась дочь, и затем – сын. Семья: муж и двое детей обязывали Марину полностью окунуться в заботы о доме, и её сердечная боль постепенно утихла. Она всё реже вспоминала о Морисе – первой своей настоящей любви.
ГЛАВА IV
C такими событиями в личной жизни Марина устраивалась на новую работу и стояла на пороге своей профессии. Точнее той, о которой мечтала с самой учёбы. И теперь несказанно радовалась тому, что ей неожиданно выпала такая удача.
Теперь ей предстояло привыкать к новой обстановке и вливаться в новый коллектив. Тем более что обе её коллеги тоже вскоре начали ездить на площадку. С одной из них Марина уже успела познакомиться, когда оформлялась на работу в отделе кадров. Первое впечатление о новой сотруднице – Татьяне, было у Марины весьма противоречивым: она показалась ей весьма спесивой и заносчивой особой. Хотя представляла собой, на взгляд Марины, обычную, даже несколько туповатую невзрачную худышку. Вроде молодая, но как бы неопределённого возраста. На вопросы Марины отвечала нехотя, вскользь, с совершенно необъяснимой снисходительностью. Хотя сама, как выяснилось чуть позднее, работала на предприятии не более двух недель.
Хотя бывает так, что первое впечатление далеко не всегда соответствует истине. Но Татьяна и внешне имела неказистую внешность. Марина невольно подумала: «Совершенно бесцветная, а гонора – хоть отбавляй». Хотя существует мнение, что у человека всего один шанс – именно первый, чтобы произвести на нового человека первое впечатление. Однако первое впечатление всё же накладывает отпечаток на дальнейшие отношения.
Зато вторая переводчица Ирина была доброжелательна и приветлива за двоих. У неё была кожа золотисто-медового оттенка, карие яркие глаза и очаровательная улыбка. «Вот где гармоничная внешность и радушие. Она сразу привлекает взгляд и вызывает расположение к себе», – подумала о ней Марина.
А выражение быстрых искромётных глаз Ирины, и яркие, хорошо очерченные от природы губы, открывающие в улыбке белоснежные зубы, тоже придавали её лицу своеобразную прелесть. Вот её облик сразу привлёк внимание Марины. Но, сказать по правде, вся прелесть Ирины заключалась только в верхней части фигуры, которую скульпторы называют бюстом – голова на грациозной шее и верхняя часть плеч. Марина не ошиблась в своём первом впечатлении, когда одна женщина интуитивно оценивает достоинства другой женщины.
И это первое впечатление оказалось вполне объективным. К тому же Ирина обладала, как выяснилось позднее, блестящим умом и обширными знаниями. Кроме того, она обладала искромётным юмором и остроумием, так как постоянно выдавала «на гора» свои собственные спонтанные афоризмы и различного рода смешные приколы. А то и довольно едкие, но меткие шуточки в адрес коллег-мужчин. Ирина особенно блистала на фоне бесцветной Татьяны. Зато на Ирину можно было, не уставая, смотреть и любоваться часами, настолько черты её очаровательного лица и мимика были подвижны и приятны.
Поэтому неудивительно, что она вскоре стала всеобщей любимицей – постоянно была контактной и доброжелательной ко всем, поэтому легко со всеми уживалась.
Ютились молодые переводчицы в маленьком кабинете – рабочие места себе не выбирают: куда посадили, тому месту и радуйся. Марина была готова выполнять любую работу. Потому что, оказавшись вне своего большого стола в рабочем кабинете и вне рабочего чрезвычайно активного рабочего ритма в школе, невольно про себя считала, что получает на новом месте немалые деньги как бы «ни за что».
Её, после кипучей деятельности в школе, немало внутренне смущала весьма умеренная нагрузка ИТР и служащих дирекции строящегося предприятия. Она, по её мнению, была более чем щадящей.
Начальник техотдела, к которому поначалу относились переводчицы, Перов Валерий Иванович, невысокий, приятной внешности мужчина, определил для Марины задание – два раза в день получать в городе и регистрировать документацию и почту для дирекции. Работа была для неё вполне приемлемая и посильная. Главное, что – активная. И Марина, будучи по натуре человеком аккуратным и исполнительным, принялась за эту работу с удовольствием. Она быстро наклеила на новые скоросшиватели этикетки и сортировала приходящую документацию по соответствующим папкам.
Вскоре на площадку пожаловал Главный инженер – Осейчук Дмитрий Федорович, немного полноватый и слегка высокомерный на вид, но симпатичный и представительный мужчина, каким и полагается быть Главному инженеру. Розовощёкий, приятной наружности мужчина. Его высокий чистый лоб обрамляла густая шевелюра вьющихся волос, внешность дополняли усы, которые он, непередаваемо чувственным движением большого и указательного пальцев, задумавшись, поглаживал…
Он поселился в одном из двух, отделанных для него и директора кабинетов. И молодая братия главных специалистов, как по команде выровнялась и подтянулась в дисциплине.
Существует мнение, что бывают гении от рождения и «от задницы», имеется в виду усидчивость, подкреплённая упорством и настырностью. Так он был как раз из таких – доморощенных гениев: засиживался допоздна, так как сам лично вникал во все тонкости обильно поступающей технической документации.
Но, и в самом деле, как иначе Главному инженеру без этой обязанности и подготовки? На его плечах такая колоссальная ответственность за грандиозное строительство крупнейшего в Европе химического комплекса. Короче, Главный своей самоотдачей порученному делу вызывал уважение во всём коллективе и подавал отличный пример всем главным специалистам.
В редкие минуты отдыха и хорошего настроения он улыбался такой открытой и радостной улыбкой, что вызывал невольное умиление. В общем и целом он был привлекательным мужчиной, но на женщин-сотрудниц он не обращал ни малейшего внимания. Хорошо это или плохо – уже второй вопрос.
Однажды Марина, сама того не желая, впала в немилость Главного, хотя в ту пору она и сама была далека от мысли кокетничать с мужчинами. Однажды она привезла в «Рафике» из города целую кипу документации и переносила папки из машины в кабинет. Вдруг подошёл к машине Главный и начал помогать ей выгружать папки.
И тут она, улыбнувшись ему, неосторожно сказала:
– О, да вы помогаете мне выгружать папки!..
Но его реакция обрушилась на неё неожиданно гневной тирадой:
– Что вы себе позволяете? Как вы себя ведёте?..
Он бросил папку и с крайне недовольным видом удалился.
У Марины вместе с брошенной бандеролью оборвалось сердце и она, уже с гневом на себя, подумала: «Ну всё, милочка! Теперь получишь сполна!» Забыла истину: «Кому послушен язык, тот больше помалкивает».
Хотя Дмитрий Фёдорович и не думал мстить ей. Однако его внезапная гневная отповедь на длительное время начисто уничтожила в ней росток кокетства. Она была настолько расстроена, что весь обед просидела как ослушавшаяся послушница и только с ужасом думала о том, как зайдёт к нему в кабинет после обеда попросить машину, чтобы ехать в город за почтой и документацией.
Но ей пришлось это сделать. Она вошла в кабинет к Главному, исполненная такого полного смирения, что он, видя на её лице смятение от его реакции и довольный произведённым эффектом назидания, наоборот, слабо улыбнувшись, вполне мирно сказал:
– Ладно, бери машину, только не задерживайся. Я сам должен ехать в город.
Марина с готовностью ответила:
– Хорошо, поняла. Я – мигом! Туда и обратно.
Но то, что заложено в характере человека, как известно, очень трудно искоренить одномоментно. Просто с ним Марина старалась вести себя очень осторожно и осмотрительно. А по сути своей она никогда не была слишком покладистой и подавляемой.
ГЛАВА V
К осени жизнь в рабочем корпусе и служебных помещениях начала приобретать человеческие формы: уже сделали несколько новых кабинетов и, соответственно, добавилось новой служивой братии. Постепенно застелили пол в коридоре второго этажа плиткой ПХВ, и уже не нужно было прыгать с кучи щебёнки на доску, чтобы добраться до своего рабочего кабинета.
Вскоре приняли ещё одну переводчицу с английского языка – Наталью. Она была намного симпатичнее Татьяны: высокая, стройная, кареглазая. И такая же общительная, как Ирина. Короче, «в их полку прибыло». Марина к тому времени уже адаптировалась к новым условиям, новым сотрудникам и своему рабочему ритму.
Но их радость была недолгой: в их уже обустроенный кабинет заселили более важных персон, а переводчикам выделили новый кабинет, без признаков жизнеобеспечения, то есть совершенно пустой: ни столов, ни стульев, даже одежду некуда было повесить. Им пришлось заново обживаться.
Ирина, отличающаяся острым умом и соответствующим ему языком, тут же изрекла:
– Да, Мариша, в этом кабинете твоё новое пальто в явном фаворе.
Марина удивилась:
– Вот как!.. Это ещё почему?
Ирина улыбнулась:
– Поясняю. Если по производственной необходимости нам придётся здесь заночевать, то моё пальто постелим на пол, а твоим – укроемся.
Но молодые оптимистично настроенные женщины не переживали. А потихоньку обживались. То, что могли где-то стащить – стащили; то, что могли, нещадно улыбаясь, выпросить, выпросили. Даже вешалку для пальто, в ответ на чаепитие, им прибили мужчины.
А как только активно начала поступать документация из Франции, Главный инженер отменил задание для Марины – ездить в город за почтой – и велел ей заниматься своими прямыми обязанностями – приёмкой документации.
В дирекцию начало приходить огромное количество серых фирменных папок с чертежами и разного рода инструкциями. И переводчики должны были на каждой папке и на каждом чертеже ставить маленькие треугольные заводские штампы и на них – дату приёмки.
После того, как свой кабинет занял Главный инженер, на площадку переехали и остальные главные специалисты во главе с самим директором – Аверьяновым Владимиром Сергеевичем. Директор был на диво импозантным мужчиной: высокий, статный, привлекательный внешне сорокалетний мужчина. Прежде он возглавлял одно из крупнейших предприятий Москвы. И теперь по распоряжению Министерства химической промышленности был, как и Главный инженер, направлен переводом в молодой город Шевченко, на строительство одного из крупнейших в Европе предприятий по выпуску аналогичной продукции.
Коренной москвич, он и всю команду главных специалистов привёз из Москвы. Хотя бытует мнение, что директора обычно «берут» с собой на новое место только личного водителя и секретаршу – как самых первых помощников и неизменных верных свидетелей личной жизни директора.
Так что команда главных специалистов была вся – как на подбор. И это понятно – проверенное лучше неизвестного. В его команду входили: Сергей Сергеевич Ольшанский – конструктор по профессии, он был назначен директором на должность Главного технического координатора проекта, короче – правой рукой директора.
Главный приборист – Анатолий Иванович Клюев; главный технолог – Николай Петрович Носков и другие…
Все мужички – как на подбор – молодые, уверенные в себе, прекрасно одетые, энергичные и полные рабочего энтузиазма. Но их ведь и действительно отбирал директор, казалось, даже по внешности, потому как через два-три месяца некоторые из них должны были отбыть во Францию для отборки и отправки основного оборудования, как было предусмотрено по контракту с головной французской фирмой.
Поэтому эта «плеяда созвездий», как быстро окрестила их Ирина, временно «набиралась сил» и морально готовилась к предстоящей командировке. Поэтому частенько из их кабинетов доносился беззаботный, а то и не по делу заразительный мужской смех. Хотя каждый из них должен бы был кропотливо изучать документацию по своему профилю.
Да два раза в неделю Марина и Ирина проводили для них начальный курс французского языка.
Но в основном «звёздная плеяда» проводила перед командировкой довольно беззаботную жизнь. Поэтому часто случалось так, что из их кабинетов доносилось ничем не оправданное веселье. На что опять-таки живо среагировала Ирина:
– Нет, вы только посмотрите! Мы тут, можно смело сказать, горбатимся-нянчимся с этими тяжеленными папками, а эти бездельники весело и задорно ржут в своих кабинетах. Где тут справедливость, а?!..
Кроме того, кто-нибудь из спецов захаживал к переводчицам в кабинет и елейным голосом намекал насчёт свежего чая. Женщины послушно тут же делали технический перерыв и исполняли их августейшее пожелание: включали чайник, заваривали чай и приглашали на чай так называемую производственную элиту.
На чай приходили все, кроме Ольшанского. Как-то Ирина не выдержала и спросила:
– А почему Сергей Сергеевич не приходит чай пить? У него что, чашки нет? Так мы ему в стакан чаю нальём.
На что Анатолий Иванович ответил:
– Такой он у нас! Индивидуальный! К нему особый подход нужен.
На что Марина подумала: «Надо же – особенный! Да просто ставит из себя невесть что».
А Ирина с улыбкой добавила:
– Дело хозяйское. Но как говорила моя бабуля, когда я капризничала и не хотела идти за стол: «Губа толста – кишка пуста».
Известно, для того, чтобы вызвать у женщины интерес к себе, мужчине самому нужно, как можно дольше, демонстрировать ей своё внешнее безразличие. И Марина начала невольно присматриваться к нему. Сергей Сергеевич Ольшанский и в самом деле разительно отличался от других мужчин. Другие специалисты иногда, в холодную погоду, приходили на работу в тёплых пуловерах, в вырезе которых неизменно виднелась рубашка с галстуком.
А Ольшанский ходил на работу только в костюмах, ладно сидевших на его стройной фигуре. Он не так легко шёл на контакт, а – наоборот. Он ходил по коридору с несколько вызывающим видом. Ольшанский имел обыкновение, засунув одну руку в карман брюк, тем самым отодвинув полочку пиджака, без малейшей улыбки, даже со слегка заносчивой миной небрежно проходить мимо. Как бы говоря: «Вот, смотрите, какой я!..»
Но даже на работе выглядел он неизменно элегантно: всегда в свежей рубашке и галстуке – в тон рубашки. Но вся его прелесть была в том, что он как раз имел внешность, которая нравилась Марине. Настоящий – её герой! Яркий темноволосый мужчина. У него были густые зачёсанные на косой пробор и чуть вверх волосы, причём настолько густые, что всегда идеально держались в причёске. Казалось, им даже ветер не страшен. У него было худощавое, правильной формы лицо с волевым подбородком. Средней ширины густые тёмные брови. Нос у него был прямой: более узкая переносица и хорошо вырезанные ноздри. Средних размеров хорошо очерченный рот с вишнёвого цвета, как у многих темноволосых людей, губами, постоянно привлекающими взгляд смотрящего своей цветностью.
Несказанно украшали его лицо большие и выразительные, особенной формы глаза: как бы удлинённые и расположенные по прямой линии. Они, прежде всего, украшали его и без того яркое лицо – волевое и значительное своей мужественностью.
А если он в разговоре удивлялся, его на редкость проницательные тёмные глаза слегка расширялись и становились ещё больше. Его глаза всё время были как бы под завесой тёмных ресниц, которые то смягчали проницательный взгляд, то, если он прищуривался, делали его взгляд загадочным. В такие глаза, если один раз посмотришь – уже не забудешь, настолько они даже внешне отражали его богатую внутреннюю жизнь.
Как и во всяком идеальном портрете в лице Ольшанского прежде всего привлекали глаза и волевой мужской рот с красивой, слегка ироничной улыбкой. А если Ольшанский улыбался, то – открыто, весело и непринуждённо
И в целом Ольшанский был красивым, ярким мужчиной, знающим себе цену и неизменно всем своим видом подтверждающим именно эту внутреннюю самооценку.
В его внешности явно, хоть и необъяснимо на первый взгляд, просматривалась яркая индивидуальность, которая, скорее всего, незримо подчёркивалась недюжинной внутренней силой. Довольно быстро о нем складывалось мнение, что этот мужчина знает себе цену, и другие просто обязаны последовать его примеру.
Сложно сказать, или в нём была какая-то особенная мощная энергетика, она ощущалась даже в этой его независимо-вызывающей манере ходить по коридору. Но в нём сразу чувствовалось что-то такое, что отличало его от других мужчин их группы. Так или иначе, но во всём его внешнем облике и манере вести себя незримо, но ощутимо чувствовался своеобразный скрытый магнетизм…
И если Марина проходила мимо него по коридору, он едва удостаивал её приветствием в виде едва заметного кивка головы. Именно это сердило её и одновременно вызывало интерес.
А вообще-то все эти молодые специалисты – кандидаты на поездку во Францию, жили весело. Ирина как-то не выдержала и опять сказала:
– Тут можно сказать, гнёшь свою трудовую спину, в поте лица осуществляя приёмку этих бесконечных серых папок, а эти, так называемые любимчики Фортуны, в это же самое время беззаботно покатываются от смеха. Даже обидно. Они, видите ли, должны целых два-три месяца морально готовиться к поездке. Но вместо того, чтобы корпеть над документаций и чертежами, весело ржут, – и в той же манере добавила, – а мы с Мариной, кроме своей занудной работы, должны ещё дважды в неделю вести для них курсы начального французского языка. Неплохо устроились ребята.
Высказавшись, она немного помолчала, затем с интересом в голосе продолжила:
– Но хочу заметить, самая аккуратная тетрадка у Ольшанского. Он, несомненно, очень способный ученик. Я, как учительница, очень довольна его успехами, – и она продолжила свои рассуждения, – хотя, конечно, при такой яркой внешности резко выделяется из всех остальных мужчин. Прежде всего, его выделяет педантичная аккуратность и подтянутость, вы, барышни, не находите? – обратилась она к коллегам.
Наталья согласилась:
– Да, я тоже обратила внимание на то, что на его туфлях нет ни одной пылинки, хотя нам по-прежнему приходится перепрыгивать на первом этаже через горы щебёнки, рубашка у него всегда свежая, галстук всегда в – тон, хотя все они живут пока без семей, в арендованной дирекцией гостинице.
Вторая коллега добавила:
– Меня ничто в нём не удивляет. При его внешности не мудрено, что он и несёт себя как самый настоящий красавец. Всегда ходит с высоко поднятой головой и вообще, во всей его осанке столько какого-то вызова, что ли?.. Ведёт себя как задиристый петушок, хотя и не задирается без повода, но в нём чувствуется мгновенная готовность к отпору. Короче, Ольшанский ведёт себя так, будто он – номер один во всей дирекции.
Марина только добавила:
– Как говорится: уважай себя и знай себе цену, остальные последуют твоему примеру.
Ирина весело продолжила:
– У этих молодых тридцатилетних избранников Судьбы сейчас и в самом деле прекрасное времечко. Им и остаётся лишь наслаждаться своей временной бездеятельностью.
Находясь через кабинет от переводчиков, мужчины так весело и беззаботно смеялись, что и молодые женщины начинали невольно улыбаться, сами не зная, с чего. Скорее всего, потому, что смех сам по себе заразителен, как и зевота.
Ирина сказала:
– Просто в толк не могу взять, с чего можно так веселиться?..
Марина посоветовала:
– А ты прямо сейчас войди в их кабинет и узнаешь ответ на свой вопрос. Впрочем, барышни, знаете ли вы, что женщина, чтобы быть здоровой, должна в течение дня смеяться 14 раз, а мужчины, поскольку они более мрачные типы – 17 раз. Вот наши мужички и набираются здоровья про запас. Во Франции они не больно-то посмеются, хоть французы и остроумный народ, но наши-то тонкостей их языка не знают.
Ирина согласилась:
– Да и мы сами, если положить руку на сердце, не ахти какие деятели, – и с улыбкой добавила, – мы тоже начнём свою настоящую трудовую деятельность несколько позднее, когда на площадку пожалуют французы.
Наталья добавила:
– Кстати, братцы, точнее, сестрицы., если у нас тоже временное затишье в работе, предлагаю подумать о предстоящем празднике. Надо уже что-то соображать и предпринимать по этому поводу.
ГЛАВА VI
Перед 7 ноября неожиданно вошёл в кабинет Ольшанский. Он держал на вытянутых руках довольно объёмный пакет, в верхней части которого виднелись цветы. И прямиком направившись к рабочему столу Марины, протянул ей пакет и слегка смущённо сказал:
– Это вам.
Марина растерялась и механически взяла в руки протянутый пакет.
Передав ей пакет, он стремительно вышел из кабинета.
Слегка придя в себя, Марина сказала:
– Девчонки, не спешите завидовать. Для цветов пакет довольно тяжёлый.
Развернула пакет, внутри, под цветами оказалась бутылка вина. И она тут же вскипела:
– Ну, это уже вообще дурь собачья! Идиотизм какой-то, за кого он меня принимает?.. За алкашку, что ли?
И не успели коллеги как-то отреагировать, схватила этот пакет и выбежала из кабинета. Влетела в их кабинет, считай, что ворвалась, поставила бутылку на стол Ольшанского, и гневно заявила:
– Я таких подарков не принимаю, впредь имейте в виду. И вообще, я предлагаю вам извиниться передо мной за свой бестактный поступок. Или вам не пришло в голову, что тем самым вы унизили меня перед коллегами?..
Ольшанский стоял у кульмана и делал чертёж декоративной решётки. Даже не обернувшись, он дерзко отрезал:
– И не подумаю. Это была не моя идея.
Марина вышла из кабинета, хлопнув дверью. Лишь через два дня к переводчикам в кабинет зашёл один из них – Анатолий Иванович, подошёл к Марине и сказал:
– Марина Александровна, меня Сергей Сергеевич послал извиниться перед вами, потому что это была моя идея с бутылкой вина.
Он не знал, как поближе познакомиться с вами, и я подал ему не совсем, как оказалось, удачную идею.
Марины, всё ещё сердитая на Ольшанского, ответила:
– Передайте ему, Анатолий Иванович, впредь своей головой пусть думает. Так и скажите.
После этого инцидента Ольшанский, встречая её в коридоре, всякий раз опускал глаза, но всё же с заносчивой миной на лице проходил мимо. В очередной раз не выдержала именно она и с издёвкой в голосе спросила:
– Что, Сергей Сергеевич, слабо было самому извиниться за свой поступок, парламентёра прислали?..
И, не дожидаясь ответа, прошла мимо.
С той поры они вообще не смотрели друг на друга. Но всё равно какой-то скрытый интерес продолжался, а не затухал. Ольшанский продолжал подчёркнуто не замечать её. И это был его, явно рассчитанный ход – всё по науке скрытного интригана.
Что касается Марины, то определённая доля кокетства, заложенная от рождения в каждой женщине, была крепко повязана семейными узами. Хотя к тому времени её муж, своими действиями и поступками, уже несколько раз вызывал в ней чувство глубокого недовольства, и даже раздражения.
Однажды он не пришёл домой ночевать. Утром оправдывался тем, что он был с коллегами в частной бане далеко от города. Это случилось спонтанно, и он не успел её предупредить. А Марина целую ночь металась по квартире в страшной тревоге и говорила себе: «Подожди, гад, придёт и моё время! Ты первый всё начинаешь…»
Именно в ту ночь в её душе, словно что-то обуглилось. Именно в ту ночь она как бы утратила нравственные обязательства по отношению к нему. Ибо, кто желает что-то сделать, к примеру, позвонить домой, ищет возможность, кто не хочет – ищет либо оправдания, либо отговорки…
К тому же муж не слишком часто спешил домой, к семье, проводя свои «деловые встречи» в компании молодых сотрудниц. А Марина находилась в то время в декретном отпуске и у неё, считай, не было никаких связей с внешним миром, кроме мужа.
Но, несмотря на появившееся невнимание со стороны мужа, она продолжала свято верить в то, что семья – это раз и на всю жизнь, как было у её родителей. Ведь первый жизненный опыт мы получаем именно в семье. И что мысли о других мужчинах – это крамола.
Поэтому Ольшанский был для неё, скорее всего, как блесна для умной и осторожной рыбы – вроде заманчиво, но лучше повременить.
Откуда ей было знать, что активная охота на неё со стороны молодого, крайне самоуверенного дельца уже началась, и что токи постоянного постороннего желания этого молодого азартного мужчины уже наполняют всё пространство вокруг неё... И каким-то непостижимым для неё образом уже обретают над нею власть.
Хотя лишь изредка он позволял себе небольшие реплики-намёки. Однажды Марина стояла около корпуса и ждала Ирину. Ольшанский проходя мимо, кокетливо спросил:
– Вы, случайно, не меня ждёте? – И, не дожидаясь ответа, демонстративно прошёл мимо.
Видно, так всё им было задумано, Марина даже ответить ему не успела. Но, главное, он тем или иным образом постоянно тревожил её душу.
Вскоре случай опять свёл их вместе. В ту пору по разнарядке от каждого предприятия на общегородское партийное собрание отправляли по нескольку человек. И директор от их небольшого пока, но перспективного гиганта химической индустрии отправил во Дворец культуры от женщин – Марину и Ирину, от мужчин – секретаря парткома и молодых главных специалистов, готовящихся к поездке за границу. Пока они доехали до города, немного опоздали. Народ, укомплектованный точно таким же образом, уже густо занимал центральную часть зала. Их группе пришлось приютиться на верхних рядах.
Зная, что на вечере будет и Ольшанский, она одевалась особенно тщательно. Надела красивое новое платье, которое очень шло ей, подкрасилась и тщательно уложила феном тёмные густые блестящие волосы, которые великолепно оттеняли её нежное молодое лицо. Марина взглянула на себя в зеркало и осталась довольна своим отражением. Так как при вечернем освещении она выглядела на все сто!..
Ольшанский намеренно сел через три кресла от неё.
В тот вечер она, сияющая внутренней подсветкой от близости Ольшанского, сильно понравилась симпатичному мужчине, по внешнему виду кавказцу или еврею, если он целый вечер не сводил с неё глаз. Ольшанский, без сомнения всю эту сцену наблюдал. Видели и остальные их коллеги.
А Марину этот пристальный взгляд незнакомца сильно смущал. Она не выдержала и шепнула Ирине:
– Чего он на меня так уставился?..
Ирина тут же ответила вопросом на вопрос:
– Как, чего?!.. Не строй из себя такую уж непонятливую – понравилась! Тебе повезло, – добавила она завистливо, – ты только посмотри на него, это же – белая косточка! Обрати внимание на то, как он одет. Этот мен, милочка, из тех ребят, которые привыкли брать всё самое лучшее. Так что, радуйся, ты оказалась лучшей для него из целого зала! Такие господа привыкли ни в чём себе не отказывать. Тебе повезло, – повторила она, – он весьма и весьма недурён собой этот незнакомец. Ты только посмотри, какое у него породистое лицо. А как глаза у него горят, прямо – пылают. Он, видишь, ни на кого, кроме тебя, не обращает ни малейшего внимания.
Марина прошептала:
– Так он что, так и будет пожирать меня глазами?
Ирина усмехнулась:
– Не только! Вот увидишь, он обязательно сделает попытку познакомиться с тобой. Такие мужчины, повторяю, привыкли ни в чём себе не отказывать.
Незнакомец сидел и действительно, не отрываясь, смотрел на Марину, не обращая ни малейшего внимания ни на кого из рядом сидящих, хотя многие из них начали тоже оборачиваться и с любопытством искать глазами женщину, которую так пристально сканирует и поглощает глазами этот красавец.
А Марину это почти повальное внимание вокруг сидящих зрителей уже порядком начало выводить из себя. Она снова шепнула Ирине:
– Слушай, Ира, я сейчас выйду, не могу уже больше выносить эту ситуацию. Чего он в самом деле уставился? Не понимаю.
Подруга, как рациональный человек, подсказала:
– И не думай! Он тут же выйдет за тобой. А тебе это надо?! Ты же видишь, ему на всех наплевать. А потом твоему супружнику радетели – вон их сколько! – тут же донесут. И будет ещё хуже. Люди ведь подумают, что ты специально вышла, – и тут же восхищённо добавила: – Но каков мужик, а?!.. Настоящий орёл! Лично мне он положительно нравится. Кто из наших способен на нечто подобное? Любой бы зашугался. Это я тебе точно говорю. А этот – редкий экземпляр! Настоящий мачо!..
Но Марине было не до положительных оценок подруги. Она опять прошептала:
– Но ты только посмотри, Ира, как он позорит меня: смотрит, даже не оборачиваясь к сцене. Я уже сто раз пожалела, что надела это новое жёлтое платье, сижу в нём среди тёмной массы зрителей, как подсолнух в сумерках, выделяясь из всех. Может быть, он и уставился на меня именно по этой причине?
Ирина недовольно прошептала:
– Ох, не кокетничай!.. Можно подумать, что в тебе, кроме платья, не на что посмотреть. Ты сама ему понравилась, а не твоё платье в сумерках.
Но Марина и впрямь была расстроена. И по этой причине ничего не видела и не слышала из того, что происходило на сцене.
Наконец в зале включили свет, и Марина чуть ли не бросилась к выходу, хотя даже спиной чувствовала любопытные взгляды толпы, спешащей за нею. А сослуживцы-мужчины, наоборот, не торопились покидать зрительный зал. Наконец они вышли и пригласили своих спутниц в буфет пропустить по рюмашке, как они озаглавили свои намерения.
А пока они все стояли на втором этаже, ожидая, когда схлынет толпа – то есть загнанная в зрительный зал ДК масса народа.
Вдруг, как из-под земли, вырос перед ними незнакомец – высокий стройный мужчина в безукоризненном сером костюме, ладно сидевшем на его стройной фигуре. На вид незнакомцу было лет сорок, то ли еврей, то ли кавказец. Его холёное лицо и весь властный облик явно говорили о том, что он не привык к отказам.
Он подошёл к их группе и вежливо спросил у мужчин:
– Разрешите на пару минут пригласить вашу даму?
В ответ все мужички недоумённо пожали плечами, не проявляя другой реакции.
Тогда незнакомец взял Марину под локоток, отвёл в сторону и властно прошептал:
– Скажите, милая незнакомка, среди этих мужчина есть ваш муж?
Марина от неожиданности до такой степени растерялась, что, не успев ничего придумать, ответила:
– Нет.
Тогда незнакомец более взволнованным голосом прошептал:
– Я вас очень прошу, дайте мне номер вашего телефона. Очень прошу, – вежливо повторил он, – я вам всё объясню. Я же вижу, как вы нервничаете и сейчас уйдёте. Пожалуйста, скажите мне номер телефона. Только номер телефона.
Его тёмные властные глаза были широко раскрыты, и Марина невольно загляделась в них. Затем, взглянув на своих спутников, они стояли с поджатыми губами, то есть с явно осуждающим видом, Марина, повернувшись к незнакомцу, нерешительно спросила:
– А зачем вам номер моего телефона?
В ответ он чуть ли не взмолился:
– Прошу вас, прекрасная незнакомка, только номер телефона! – Я вам всё объясню.
Но Марина решительно ответила:
– Но вы ставите меня в неловкое положение перед моими коллегами. К тому же все обращают внимание на меня. Извините.
Мужчина не осмелился удержать её за руку, и Марина снова подошла к своим, они уже уселись за столиком в буфете.
Через пару минут Анатолий Иванович, друг Ольшанского, сказал:
– Вот это – да! Наша Марина имеет явный успех у красивых мужчин! Вы только посмотрите на этого респектабельного господина, который тоже пришёл в буфет и не сводит с Марины глаз.
Марина сидела спиной к противоположному ряду столиков в буфете, и ей пришлось полуобернуться, чтобы снова встретиться взглядом с большими выразительными глазами незнакомца. Казалось, он и впрямь ничего вокруг не видит, кроме её лица. Он смотрел на Марину так откровенно, явно, в буфете, как и в зрительном зале, не обращая ни на кого ни малейшего внимания.
Спустя пару минут к их столику подошла официантка, поставила на стол поднос с бутылкой шампанского, большой плиткой шоколада и сказала, обращаясь к Марине:
– Это вам от мужчины, сидящего вон за тем столиком.
Марина была в крайнем замешательстве, так как это был первый в её жизни подобный прецедент. Она не знала, принять ли этот дар или отказаться. Но за неё принял решение один из сидящих за столом коллег. Он быстро взял бутылку, открыл её, разлил вино по стаканам и, подняв свой, посмотрел в сторону незнакомца, как бы говоря: «За твоё здоровье!»
Марина сидела, красная от смущения, зато Ирина прокомментировала происходящее:
– Теперь вы видели, дорогие коллеги, как должен поступать настоящий мужчина.
Ольшанский презрительно хмыкнул в ответ и демонстративно не притронулся к своему стакану с шампанским.
Ирину не смутил этот жест недоброй воли и она продолжила:
– А вы что, уважаемые?! Купили две бутылки бормотухи и сто граммов карамелек – на всех. А теперь хоть есть, чем закусить шампанское.
Марина была настолько смущена реакцией сослуживцев, что не решилась повернуть голову и взглядом поблагодарить мужчину за уже открытую бутылку шампанского.
Тем временем уже подвыпившие мужички начали подначивать Марину:
– Ну всё, Мариша! Теперь он тебя обязательно украдёт и поселит в избушку на курьих ножках.
Снова вмешалась в разговор находчивая подруга:
– Это вы, господа, от зависти делаете такие мрачные прогнозы. Сразу видно, что у него такой дворец имеется в наличии, какой ни вам, ни вашим внукам не приснится. И потом, чего это вы взялись потешаться, хотя смакуете не вам подаренное шампанское. А вам просто завидно, что влюбился мужчина с первого взгляда, это же невооружённым глазом видно. Кто из вас, уважаемые, способен на нечто подобное, а?!..
Ольшанский опять хмыкнул:
– Видали мы таких рыцарей!
Ирина, с лёгкой издёвкой в голосе, продолжила:
– А мы вот – нет! Мы с Мариной такого рыцаря первый раз видим. И рады, что они существуют.
Когда уходили домой, незнакомец всё ещё сидел за своим столиком. Марина лишь мельком взглянула в его сторону. Судя по всему, у него было откровенно расстроенное лицо: вполне возможно, что этот великолепный мужчина впервые в жизни получил отказ. Но он даже не повернулся, хотя Марина, спускаясь со второго этажа по лестнице, постоянно смотрела в его сторону, пока он не скрылся из виду.
Когда вышли на улицу, Марина тоже была внутренне расстроена, особенно не просто недоброжелательными, а откровенно злобными комментариями Ольшанского. Лишь один раз после этой встречи она видела этого загадочного незнакомца и, как ни странно, рядом со своим домом. Она вышла по делам из своего подъезда и к своему величайшему изумлению увидела его у соседнего подъезда. Он стоял спиной к ней и оживлённо разговаривал с каким-то боссом, который тоже жил в их элитном доме. Около их дома часто появлялись такие неожиданные и важные субъекты.
Марина сразу узнала его по высокому росту и гордой посадке головы. Но она резко развернулась и, на ослабевших от волнения ногах, быстро пошла в противоположную сторону. И, завернув за угол, несколько минут стояла, чтобы отдышаться…
На работе мужички ещё долго в шутку подкалывали её, напоминая о внезапном приключении на вечере во Дворце культуры. Сама Марина тоже довольно долго была под впечатлением после неожиданной встречи с красивым, ярким и необычным мужчиной. В жизни так случается, что иногда слова или даже признания оставляют меньший след, чем память о каком-то неожиданном и особенно ярком поступке даже незнакомого человека, который оставил неизгладимое впечатление.
Хотя про себя Марина часто недоумевала: как так могло случиться, что незнакомец обратил внимание, да ещё такое подчёркнутое и пристальное, именно на неё, ведь Ирина тоже была хороша собой. Может быть, во всём этом была какая-то загадка, которую он обещал ей объяснить, да она не захотела выслушать.
ГЛАВА VII
А в основном дни шли своим чередом, приближались ноябрьские праздники. Заодно и отъезд во Францию заводских «иностранцев», которые по-прежнему заливисто и беззаботно смеялись в своих кабинетах. Но сами праздники всегда встречались и отмечались с большим воодушевлением. Во всех кабинетах устраивались пышные застолья. Прямо на работе, часов с 10 утра, вовсю носились по коридору съестные запахи – один ароматнее другого…
К обеду двери закрывались. На какое-то время воцарялось сдержанное молчание, что говорило само за себя: идёт активное поглощение пищи, которое затем сменялось безудержным весельем, доносящимся из-за дверей кабинетов, а то и приглушённым пением.
И до самого отъезда домой веселье практически не прерывалось.
В этот раз «иностранцы» решили пригласить на чаепитие с возлиянием и молодых переводчиц по случаю того, что они должны были через неделю отбывать во Францию.
Марина невольно заволновалась, она изо всех сил старалась держаться с Ольшанским дружественно, но отстранённо, хотя какое-то тщательно скрываемое от других, но явно ощутимое внутри себя волнение, охватило её.
Подчёркнуто весело молодые женщины готовили закуски для застолья. Все женщины щебетали без умолку, и только Марина всё делала молча. Никто ничего не знал, в том числе и сама она, почему и отчего это всё происходит в ней.
Хотя проницательная Ирина уже несколько раз говорила ей:
– Послушай, Мариша, мне кажется, что Ольшанский неровно дышит по отношению к тебе, особенно при твоём появлении.
Марина, как можно равнодушнее, ответила:
– Да с чего ты взяла?
Ирина ответила:
– Да с того, что голову имею, а на ней – глаза. – Затем, хитро улыбнувшись, добавила: – Э-э-э, милочка моя, это словами не объяснить, – это чисто женское – нутряное.
И Марина вдруг осознала это внезапное: «чисто женское, нутряное…». По-настоящему ощутила – вот что сильнее всего озадачивало её, хотя она всеми силами сдерживала себя, боясь даже себе признаться в этом открытии, и которое сейчас в такой доступной форме растолковала ей подруга. И что последнее время всё сильнее озадачивало её, так как происходило с нею впервые после замужества.
В школе и в институте она, при своей яркой неотразимой внешности и при остром природном уме никогда не знала нехватки в поклонниках. Наоборот их было – хоть отбавляй! Марина легко могла привлечь к себе внимание любого парня, стоило ей этого захотеть.
Но после замужества Марина сознательно подавляла в себе любые попытки к кокетству, считая материнство и семейный очаг такой ипостасью, которой следует служить верно и преданно. Но в этот раз волнение привнесено и даже вселено в неё извне, поэтому абсолютно не было подвластно рассудку. Оно просто появилось, и с ним ничего сознательно сделать – невозможно.
Тем временем женщины энергично накрывали на стол, который получился не хуже, чем дома, разве что посуда была неказиста, да стаканы гранёные. А недостающий комплект посуды восполнялся пиалушками. Хотя всё остальное, в том числе и праздничные закуски – принесено из дома в многочисленных судках и пакетах. Одно название – в складчину. Тут и соленья, и варенья, и разнообразные пироги и масса другой домашней снеди. Публика, в виде входящих в кабинет мужчин, при виде такого изобилия, радостно потирала руки.
Наконец все собрались и начали облюбовывать себе посадочные места и соответствующих партнёров: соседа или соседку. Не было только Ольшанского. Может быть, его задержал директор, и он не знал, где место встречи праздника. Но вариантов было всего один – он опаздывал. Или делал это специально, чтобы накалить обстановку – он это может. Он – такой. Или его и вправду тормознул кто-то из руководства.
Мужчины подождали его минут десять, затем, когда послышалось коллективно урчание в их животах и особенно желание приложиться к стакану, все дружно уселись за стол. Затем начали, один за другим, предлагать начать торжество без него. Женщины для приличия сопротивлялись, но мужской напор оказался сильнее.
Марина вовсе не думала о застолье. Она почувствовала, что её волнение возрастает с каждой минутой. Ей было совершенно непонятно, почему её даже изнутри колотит мелкая нервная дрожь, хотя она изо всех сил старались держать себя в руках и внешне казаться спокойной. Но полностью овладеть собой никак не удавалось и не получалось.
Наконец вошёл Ольшанский, все мужчины дружно накинулись на него, так как у всех были уже налиты бокалы, оставалось только произнести торжественный тост за праздник и выпить.
Марина посмотрела на свою руку, стакан в её руке мелко-мелко дрожал, но не будешь же его держать двумя руками?.. И не поставишь на стол, все сразу же обратят на это внимание. Все заметят и завопят, а ей так не хотелось обращать на себя коллективное внимание.
Ольшанскому, как опоздавшему, досталась пиалушка с вином. Он взял её и остановился с Мариной у стенки. Марина стояла потому, что остался только один стул, и она посчитала, что невежливо занимать его как хозяйке.
Она невольно обратила внимание на то, что пиала с вином в руке Ольшанского тоже дрожит, но каждый из них был погружён в свои собственные ощущения. Марина подчёркнуто-бодрым голосом сказала:
– Ну, что же?! Поскольку ни в одном кабинете не найти сейчас свободного стула, придётся нам с вами, Сергей Сергеевич, сидеть на одном стуле.
Ольшанский тоже с подчёркнутой готовностью подхватил:
– Я лично ничего против этого не имею.
Они впервые прикоснулись плечами друг к другу. И вдруг, как по сигналу, дрожь в руках у обоих прекратилась, словно замкнулась какая-то невидимая цепь. Но как только кто-нибудь из них, хоть на несколько секунд отодвигался, в руках невозможно было что-либо держать. А как только их плечи снова придвигались и соприкасались, в одно мгновение всё снова становилось спокойно.
Такого странного явления, а тем более ощущения, Марина в жизни своей никогда не испытывала. Ничего подобного с нею никогда не происходило, и она никак не могла объяснить себе этот феномен.
Хотя однажды приятельница рассказывала Марине о том, как познакомилась со своим вторым мужем:
– Стою, – говорит, – как-то в автобусе, а такая толпа со всех сторон давит, просто нечем дышать… А перед тем, как войти в автобус, я увидела его и сразу обратила на него внимание. Мне даже показалось, что он кивнул мне, как знакомой.
И вдруг он оказался рядом. А во время торможения автобуса его так придавили, что он прикоснулся ко мне всем телом, и меня словно электрический разряд полоснул, я сразу поняла, что именно этот мужчина мне нужен, раз я так среагировала на него.
Познакомились и вот уже несколько лет живём вместе. И я ни разу не разуверилась в том, что остановила свой выбор именно на нём. В постели он – просто чудо! А это ведь много значит в семейных отношениях.
Марина, вдруг вспомнив рассказ приятельницы, подумала: «Оказывается, во всём есть какие-то тайные знаки!» Вот и она сидела сейчас, прикасаясь к этому совершенно чужому плечу, но бессознательно или осознанно желала, чтобы так оставалось подольше. Ольшанский чувствовал, видимо, то же самое, так как и не думал отстраняться.
Но окружающий народ есть народ – он же глазастый. Да и внутреннее состояние этой парочки, скорее всего, передавалось другим, поскольку было весьма красноречивым. Кто-то из мужчин не преминул заметить:
– Вы только посмотрите, друзья, как устроились эти счастливчики, сидят на одном стульчике, как голубки. И, судя по всему, никто из них – не в обиде. Я тоже так же хочу!..
Все взоры мгновенно обратились к Ольшанскому с Мариной. И она, быстро смекнув, что в такой ситуации мужчина ни за что не найдётся, парировала:
– Да, а что?! Мы и впрямь очень неплохо устроились. Главное, никто из нас – не в претензии. Очень удобно. Вы об этом только мечтаете, а для нас это уже – реальность!
Все дружно засмеялись, а плечо соседа выразило Марине свою молчаливую признательность. А после публичного признания его прав Ольшанский принялся уже осознанно и с видимым удовольствием прижиматься к плечу Марины.
Жаль только, что время от времени публике приходилось выходить из-за стола. И поскольку кабинет был узкий и маленький, плюс к тому заставленный сдвинутыми столами, счастливой парочке приходилось всякий раз вставать со стула и пропускать кого-нибудь из коллег.
А Ольшанскому с Мариной хотелось опять сидеть рядом и касаться друг друга плечами, пока ситуация не стала казаться для других комичной. А комизм жизни всегда соседствует с реальностью.
Анатолий Иванович, по-видимому, близкий друг Ольшанского, громко «посочувствовал» ему:
– Слушай, Сергей, ты что, так и будешь сидеть в неудобной позе? Видишь, уже и стулья некоторые освободились, а ты всё мучаешься. Сядь отдельно.
Марина гневно подумала: « Ну, всё им надо!»
Ольшанский, словно прочитав её мысль, с деланным весельем ответил:
– С чего ты, любезный, взял, что я мучаюсь? Ты что, исключаешь мысль, что я наслаждаюсь?
Марина тоже добавила:
– С чего вы, друзья, взяли, что мужчина мучается?.. Может быть ему хорошо, верно, товарищ Ольшанский?
И тут она впервые прямо посмотрела в глаза Сергея Сергеевича. И он, хоть и старался скрыть от всех своё состояние, тоже на мгновение посмотрел Марине прямо в глаза проницательным взглядом тёмных выразительных, слегка расширенных от волнения глаз, и сказал только для неё:
– Да!
У Марины от этого уверенного и убедительного «да» что-то ощутимо дрогнуло внутри. Но больше она не старалась провоцировать его на подобную откровенность.
Тут начались танцы под маленький магнитофон, который принёс кто-то из спецов. Марине так хотелось, чтобы её на танец пригласил именно Ольшанский, и можно было бы уже в танце обнять его за плечи и почувствовать на талии прикосновения его рук. Достаточно длительное и красноречивое касание его плеча уже оформило в ней это желание. Она ждала, что так и будет, и ей всё больше хотелось этих пока неосознанных до конца, но таких приятных ощущений.
Но, к её великому сожалению, его срочно вызвали к директору, и он ушёл. Праздник закончился без него.
Марина весь конец праздника и дорогу домой чувствовала себя крайне раздосадованной. Но когда эта внутренняя неудовлетворённость несколько улеглась, она бесчисленное количество раз вызывала в памяти все те томительные ощущения, которые испытала, не совершая ничего постыдного, неявного для всех, но душа её была переполнена этими новыми захватывающими эмоциями, которые не вызывали ни у кого из присутствующих никакого беспокойства.
Но стоит только лечь, закрыть глаза, и все чувства по проторённой дорожке возвращаются к тебе, словно ты слегка отмотал видеоленту назад.
Марина целую неделю ходила под этим впечатлением от праздника и, главное, от события на нём.
А Ольшанский, как Главный технический координатор проекта, через неделю отбывал в свою длительную командировку во Францию для комплектации и приёмки оборудования.
Марина постоянно думала: «Неужели не зайдёт попрощаться перед отъездом?» Но он действительно все последние дни бегал как заведённый, занимаясь оформлением всех необходимых бумаг. А их, как известно, перед такой длительной поездкой бывает невиданное количество. Он постоянно отлучался с работы в город для опять-таки улаживания всяческих формальностей.
На работе, если пробегал по коридору мимо, то, как комета, едва кивнув головой. И к великому огорчению Марины, ей ни разу не удалось просто посмотреть в его глаза и понять, что же в них происходит и происходит ли?!
Так он и не зашёл.
Лишь на следующий день после его отъезда его друг Анатолий Иванович принёс в кабинет переводчиков бутылку вина, красиво украшенный торт и сказал всем, хотя всем было ясно, что слова предназначены для Марины:
– Сергей Сергеевич просил извиниться за то, что он не смог зайти попрощаться. Он передаёт вам, девушки, торт и вино и просил поднять рюмку за его благополучный отъезд.
Марина была безутешна, но ей приходилось всё держать в себе. Для неё это была такая деликатная тема, которой ни с кем из сотрудниц не поделишься. Да и она сама больше чувствовала, чем могла бы это точно и ясно сформулировать. И потом, как об этом расскажешь? Все же видели, что они лишь слегка соприкасались с Ольшанским плечами. А что при этом происходило с ними и между ними – это уже другая тема, что называется, из области запредельного.
Марина всё переживала в себе. Это чувство было неожиданным, радостным и мучительным одновременно. И достаточно острым ещё несколько дней. Видимо потому, что пока он был в стране и постоянно думал о Марине, словно невидимой нитью привязывал её душу к себе.
Но со временем яркие воспоминания стали акварельными.
ГЛАВА VIII
Жизнь продолжалась путём чередования мелких и значительных событий. Переводчицы по-прежнему занимались приёмкой и оформлением документации.
Лишь изредка на завод поступали акты об отправке того или иного оборудования, под которыми стояла подпись Ольшанского. У Марины при получении этой весточки невольно вздрагивало сердце, но сам он был так далеко и уехал так надолго. И Марине было по-прежнему обидно, что он не нашёл минутки, чтобы забежать и попрощаться перед поездкой.
Лишь значительно позднее он ей пояснил, что это было рассчитано и сделано специально: рана уязвлённого самолюбия гораздо дольше не заживает, тем самым на более длительное время оставляет след в памяти того, кто остался. А рубец и вовсе не исчезает.
А этой личности так хотелось, как можно дольше остаться в её памяти. Приди ты честь по чести простись, и о тебе в лучшем случае немного повспоминают, а потом и вовсе забудут. Точно так!.. Расчёт оказался верным – полностью оправдал себя.
А так Марина с нетерпением ждала хоть каких-нибудь вестей из Франции. А ко всем праздникам Ольшанский обязательно присылал красочную открытку на имя директора и всех поздравлял с праздником. А поскольку коллектив был небольшой, то директор зачитывал текст поздравления на первом же собрании. И Марине казалось, что всё в этих праздничных пожеланиях адресовано лично ей. Или – только казалось?!..
А в остальном производственная жизнь текла, как ей положено: коллектив постепенно рос. На строительную площадку, точнее в заводоуправление, прибыли ещё несколько человек. А так как им разместиться было негде, руководство приняло решение временно «уплотнить» имеющиеся кабинеты, пока строители заканчивали отделку кабинетов на первом этаже. Таким образом, переводчиков «осчастливили» подселением двух сотрудниц: экономиста и технолога, о которых, пожалуй, стоит вкратце сказать, ибо их суть поучительна.
Первая – Валентина Ивановна, экономист, была старше всех женщин, сидящих в кабинете. Она представляла собой весьма специфический типаж: так, например, она в течение часа раза два минимум и в одной и той же форме повторяла, что она – благороднейший и честнейший человек и в жизни своей не свела ни одной сплетни. Но, тем не менее, все сплетни, которые зарождались в заводоуправлении и появлялись в кабинете, исходили именно от неё.
Всё вовне и извне передавалось именно через неё.
Хотя внешне она, чего греха таить, была весьма привлекательной женщиной: большие серо-голубые глаза, мягкая, какая-то инфантильно-слащавая улыбка, в которой она, видимо, усматривала свой особый шарм. И в целом вся такая немного «разнеможенная», что выражалось в плавных движениях красивых ухоженных рук, соответствующими поворотами головы и специфическим закатыванием глаз в особо эмоциональных моментах какого-либо повествования.
Валентина Ивановна была хорошо – рельефно сложена, а потому и привлекательна в целом. Но Марине надолго запомнились её интимно-личностные моменты.
Однажды Валентина сильно, даже чрезмерно разоткровенничалась:
– Вы знаете, девчонки (хотя никто из них не был с нею в доверительных отношениях), но она мечтательно, закатив глаза и ничуть не смущаясь удивлённых глаз сотрудниц, продолжила:
– Как меня любил один мужчина. Так любил, так любил… Так уговаривал меня хотя бы покататься с ним, посидеть на берегу моря. Постоянно твердил мне, что без моего согласия даже пальцем не прикоснётся ко мне. Только бы я поехала с ним.
Известное дело – любовная тематика извечно привлекает слушателей своей загадочностью. Какова бы она ни была в конце, но в начале мало какую женщину оставит равнодушной. И девицы с готовностью навострили уши.
Тем более Валентина вдохновенно продолжала:
– Какой это был галантнейший кавалер, – добавила она запредельной одухотворённости в воспоминания, – вы не можете себе даже представить, на какие выдумки он только ни шёл, чтобы привлечь моё внимание или порадовать меня. Прихожу как-то домой, в почтовом ящике – букет белых хризантем.
Ирина не выдержала и вставила реплику в стройное повествование Валентины:
– Хотя за данное деяние экзальтированного влюблённого можно было легко схлопотать по «кумполу» от любящего супруга.
Коллеги шикнули на неё:
– Да подожди ты, Ирина, что дальше было?..
Валентина, сердцем воспринявшая интерес публики, с воодушевлением продолжала:
– Второй раз прихожу – цветы в дверной ручке.
Кто-то из активных слушательниц подхватил:
– Судя по действиям мужчины, он действительно был серьёзно увлечён. На нечто подобное мужчина способен только в период активной влюблённости.
Валентина Ивановна продолжала, на секунду закатив глаза от пленительных воспоминаний:
– Так всё года три продолжалось, никак он забыть меня не мог, по дороге на работу и с работы встречал, у магазина поджидал, и постоянно твердил, что жить без меня не может, – с гордостью в голосе подытожила она.
Ирина тут же задала резонный вопрос:
– И вы что же? Устояли, Валентина Ивановна?..
Валентина солидно продолжила:
– А я всё держалась. Хотя он как-то узнал, по какой путёвке я поехала в санаторий, и приехал ко мне.
Кто-то из девушек весьма заинтересованно спросил-уточнил:
– И там большая луна – покровительница всех влюблённых, сделала своё дело: соединила ваши сердца и тела?..
Валентина, с никому не понятной гордостью, заявила:
– Нет. И там я устояла. Мы просто гуляли вечерами, он держал меня за руку.
Шутница Ирина опять не удержалась:
– Когда хотелось за ногу.
Марина подумала: «Когда по собственной воле выносишь сокровенное на всеобщее обсуждение, надо быть готовой ко всему. В том числе и к таким ироничным репликам».
Девицы зашикали на Ирину, а она всё же продолжала в том же тоне: – И что, Валентина, так и не накрыло вас волной взаимного желания? Но он же не был для вас первым встречным на аллее?! А несколько лет безответно вздыхал и томился…
Валентина Ивановна с подчёркнутой гордостью продолжила:
– Так он же видел, что со мной ничего этого не получится, поэтому не настаивал. Лишь один раз он пригласил меня погулять с ним по лесу.
Ирина тут же с весёлым энтузиазмом продолжила:
– В трепетной надежде, что за него всё сделает лесной дух-искуситель. И вы, такая неосторожная, согласились гулять с ним по лесу?
Валентина слегка обиделась:
– Да не драматизируй ты, Ирина, и там ничего не было.
Насмешница Ирина улыбнулась:
– Вы нас конкретно разочаровываете, Валентина Ивановна. Как это возможно, чтобы и в лесу ничего не было?!.. Дома, на море – это ладно, дома особо не забалуешь, особенно, если опыта нет, но чтобы в лесу ничего не было – это, извините нас активных слушателей, весьма настораживает. Он что, и впрямь такой робкий, что не использовал шанс заманить вас как можно дальше в лес, завалить на траву-мураву и популярно объяснить-доказать, наконец, кто здесь главный!.. Но вы хоть в той упоительной ситуации, когда всё вокруг не просто шептало, а криком кричало о любви, позволили ему хотя бы подержать вас за ручку, не от двери, разумеется, – продолжала она иронизировать, – а за вашу собственную подержать?!
Валентина слегка закатила глаза от внезапно-пылкого, но совершенно неуместного на рабочем месте воспоминания и подтвердила при таком сказочном для неё воспоминании, вовсе не замечая иронии:
– Да, за руку он меня держал, постоянно повторяя: «Вы, Валентина, просто святая женщина. Я впервые такую встречаю. Сколько раз на курортах бывал, и всякий раз знакомился с доступными женщинами. А вы – просто святая! Ничего у нас с вами не было и, видно, не будет, а я так счастлив просто общаться с вами, с вашей так необходимой для меня духовностью, я этот отпуск сохраню в памяти, как редкую жемчужину.
Ирина тут же с готовностью добавила:
– А что ему ещё оставалось делать, как не добавить эту жемчужину к своей обширной коллекции, – и с улыбкой продолжила, – вас там обоих, прямо в этом санатории в красную книгу часом не занесли?..
Наталья вступилась за рассказчицу:
– Ирина, перестань, пожалуйста.
А Валентина Ивановна, ни на что не взирая, продолжала парить в радужных воспоминаниях:
– И я тогда провела чудесный отпуск. Женщина я, как сами видите, яркая, но мне не надо было опасаться посторонних приставаний или слышать грязные намёки. Мы с ним просто наслаждались.
Ирина опять не удержалась:
– Хотя наслаждаться искусством беседы можно и после самого наслаждения. Немного отдохнул и – наслаждайся сколько душе угодно…
Валентина продолжала, потому что никакие реплики Ирины не способны были прервать поток её сладостных воспоминаний:
– Мы с ним просто наслаждались близостью друг друга.
Ирина воскликнула:
– Ой ли! Да не близость это была!.. Здесь более уместно сказать, присутствием друг друга, если вы со зверски влюблённым мужчиной хренью какой-то занимались.
В этом месте Валентина активно пошла в защиту их обоих:
– Нет, я ни о чём не жалею, если и он в конце отпуска клялся, что тоже ни о чём не жалеет.
Ирина опять беззлобно хмыкнула:
– Девочки, вы имеете редчайшую возможность – лицезреть перед собой новый тип святости, точнее, её уникальный образец полностью исчезнувшего с лица земли вида, – ну, вы, Валентина Ивановна, истинная женщина-феникс, да только никто вам памятник из-за неведения ваших заслуг не поставит. А влюблённый мужчина после вашего, скажем мягко, бессмысленного отказа наверняка прозрел. И его состояние – «многолетнего стойкого стояния» по возвращении домой полностью угасло, верно, я вас поняла?!.. Ведь любого нормального здорового мужчину такая ситуация капитально выхолащивает. Если влюблённый не встречает взаимности, он обязательно когда-нибудь уйдёт.
Через пару дней одна из сотрудниц азартно сообщила:
– Братцы, а хотите узнать, какому мужу эта дурында хранила верность?..
Все в кабинете с интересом вскинули на неё глаза. Сотрудница продолжала:
– Вчера мы зашли с нею к ней домой, она пригласила меня померить новый костюм, который узок ей в бёдрах. Нас встретил её муж – такое несусветное мурло, что словами не опишешь – это видеть надо. Короче, без слёз не взглянешь, от одного его вида в дрожь бросает. И знаете, что он ей устроил? Он, ничуть не стесняясь меня – совершенно постороннего человека, с матами набросился на неё только за то, что она забыла поставить купленный квас в холодильник. Он так орал на неё, я думала он её прямо при мне ударит. Я в одно мгновение выскочила вон, чтобы не присутствовать при этой мерзкой сцене. Даже костюм не стала мерить.
Ирина подытожила:
– Вот где дура, так дура наша лжесвятоша. Чем хвастается, устояла она. Да, может быть, этот мужчина и мог бы стать отрадой в её воспоминаниях и единственным утешением в такой даже не собачьей, а скотской семейной жизни – почувствовать себя любимой и желанной. Хоть и считается, что шанс не один в жизни, единственной бывает только сама жизнь.
Валентина Ивановна ещё один раз завела разговор об этой истории, и кто-то из сотрудниц сказал:
– Несложно представить, как вы со временем жалели об упущенной возможности. Тем более о достойном, судя по вашему рассказу, мужчине. Что говорить об этой самой упущенной возможности в любом жизненном аспекте, о ней многие из нас жалеют.
Ирина добавила:
– Случаются в жизни такие моменты, когда, попав в цель, спустя какое-то время начинаешь понимать, что вовсе не туда целилась. И что с таким упорством полученный трофей вовсе не является предметом твоей вожделенной мечты. Так у многих бывает.
Марина не вступала в беседу, просто молча сидела и думала о том, какие в жизни и, в частности, в семейных отношениях встречаются или случаются контрасты, невольно вспомнив о том, как на Валентину Ивановну набросился муж, ничуть не стесняясь чужого человека, по совершенно пустяковому поводу.
Марина, вспомнив про этот эпизод, снова подумала: «И чего эта святоша добилась в жизни?.. Ничего! Так что нечего ей кичиться своей святостью. Если бы в семье у неё было всё хорошо, тогда – другое дело. Вот станет ей больше лет, перестанут ей приносить цветы, и оставлять их в почтовом ящике или в дверной ручке; перестанут приглашать покататься или посидеть у моря, и не останется у неё в сердце никакой радости, кроме этой ложной святости.
Никто из нас не чувствует, как уходит молодость, но каждая замечает, что она уже ушла. И вполне может быть, что однажды проклянёт Валентина свою никчёмную в тот момент святость, ибо всякий в своей жизни и не раз испытывал на себе всю глубину народной мудрости: «близок локоток, да не укусишь!» Попробуй, если не веришь! Осуществи!
Но как иногда хочется, несмотря ни на какие так называемые «кольца жизни» хлебнуть хоть глоток настоящей нежности. А нежность – это такое состояние, которое никакими словами не опишешь подлинно, но так легко почувствовать её сердцем – по той простой причине, что нежность – это обитель сердца. А у сердца свои желания и предпочтения, непонятные разуму. И если в твоей жизни есть радостные воспоминания, то ты легко можешь воскресить в памяти сладость прикосновений желанных рук любимого мужчины – ибо память – это, по сути, единственный рай, откуда нас никто не в состоянии выгнать.
Это реалии жизни. Подобные переживания бывают у каждой женщины, которая сознательно оттолкнула своё счастье, любовь и расположение любящего мужчины в угоду неизвестно чему. Вспомнит она однажды свою святость с самыми острыми сожалениями, хулой и даже бессильным проклятием. Особенно когда подлинно осознает, что ничего у неё больше не будет. Ни-ког-да! Что всё прошло-миновало безвозвратно! Не стоит жить воспоминаниями в молодом возрасте, у каждой для этого будет много времени в старости. А сейчас, пока молода – делай воспоминания! На эту тему даже песня есть: «Молодушки, молодки, гуляйте до зари. Наш бабий век короткий – глядишь, и – отцвели».
Точно так же и получилось затем с Валентиной, которая с совершенно непонятной «упёртостью» упустила свой шанс, не оставив для себя воспоминаний, никаких впечатлений. И в итоге превратилась в самую свирепую и бескомпромиссную ханжу – без тормозов распускающую сплетни при малейшем подозрении на «несвятость» других. И не было для неё большего удовольствия, как чуть ли не публично поливать грязью любую женщину, которая подпала под её подозрения. Валентина всякий раз не отказывала себе в удовольствии поковыряться в корзине с чужим бельём.
При этих её новых, весьма зловещих свойствах характера, никто из сотрудниц не делал ни малейшей попытки даже мельком рассказать о какой-то личной интрижке, чтобы не попасть на её грязный, вечно готовый к осуждению язык.
ГЛАВА IX
Второй «одиозной» фигурой, то есть вызывающей к себе крайне отрицательное отношение, была следующая подселенка Вика – тоже по-своему уникальная личность, но несколько в ином плане: по части редкостного природного ехидства. Хотя само слово «ехидство», казалось бы, не предполагает многообразия форм и оттенков, но она в этом проявленном многообразии своей натуры была просто уникумом. Её вариации в этом деле были неисчерпаемы: на первый взгляд в виде дружелюбной ухмылки, «дружеского» прикола, «подчёркнутой заинтересованности», кокетливого «вопросика», короткого хмыканья, колючего взгляда и т.д. и т.п.
Они только что с мужем, молодыми специалистами прибыли на строящееся предприятие, однако с твёрдым намерением – гарантированно сделать себе карьеру. И изо всех сил старались заслужить доверие руководства, особенно их коллективные усилия были направлены на то, чтобы стать правой дланью Главного инженера, так как по его ходатайству эта сладкая парочка и появилась на предприятии.
Особенно расстаралась жена, она быстро правдами и неправдами сблизилась с женой главного инженера, стало быть, молодые супруги постепенно стали гостями в семье Главного. И путём мелких услуг «прижились» в друзьях. К примеру, когда Главный с женой куда-то уезжали, оставляли ключ Вике, чтобы та поливала цветы.
Хотя будет немало всяких «заковык» в их восхождении наверх. Но они ни перед чем не пасовали, действуя размеренно, расчётливо и постепенно, памятуя о том, что никому не удавалось одним шагом взойти сразу на верх лестницы.
Но муж Вики хоть внешне выглядел привлекательно: всегда аккуратный, интересный, улыбчивый молодой мужчина. Хотя, скорее всего о таких, как он, сказано, что чем лучше выглядит мужчина внешне, тем больше демонов у него внутри.
А вот Вика – его жена, хоть и была умна и на редкость расчётлива, внешне выглядела весьма неказисто и даже неряшливо. К примеру, она могла прийти на работу в трикотажной кофте-лапше, которую высушила за ночь на батарее отопления. Так и ходила целый день по управлению, с отпечатавшимися на спине рёбрами батареи, тем самым потешая публику. Со спины-то себя не видно, если ты с утра не обратила внимания на подобный феномен на самой кофте.
Со временем выяснилось, что в их семье каждый сам следит за своим гардеробом и, соответственно, внешним видом. У Игоря с этим делом всё было в порядке, в отличие от жены.
Однако, многое зависит от того, как себя настроишь. Вика же считала себя обольстительной и неотразимой женщиной, что при постоянном самовнушении прочно закрепилось в её сознании. По принципу: любила себя безмерно и соперников в этой любви не имела.
Она настолько уверилась в своей исключительности, что постоянно с вызовом повторяла:
– Умную женщину муж никогда не бросит.
Игорь её и в самом деле не бросал, хотя между тем перебрал позднее, для кратковременной любви, всех подходящих для этой цели сотрудниц. Так выглядела эта своеобразная пара в самом начале собственного становления и продвижения к намеченной цели.
Переводчицы старались Вику не трогать, так как это было чисто из области «себе дороже обойдётся». Ибо любое затрагивание языкатой и желчной «подселенки» неизменно заканчивалось неприятными пикировками. И сражаться на равных могла с нею одна Ирина. Марина же, зная свою уязвимость в подобных поединках, старалась Вику никоим образом не задевать. Зато именно это «задевало» саму Вику.
И вскоре произошла весьма характерная история. Вика накоротке общалась с работницей технической библиотеки Людмилой. Однажды в конце рабочего дня Людмила зашла в кабинет и сообщила, что в книжный магазин города поступили в продажу большие англо-русские словари.
Марина мигом отозвалась:
– Ой, это хорошая новость. Сегодня вечером обязательно заеду в магазин и куплю этот словарь. Я давно его ищу.
Перед самым концом рабочего дня Вика принесла откуда-то журнал мод, завёрнутый в тонкий журнал «Крокодил», чтобы он не измялся, и оставила его на столе. Женщины полистали журнал и оставили на столе Вики.
Марина с Людмилой сорвались с работы чуть раньше и уехали в город на рейсовом автобусе, чтобы успеть в книжный магазин до закрытия. Но вышли пустые хлопоты: к большому огорчению Марины словари уже раскупили. Женщины посмотрели кое-что из нового поступления и разошлись по домам.
Утром все пришли на работу, и Вика кинулась искать журнал мод:
– Девчонки, вы журнал мод не видели? Куда он мог деться?
Все посмотрели на своих столах, журнала нигде не было.
Ирина успокоила Вику:
– Да ты, Вика, не переживай – найдётся. У нас никогда ничего не пропадало.
Марина тоже поддержала коллегу:
– Даже не думай ничего, найдётся журнал. Никуда он не денется. Сейчас всё внимательно посмотрим и найдём.
И она начала ещё раз просматривать всё вокруг, в том числе и в книгах, стоящих в книжном шкафу.
Вика встала со стула, уселась на краешек своего стола, изобразила, как всегда, ехидную ухмылку и, глядя на Марину, сказала:
– Ну-ну! Ищите-ищите, Марина Александровна, журнал. Если найдёте, я вам кое-что интересное скажу.
И Марина, по своей природной услужливости, в том смысле, что всегда старалась поддержать человека, если он был расстроен какой-то неприятной ситуацией, усиленно продолжала искать журнал «Крокодил», внутри которого и находился журнал мод. Все женщины тоже искали журнал и даже заглядывали под столы – вдруг упал?..
И только одна Вика, скрестив руки на груди, спокойно полусидела на своём столе и наблюдала за поисками…
Но журнал так и не нашли.
Тогда Вика сказала Марине:
– Можно тебя на минутку?
Вышли в коридор. Вика, хитро прищурившись, сказала:
– Поклянись, что никому ничего не расскажешь.
Марина, не понимая в чём дело, оторопело уставилась на неё. И тут же заверила:
– Никому ничего не скажу.
Тогда Вика «открыла секрет»:
– Сегодня, как только мы пришли на работу, Людка сказала мне, что когда вы были вчера в книжном магазине и ты открыла свою сумку, она увидела этот журнал мод у тебя в сумке. У Марины от этой новости мгновенно мороз пробежал по спине. Она ещё несколько секунд в себя не могла прийти от шока. Марина больше ничего не ответила и, придавленная грузом клеветы, вернулась в кабинет и села на своё место. И только тут Марина вспомнила, с какой кривой ухмылкой и каким подчёркнутым ехидством Вика следила за нею, когда она с готовностью искала журнал, что и впрямь можно было подумать всё, что угодно.
Сотрудницы мгновенно обратили внимание на то, что Марина чем-то сильно расстроена, но молчали.
Наступил обед.
Пока свою столовую на предприятии только строили, обедать работников возили на своих рабочих автобусах. Переводчицы ходили обедать в столовую соседней фабрики, им останавливали автобус, а остальных возили в город.
Марина была за обедом полностью подавлена. Ирина, будучи наблюдательным человеком, тут же спросила:
– Марина, да что с тобой? В чём дело? На тебе лица нет, обычно у тебя неплохой аппетит, а сегодня ты даже к еде не притронулась, – и тут же добавила, – а ну-ка, давай выкладывай, в чём дело, что с тобой приключилось? Я же вижу, что на тебе лица нет, – повторила она.
Марина подавленным голосом ответила:
– Девчонки, да я поклялась молчать. Но мне такое выдали, что до сих пор прийти в себя не могу. С самого утра – ком в горле.
Ирина тут же взорвалась:
– Теперь я понимаю, откуда ветер дует, наверняка это связано с Викой. Ну и дура, молчать она собралась, давай, выкладывай, в чём дело? Хотя догадываюсь, в чём дело, это как-то связано с журналом? Теперь понимаю, почему эта сволочная подселенка постоянно следила со своей улыбочкой, когда мы всем скопом искали её долбанный журнал. Я обратила внимание, что она именно за тобой наблюдала со своей сволочной улыбочкой.
Наталья тоже добавила:
– Так что, давай, подруга, колись, в чём дело? Ты вот что, порядочности от этой твари не жди. А она ещё умудрилась и клятву о молчании с тебя выудить.
И Марина рассказали им, в чём дело.
Ирина тоном знатока тут же добавила:
– Ты вот что, Марина, ешь свой остывающий обед, а мы все сразу же по возвращении пригласим Людку в наш кабинет, и пусть она в твоём и нашем присутствии, слово в слово, повторит то, что она видела в магазине.
И коллеги начали дружно возмущаться:
– Ну, надо же! Подселили к нам эту змею подколодную на нашу голову, не было печали, жили нормально и дружно, как люди. Явно, что это всё именно её гадостного ума дело. Так дружно мы жили без неё, так нет же – угораздило. Говорили нам, что всего на пару недель, а уже два месяца прошло.
Марина с признательностью в голосе произнесла:
– Спасибо, девчонки, у меня хоть немного не душе полегчало, а то просто ужас какой-то был. Я ведь за всю свою жизнь ничего никогда ни у кого не брала без спроса, не говоря уже о том, что не крала. А тут сразу – такое.
Ирина продолжила:
– Да, вот так сюрприз! Получается, что можно взять и ни за что оболгать человека.
Вернулись в кабинет, все – обозлённые.
Сразу после обеда заходит в кабинет водитель «Рафика» Володя и говорит:
– Девчонки, прошу прощения, вчера заходил к вам, взял «Крокодильчик» почитать. Никто из вас не обратил внимания, все были заняты. Уже в машине увидел, что внутри лежит журнал мод.
Я расстроился, хотел сразу отдать, да было поздно, уже все уехали. Подумал, что сразу с утра занесу, да задержался с утра в городе. Прошу прощения – вот ваш журнал.
Вика сразу почувствовала что-то неладное, так как Ирина тут же попросила Марину:
– Марина, пригласи Людку к нам в кабинет.
Марина пошла в библиотеку и сказала звенящим от гнева голосом:
– Людмила, зайди к нам в кабинет.
Та – не спешила. Тогда минут через двадцать Марина снова пошла в библиотеку и, уже еле сдерживаясь, повторила:
– Тебя, кажется, ясно попросили зайти к нам в кабинет.
И вот минут через пять залетает та в комнату и с порога набрасывается на Вику:
– Вот, оказывается, какое ты трепло. Я специально тебе сказала эту вещь, чтобы проверить, передашь ты это или не передашь. Сказала, чтобы проверить твой язык. Какая ты после этого подруга? – При этих словах она повернулась к Марине и продолжила: – Ты, Марина, меня извини, я нехорошо поступила по отношению к тебе, но мне хотелось ещё раз проверить, скажет она или нет, – и она со злостью посмотрела на Вику. И тут они снова сцепились.
Тогда встала Ирина и гневно сказала:
– Ох, ни хрена себе, что мы услышали! Так, прекратили этот идиотский балаган у нас в кабине. Я вот что вам скажу, подруги, по всем законам жанра вам сейчас обоим полагается по морде схлопотать за такую подлость. Не сомневайтесь, я лично так бы и сделала. А Марина ещё собиралась молчать, потому что дала слово. Вам же, дать по морде за грязную клевету – это самый минимум за то, что вы заслужили. Из-за ваших гнилых личных разборок вы обе, не моргнув глазом, просто от нечего делать, взяли и опорочили порядочного человека, который – заметьте, идиотки! – не сделал вам ничего плохого. Просто уму непостижимо, на какую подлость способен гнусный по своей натуре человек.
И она обратилась к Людке:
– Пошла вон отсюда! Мы теперь знаем, на что ты способна, достаточно себя проявила, показала своё нутро.
Та, хлопая глазами от такой гневной отповеди, вымелась из кабинета.
Ирина, глядя на Вику, с гневом продолжила:
– А что касается тебя, склочная подселенка, я завтра же пойду к директору, не к Главному, к которому ты всеми силами стараешься втереться в доверие, а именно к директору и попрошу его убрать тебя из нашего кабинета, потому что после твоего появления у нас резко испортилась атмосфера.
Вика со злостью накинулась на Ирину:
– Не слишком ли ты много берёшь на себя?..
– Ничуть не больше, чем ты, – осадила её Ирина, – до тебя никто из нас не делал подлостей и не порочил доброе имя коллег.
Марина не стала связываться с Викой, просто взяла и написала стихотворение:
ГРИМАСЫ
Гримасы жизнь нам отравляют,
Гримасы, грязные порой,
Людей, которые «всё знают»,
И вот уже ты – сам не свой!
Улыбки прикус изощрённый,
Прищур в глазах, вопрос в бровях,
Как мерзок лик их искажённый,
Как будто булочка в червях!
Гримасы жизнь нам отравляют
«Доброжелателей» иных,
Они и сами это знают,
Как много желчи, яду в них.
Сотрудницы не спрашивали Ирину, ходила ли она к директору, но через пару дней Вику действительно перевели в один из отделанных на первом этаже кабинетов.
ГЛАВА X
Вскоре коллектив предприятия начал расти большими темпами. В управлении уже были отремонтированы и заселены все кабинеты.
Самые большие кабинеты занимал отдел оборудования. Чуть меньше кабинет отвели для техотдела, куда переселили и переводчиков.
Из Москвы прислали и начальника техотдела – Перова Валерия Ивановича. Это был сорокалетний стройный хорошо одетый мужчина с голубыми, чуть навыкате, глазами и доброжелательной улыбкой, от которой хорошо становилось на душе.
Но в работе Валерий Иванович был весьма своеобразен: являясь тем типом руководителей, которые за всё хватаются сами, полагая, что лучше него этого сделать никто не сможет. Хотя именно хорошим руководителем является тот, кто и сам может быть примером для подчинённых, но и их может хорошо мотивировать и организовать.
Валерий Иванович был ярким представителем первого типа. А поскольку объём работы увеличивался чуть ли не в геометрической прогрессии, вследствие этого на его рабочем столе начали скапливаться горы всяких бумаг: в папках, в скрепках, то есть оптом и в розницу. И не только на его столе, но и на близлежащем подоконнике. Со временем его почти не стало видно из-за созданной им самим «живописной картины» производственного рвения.
Но, тем не менее, он ни единой душе не позволял даже на миллиметр передвинуть что-то на его столе. Уборщицы, так те на пушечный выстрел боялись приблизиться к его столу.
Но что удивительно, сам он с потрясающей быстротой и точностью находил в своих владениях-завалах любой, даже маленький огрызок бумаги, на котором был записан нужный и важный для него номер телефона.
Но самой приятной у шефа, как уже отмечалось, была одна чисто человеческая, точнее, мужская черта: у него были очень красивые и нежные губы – молодые, свежие, всегда приятного розоватого цвета. Они неизменно привлекали к себе любой женский взгляд, вызывая у смотрящей на них женщины два желания: чтобы либо они прикоснулись, либо была возможность самой прикоснуться к ним – вот это – определённо.
Поэтому переводчицы завели негласное правило: каждая именинница, накрывая в свой день рождения обеденный стол, неизменно ожидала от шефа поцелуй в щёчку, так как желание именинницы – свято.
И этот ритуал был для шефа законом, против исполнения которого он и сам не особо возражал – переводчицы все как на подбор были хороши собой.
А Марина однажды в свой день рождения с улыбкой заявила:
– Уважаемый Валерий Иванович, поскольку желание именинницы не нарушается в нашем коллективе, у меня нынче новое предпочтение: я хочу, чтобы вы поцеловали меня сегодня в шейку. Шеф слегка стушевался, так как сделать это весьма деликатное дело на глазах у всех – далеко не просто, но, тем не менее, он выполнил пожелание именинницы в высшей степени нежно и деликатно.
Девицы мигом завопили:
– Это что ещё за дискриминация? Нас, значит, в щёчку, а Марину – в шейку! Мы тоже так хотим!
Шеф довольно улыбнулся, видя, какой ажиотаж из-за него устроили молодые коллеги. А Марина с улыбкой сказала:
– Но я первая это придумала, стало быть, пальма первенства принадлежит именно мне. Это – моё личное ноу-хау.
Довольный шеф с улыбкой заявил:
– Я – не возражаю.
Жизнь на работе текла своим чередом: с мелкими и чуть крупнее событиями. У Ирины был очень хороший приятель – сосед Славик. Он частенько заезжал к ним на работу. Он вёл какую-то спортивную секцию на городском стадионе. Женщины в кабинете обожали его и все дружно именовали его пан Спортсмен.
Славик был парнем, что называется – без проблем. То есть у него всегда было прекрасное настроение и неисчезающая улыбка на лице. Внешне он был крепкий, ладно скроенный и сшитый молодой мужчина, весьма привлекательной наружности и обаяния. Бывали моменты, когда у него не было тренировок, он заезжал к ним на работу в обед, забирал Ирину с Мариной и они, побросав пляжные принадлежности в пакет, ехали на море на целый час. Купались и загорали. А к двум часам дня он отвозил женщин не работу.
Славик был без комплексов и охотно делился с подругами своими многочисленными похождениями.
Однажды он сказал, когда все трое искупались и лежали рядышком на его покрывале:
– Девчонки, не могу я понять вас, женщин. Вы, оказывается, все такие разные. По всем правилам и законам интимной жизни женщину нужно долго ласкать и целовать, чтобы она достаточно разогрелась перед близостью. А тут недавно я познакомился с одной горячей подругой, – и он добавил с улыбкой, – точнее, это она со мной познакомилась.
Марина с Ириной молча слушали его откровения, а он беззаботно продолжал:
– У меня такой женщины никогда ещё не было. Представляете, девчонки, не успеет ещё щеколда на двери захлопнуться, как я слышу её неистовое: «Давай, Славик, давай, давай!..» Я сам ещё не успею разогреться и настроиться, меня самого надо долго ласкать и целовать, а она уже изводит меня своим: «Давай, Славик, быстрее давай…» Она за несколько раз так из меня все силы выматывает, что мне ноги отказывают, честное слово. Хотя, как видите, я не похож на хиляка. Поэтому стараюсь в те дни, когда у меня тренировка, не встречаться с нею. Хотя она постоянно названивает.
Марина сказала:
– Так ты, Славик, нисколько не заблуждаешься. Она действительно выкачивает и выпивает из тебя все силы. А в организме мужчины самое драгоценное – это его мужское семя, в котором и содержится огромное количество энергии. Я где-то читала, что мужской организм рассчитан всего на 5000 эрекций.
Видно, природа рассчитала, что этого количества мужчине вполне хватит на продолжение потомства и на удовольствия.
И если мужчина по молодости тупо разбазарил эту несказанную ценность на случайные связи, то по окончании лимита сам станет холостым, неспособным даже произвести потомство. А если ему доведётся встретить именно любимую женщину, а он уже будет пустой, как барабан. Вот тут-то и начинаются неподдельная трагедия.
Так что, Славик, смотри. Это знающие люди написали.
Он тут же призадумался и сказал:
– Да, Марина, серьёзной информацией ты меня огорошила. Видимо, мне придётся срочно прекратить отношения с этой подругой. Я и сам чувствую, что меня это уже порядком напрягает, – и он с улыбкой добавил, – теперь, пожалуй, буду разборчивее в связях, чтобы сохранить количество эрекций на должном уровне.
Тут улыбнулась Ирина:
– Друг мой, если ты призадумался, стало быть, ты уже немало количество их подрастерял, – и подколола его: – Может быть, у тебя всего одна «тысчонка» в наличии осталась? Так что – смотри, учитывай этот факт.
До конца обеда и всю дорогу до работы Славик уже не так активно балагурил, как всегда. Видно, призадумался, переваривая полученную информацию.
Но заезжать к переводчицам не прекратил. Однажды после обеда он, как ни в чём не бывало, зарулил к ним в кабинет с заманчивым предложением:
– Девочки, поздравьте меня, мы сегодня с ребятами выиграли соревнования, – Славик улыбнулся, как всегда весёлой улыбкой добавил: – А по этому поводу я прихватил бутылочку шампусика, предлагаю это дело отметить. Как вы смотрите на это?..
Ирина слегка остудила его словами:
– Славик, не в рабочее время. Знаешь, как Главный гоняет народ за это дело. Давай, лучше завтра на море в обед поедем.
Славик прямо на глазах «сдулся» и разочарованно произнёс:
– Ириша, но ведь все такую победу день в день отмечают. И потом, уже почти конец работы. К тому же я за рулём, в городе меня гаишники могут поймать.
Ирина возразила:
– Можно подумать, что сегодня ты не за рулём.
Славик, используя всё своё обаяние, посмотрел на девушек:
– Девочки, поддержите меня, что там одна бутылка шампанского на столько человек? Считай, по глотку, до конца работы мы проветримся, затем чайку попьём.
У переводчиков в кабинете был накрыт чайный стол, они только что собрались выпить по чашке чаю. Тогда Ирина сказала своё веское слово:
– Ладно, раз ты нашёл нужный аргумент, что победу положено обмывать в тот же день, давай, открывай, только быстро.
Славик лихо открыл шампанское и не успел до конца разлить его по стаканам, как в кабинет влетела плановичка Лена и с порога воскликнула:
– Братцы, «полундра»! Из вашего кабинета несёт шампанским, а по коридору идёт Главный!..
И скрылась за дверью. Все попрятали свои стаканы – кто куда. А у Марины от страха почему-то в руках оказалось два стакана: свой и ещё чей-то прихватила. Не успела она сообразить, куда их деть, как Главный широким жестом распахнул дверь. И она просто опустила обе руки со стаканами под стол.
Главный вошёл в кабинет и недовольно повёл носом (шампанское есть шампанское, его суть скрыть невозможно, тем более, мгновенно – у него на всё свои собственные права имеются!)
Главный окинул быстрым взглядом честную компанию, в том числе посторонних в лице Славика и недовольно спросил:
– Что делаете?
Ирина, будучи самой находчивой из всей «зависшей» компании, тут же ответила:
– Работаем. Вот решили чаю по чашке выпить, садитесь с нами, Дмитрий Фёдорович, мы как раз чай пьём.
Главного, видно, сразила её нахальная откровенность, и он в замешательстве замолчал. И тут, как назло, точнее, по закону жанра, кто-то нечаянно задел под столом бутылку с остатками вина, она упала на пол, издав при этом характерный звук.
Не теряя ни секунды, весёлая струйка заводного шампанского мигом устремилась на волю и образовала ровно посередине кабинета небольшое озерцо, которое мгновенно заполнило комнату своим, в другое время радующим душу присутствующих, ароматом.
Все, и без того находящиеся в ступоре, впали в глубокий транс, не в силах выдавить из себя ни единого слова. Тогда Главный воззрился именно на Ирину, задав ей очередной гневный вопрос:
– А это что?!
И она, будучи в не меньшем смятении, чем все остальные, ответила, глядя ему прямо в глаза:
– А-а, это? Ничего!
Смелость города берёт! Но Главный был исключением: его взять было не так-то просто. Хотя Ирине не удалось взять его в плен, но она хотя бы своей находчивостью слегка приглушила его гневный напор:
– Так вот, если ещё раз увижу, то будет вам – «ничего»! Тогда пеняйте на себя: вам обязательно «что-нибудь» да будет! Обещаю. Все остальные продолжали хранить покаянное молчание.
Главный вышел из кабинета. Все молчали до тех пор, пока его шаги не затихли в коридоре. Ирина опять-таки первая пришла в себя и сказала:
– Ну, братцы, теперь нам полагается поднять «бокалы» уже за свою собственную победу. За то, что Главный, прямо сей секунд не вытурил нас с работы. Вот видишь, Славик, как ты подставил нас.
Марина сказала, поднимая руки из-под стола и ставя на стол два стакана с шампанским:
– Братцы, а чей второй стакан я умудрилась схватить на нервной почве? – И с улыбкой добавила: – А если бы Главный спросил: «Марина, что вы держите в руках под столом?» – Мне пришлось бы бросить стаканы на пол и положить руки на стол.
Наталья улыбнулась:
– Это точно, и была бы ещё одна сногсшибательная фишка.
Марина с улыбкой продолжила:
– Это знаете, как в том анекдоте: «Едут в автобусе медведь и заяц. У медведя есть билет, а у зайца – нет. Вдруг в автобус входит контролёр и начинает проверять билеты. Тут заяц взмолился: «Миша, друг, выручи меня!» Медведь спрашивает: «Как я могу тебя выручить, если у меня только один билет?» – А заяц говорит: – «А ты возьми меня за уши и подержи за окном, а как только контролёр пройдёт, вернёшь обратно в автобус». Медведь согласился выручить приятеля. И тут к медведю подходит контролёр и просит предъявить билет. Медведь исполнил просьбу, но контролёр вдруг спросил: «А что вы держите в руке за окном? Медведь тут же разжал лапу, вернул её в автобус и сказал: «Ничего!»
Славик добавил:
– Я не один год знаю свою соседку Ирину, и всегда восхищался её умом и находчивостью. И, правда, кому в голову пришло бы, глядя на лужу шампанского у самых ног Главного, сказать: «Ничего!» Я думаю, он именно это оценил.
ГЛАВА XI
Так за обычными трудовыми буднями проходило время. Ольшанский был по-прежнему в длительной командировке во Франции. Но довольно часто через своего друга Анатолия Ивановича передавал ей приветы. Всякий раз Марина, надеясь на положительный ответ, всё же смущённо спрашивала:
– Всем переводчицам или только мне?
Он улыбался и подтверждал:
– Нет, только вам, Мариночка.
Приближался Международный женский день. Кое-кто из руководства с жёнами и все переводчицы с мужьями, как правило, отмечали общие праздники в кафе «Дружба». После того, как однажды на общем собрании директор похвалил работу переводчиков и сказал, что без их трудолюбивого участия невозможно было бы ничего построить, переводчики считались заводской элитой, поэтому их приглашали на все местные знаковые события и праздники. Вот и теперь они были приглашены на празднование 8 марта – женского дня.
На втором этаже были накрыты столы. В этом же кафе позднее проводились все пятничные дискотеки с французами. Руководитель завода поздравил всех присутствующих женщин и вручил им подарки.
Марина с Ириной и их мужьями сидели за одним столиком. Вечер уже был в полном разгаре: проводились игры и лотереи.
Ирина спустилась на первый этаж, в женскую комнату, чтобы поправить причёску. Вернулась оттуда с квадратными глазами, отозвала Марину в сторону и прошептала:
– Подружка, держись за перила, а то упадёшь! Мне только что такую новость сказали.
У Марины испуганно прошептала:
– Да тише ты, Ира, муж может услышать.
Ирина сказала с улыбкой:
– Не переживай, наши мужики уже приняли на грудь и им сейчас не до нас.
Марина сердцем мгновенно поняла не о чём, а о ком речь, и у неё от этого предчувствия мгновенно заколотилось сердце, но она промолчала.
Ирина выждала несколько секунд и сообщила:
– Мне только что сказали, что Ольшанский вернулся в город. Наверняка и сюда постарается примчаться.
Марину мгновенно выдало лицо, а сердце затрепетало ещё сильнее. Оно так сильно сотрясало её, что было видно сквозь нарядное платье.
Ирина, вняв состоянию подруги, сказала:
– Ладно, ты иди пока за стол, пока наши мужья нас обеих не потеряли, не заметили нашего отсутствия. А я ещё раз спущусь в вестибюль. Если что, я тебе маякну. – И Ирана сказала подошедшей Наталье: – Наташа, последи за нею, Марина не в себе от волнения. Свои ведь. Надо подстраховать её, если падать будет.
Наталья сразу врубилась:
– Что, Ольшанский вернулся в город? Или уже сюда примчался? – И она продолжила с улыбкой: – Да, я тоже замечала, как Марина менялась в лице, когда от него из Франции любая весточка приходила. А теперь он вернулся – с ума сойти!..
Марина, не дослушав, тоже пошла на первый этаж, подошла к входной двери, но с той стороны стояли незнакомые молодые люди, только их никто не впустит – кафе арендовано.
Ирина подошла к Марине и сказала:
– Марина, иди, ради Бога, наверх! Не сотрясай лбом стеклянные двери, я тебя позову, если появится. Иди же! А то мужики, почуяв неладное, пойдут на поиски. А тебе оно именно сейчас надо?
Через некоторое время Ирина поднялась наверх, и по выражению её лица Марина сразу поняла: «Он здесь! Приехал!» Ирина сделала знак глазами, затем шепнула ей:
– Иди, он просил тебя спуститься.
Марина, не помня себя от волнения и держась за поручень перил лестницы, пошла на первый этаж.
Ольшанский стоял у первой ступеньки – невообразимо шикарный! Одетый с иголочки во всё французское, стройный и как всегда донельзя уверенный в своей внешней неотразимости. Стоял и ждал её появления. Марина, как только увидела его, остановилась, не дойдя до него насколько ступенек.
Ольшанский – этот яркий мужчина, никогда ничего не боявшийся, стало быть, ни с кем особо не считающийся, и в этот раз был в своём амплуа. Вовсе не думая о том, что его могут услышать посторонние люди, в том числе и её муж. При виде Марины он, широко раскинув руки в стороны и – так громко! – как требовали его эмоции, воскликнул:
– Радость моя! Только из-за тебя я приехал сюда!!!
У Марины от его неожиданных слов и волнения перехватило дыхание. Она стояла и, потрясённая услышанным, просто молчала, не в силах оторвать взгляд от щегольски одетого Ольшанского. Как всегда, вся одежда на нём до мельчайших деталей продумана: на его стройной худощавой фигуре всё сидело идеально: светлая рубашка в тон брюк, галстук, супермодный кожаный пиджак, на ногах – изящные шевровые туфли на наборном каблуке – просто модель, а не мужчина! Всё на нём в тон и сияет новизной.
И плюс ко всему этому великолепию его выразительные карие глаза, полыхающие неподдельным радостным огнём – просто море радости светилось и отражалось на его лице и во всём его облике. Радости, которая, по-видимому, копилась в нём не один месяц.
Марина смотрела на него и глаз не могла отвести. Считается, что самую большую ценность представляет собой мужчина, одно прикосновение которого заставляет трепетать твоё сердце! А здесь было больше того, только вид этого мужчины, звук его голоса и произнесённые им слова приветствия произвели на неё нечто гораздо большее, чем сердечный трепет.
Несколько секунд она стояла на ступеньке, до глубины сердца потрясённая его признанием, главная мысль в котором была: «из-за тебя!..» Не в силах сдержать гулкие удары сердца и до конца осознать, что услышанное относилось именно к ней, Марина была настолько взволнована, что не способна была понять, как ей поступить в этой необычной ситуации.
Она стояла перед ним и молчала, охваченная невероятным волнением. Одно лишь явно выдавало её состояние, она мгновенно расцвела, как сказочный цветок в ускоренной съёмке. Ольшанский не отводил от неё очарованных глаз, и затем он, опять-таки совершенно не задумываясь о том, услышит ли его кто-нибудь, громко произнёс:
– Ты такая красивая! Как я рад снова видеть тебя, Марина!
Сергей, понимая, что с нею происходит, за пару секунд взлетел к ней по ступенькам и сказал:
– Вот тебе праздничный подарок! – И он протянул ей красивую коробку с косметикой, привезённую из Франции.
Ирина стояла чуть выше на лестнице, и тоже потрясённая всем происходящим, попыталась вразумить его:
– Что вы делаете, Сергей Сергеевич, муж Марины здесь, он может всё увидеть.
Ольшанский улыбнулся и сказал:
– А, ну ладно! Тогда я побежал. Увидимся.
И он исчез так же быстро, как появился. Марина, будучи всё еще в потрясённом состоянии, сказала Ирине:
– Давай спустимся, отнесём эту коробку вниз, в раздевалку, и постоим немного там, мне надо отдышаться. Я хоть немного приду в себя, я сейчас просто не в состоянии кого-либо видеть, что-либо воспринимать или делать.
Когда они спустились в вестибюль, Ирина сказала с оттенком восхищённой зависти:
– Вот это я понимаю – мужик! Ты только посмотри, он ничего не боится: ни свата, ни брата, ни твоего мужа, – улыбнулась она, – он ведь ни капли не стушевался, когда я напомнила ему, что твой муж здесь. А мужей сердцееды обычно боятся, даже если муж – букашка, но он по-любому владелец лакомой собственности. А здесь каждый жест этого красавчика до сих пор в глазах стоит. Особенно размах и взлёт его рук! Его руки тоже очень выразительно выглядели в таком шикарном жесте. Не сложно представить, каково тебе от такого сюрприза!
К ним подошла Наталья, она тоже видела эту впечатляющую сцену, стоя у перил на втором этаже. Она сказала, обращаясь к Ирине:
– Ириша, опустись на землю. Эти действительно шикарно, словно в полёте, раскинутые руки Ольшанского, ждали вовсе не тебя, а нашу одервеневшую от счастья коллегу. Видишь же, она до сих пор в себя прийти не может, и ещё долго ей это не удастся. Хотя и любая из нас не смогла бы на её месте.
Ирина согласилась:
– Это точно! Тут есть от чего. Только наши мужики, бедолаги, ни о чём не догадываются. Им, уже изрядно принявшим, и невдомёк, какая, почитай, романтически-страстная сцена только что разыгралась на наших глазах. Впрочем, чему удивляться, по всем правилам этого жанра рогатый муженёк узнаёт и просекает всё в самую последнюю очередь. А эта ситуация вполне может обернуться большой любовью. И её мужу с самого начала следовало быть весьма и весьма наблюдательным и особо бдительным, чтобы не лишиться такого сокровища, как наша Марина. А он там сейчас за чаркой вина во всю «отдыхает» с мужиками, ни о чём не думая и не подозревая. Он даже не обратил внимания на то, что Марина от волнения в себя не может прийти после визита Ольшанского, хоть и похорошела в тысячу раз. Это даже невооружённым глазом видно.
Марина и впрямь безучастно выслушивала всё, что озвучивалось удивлёнными коллегами. В её сознании продолжали звучать слова: «Радость моя! Только из-за тебя я приехал сюда!» Именно эти слова продолжали сотрясать её душу, он ведь их произнёс практически в присутствии её коллег.
Она радовалась тому, что он увидел её в этом элегантном, в пол, платье, которое действительно очень шло ей.
Марина отмечала своё тридцатилетие. Ольшанскому исполнилось 33 года – возраст Христа.
Муж Марины так ничего и не заметил, ни малейшей перемены в ней. Так всегда бывает, когда мужу кажется, что твоё останется твоим навсегда.
Когда Марина с мужем вернулись домой, она быстро переоделась и пошла на кухню, готовить обед на завтра. И чтобы её никто не беспокоил, когда она занята делом.
А в душе её не оставляла одна единственная мысль: быстрее, как можно быстрее всё закончить, уложить детей, лечь в постель и, закрыв глаза, ещё раз наиболее полно пережить наедине с собой все такие волнительные события сегодняшнего вечера. Ещё раз вспомнить все его слова и интонацию, с которой они были сказаны.
Сколько вечеров и ночей, лёжа в супружеской постели, проведёт она, погружаясь в сладостную нирвану того знакового вечера…
Утром Марине нужно было идти на переговоры, а она, как назло, по дороге на работу зацепилась за что-то на сиденье «Икаруса» и порвала на колготках довольно большую дырку на видном месте. А уже приближалось время начала переговоров.
Марина, сильно расстроенная обратилась к начальнику:
– Валерий Иванович, пожалуйста, дайте мне машину, у меня тут мелкая неприятность получилась, я нечаянно порвала колготки, а в таком виде я ни за что не смогу пойти на переговоры. Я быстро сгоняю на станцию, куплю что-то, чтобы переодеться. В тот момент её, как всякую женщину, заботило только это.
Шеф ответил:
– Хорошо, сейчас машина за Ольшанским поехала, – и он недовольно добавил, – он же у нас теперь особенный – на рабочих автобусах не приезжает. За ним машину нужно посылать. «Оне» с утра почивать изволят-с! – Снова добавил он с лёгким раздражением. – Вот его привезут, тогда можешь взять «Рафик», но только на двадцать минут, не больше. Поняла?
Марина энергично заверила шефа:
– Я – мигом! Туда и назад.
И только тут её сознание переключилось на главное – сейчас он приедет! С утра она даже боялась думать о нём, хотя разумом понимала, что её ждёт какой-то новый, неведомый период в её жизни. И сердце с этой минуты начало неуправляемо-томительную пляску.
ГЛАВА XII
Но всё развивалось последовательно, постепенно и тайно, поэтому томительно и сильно, хотя внешне никак не проявлялось.
У Ольшанского была такая уйма работы и неотложных производственных задач, что у него не оставалось времени на то, чтобы продохнуть.
На завод полным ходом начало поступать оборудование, приёмку которого во Франции он осуществлял лично, поэтому вся ответственность за соответствие того, что было принято и того, что поступило, ложилась на его плечи, поскольку он являлся Главным техническим координатором проекта в целом. И ему приходилось постоянно держать связь с иностранными специалистами, особенно в случае какого-либо несоответствия.
Но Марина и Сергей постоянно чувствовали присутствие друг друга, так как за целый день по нескольку раз встречались в коридоре или на переговорах. Заметно ли их волнение для других, мало интересовало их, потому что между ними ещё ничего явного не было, что могло бы вызывать их откровенное смущение: ни слов, ни прикосновений, ни признаний.
Хотя они оба постоянно чувствовали, что невидимая нить всё плотнее сжимается вокруг них кольцом и сужает общее пространство, невольно настраивая обоих и подтверждая приближение чего-то более значительного и знакового.
Марина, отчётливо осознавая это, не спешила, давая возможность начавшейся кристаллизации чувств. Пока ей хватало того, что она могла просто видеть Ольшанского на работе. Она изо всех сил старалась поддерживать с ним ровные доброжелательные отношения, и все его поручения по работе выполняла точно и в срок.
Коллеги тоже относились к нему с уважением, так как у Ольшанского, как руководителя, было не одно, а много хороших качеств. И если он давал поручение кому-либо из переводчиков, то буквально на следующий день, не навязчиво и не гневно, но со знанием дела интересовался тем, как идёт работа. То есть сам не расслаблялся в работе и всех держал в стойке – по струнке. То есть у него – не проволынишь: если уж он говорил, что нужно всё бросить и срочно заняться его поручением, то все так и делали, так как от него спуску ждать не приходилось.
Всё, что делал он сам, в пример другим, делал точно и качественно. Но вместе с тем он делал всё как бы налегке, почти играя – что свойственно инициативным и талантливым руководителям. Ольшанский не любил в работе суматохи и напряжёнки. В результате этих качеств с ним было легко и приятно работать, но если кто-то замешкался, он мог делать даже не гневное, но достаточно напряжённое выражение лица, заканчивающееся напоминанием, поэтому каждый из подчинённых стремился без замечаний сделать свою часть работы. А уж когда сдавали своё задание, каждый от похвалы Ольшанского чувствовал большое удовлетворение.
Ольшанский как всегда был с иголочки одет: вся одежда – в тон. Всё всегда отлично сидело на его не слишком мощной, но стройной и ладной фигуре. Он просто умел любую вещь носить элегантно, хотя далеко не каждый мужчина с таким вкусом может украсить себя одеждой: выгодно подчеркнуть себя и цветом рубашки и подобранным к ней галстуком.
Да и сам он тоже – быстрый, стремительный и во всём продуманный. Его тип – загадочного мужчины. Это – определённо!
Приятное мужское лицо всегда гладко выбрито, волосы аккуратно причёсаны, проницательный взгляд карих глаз светится недюжинным умом, хотя про таких людей говорят – себе на уме. Поэтому он был из тех мужчин, которые всегда добиваются того, чего хотят. Одним словом он – это он! И другого такого больше нигде нет!
Этот мужчина привлекал к себе ещё и тем, что он никогда, ни в чём и ни при каких обстоятельствах не терял лица. Стройный, подтянутый, он ходил всегда независимо, с высоко поднятой головой.
Это, к примеру, как любовная записка иного мужчины способна вызвать точно такие же сильные эмоциональные переживания, как и сама ласка. Далеко не каждый мужчина всем этим владеет в совершенстве. А Ольшанскому, непонятно как, удавалось вести себя с этакой изысканно-залихватской непринуждённостью.
Марина часто смотрела на него и невольно любовалась им, хотя не сразу определишь, чем именно – всем вместе! Невольно влекла к нему какая-то особенная лукавинка. Возможно, именно она притягивала взгляд именно к нему.
ГЛАВА XIII
Но вскоре им снова предстояла разлука. Марина с Ириной улетали во Францию с группой специалистов. Командировка планировалась на летние месяцы. Так что опять не успевали отношения Марины с Сергеем Ольшанским приобрести какую-то определённость – их ожидала новая разлука.
Ольшанский вёл себя как всегда ровно, никоим образом не выдавая своего огорчения по поводу отъезда Марины. Да и не было им сказано больше никаких слов. Только тайная внутренняя тяга продолжала невидимо связывать их. Внешне тоже никоим образом не проявляющаяся, разве что в элементарных знаках внимания Ольшанского по отношению к ней, или Марины – к нему.
Если, к примеру, Ольшанский из-за неотложных дел не успевал сходить в столовую, Марина всегда берегла для него, на всякий случай, бутерброд. И если он забегал к переводчикам, Марина вставала, подогревала для него чай и доставала бутерброд из холодильника.
Постепенно девушки привыкли к тому, что это – именно так и по-другому быть не может. И никого это уже не удивляло: все в кабинете относились к этой взаимной безобидной симпатии Ольшанского к Марине естественно, как к свершившемуся факту.
Все знали, что они нравятся друг другу, но насколько и как – этого никто не знал.
Не знала до поры и Марина. Но ей всё казалось, что Ольшанский должен что-то сказать ей перед её полётом в Париж.
Но вышло так, что он накануне отъезда рано уехал домой, практически даже не попрощавшись с нею.
В Москву она улетала расстроенная, и если бы не сам факт такой грандиозной командировки и массы связанных с нею волнений, вероятно, огорчилась бы ещё больше.
Но когда прилетели в Москву, заботы, связанные с поездкой, стали ещё насущнее, и новые ощущения мало-помалу вытеснили сердечные переживания.
А тут ещё выяснилось, что их группе не успели забронировать гостиницу. Еле-еле мужчинам удалось поселить Марину с Ириной в ведомственную гостиницу, а самим искать пристанище у друзей и знакомых – благо их было в Москве немало.
Марина с Ириной быстро определили свои вещи, и, поскольку сами оказались в привилегированном положении, решили позаботиться о своей культурной программе, тем более что мужички были заняты покупками сувениров и съестного на первое время.
А дамам удалось достать билеты на «Ледовый балет», куда они с удовольствием и направились. Отлично провели вечер, добрались до гостиницы. В гостинице дежурная вручила Марине записку, написанную на четвертинке листка бумаги, видимо, вырванного из записной книжки:
«Марина Александровна! Я ждал. Надеялся. Прилетел – лично! – в Москву. Но, видно, ничего важнее «Ледового балета» нет.
И всё же желаю хорошего путешествия, больших и значительных впечатлений! Очень жаль! Но…
Будьте добры, запомните этот день! Когда-нибудь вы о нём вспомните с сожалением. Если нет, то это моя личная ошибка.
Всё равно – целую! Сергей.
И роспись»
У Марины мгновенно задрожали руки, когда она увидела, написанное его рукой слово «целую». А Ирина тут же принялась комментировать ситуацию:
– Сказано, что женщинам всегда не хватает тряпок и любовных записок. А что?! Правда, и то и другое доставляет женщине массу острых ощущений. Но, судя по тому, как у тебя дрожат руки, всё же любовная записка гораздо ценнее и важнее. Я тебя знаю, вряд ли от любой тряпки у тебя бы так дрожали пальцы, как сейчас от любовной записки.
Марина промолчала – не до этого!
Но Ирина и не думала прекращать свои красноречивые рассуждения:
– Слушай, Марина, вот это – да! Вот это и я понимаю – стремление мужика! Так это он, получается, специально прилетел в Москву ночным рейсом с пересадкой, чтобы тебя проводить! Представляю, как он, бедолага, вчера злился, когда еле отыскал нас, а тебя – нет в номере. Вот где он, с его жутко нетерпеливым характером, икру метал! Даже страшно представить!
Марина, хоть и была вне себя от волнения, добавила:
– Самцы вообще-то, не икру, а – молоки мечут…
Ира не сбилась с мысли:
– Да тут, после такого стресса все инстинкты перепутаешь! Слушай, Мариша, а где, интересно, он сейчас? Можно было бы ему хотя бы позвонить.
Марина, страшно расстроенная, отозвалась:
– Вот именно! А куда? Видишь же, ничего больше в записке не значится. Теперь только одно остаётся – ждать до утра.
И Марина опять не могла дождаться момента, когда ляжет в постель, закроет глаза (так все ощущения становятся отчётливее, острее и пронзительнее), и наедине сможет пережить поистине потрясающее событие в своей жизни.
Она уже успела много раз проговорить про себя содержимое записки, состоящее из пронзительных и невероятных по силе и значимости слов Сергея.
Её сознание томила сладкая мысль: «Прилетел! Здесь, в Москве! Он! Он где-то здесь и думает обо мне!»
Марина, полностью измученная столь неожиданными и чрезмерными эмоциями от откровения и признания Сергея, уснула только под утро.
А рано утром дежурная позвала её к телефону. Марина мигом соскочила с постели, оделась, и, едва пригладив волосы рукой, ринулась к телефону.
Ольшанский сразу же перешёл на «ты», голос его отчитывал, но она так была счастлива слышать его любые интонации:
– Я специально прилетел под вечер, надеясь на то, что разыщу вас. Чуть ли не всё Торгпредство на уши поставил, чтобы узнать, где вас поселили. А ей, видите ли, «Ледовый балет» понадобился.
Марина робко попыталась возразить:
– Но ведь я не знала, Сергей Сергеевич, что вы прилетите.
Он продолжал свою гневную отповедь:
– Не знаю, не знаю. Надо было предвидеть. Почувствовать, наконец.
Марина снова возразила:
– Сергей Сергеевич, не забывайте, что именно я улетаю в командировку, и вместо того, чтобы сказать мне что-то хорошее на прощание, вы меня отчитываете.
И тогда его словно прорвало:
– Марина, я так жалею, что не смог увидеть тебя! Ты даже представить себе этого не можешь! У меня всё всегда в жизни получалось, что я задумал, и тут впервые – фиаско, да ещё такой оглушительной силы! Ты даже не представляешь, как я был расстроен. Я так хотел тебя увидеть, просто с ума сходил…
Тогда Марина снова решилась его прервать:
– Вот вы сердитесь, а я тоже была расстроена дома, мне тоже казалось, что вы скажете мне что-то хорошее перед поездкой. Но вы промолчали. И мне, как видите, пришлось обойтись.
Услышав эти слова, Ольшанский мгновенно забыл о себе и с чувством сказал:
– Что ж, Марина, вчерашний вечер не вернёшь, зато я с самого утра звоню, чтобы сказать тебе то, ради чего прилетел в Москву:
«Целую, люблю, обнимаю!»
Марина чуть не выронила трубку телефона: эти невероятные слова, произнесённые им именно в такой последовательности, произвели на неё просто ошеломляющее действие. Видимо, они были много раз до этого выношены им самим, проговорены и прочувствованы, поэтому прозвучали для него естественно и привычно, а в ней вызвали настоящее смятение. Его слова были таким невероятным откровением – вот по какой причине: после его возвращения из Франции и такого радостного приветствия в кафе: «Радость моя! Только из-за тебя я приехал сюда!», больше не было им сказано ни единого подобного слова, наводящего её на серьёзные раздумья.
А тут сразу столько всего: « И - целую»; «И – люблю!»; «И – обнимаю».
Хотя в реальности ничего подобного и в помине не было, она даже понятия не имела о том, как это всё выглядит в естественном выражении и исполнении, относительно к нему. Это неожиданное признание было настолько ошеломительным для неё, потому что в реальности не было между ними ни единого объятия, ни единого прикосновения!
Ольшанский что-то ещё говорил ей – уже мягким ласковым голосом, чего-то желал, но Марина продолжала оставаться во власти первых трёх слов – она главное уже услышала, и ещё не успев всё до конца осмыслить, записывала его самые важные слова на своём сердце!!!
И лишь в конце разговора услышала о том, как он жалеет о том, что не смог увидеть её и обнять вчера, погулять с нею по городу или где-нибудь вместе посидеть, и что он приедет проводить их группу в аэропорт.
Марина только повесила трубку, как Ирина тут же подбежала к ней в халате с кучей вопросов:
– Что? Он? Расстроен? Ругался? Приедет проводить? Что-то хорошее сказал?
Но Марина ответила на все вопросы только коротким:
– Да.
Но самая главная тайна осталась в её сердце. Потому что она принадлежала – только ей!
В аэропорт Ольшанский приехал в сопровождении каких-то мужчин из Техмашимпорта, находился постоянно в обществе Главного инженера, который давал ему какие-то распоряжения по работе. Они что-то активно обсуждали, но Марина постоянно, всем своим существом чувствовала его присутствие.
Ольшанский тоже внешне был смущён. Видимо, он размышлял о том, не слишком ли он много сказал за один раз?.. Перед посадкой в самолёт всем пожал руки, и ей – тоже. Но она ничего не успела почувствовать через это рукопожатие, так как началась посадочная суматоха.
Лишь в самолёте Марина опять прокручивала про себя все грандиозные события последних двух дней, насыщенных такими богатыми и стремительными для неё открытиями, которые теперь так нежно, ощутимо и, главное, беспрепятственно баюкали её сердце столь неожиданными для неё словами: «целую, люблю, обнимаю».
Хотя на самом деле не было ни объятия, ни поцелуя, ни прикосновения. Это были действительно – запредельные признания с его стороны!
И сказанные Сергеем и услышанные ею слова уже обязывали Марину по-настоящему задуматься, а что же для неё значит этот неординарный мужчина, ведь он сказал ей далеко непростые слова, да и для неё это не просто интрижка. И за всё происшедшее им придётся нести обоюдную ответственность.
Но восторженная радость от услышанного всё равно брала верх, и Марина, как всякая романтичная женщина, опять и опять вспоминала только что услышанные признания. Ей не хотелось ни с кем общаться, ни о чём разговаривать. И даже объявления стюардессы о том, над какими странами они в данный момент пролетают, затрагивали её гораздо меньше, чем коллег. Но разве кто-то из них вёз в своём сердце такой драгоценный подарок, как она?! Ещё бы!!!
Марина постоянно удивлялась тому, что Сергей так решительно произнёс такие знаковые слова: «целую, люблю, обнимаю», хотя ни единого раза не прикоснулся к ней даже в танце.
Поэтому, не удивительно, что она и засыпала, и просыпалась, вспоминая их. Такие слова разве забудешь?!
В результате подобной экзальтации она всякий раз старалась представить, как всё это случится на самом деле?
Однажды, будучи во Франции, когда на улице моросил дождь, но Ирина всё же захотела прогуляться под дождём по улицам тихого городка, где они временно проживали, Марина взяла лист бумаги и записала то, что переполняло её:
Звонок перед вылетом в Париж.
Три слова грянули утром,
Как гром!
Хоть далеко звучали,
Грянули – испугали,
Грянули – ошеломили,
Сердце остановилось.
Долго потом звучали,
Всё заглушая…
Всё исчезало
Перед моим лицом.
Три слова грянули утром –
Грозой!
Тысячи раз пыталась
Их в памяти восстановить,
Тысячи раз вспоминала –
Только б не позабыть!
Три слова грянули утром,
Молнией грянули – в раз!
Сколько в них красоты!
Сколько смысла глубокого в них!
Сколько в них доброты, теплоты,
Сколько счастья певучего в них!
В этих словах Земных:
“ ЦЕЛУЮ! ЛЮБЛЮ! ОБНИМАЮ!”
Настолько глубоко засели в сердце его тоже идущие из самых глубин слова. Поэтому ещё одно стихотворение написала Марина в те дни об этом, неожиданно ставшим для неё дорогим, человеке. Оно тоже отражало её смятенное состояние души:
НУЖЕН!
Нужен ты мне,
Нужен,
На улице дождь,
Нужен.
На улице – непогода,
Нужен,
В любое время года,
Нужен.
Чтобы делить печаль,
Нужен.
Чтобы радость делить,
Нужен.
Уже не отделить мне,
Жизни своей от твоей –
Нужен.
Приходи поскорей –
Только в тебе я люблю всё!..
Нужен.
Повторяю имя твоё,
Нежно, как только могу,
Нужен.
Так, что жить без тебя
Не смогу.
Кажется мне,
Нет, не кажется,
Я действительно не смогу.
Нужен,
Я снова бегу,
Что б тебя повстречать.
Нужен.
Не могу подождать,
Дождаться,
Когда ты придёшь,
Прядь волос со лба отведёшь,
Или нарушишь течение их,
Нужен.
Ты слышишь!?
Вот ветер затих,
Вот и дождь приумолк.
Постепенно всё встанет,
На свои места.
Только в сердце моём маета,
Только буря бушует во мне –
Нужен ты мне!
Нужен ты мне…
Ирине она стихотворение не показала. Зато показала жене администратора, сопровождавшего их группу во Франции – Александре. Эта женщина была образованным человеком, живя в Париже, знала несколько языков, сама писала и переводила стихи. Это стихотворение настолько понравилось Александре, что она перевела его на французский язык и обещала напечатать его в одном из парижских журналов.
Марине тоже перевод на французский язык понравился.
Так в трудах праведных и в ожидании встречи с Сергеем проходила её командировка. Всё это время, несмотря на массу интереснейших впечатлений от работы и различных видов культурной программы, которую щедро спонсировала французская фирма-партнёр, Марина мечтала в душе о новой встрече с Ольшанским – единственным мужчиной в её жизни, подарившим ей слова, которые запомнились на всю жизнь. По этой причине ей так хотелось быстрее вернуться.
ГЛАВА XIV
После возвращения их группы домой Ольшанский встречал всех в аэропорту. Подошёл, естественно, сразу к Главному инженеру. К Марине не подошёл, так как их с Ириной встречали мужья.
Таким образом, приветствие и радость от встречи снова были тайными. Хотя после приезда началась цепочка удивительных и приятных витков спирали, незримо, но усиленно приближавших их друг к другу.
Самым удивительным качеством этого человека, самым ценным и присущим только этому мужчине, было, пожалуй, два качества. Это – для начала.
Он всегда мог появляться, словно материализовался из тумана, в самый нужный момент – именно тогда, когда она больше всего ждала его.
И второе: он сам был способен ждать! Ольшанский ни в чём не торопил Марину – умел ждать своего часа, минуты, мгновения.
Он делал для этого всё, но, имея терпение, никогда не торопил события, ибо созревший персик сладок, сочен и ароматен. Но в самые необходимые для неё минуты он, словно по мановению волшебной палочки, неизменно появлялся рядом. И вольно или невольно сердце Марины переполнялось горячей благодарностью и необъятной внутренней радостью, хотя по-прежнему не было между ними ни одного прикосновения, кроме его слов о любви в Москве, перед её командировкой.
Но и эти слова больше не повторялись, хотя подразумевались во всём его поведении.
Однажды руководитель послал Марину за авиабилетами для иностранцев. Утром она поссорилась с мужем, была в тяжёлом расположении духа, стояла у стойки авиа-кассы в полном смысле – никакая. И только подумала: «Хорошо бы увидеть Ольшанского» – как ей тут же показалось, что его стремительная фигура мелькнула среди толпы.
И точно, именно он протискивался к ней среди плотной массы людей – улыбающийся, подтянутый, как струнка, как всегда великолепный, он наконец подошёл к ней и с удивлением сказал:
– О, какая встреча! А вы, Марина Александровна, что здесь делаете? – Причём так, как будто это было для него полной неожиданностью.
Лишь несколько позднее он пояснил ей:
– Ну, конечно же, я из-за тебя поехал за тобой. Я же видел, что у тебя что-то случилось, ты же не можешь скрывать своего состояния. Мне нужно было в город по делам, вот я и решил тебя немного подбодрить в тот почему-то грустный для тебя момент, – и с улыбкой добавил, – несмотря на твой нордический стойкий характер ты бываешь иногда такой беззащитной, что так и хочется согреть тебя под своим крылышком.
И вправду, после его появления всё сразу перестало иметь такую мрачную окраску: всё само собой сгладилось и расправилось. К тому же Сергей подождал, пока она взяла билеты, и подвёз её домой. Таким образом, душевное равновесие Марины было полностью восстановлено – вот что значит позитивное воздействие уже только от одного присутствия любимого мужчины.
Из этой же серии было ещё одно не менее запомнившееся ей событие. Как-то вызвал Марину начальник отдела и сказал:
– Мы тут посоветовались и решили…
Она улыбнулась и добавила:
– Опять что-то типа того: «без меня, меня женили?» Верно, я понимаю?
Шеф серьёзно продолжил:
– Ну и шутница же вы у нас. Хотя, как говорится, истина где-то рядом.
Так вот, дослушайте до конца, мы решили, так как вы у нас самая смелая и находчивая…
У неё было хорошее настроение, и она опять пошутила:
– Никак вы, Валерий Иванович, в этот раз решили меня на КВН в Москву отправить?
Шеф поддержал её шутливый тон:
– Так точно! Только не в Москву, а в Минводы. – И он уже без тени шутки добавил: – Вы, Марина Александровна, у нас решительная и ответственная сотрудница, и мы решили именно вам поручить одно ответственное дело.
Марина подумала: «Час от часу – не легче!» Но, молчаливо внимала довольно цветистой преамбуле шефа.
А он продолжал:
– Дело в том, что несколько ящиков с запчастями для нашего предприятия по ошибке были отправлены самолётом в Минводы, и там застряли. А они нужны для монтажа оборудования. И их надо срочно вернуть, то есть перенаправить в наш адрес – к нам, сюда в Шевченко. – И шеф слегка заискивающе повторил: – Мы посоветовались и решили, что лучше вас никто с этой задачей не справится.
Марина спросила:
– Вы хотите сказать, характер – это умение стоять там, где остальные падают?! Вот уж не подозревала, что во мне ещё имеется талант толкача. Но помилуйте, Валерий Иванович, ведь железки – это же чисто мужицкое дело. А мужичков с такими выдающимися характеристиками в отделе у нас нет, что ли? Вот парни пусть и летят, это же чисто мужская задача, – уже менее уверенно повторила она.
Но шеф не сдавался. Он с улыбкой продолжил:
– Вы же сами понимаете, Марина Александровна, парни есть парни, а в женщине ответственности гораздо больше. – И, чтобы усилить и аргументировать тему, добавил: – К вашему сведению, водолазам на морское дно всегда именно женщины воздух закачивали – они жалостливее, а мужики могут и перекурить сесть.
Марина ещё менее уверенно возразила:
– Но ведь в ящиках с запчастями, уважаемый Валерий Иванович, не задыхающиеся водолазы, а железки.
Шеф сказал:
– Всё верно, но эти железки – очень нужны на строительной площадке, так что – выручайте.
Марина всё же сделала слабую попытку «отнекаться»:
– Но ведь в этой дыре – «вечно туманном Альбионе», вы же сами знаете насколько можно застрять, засесть, – упиралась она.
Шеф сказал уже тоном, не допускающим возражения:
– Всё понимаю, но лететь придётся именно вам, Марина Александровна, я и директору это уже сказал. Так что полетите в командировку по приказу директора, – и тут же миролюбиво добавил, – но вы не огорчайтесь, у вас всё это быстро получится.
И пришлось Марине по этой промозглой погоде тащиться в аэропорт с конкретной целью. Но с неприятными соображениями, как всё это осуществить? Так зверски не хотелось Марине в эту непонятную командировку, но пришлось.
И она отправилась в аэропорт с нулевым настроением. А перед этим и Ольшанский улетел в командировку, она несколько дней не видела его, а теперь она сама вынуждена лететь. И когда теперь увидит его? Марина не очень любила аэропорты и связанные с ними разлуки. И особенно не любила летать одна. А теперь ещё эта неприятная и непонятная командировка по пословице: «лети туда, не знаю, куда».
И вообще она чувствовала себя особенно одиноко в толпе чужих людей. Стояла и думала: «Как жаль, что его нет в городе. Иначе была бы надежда, что он появится».
Вдруг ей стало казаться, что он действительно где-то рядом. Что он – здесь! Марина внутренне почувствовала его присутствие. Осмотрела внимательно всех на втором этаже, входящих и выходящих – нет его. «Значит, показалось», – горестно подумала она.
И, тем не менее, с самого начала их отношений, Марина сама удивлялась своей способности определённо чувствовать присутствие Ольшанского, хотя совершенно непонятно каким способом и образом. Но это ощущение побуждало её снова и снова всматриваться в лица людей.
Прошло ещё минут десять, а Марина не могла избавиться от ощущения, что он в аэропорту и даже видит её.
И когда Сергей уже конкретно прошёл перед её глазами по первому этажу, и она увидела его, наконец, он поднялся с другими пассажирами по лестнице на второй этаж и подошёл к ней, Марина просияла от радости, не скрывая её.
И тут Ольшанский снова сказал ей «ты»:
– Я уже полчаса наблюдаю за тобой, Марина. Ты, видно, чувствовала моё присутствие, смотрела по сторонам, но я прятался и опять наблюдал за тобой. У тебя всё время было огорчённое выражение лица, но мне было приятно изучать его оттенки, – и он с улыбкой продолжил: – А сейчас вот подошёл потому, что у тебя был такой вид, что вот-вот слёзы брызнут из глаз, но сейчас вознаграждён за своё терпение. Когда ты конкретно увидела меня, у тебя так просияло лицо от радости – а это подлинная эмоция, она о многом говорит и дорого стоит.
Марина и не думала скрывать свою радость, она с улыбкой сказала:
– Да вы, Сергей Сергеевич, настоящий чекист! Столько времени потратить на анализ!
На самом деле ей так хотелось сказать: «Да если бы ты только знал, как мне хочется сию же минуту прижаться к тебе, к твоей груди и успокоиться».
Сергей, прочитав эту естественную в такую погоду мысль и явно выраженное в её глазах желание, был растроган её искренностью. Видно он и сам был бы этому рад, но вместо этого сказал:
– Марина, пошли в буфет, выпьем по чашке кофе. Ещё есть время до посадки.
Только тут Марина опомнилась и спросила:
– Но как же вы появились? Вы же были в командировке?
Он с тёплой улыбкой ответил:
– Почувствовал, что тебе будет приятно увидеть меня, и прилетел ночью не перекладных. Разве ты не рада?
Марина живо отозвалась:
– Очень даже рада, но всё-таки это так неожиданно.
Сергей Сергеевич улыбнулся загадочной улыбкой и добавил:
– Что может быть лучше приятной неожиданности? Когда хорошего не ждёшь, а оно берёт и случается. Ты, Марина, постой, а я сейчас принесу кофе.
Затем они стояли у довольно высокого буфетного столика и пили кофе. Марине так хотелось хотя бы дотронуться до его руки, чтобы поверить, что Сергей и вправду здесь, стоит рядом с нею. Он, словно прочитав её мысль, дотронулся до её руки своей тёплой ладонью и с улыбкой спросил:
– Что, не верится, что это я собственной персоной? Марина, мне так интересно наблюдать за тобой, до чего же ты на самом деле естественна и трепетна. Я всё время этому удивляюсь. А вследствие этой твоей особенности, всё, что происходит с тобой, с такой ясностью проявляется на лице. За таким лицом, как у тебя, очень интересно наблюдать, – повторил он, – всё читаешь, как по открытой книге, особенно если сильно заинтересован. Так, к примеру, как я.
Марина, слушая его, молчала, ощущая в своём сердце лишь горячую нежность и благодарность к нему.
Считается, что в любви есть три знака препинания: восклицательный, многоточие и точка. Сергей и Марина в полной мере переживали сейчас свой восклицательный период. Потому что в любви самое приятное – это начало. А в нём – пребывает и властвует только одна всеобъемлющая радость от общения. Вот они и проживали сейчас яркую, невероятно насыщенную влюблённостью пору, то есть море взаимной нежности и сиюминутной щедрой её отдачи – красивым кажется всё, на что смотришь с любовью!
В эти минуты Марина, разговаривая с Сергеем и глядя на него открыто, могла с особой тщательностью рассмотреть его. По отдельности черты его худощавого лица были обычными, мужскими, но в совокупности они были такими, что из целой толпы людей твой взгляд привлечёт именно – и исключительно! – только его лицо!
Тёмные, аккуратно зачёсанные на косой пробор и наверх, волосы, средней ширины хорошо очерченные брови, нос несколько особенной формы: после переносицы он слегка сужался и заканчивался хорошо вычерченными ноздрями, губы – средней величины и формы, но – глаза!
У Ольшанского были горящие и, главное, говорящие глаза! Невероятно выразительные – каждый взгляд отражал именно свой оттенок. Его тёмные глаза были слегка удлинённой формы и из-за этого казались большими. Такими глазами можно было бесконечно любоваться!
Марина впервые видела глаза такой удивительной формы. Говорящие, именно говорящие глаза: было такое впечатление, что любая мысль его тут же, словно на экране дисплея, мгновенно отражается в глазах. Но, разумеется, при его осознанном желании.
О! Сколько оттенков различных чувств они были способны выразить! И до зубовной дрожи хотелось в этом потоке чувств увидеть в этих говорящих глазах хоть один оттенок его внутренней симпатии к ней. .
Вот каким было его худощавое лицо с особенными и необычайно выразительными глазами. Таким образом, он имел полные права на свою собственную идентичность.
Видимо, Сергей тоже рассматривал её лицо с близкого расстояния, он вдруг сказал:
Марина, а ты не находишь, что мы с тобой внешне чем-то похожи друг на друга?
Марина улыбнулась и сказала:
– Хотите сказать: подобное притягивает подобное?!
Ольшанский с улыбкой продолжил:
– А ведь и правда: мы оба – темноволосые, оба – темноглазые. – И тут же, с трепетной нежностью добавил: – Только ты гораздо красивее меня. У тебя – более утончённые черты лица. Я не могу на тебя насмотреться, настолько ты внешне совершенна.
Он внимательно посмотрел на неё своим проникающим взглядом и пожелал ей скорого возвращения.
Вскоре объявили посадку. Марина с признательностью сказала:
– Как я вам благодарна, Сергей Сергеевич, за то, что вы пришли сегодня и так здорово поддержали меня морально. Теперь у меня всё будет хорошо, и командировка будет удачной.
В самолёте Марина напишет:
* * *
Именно в такие мгновения,
В знак огромной признательности
И благодарности
За разделённое одиночество,
Женщины решаются на многое.
Как жадно я искала лицо твоё,
Среди толпы тысячеликой…
Как сомнамбула,
Послушная чужой воле,
Поворачивалась я
В разные стороны…
Ты должен был,
Ради всего святого,
Появиться здесь.
Невозможность этого
Была бы слишком
Противоестественной.
Я стояла в аэропорту,
Словно исхлёстанная
Потоком необходимостей,
Событий и огорчений.
Единственное утешение было –
В твоём появлении.
Невозможность этого
Была бы слишком
Противоестественной.
Может ли ожидание
Быть более напряжённым!?
Возможно.
Но тогда всё моё существо
Вмещалось в это понятие.
Я не знала, что ты
Уже наблюдаешь за мной,
Я была слишком погружена в себя,
Чтобы реагировать на окружающее,
Значит, я тогда уже, не зная,
Ощущала твоё присутствие,
Оцепенение спало,
Когда я уже точно увидела,
Что это ты прошёл мимо,
Чтобы привлечь моё внимание.
Это мгновенное средоточие
Смятения, волнения и радости
Принято называть очень просто –
Подкосились ноги.
И жгучая признательность
За разделённое одиночество.
Именно в такие мгновения
Женщины решаются на многое.
А как я могу отблагодарить тебя
За твой бесценный подарок –
Способность понять
И почувствовать,
Что я совсем одна
В такую непогоду,
Что мне тоскливо и неуютно.
И ты пришёл!
Ещё раз посмотрю,
Да, это ты, желанный мой!
Как ты мне нужен!
Нужен так, что не нужны слова.
И эти два часа,
Перед ожиданием вылета,
Не лучшие ли они в моей жизни?!
С чем сравнить это удивительное
Состояние душевной полноты
И сердечного блаженства…
Нет больше хаоса толпы –
Одни мы в целом мире!
И я смотрю в любимые глаза –
Зрачки слегка расширены
От тех же чувств…
Как я тебе признательна!..
В Минводах, и в самом деле, Марине пришлось немало постараться, чтобы выполнить командировочное задание и тем самым оправдать доверие страждущего руководителя.
Хотя вполне можно было бы послать кого-нибудь из снабженцев.
Для начала она перезнакомилась со всеми дежурными смен, поэтапно излагая им суть своей задачи. Держала себя с ними вежливо и обходительно, стараясь вызвать у них человеческое сочувствие и участие к серьёзности своей проблемы.
Они отвечали ей тем же: Марину с радостью встречала каждая новая смена, а, уходя домой, ей желали удачи. Пока не прошло три дня. В первый день ей отказали в погрузке запчастей, потому что накопилось много пассажиров с маленькими детьми, а в этих ящиках ни много, ни мало, а целых 400 килограммов. А потом, работники аэропорта не виноваты в том, что какая-то «растяпа» отправила эти ящики именно к ним.
На второй день ей отказали по той причине, что им срочно нужно отправить дрожжи для хлебокомбината. Да ещё чуть ли не обвинили её в рецидивизме: что она-де желает оставить жителей целого города без хлеба. Марине пришлось снова войти в положение.
На третий день ей объяснили, что нужно срочно отправить в г.Шевченко театральный реквизит. Театральный коллектив летит в ваш город на гастроли. Уже все билеты проданы, и публика в неистовстве ждёт начала гастролей известного коллектива. «Так что важнее: ваши ящики или театральный реквизит?» – с их точки зрения резонно вопрошали они.
Марина начинала потихоньку закипать, отвечая начальнику смены:
– Так! Хлеб у нас уже – в наличии, теперь осталось дело за зрелищами, так, что ли?!
Но хорошо то, что всему когда-нибудь приходит конец, особенно неприятностям и дикостям. Тогда Марина, за три дня принявшая приличную дозу «озверина», прямиком направилась в кабинет начальника аэропорта и, взяв на себя смелость, решила популярно объяснить ему сложившуюся ситуацию, а за одно и припугнуть. Она тоном, не допускающим возражения, сказала ему:
– Я здесь в командировке по личному распоряжению директора нашего предприятия, которое строится по контракту с французской фирмой. И считаю своим долгом предупредить вас, уважаемый, что за несвоевременную поставку оборудования на строительную площадку инофирма платит большие штрафы. Но если она докажет, что оборудование отправлено в срок, а зависло у вас, то фирма, уж будьте уверены, выставит вам счёт штрафа в сумме двух миллионов рублей. И вы уже не отвертитесь своими отговорками, так как в этом случае вас даже слушать никто не будет.
И, видя, что начальник аэропорта конкретно повёлся на озвученную цифру штрафа, Марина добавила в голос немалую долю уверенности:
– Так что, если у вас есть лично такие деньги, подчеркнула она (а тогда только начинался процесс «прихватизации» и начальник аэропорта явно не был исключением), продолжайте придумывать свои отговорки. Я уже три дня торчу здесь, и отсутствия воображения, в смысле отговорок, у ваших работников не заметила. И это всё в то время, как руководители нашего предприятия в страшном гневе ждут эти запчасти, из-за которых приостановлен весь процесс монтажа. Так что вас неминуемо ждут штрафные санкции – выбор за вами.
Если не хотите, уважаемый, серьёзных неприятностей, ищите выход. Это в ваших же интересах. Явно, что вы не виноваты в головотяпстве работников московского аэропорта, хотя в сопроводительных документах ясно написан пункт назначения – г. Шевченко.
В тот же вечер начальник аэропорта лично озаботился тем, чтобы груз был перенаправлен по адресу – иногда нелишним бывает «взять на понт» несговорчивых или нерасторопных руководителей.
Начальник отдела встретил Марину, как родную, почти на «бис»:
– Вот видишь, я был прав, когда говорил, что быстрее тебя никто не справится с этой заковыристой задачей.
Марина ответила с улыбкой:
– Так мне пришлось элементарно на шантаж пойти, чтобы разбудить воображение у начальника аэропорта. Я ему пообещала, что ему придётся из собственного кармана платить ни много ни мало, а два миллиона за несвоевременную поставку оборудования, как указано в контракте. Только тогда он быстро «включил соображай»!
Шеф одобрительно улыбнулся:
– Вот видишь: цель оправдывает средства.
Марина возразила:
– Не скажите, Валерий Иванович, недостойные средства и цель принижают.
Он с деланным гневом воскликнул:
– Вы посмотрите-ка на неё, народ уже полностью разбаловался! Уже похвалы шефа ей мало.
Марина улыбнулась:
– Верно, вы говорите: фальшиво сочувствующих и неблагодарных везде полно.
Шеф в сердцах пробурчал:
– Вечно ты иронизируешь.
Марина миролюбиво улыбнулась:
– Иначе жизнь казалась бы слишком мрачной.
ГЛАВА XV
На работе Ольшанский вёл себя с Мариной по-прежнему ровно: не проявляя при сотрудницах никаких особых знаков внимания, но если они оставались наедине, хоть на короткое время, начала проявляться между ними некоторая напряженность, свойственная его нетерпеливой натуре.
Как-то в кабинет вошла Ирина с горящими глазами и шепнула Марине:
– Мариша, мне только что сообщили потрясающую новость: в магазине появились «офигенные» японские кофты. Давай слиняем с работы, посмотрим. «Бабцы» говорят, очень красивые. На часок раньше, ничего с работой не случится. Зато, может быть, по кофточке «прибомбим».
Сказано – сделано. Они пошли на дорогу, чтобы доехать до города на рейсовом автобусе. Не успели завернуть за поворот, как их нагнала директорская «Волга», в которой находился сам директор Владимир Сергеевич и его правая рука – Ольшанский.
Подружки слегка «перешугались», когда директор притормозил машину и сказал:
– Так-так-так! Линяем с работы? Так и запишем! – Затем, так как был слегка навеселе, добавил: – Ладно уж, барышни, раз вам повезло, что встретили нас, садитесь, подвезём.
Названные подружки с благодарностью, что им не грозят последствия самоволки, нырнули в салон на заднее сиденье и притихли.
Вдруг директор, будучи в прекрасном расположении духа, предложил:
– А что, барышни, может, стоит в конце рабочей недели и рабочего дня подышать морским воздухом?
Поскольку Ирина, которая всегда отличалась отменной реакцией, ответила вопросом на вопрос:
– Так что, господа сослуживцы, есть ли кто-нибудь из вас, кто против этого блистательного предложения? Поднимите руки.
Ольшанский улыбнулся и промолчал, тогда Ирина с улыбкой ответила директору:
– Как видите, уважаемый Владимир Сергеевич, рьяных антагонистов вашему предложению нет. Стало быть, народ согласен, – и с улыбкой добавила: – Кто же смеет барину возразить?! Только вот приличный ветерок поднялся, не забьёт ли нам дыхательные пути песком?
Директор, молодой, сорокалетний мужчина, весело сказал:
– А джентльмены с крутой грудью на что? Прикроют вас своим телом.
Шутница Ирина легко вступила в диалог:
– А каким именно образом, вертикально или горизонтально?
Директор весело рассмеялся и одобрительно сказал:
– Всегда считал, Ира, что у тебя самый смекалистый ум. Там видно будет по ходу и по направлению ветра.
Они приехали на море. Ветер был действительно достаточно сильный, и даже начал разыгрываться шторм. Однако все вышли из машины.
Директор сказал:
– Что ж! Ветерок и правда ощутимый. Однако предлагаю немного прогуляться, а потом согреемся в машине. У нас там, Сергей Сергеевич, что-то есть для согрева?
Ольшанский живо ответил:
– А как же, Владимир Сергеевич!
Директор с улыбкой ответил:
– Тогда мы прогуляемся с Ириной вдоль берега, и прошу за нами не подглядывать. Мы пойдём в эту сторону, а вы, друзья, как хотите.
И директор с Ириной, что-то весело обсуждая, двинулись вдоль берега.
Вдруг Марина почувствовала страшное смущение: она впервые оказалась с Ольшанским наедине. И поскольку она была в плаще, Сергей предложил:
– А мы с тобой, Марина, давай постоим и подождём весёлую парочку за выступом этой скалы, что скажешь?
Но Марина была настолько смущена, что, молча следуя за ним, в нерешительности произнесла:
– Как скажете, Сергей Сергеевич, если я временно в вашей полной власти.
Ольшанский тут же бурно возрадовался:
– О, Марина, как это божественно приятно звучит для моего истосковавшегося слуха, да вот только боюсь, что моей власти пока хватит только на то, чтобы расстегнуть куртку и укрыть тебя от ветра. Ты же в плаще и быстро задрогнешь.
Он расстегнул куртку и, раздвинув полочки, пригласил её:
– Иди сюда, моё сокровище.
Марина сказала Сергею:
– Слушай, неудобно как-то, водитель же всё видит: все наши рокировки и перемещения.
Сергей спокойно ответил:
–– Не обращай внимания, он привык.
Он крепче прижал Марину к себе, прикрыл её голову полой своей куртки, чтобы сократить ненужный для неё обзор, то есть, чтобы не отвлекалась – а у «спевшихся» мужчин все эти тонкости – в полном порядке.
И он привлёк её к себе. Марина позднее так опишет первое прикосновение:
А я…
Стуча зубами от холода
И от волнения,
Уткнулась тебе в грудь.
Стояли без движения,
Словно угасли,
Боясь друг другу
Руки протянуть,
Пока внутри нас
Бушевали страсти…
Минуты? Вечность?
До без сознания
Взволнованные встречей:
Еще бы!
Целый год ты
Свиданья добивался,
Кипя страстями
Не меньше, чем вулкан!
И вот впервые
Наши тела соприкоснулись
В полный рост,
То было первое объятие
И жгучее влечение
Обоих.
Но почему-то каждый
Признать боялся,
Что более его переживает –
Чем сильней натура,
Тем менее она доверчива…
Впрочем, и сейчас,
Как в самый первый раз,
Мы этого боимся,
Мы в постоянном опасении,
В борьбе с собой,
Как бы не показать,
Как бы не догадались,
Как бы не поняли,
Не уяснили,
Не дай-то Бог! –
Что я, а не другой,
Люблю сильнее!
Марина впервые оказалась в его объятиях. Она стояла молча с опущенными руками. Сергей прижал её к себе сильнее и спросил:
– Марина, почему ты молчишь?
Она сдавленным голосом ответила:
– Я не молчу. В молчании всегда много слов, и они намного сильнее тех, что мы произносим. Но мы предпочитаем молчать, потому что не знаем, какова будет реакция на сказанные слова.
Сергей улыбнулся и спросил:
– Много хороших слов? А каких?
Она ответила:
– Разных.
И тогда Сергей начал сбивчиво говорить:
– Марина, с первой минуты, как я увидел тебя, с той самой минуты – люблю тебя! Я даже во Франции, по горло загруженный важными делами, никогда не забывал о тебе. Я дни считал до того момента, когда вернусь и снова смогу увидеть тебя, – и он доверительно продолжил: – Мне ведь всё докладывал о тебе мой друг Анатолий Иванович. Я никогда, ни на минуту не отступаюсь от своей цели, если наметил её.
Ты мне сразу понравилась, как только я увидел тебя в первый раз, так что можешь смело считать, что это – любовь с первого взгляда. Я даже минуту ту помню, когда с малышом в коляске ты приходила в дирекцию оформляться на работу, – и он увлеченно продолжал: – И во Франции я знал всё, абсолютно всё: как у тебя дела дома, на работе. Знал даже то, что ты очень сильно нравилась одному молодому мужчине, но с твоей стороны ничего серьёзного не было.
У Марины от удивления округлились глаза:
– Вот это осведомлённость!
Сергей продолжал:
– А ты думаешь, для чего я писал письма и поздравительные открытки и просил директора прочитать их на собрании всему коллективу? Я это делал только для тебя, Марина, чтобы ты помнила обо мне.
Марина не решилась сказать: «Я и без этого вас не забывала»
А Сергей продолжал:
– Я знал каждый твой шаг. Для меня это было очень важно. В особо трудные минуты меня поддерживала мысль: «Да у меня же есть там моя радость!» – Он вздохнул и продолжил: – Ох, да разве тебе всё расскажешь? Одно могу сказать определённо, я полюбил тебя, Марина, всерьёз и надолго.
Марина улыбнулась:
– А более точный срок нельзя узнать?
И тут Сергей крепко прижал её к себе и поцеловал. Его горячий поцелуй в одно мгновение зажёг их обоих – уже не хотелось ни слов, ни признаний. Марина поняла, что теперь она действительно по доброй воле в его власти.
Сергей радостно улыбнулся и умиротворённо произнёс:
– Итак, запомним дату, когда я впервые поцеловал тебя. Для меня главное, что ты теперь чаще будешь вспоминать меня, – и назидательно добавил: – А мне, Марина, нужна только взаимность, запомни это, моё сокровище.
Марина промолчала, запоминая его слова, настолько они были серьёзно сказаны.
А Сергей уже совсем вольно добавил:
– Исходя из вышеизложенного, напрашивается вопрос: а сама ты хочешь поцеловать меня?
Марина ответила:
– Если у меня есть право выбора, то я бы предпочла повторный.
И Сергей тут же исполнил её желание быстро и страстно.
Марина слегка отдышалась и сказала с улыбкой:
– А знаете ли вы, господин Ольшанский, что именно первый поцелуй является самым важным в дальнейших отношениях между мужчиной и женщиной, ибо это точный ориентир длительности их союза.
Сергей мечтательно выдохнул:
– О-о-ох! Какая же ты, Маринка, сладкая малинка! – и тут же с озорной улыбкой добавил: – А известно ли тебе, радость моя, что это именно я подбил директора взять с собой вас с Ириной? Я сказал ему: «Владимир Сергеевич, а не прихватить ли нам с собой этих симпатичных двух подружек и прокатиться к морю?» – Шеф улыбнулся и согласился, добавив: « Я так понимаю, что ты неравнодушен именно к Марине?»
Марина внимательно слушала новую и интересную для неё информацию, а Сергей охотно продолжал:
– У нас с ним хорошие доверительные отношения уже много лет, поэтому я не стал отрицать. Тогда директор сказал: «Я давно догадывался, что у тебя здесь имеется дама сердца. Иначе, зачем бы ты всякий раз просил меня читать твои поздравительные открытки?» – И Сергей добавил:
– Вот видишь, какая у нашего директора проницательность! Он мне тогда прямо сказал: «За столько лет общения я изучил тебя и знаю, какой ты скрытный и продуманный жук!»
Марина внимательно слушала, а Сергей крепче прижал её с себе и искренне произнёс:
– Да вот только при всей моей продуманности, как сказал Владимир Сергеевич, я уже, фигурально выражаясь, с ног сбился в поисках решения, как заполучить тебя, моя рыбка, в свои сети? А тут подвернулся такой удобный случай, хотя бы обнять тебя и поцеловать.
Марина сказала:
– По поводу сетей есть один анекдот: «Поймал новый русский золотую рыбку. Повертел её в руках, да и отпустил её в синее море. Рыбка показалась из воды и спросила: «А три желания?!» Новый русский ответил: «Да без проблем – загадывай!»
Когда Сергей с Мариной увидели возвращающихся Владимира Сергеевича с Ириной, Марина спросила у него:
– Раз ты по жизни продуманный генератор идей, что будем делать с этой любовью, Серёжа?
Он, ни секунды не задумываясь, ответил:
– Наслаждаться, Марина.
В этот раз Марина возвращалась домой в смятенном состоянии духа: её впервые после замужества обнимал и поцеловал другой мужчина.
По натуре Марина не была лживой. Мама так воспитывала её, что у неё не было ни малейшей нужды изворачиваться, лгать, точнее, что-то скрывать. К тому же мама была для неё самой лучшей подругой. Марина всегда и всем делилась с нею – абсолютно всем! Особенно в старших классах школы, то есть: где были, с кем были на вечеринке. Разве что о поцелуе с парнем умалчивала, но это была уже – совсем деликатная тема.
Марина воспитывалась в строгости. Например, одной из материнских установок была: «Не дай Бог зайти к парню в дом до замужества». Это уже был по понятиям матушки чуть ли не конец света, но зато и воспитывалась Марина в доверительных отношениях с мамой. И Марина всегда очень сильно ценила эти доверительные отношения с мамой – мать плохого дочери не пожелает! А мама всегда верила Марине на слово, поэтому у Марины никогда не было в семье никакой нужды или необходимости лгать или что-то скрывать.
Но вот сейчас у неё наступала пора вольной или невольной лжи. А считается, что лгать – это признавать превосходство того, кому лжёшь. Хотя и до этого далеко не всё было в её отношениях с мужем гладко: от добра – добра не ищут! Но сейчас всё чаще возникала необходимость что-то утаивать, что-то и вовсе скрывать.
Сразу после замужества муж ни в чём не отказывал ей, особенно, когда она работала в школе. Марина могла покупать себе любую понравившуюся вещь. Но как только Марина начала работать с иностранцами и переводить все официальные переговоры, в том числе с руководителями фирмы, муж неожиданно сделался жадным. Видно, по своим личным соображениям: чтобы на его не просто привлекательную, а красивую жену не заглядывались лишний раз иностранцы. И у её мужа начался период вечных, ничем не объяснимых табу.
Если Марина говорила: «Я хочу купить себе белую куртку», муж отвечал: «Тебе белая куртка не нужна, нужен плащ» и так далее. И это при полном достатке в доме. Но именно так семейные отношения в полном смысле губят подобные мелкие разлады, когда сама любовь в семье не бережётся и не лелеется. И действия супругов совершаются в так называемую «отместку». А поводов найти при желании можно сколько угодно. Отсюда возникает желание «сорваться» по любой мелочи даже при природной сдержанности одного из супругов.
А Марине в тридцать лет, работая с иностранцами, так хотелось быть хорошо одетой. Она начала покупать вещи тайком. Если муж замечал и гневно спрашивал:
– А это у тебя откуда?
Она тут же делала удивлённые глаза и сердито отвечала:
– Вот видишь, ты перестал замечать меня. Я ношу это давно, а ты только увидел.
К тому же он начал первым «пакостить» в семье: задерживаться, выкручиваться и привирать, а Марина делала выводы типа: «Подожди, гад, придёт и моё время». А когда решение принято, да ещё в больную горячую минуту, то оно надолго и прочно остаётся в памяти. И нужно много приложить усилий, чтобы в собственном сознании противостоять ему.
И о какой взаимной нравственности можно вести речь, если она попрана и поругана одним из супругов? И вот это время, кажется, наступило. Марина по природе и сути своей не была чёрствым или лживым человеком, да уж больно учитель хорош.
ГЛАВА XVI
Началась и у Марины двойная жизнь. Физически она была в семье, ни на минуту не ослабляя и ни в чём не запуская своих прямых обязанностей хозяйки и матери, да только душа её постоянно витала в другом месте – рядом с любимым мужчиной.
Считается, что люди становятся близкими постепенно, а чужими – мгновенно. И это, чаще всего, происходит в двух случаях: либо муж изменил, и жена начинает испытывать к нему стойкое отвращение. Либо жена изменила, да ещё, если узнала сладость других объятий и ласк, точно так же даже мысль сама непереносима для неё, как после такого блаженства – в постель к мужу?
И зачастую бывает так: если удаётся простить изменника или изменницу, то больше не хочется их обнимать, словно начисто оборвана прежде связующая их нить. И тяжелее всего в семье выносить обоюдное отторжение – вот это уже становится настоящей мукой. Не то, что спать, а даже подойти – обнять больше не хочется – не тянет.
А тут уже Сергей не мог ни одного дня обходиться без того, чтобы хоть как-то прикоснуться к ней, хоть мельком. Приносил ей переводы или другое задание, подходил к её столу, стараясь незаметно для других накрыть её руку ладонью, или прикоснуться локтем – хоть как-нибудь, и эти мелкие знаки внимания приводили её в трепет.
Ведь ни для кого не секрет, какой разряд во всём организме может вызвать простое прикосновение человека, к которому ты неравнодушна.
Мало того, что сам разряд, ещё и отголоски продолжают вольготно гулять по тебе. А у Марины со временем все чувства обострились до предела. И даже сам Сергей удивлялся тому, насколько точно она способна чувствовать его присутствие или отсутствие.
Она и сама не могла объяснить этот феномен: откуда и почему появилась в ней эта сверхчувствительность. Сергей несколько раз спрашивал:
– Марина, как ты догадалась, что я уже приехал? Ты что, наблюдала за дорогой и видела, как моя машина подъехала?
Она серьёзно отвечала:
– Нет же, конечно! Я занята, между прочим, серьёзной работой. Мне вовсе не до того, чтобы бегать к окнам и следить за дорогой. К тому же окна нашего кабинета с другой стороны, ты сам знаешь.
Но он с не меньшим удивлением повторил:
– Но как ты узнала? Я только что вошёл, ещё за стол не успел сесть. И сразу твой звонок.
Марина искренне отвечала:
– Я, правда, не знаю, как. Просто почувствовала. Я всегда чувствую, в корпусе ты или нет. Когда тебя нет, я спокойно работаю, но как только ты начинаешь подъезжать к Управлению, не видя тебя, я это чувствую.
Позднее они даже несколько раз по его просьбе проводили эксперимент, так как Сергей наотрез отказывался поверить в то, что она, не отходя от своего рабочего стола, чувствует его появление. Он думал, что Марина бегает и подсматривает за появлением его машины в окно коридора, в торце здания. И даже один раз просил её тут же позвонить ему, как только он войдёт в свой кабинет, так как из конца коридора не добежишь быстро до телефона на своём рабочем столе.
Марина даже обижалась и гневно спрашивала:
– Послушай-ка, друг Ольшанский, не слишком ли много ты берёшь на себя? Ты что же, и впрямь думаешь, что я только тем и озабочена, чтобы следить за твоей сановной персоной? Уверяю вас, вы глубоко заблуждаетесь на сей счёт!
Сергей тут же старался успокоить её:
– Не сердись, Марина, просто твои способности немало удивляли и продолжают удивлять меня. Мне просто не верится, что нечто подобное возможно.
Он тут же сжимал её руку ладонью. И этот его жест мгновенно успокаивал её. И когда Сергей убедился, что она вовсе не лукавит, он несколько раз говорил ей, когда она с честью выдержала все его эксперименты:
– Ты знаешь, Марина, меня не просто удивляет, а поражает то, что ты так безошибочно чувствуешь моё появление.
Она отвечала:
– А ты не допускаешь мысль, господин Ольшанский, что это именно ты передаёшь мне своё состояние, а я просто улавливаю его – вот и вся разгадка. Только и всего. Ты ведь тоже, надеюсь, думаешь обо мне, когда подъезжаешь к корпусу?
Сергей с готовностью отвечал:
– Радость моя, я думаю о тебе постоянно, а когда подъезжаю, то думаю гораздо интенсивнее, чем обычно – это верно. В этом ты права. Заметь, я всегда хоть на минуту забегаю в ваш кабинет, только чтобы увидеть тебя, откуда бы я ни приехал. Мне так важно – просто увидеть тебя, – радостно повторил он: – В моей душе сразу устанавливается порядок, и я могу спокойно продолжать работу. Ты даже не представляешь, как я всей душой стремлюсь к тебе, – и с вожделенной улыбкой добавлял: – А как может быть иначе, если мне так хочется поцеловать тебя – у тебя такие влекущие губы.
Она, глядя ему прямо в глаза, с улыбкой спросила:
– Судя по твоим словам, цветку нет нужды звать пчёл, ему достаточно расцвести?
Сергей живо подхватил мысль:
– Вот именно – цветку достаточно расцвести, а ты уже расцвела, но тебе ещё осталось распуститься! Надеюсь, вы понимаете, мадам, о чём я?
Марина ответила:
– Господин Ольшанский, прошу не делать неприличных намёков.
Так, будучи на работе, Марина получала от Сергея незначительные признания, но со временем начала опять же чувствовать, что Сергей не на шутку томится ею, хотя он отлично понимает, что говорить с Мариной о конкретной близости не имеет смысла – кристалл должен созреть и окрепнуть, чтобы полноценно заиграть всеми многочисленными гранями!
Приближался день рождения Ирины. И Марина с подругой начали гадать, что же ей подарит директор? Была масса предположений, но действительность превзошла все ожидания.
Владимир Сергеевич оказался мужчиной – на уровне. Он сам, не обращая ни на кого внимания, пришёл в кабинет переводчиков, принёс большой букет чудесных роз – подарок, который сделал бы честь самому изысканному мужчине, коробку конфет для чаепития с сотрудницами и свёрток. В дирекции все знали, что он человек с тонким вкусом.
Когда развернули пакет, девушки все просто ахнули, увидев этот восхитительный снимок.
Владимир Сергеевич с улыбкой сказал:
– Ирина, поздравляю тебя с Днём рождения. Как видишь, я не пожалел для тебя эту красоту, – и он с улыбкой продолжил: – Эта цветная фотография сделана самым лучшим фотографом нашего города. Она настолько красива – настоящее произведение искусства. Я сам не мог отвести от неё глаз, но решил всё же подарить имениннице – на память.
Большой цветной снимок, наклеенный на планшет, был действительно сделан рукой большого мастера. На снимке были ягоды, а на переднем плане одна самая большая, такая красная и спелая, что дух смотрящего захватывает от такой красоты. И на ней – две крупные капли росы. Одна капля падала и была заснята в момент падения. А другая – уже дрожит, и тоже вот-вот упадёт. Фотограф-профессионал высочайшего класса умудрился запечатлеть сам миг перед её падением – и всё это снято просто великолепно!
Довольный произведённым от подарка эффектом, Владимир Сергеевич сказал:
– Как видишь, Ирина, я не пожалел для тебя эту красоту.
Коллеги именинницы, хором выдохнули, когда он вышел из кабинета:
– Вот это – да! Подарок!
Но и это ещё не всё. На обратной стороне планшета этого восхитительного снимка, они прочитали: «Дорогой моей Ирине в День рождения! И далее шли слова, за которые любой муж, (а Иринин, так это определённо!) тут же, без суда и следствия, то есть, не вникая и не разбираясь – тут же оторвёт голову.
Девицы продолжали восхищаться подарком, а именинница тут же впала в ступор:
– Братцы, да я ни за что в жизни не смогу такой подарок принести домой. Потому как прямо на пороге – на подходящем лобном месте для моего мужа, лишусь головы, – и поскольку Создатель наградил Ирину большой сообразительностью, тут же изрекла: – Впрочем, я знаю, куда это можно повесить – в спальню моей сестры.
Все слушали это выдающее решение проблемы, эта острячка пояснила свой логический ход:
– И если даже муж будет изменять мне с моей сестрой, ему будет не до этого.
Наталья сказала:
– Бабий ум догадлив, на всякие пакости повадлив!
Ирина ответила:
– Какие же это пакости? Это сермяжная правда жизни и принцип самосохранения в состоянии экстрима.
ГЛАВА XVII
Становление коллектива и рабочий процесс продолжались. Хотя то была всё же пора определённой вольности в отношении людей к работе. Видимо, по этой причине и директора начали меняться как перчатки. Точнее их меняли из Москвы таким образом. Но самым интересным и всеми уважаемым был первый – Владимир Сергеевич Аверьянов – высокий, статный, представительный, он и внешне выглядел как настоящий директор. Да водился за ним один грех – чрезмерная склонность к спиртному.
После него Марина видела ещё нескольких директоров, но по-настоящему все уважали только первого. Когда их стало четыре, то расклад получился по стечению обстоятельств их судьбы такой: первый был алкоголиком, второй – жалким выдвиженцем какой-то мохнатой руки из Москвы; третий – «алконавтом», четвёртый – опять-таки выдвиженец той же или другой – «помохнатее» руки – бесхребетным и даже жалким на вид.
Почему-то принято говорить: время было такое. Но причём здесь время? Ведь, по сути, никогда не существовало исключительно лёгких времён: во все времена были свои радости и сложности.
А вот личности играли свою роль во все времена. Опять же к примеру: Владимир Сергеевич был самым человечным и самым добрым. Хотя излишняя доброта на руководящей должности чаще всего сопровождается отсутствием воли. Особенно в частной жизни: если ты не в состоянии изменить свои привычки, то тебе уже никто и ничто не поможет. Именно это и сгубило его впоследствии.
Но это был поистине директор! Главное его человеческое качество заключалось в том, что если ты входил в его кабинет, он смотрел на тебя, слушал только тебя и вникал именно в твою просьбу или проблему, независимо от того получал ли ты отрицательный или положительный ответ. Но он именно – с тобой! – вёл себя как человек с человеком, как с личностью, наконец.
Не отвлекался во время разговора и сам не тянулся к трубке телефона по личной инициативе, побуждая кого-то на том конце провода к совершенно незначительному, а то и бесполезному разговору, выпуская тебя самого и твою проблему из поля зрения. Поминутно забывая о тебе и о проблеме, с трудом и явным нежеланием вспоминать о ней и снова вникать в суть. Тем самым директор-мутант даёт тебе понять, что у него «вертушка», а на самом деле это не что иное, как элементарная разболтанность и служебная расхлябанность, унижающие тебя как человека и подчинённого, демонстрирующие полное отсутствие интереса к тебе, как к личности.
И такой директор ждёт не дождётся, когда же ты, наконец, исчезнешь с его глаз долой, убив бесполезно своё собственное время. А время не любит, когда его тратят впустую.
А Владимир Сергеевич никогда этим не грешил. И за то ему огромное спасибо. Как жалко было Марине, когда над его головой сгущались тучи. Муж Марины занимал большой пост, и поскольку руководители крупных предприятий города так или иначе были связаны между собой и многое знали друг о друге, он иногда дома говорил Марине о том, что её директора ждут большие неприятности.
Марина быстро через Ольшанского предупреждала Владимира Сергеевича, и он на время прекращал пьяные вакханалии. Но проходило время, опасность забывалась – от своей сути никуда не денешься. К тому же алкоголизм – слишком эгоистичная болезнь: кого забрала, того просто так уже не отпустит. Разве только с каким-нибудь крушением: карьеры, семьи, а то и самой жизни.
Особенно опасна она тогда, когда ты – хозяин и всё тебе позволено, тогда легко забываются пределы и грани реальности – в результате коньяки лились рекой, столы ломились от самых дорогих деликатесов. А начальники цехов ластились к нему, приползая на брюхе, готовые по мановению руки сгонять на станцию за новой порцией…
Марина однажды сама оказалась в этой злачной компании директора. Стол был накрыт с шиком, но без всякой, как оказалось причины. В то время и повод как бы особо не требовался. Марина сильно волновалась, впервые оказавшись в компании директора. Ей налили целую пиалушку коньяку, и директор сказал:
– Пей!
Марина никогда в жизни никому не позволяла никакого алкогольного прессинга по отношению к себе, а тут приказал директор, и она с большим сомнением в голосе спросила:
– Как?! Всё?
Вся компания довольно ухмылялась, а директор спросил:
– А что тебе сделается от этой капли? Ты – молодая, здоровая женщина, только кровь ещё быстрее побежит.
Марина в шоке подумала: «Или свернётся». Но все глаза устремились на неё. Она была единственной женщиной в мужской компании, и к тому же директор приказал. Куда денешься?
Она глубже вдохнула и выпила коньяк.
Директор одобрительно сказал:
– Вот и молодец! Это – по-нашему.
И почти мгновенно её быстрые и умные мозги превратились в ватные и тупые. А она никогда в жизни не имела склонности к спиртному. В студенческом общежитии тоже особо не пила. И более того, органически не переносила само состояние алкогольного опьянения. Максимум, что она позволяла себе на дискотеке с французами – это два глотка сухого вина без всякой закуски, таким образом и тонус был в порядке, голова была совершенно ясной – и «соображай» работал как всегда быстро и чётко.
А в тот раз, после директорской попойки её доставили на его машине до дома. Благо дело, что по дороге она, усилием воли постаралась слегка прийти в себя, потому что никогда ничего подобного себе не позволяла.
Пришла домой, быстро переоделась и бегом на кухню, чтобы ни на кого не дыша, готовить еду для семьи. И ругала себя последними словами, лучшее из которых было: «дурында». Но зато после этого случая она уже ни за что и никому не позволяла принуждать себя к алкоголю.
Но как Марине было больно видеть и мучительно жаль этого по сути своей очень хорошего человека, директора Владимира Сергеевича, когда его увольняли. Он в последний раз сидел в своём кабинете – одинокий и глубоко несчастный, а все эти прихвостни – любители «халявной» выпивки а, по сути, предатели и козлы, которые портфелями поставляли ему «бухло», сидели сейчас в своих кабинетах – «тарились» по своим щелям, и ни один не пришёл поддержать его морально, кроме Ольшанского. Сказать ему какие-то слова утешения или сочувствия. Таков, к сожалению, итог любого попустительства – личностного и производственного. Или, скорее, личностного – на производстве.
А, с другой стороны, кому предъявишь претензии или выкажешь неудовольствие? Кого упрекнёшь, когда ты уже – отрезанный ломоть?!
И лишь женщины заводоуправления, многим из которых он реально помог, и которые безмерно уважали его за отзывчивость и человечность, гневно шушукались по поводу поведения бывших исполнителей директорской воли.
Но что поделать? Такова манера поведения шакалов: наскакивать на жертву кучей, пожирать её скопом, а затем – разбегаться. Недаром сказано: лучше быть одиноким волком, чем шакалом из стаи.
В то непростое, даже кризисное время для Владимира Сергеевича рядом с ним был только Ольшанский. Но Марину немало беспокоило то, что Сергей является – этого же поля ягодой.
Ей настолько было жаль директора, что она не выдержала и сказала одному из управленцев, который (она видела это сама) без конца нырял в директорский кабинет:
– Что же это вы в последний день все сбежали от директора? То паслись около него за милую душу, а теперь ни одного рядом не осталось?!
Но он даже на эту её, довольно явную дерзость не отреагировал должным образом, а виновато залепетал:
– Да что я-то?! Я заходил с утра.
Марина так же дерзко ответила:
– Да бросьте вы, ни один из вас не зашёл, а раньше дверь не закрывалась в директорский кабинет. Он же теперь ничего не решает из всего того, что вам нужно. Он последний день на работе. А поставить себя на его место у вас воображения не хватает?
Но и впрямь, не будешь же вести всех за руку?! А как жаль, что стольких порядочных людей сгубила эта проклятая пьянка. Многие потеряли лицо и честь по этому же самому сценарию, что и Владимир Сергеевич. Но его все сотрудники только добрым словом вспоминали после того, как он снова вернулся в Москву.
ГЛАВА XVIII
Отношения у Марины с Сергеем складывались по восходящей прямой. Как говорится – к вершине блаженства.
Так как ему уже было мало просто прикоснуться к её руке. Теперь ему было необходимо хоть на незначительное время, хоть один раз в день обнять её и крепко прижать к себе. Поражала Марину его смелость и решительность: если он чего-то сильно хотел, всё остальное было ему – ни по чём. Средства достижения цели чаще всего избирались им спонтанно.
Если Марина оставалась в кабинете одна, девчонки куда-нибудь уходили, он тут же спрашивал, куда они ушли и насколько. Мигом закрывал дверь изнутри, бросался к ней и начинал её неистово целовать: с такой жадностью, словно истомлённый жарой путник в пустыне припадающий, наконец, к вожделенному роднику.
И ему не было никакого дела до того, что кто-то другой может постучать в дверь, кроме сотрудниц. А если кто-то толкался в дверь, Сергей и не думал выпускать её из своих объятий, ограничиваясь тем, что поднимал вверх указательный палец в виде знака молчать, но паники на его лице никогда она не видела. И даже говорила ему:
– Ольшанский, я просто удивляюсь твоей выдержке. Это же надо, какую силу духа иметь, чтобы не задрожать от стука в дверь особо тогда, когда занимаешься далеко неправедными делами.
Он с улыбкой отвечал:
– Нет ничего страшнее самого страха. А целовать любимую женщину в служебном кабинете, особенно при стуке в дверь с той стороны, почти что героизм. Так о каком страхе может идти речь?
Марина тоже всё больше тянулась к нему, к его страстной ласке. Однажды они очень сильно забылись в поцелуе во время одного из таких порывов, вдруг Сергей, без всякого стука в дверь, резко отстранил её и быстро вышел. Так подчёркнуто быстро и неожиданно для неё, что она даже обиделась. Сидела и недоумевала, лишь чуть позднее поняла причину.
И эти короткие и страстные прикосновения друг к другу всё больше и больше распаляли их. Настолько волновали, что потом остаток дня вместо работы только и помнилось: как, с какой жадностью Сергей обнимал, целовал её и что сказал при этом.
Со временем Сергей начал неистовствовать всё сильнее и сильнее. А по натуре он был до жути нетерпеливым человеком. Если он чего-то хотел и тем более сильно, то дайте ему это и – немедленно! Сию минуту! Сколько раз он буквально срывался или даже взрывался в своём нетерпении.
Однажды они были с Мариной по делам в городе, и он пригласил её зайти вместе с ним в его квартиру. Дело в том, что все главные специалисты предприятия, пока строился жилой комплекс с трёхкомнатными квартирами, куда они могли привезти семью, временно получали однокомнатные квартиры.
Так вот в свою однокомнатную квартиру и пригласил в тот день Сергей Марину. Это было днём, он быстро положил документы в папку и принялся целовать её, настолько страстно и самозабвенно, так как не опасался внезапного стука в дверь. И не известно, чем бы всё это закончилось. Но его удержало только то, что директор ждал эти важные документы сразу после обеда. А Сергей относился к работе со всей серьёзностью и ответственностью.
Но когда Марина уже один раз побывала в его квартире, он никак не мог взять в толк, почему бы ей не появиться в ней ещё раз? Его семьи ещё не было в городе, и до получения трёхкомнатной квартиры он мог распоряжаться собой, как король – по своему усмотрению.
Вот он и усмотрел однажды их встречу с Мариной на своей собственной территории.
И сразу после того дневного визита начались его звонки Марине домой. Он звонил ни с того, ни с сего вечером, зная, что мужа пока нет дома, и ласковым голосом говорил:
– Марина, я так сильно хочу тебя видеть. Прошу тебя, пойди в магазин и зайди ко мне хоть на десять минут.
Марина отвечала:
– Серёжа, я не могу. Готовлю ужин. Уже скоро нужно звать детей с улицы, кормить и укладывать спать.
Через несколько минут опять звонок:
– Мариночка, умоляю тебя, пожалуйста, приди ко мне хоть на пять минут. Я только обниму тебя, и сразу уйдёшь.
Она ответила:
– Серёжа, как я всё брошу? У меня на плите всё готовится. Как я всё это брошу? И детей надо с улицы звать, уже пора.
Сергей умолял:
– Мариночка, ты же ненадолго. Что может произойти за пять минут?
Марина терпеливо отвечала:
– Серёжа, знаю я эти пять минут, – и попыталась как-то урезонить его, – сам знаешь, иногда всё может измениться за минуту. У меня ответственность – дети. Нет, я правда не могу.
Трубка в сердцах вешалась на том конце.
Затем опять звонок:
– Марина, вспомни, – его тон уже становился жестковатым и требовательным,– вспомни, ты забыла купить кастрюли и тебе не в чем варить компот для детей, а детям нужно пить компот. Пойдём, сходим в хозяйственный, мимо меня.
Марина отвечала:
– Да есть у меня всякие кастрюли и для компота всё есть.
Сергей заладил своё:
– Тогда сама приходи, я просто умираю, так хочу видеть тебя.
Ты можешь меня понять, я просто не могу!..
Марина начинала сердиться:
– Серёжа, это ты от безделья вбил себе в голову непреодолимое желание увидеть меня. Займись чем-нибудь полезным, и это утихнет.
Ольшанский мигом заводился:
– Я в твоих советах не нуждаюсь.
И трубка бросалась.
Затем опять:
– Мариша, ну ты что? Разве ещё не вышла из дома? Я-то думал, что ты вот-вот войдёшь ко мне, уже размечтался, как начну обнимать тебя…
Марина снова попыталась урезонить его:
– Не могу я, пойми ты. Когда о чём-то другом речь, не о детях, тогда действительно можно всё бросить. А сейчас – не могу.
Сергей не унимался:
– А позднее?..
Когда не имеешь представления, от чего отказываешься, то отказываться гораздо легче. Она даже попыталась отшутиться:
– А позднее будет муж дома. Может быть, мне отпроситься у него к тебе на свидание?
Сергей сразу же сердился:
– Брось ты свои шуточки. Неужели ты, Марина, не можешь понять, что я просто умираю, хочу увидеть тебя?! Неужели это так трудно понять?
Она удивилась:
– Так мы же с тобой только днём виделись.
Он резко ответил:
– Эх, многого ты не понимаешь.
Она тоже начала сердиться:
– Ну, конечно, куда мне…
Трубка снова бросалась. И так до тех пор, пока его мольбы, уговоры вперемежку с угрозами, вконец не разозлили его, и он не «бросил»:
– Ну и дура.
Марина, уже достаточно изучившая его неистовую натуру, не сильно обиделась на такой финал разговора. Поняв, легче простить. Она представила, как он неистовствует и изводит себя, но больше в этот вечер не позвонит – перепылал-перегорел…
Не обиделась Марина на это слово ещё и потому, что точно знала, каким сильным было его желание увидеть её. А это слово – не более, чем пресечение своих же бесплодных уговоров.
На следующий день ему всё же удалось сжать её в своих объятиях, хоть Марина и сопротивлялась, говоря нарочито обиженным тоном:
– Что тебе от меня нужно? Я же дура!
Сергей искренне воскликнул:
– Прости меня, Марина! Прошу тебя, прости! Я сам – дурак! Это именно меня следовало послать куда подальше. Мне 33 года, и пора бы научиться владеть собой, а я как двадцатилетний пацан, который не в состоянии справиться со своими разбушевавшимися гормонами, изо всех сил бегу к тебе и не знаю, когда это кончится и чем? Я так люблю тебя, что всякий раз голову теряю от желания увидеть тебя и ничего в тот момент не могу с собой поделать.
Ольшанский был великий мастер на всякие комбинации и неожиданные решения. А поскольку он обладал на предприятии большими полномочиями, то есть принимать самостоятельные решения, он мог войти в кабинет к переводчикам и сказать Марине деловым тоном, не допускающим возражения:
– Марина Александровна, вот на это письмо, – и он протягивал ей какое-то письмо,– нужно дать положительный ответ, и отвезти его после обеда на предприятие, по указанному в письме адресу.
Марина быстро научилась понимать его с полу-взгляда и полунамёка. И тут же отвечала:
– Хорошо.
Стало быть, после обеда она могла отсутствовать на работе час-два. Они уезжали к морю и целовались на природе до тех пор, пока мозги у обоих не начинали плавиться, поскольку вечером Марина не могла уйти из дома.
И в другие дни по его настоянию Сергей ждал её за поворотом, она шла как бы на остановку рейсового автобуса, он как бы случайно проезжал и подвозил её до города. Со временем все эти «как бы случайно» настолько стали явными для всех, настолько «шиты белыми нитками», что знали все, кроме них двоих. Хотя догадываться – это ещё не знать точно. Потому что никто ни разу, ни за каким компроматом их не застал. Никто ни разу не видел, как Сергей обнимает Марину.
Даже на дискотеках с французами он не злоупотреблял приглашениями на танец. Или им только казалось, что они ведут себя, как великие конспираторы?!
ГЛАВА XIX
Сейчас они ехали к морю и радовались возможности хоть иногда побыть вместе. А у Сергея, как она поняла чуть позднее, началась конкретная программа по привлечению, точнее даже, по «приручению» её к себе.
В этот раз Сергей предложил ей искупаться, Марина отказалась, потому что у неё не было с собой купальника. Она сказала:
– Ты искупайся, а я посижу в машине.
Он ответил:
–Хорошо. Тогда я быстро. Только окунусь, не возражаешь?
Она пожала плечами:
– Нет, конечно.
Сергей быстро разделся, и Марина увидела его в плавках. Но что это были за плавки – надо было видеть! Явно французские, из тонкого, даже тончайшего эластичного трикотажа. Но с особенной «задумкой» изготовителей: от тёмно-изумрудного, до светло-бирюзового тона. Плавки красивые, фирменные, с тонким пояском и якорьком на боку. Да только весь прикол был в расположении цветовой гаммы, видно было, что так было задумано изначально кокетливыми французами.
Всё дело в том, что переход цвета был задуман не от пояска с кантиком – вниз, а наоборот: вверху был тёмный тон, а ниже – совсем светлый, почти прозрачный.
Но когда Сергей повернулся и входил в море, она, естественно любовалась только его стройной молодой фигурой – на это тоже был его расчёт – ей демонстрировалось всё великолепие его сильной мужской фигуры, не слишком мощной, но статной и ладной. С узкими бёдрами, что любой женщине особенно нравится в мужской фигуре и круглыми, как яблочки, ягодицами. А это – первый и верный признак восхитительной близости, так как при таких данных – мужчина особенно горяч и дееспособен. Хотя в этом вопросе и мужчины и женщины имеют редкостную солидарность – и те и другие не в состоянии отвести взгляд от такого высококачественного предложения…
Вот и Марина с удовольствием смотрела на привлекательные пропорции фигуры Сергея. Но когда он выходил из моря и шёл к машине – это был для Марины – полный эмоциональный шок! Тут уже надо было выбирать одно из двух: либо срочно опускать глаза, либо – наиболее глубоко впечатляться увиденным. Тут уж ничего не скажешь – французы умеют представить мужчину в выгодном свете!
Марина мгновенно выбрала – первое, потому что она не видела обнажённым ни одного мужчину, кроме мужа. Она не была морально готова к подобного рода созерцанию мужских прелестей и порядком смутилась, потому что всё просматривалось – как на ладони!
А Сергей, наоборот, чувствовал себя молодцом – он же не голый перед нею? А, как положено на море – в плавках. Ясное дело, что соблазнитель Ольшанский даже не подумал надеть другие, более скромные плавки, у него на всё имелся свой расчёт. Он чувствовал себя уверенно и не думал смущаться – было бы глупо при его данных.
Сергей вытащил из пакета красивое французское пляжное полотенце и демонстративно промокнул им своё, покрытое капельками морской воды, тело.
Ох, уж эти мышцы-шашечки на плоском мужском животе!!! Есть ли что-то, более восхитительное для женских глаз? Есть! Но пока хоть слегка сокрыто. Больше и говорить об этом ничего не стоит!
Сергей и не думал спешно натягивать на себя брюки. Сидел – хоть бы что на переднем сиденье, затем пересел к ней и обнял её. А если он прижимал Марину к себе, она плотно закрывала глаза, и никуда ни разу не посмотрела от смущения, потому что до какого-то особенного восприятия его тела время ещё не пришло.
Со временем Сергей понял, что она ещё не готова: она ещё не на грани! И от природной стыдливости ни за что не посмотрит на то, на что бы ему хотелось. Даже под страхом смерти, точнее, под страхом своего воспитания. И он даже сам слегка смутился – прикрылся полотенцем, чтобы успокоиться.
Затем пересел на своё сиденье и оделся.
Но это было для неё, как предостережение, знак типа: «Осторожно, играешь с огнём! Перед тобой – мужчина!»
После этой поездки к морю Марина уже отчётливо чувствовала во время поцелуев прикосновения его жаждущего тела, так как Сергей стал меньше стесняться. А их встречи стали и впрямь томительными и для неё тоже. Но особенно для него, так как семьи его в городе пока не было.
Сергей жил в «Змейке», в ожидании трёхкомнатной квартиры, поэтому мог бы спокойно отдаваться своему чувству, но он предавался ему не спокойно, а неистово. Опять продолжались его вечерние звонки с мольбой встретиться хоть на минутку.
Однажды муж Марины уехал в командировку, как это и бывает во всех жизненных анекдотах, и она могла вырваться вечером на свидание. Она быстро всё сделала по дому, накормила детей и уложила спать, отдала ключ соседке Жене, на всякий случай, и пообещала, что часов в 11 вернётся домой.
Сергей предложил ей опять поехать к морю.
Марина сказала:
– Только смотри, дорогой, если ты вздумаешь опять купаться в тех плавках, в которых на люди не покажешься, то лучше тебе от купания отказаться, то есть воздержаться. Просто откроем двери в машине, чтобы было прохладнее.
Он, видно, быстро, с явным удовлетворением отметил про себя: «Однако, впечатлило!» Но вслух продолжил:
– Успокойся, Марина, не в тех! К тому же купаться сегодня у меня желания нет.
Она обрадовалась:
– Вот и хорошо. Просто посидим.
Приехали на берег моря. Сергей пересел к ней, обнял, и они начали лепетать то, что обычно говорят друг другу все влюблённые – всякие мелкие приятные глупости.
Вдруг Марине захотелось увидеть его по пояс раздетым – обнимать его так – видно в ней потихоньку просыпалась заложенная от природы чувственность.
Она попросила:
– Серёжа, а ты можешь снять рубашку?
Он это сделал с великой готовностью, мгновенно сбросив её.
Марина обняла его, кожа на плечах и груди была гладкой и атласной, плечи – прохладны и желанны. Она начала целовать его в шею, лёгкими поцелуями перемещаясь к плечам.
Затем сказала:
– Даже если бы я тебя первый раз в жизни увидела, всё равно посчитала бы, что ты – очень красивый!
Сергей улыбнулся:
– Ещё этого не хватало, чтобы ты меня первый раз в жизни в таком виде увидела.
Марина рассмеялась:
– Окстись, дорогой, а разве сейчас не первый раз в жизни я тебя вижу? – Затем с упоением выдохнула: – Какие у тебя, Серёжа, красивые плечи!
Он удивлённо воскликнул:
– Разве? Вот не знал, я всегда думал, что они у меня узковаты.
Марина быстро заверила его:
– Нет, нисколько! Прекрасные плечи и сильные. Я лично терпеть не могу «качков». Про таких говорят: чем меньше думаешь, тем больше у тебя единомышленников.
Сергей улыбнулся:
– А мне, про плечи – это уж совсем незаслуженный комплимент. Разве что – вот так?! – Он быстро вышел из машины, и, согнув руки в локтях, напряг грудную клетку, отчего она увеличилась, чуть ли не в половину.
Сергей со счастливым лицом, словно пацан, спросил:
– А сейчас?!
Марина вышла из машины и в тон ему ответила:
– А сейчас – просто потрясающе!
Сергей со счастливой улыбкой схватил её в свои объятия, приподнял над землёй и закружил, закружил…
Каждое из их свиданий превращалось в такое блаженство, в такое открытие друг друга, в такое привыкание друг к другу, в такое доверие друг другу, в такую всеобъемлющую радость общения.
Они сели в машину, Марина снова принялась обнимать его и целовать любимые плечи. Нежно гладила его по спине, по бокам и шептала:
– Какой ты весь ладненький, и как ты мне нравишься!
Он, как женщина, попросил:
– Как? Расскажи!
Марина с готовностью ответила:
– Сильно-сильно, очень-очень! И вообще, по-моему, я впервые в жизни с таким трепетом, такой внутренней радостью и наслаждением прикасаюсь к мужчине – вот как!
Она продолжала гладить его по обнажённому боку и слегка засунула пальцы под ремень брюк, не на животе, а на спине и слегка на боку. Машинально, без всякого намёка на что-либо. Доверительно и ненавязчиво, но Сергей на одну секунду замер, буквально оцепенел.
Затем быстро расстегнул ремень на брюках, и сам опустил её руку чуть ниже – на бедро. Тогда Марина, в свою очередь, мгновенно замерла и оцепенела – на бедре уже была – запретная зона.
От этого действия или события они оба испытали очень сильное волнение. Марина ни за что бы не осмелилась передвинуть свою руку хоть на миллиметр в любую сторону – её рука словно приклеилась. Но она почувствовала, что Сергею этого очень бы хотелось, чтобы её рука хоть немного, хоть полунамёком погладила его бедро. Но Марина ни за что не решилась бы на это. Она только чувствовала прекрасную гладкую кожу, которая, казалось, вот-вот воспламенится от мгновенно подскочившей местной температуры. Она почувствовала, какой горячей вдруг стала её ладонь и то место, где она прикасалась.
Некоторое время они оба не шевелились, как от какого-то таинственного обряда познания: как будто она прикоснулась к чему-то настолько запретному, о чём даже подумать нельзя, не то, что допустить. Затем Марина перевела дух и высвободила потихоньку свою руку, потому что, сдвинь она свои пальцы чуть-чуть вперёд, и можно было почувствовать первые волоски...
Сергей, почувствовав состояние её смущения, мгновенно надел рубашку и, заправив её в брюки, застегнул ремень.
Даже разговор не клеился от только что пережитого ими обоими.
Марина сказала:
– Серёжа, поехали домой. Он не сопротивлялся. Как-то ни о чём не хотелось говорить: когда чувства совпадают, ощущения выпиваются в унисон – настолько мощным тогда становится восприятие близкого тебе человека. Тем более если он действительно – близок и желанен!
Благо дело, им можно было не тормозить в себе перехлёстывающие через край эмоции, не гасить их, не пытаться задвинуть их как можно дальше, утаивая даже от себя.
Марина простилась с Сергеем и пошла к себе. Поднимаясь по ступенькам, вдруг подумала о том, как её собственный муж мог бы обозначить те чувства, которые она испытывала в данную минуту? И ужаснулась от мысли, что он мог бы их расценить, как постыдные и порочные. Марина, представив на минуту глаза встречающего её разъярённого существа, которое в принципе тебя не любит, вовсе не любит, но не переносит пользования своей собственностью. И только от этой мысли она вдруг с явной неприязнью подумала о своём муже и о том, что из всех человеческих чувств, пожалуй, скорее всего, рождается именно антипатия – почти мгновенно!
Считается, что самый чужой человек на свете – это мужчина, которого вы когда-то любили. И Марина опять подумала: «А я ведь своего мужа не просто – когда-то, а никогда не любила. Он понравился родителям, особенно отцу: положительный, состоятельный – чем не партия? Да и муж, вполне вероятно, пару недель горел желанием заполучить такую красивую, умную и образованную девушку в собственное пользование». А Марине после несчастной институтской любви к Морису всё равно было за кого выходить замуж.
Марина усилием воли постаралась отогнать печальные мысли по совету: управляй своим настроением, ибо оно, если не повинуется, то повелевает.
Она взяла ключ у соседки, спокойно открыла дверь, было около одиннадцати часов. Дети спали, она приняла душ и легла в постель и начала, как всякая женщина, ещё раз прокручивать в сознании события вечера, особенно редкие и дорогие сердцу моменты. От такого гурманства женская натура становится утончённой, таинственной и содержательной.
Мужчины, те гораздо проще относятся к подобным вещам: раз переживает ощущения, и – всё! Они – менее сентиментальны, им нужна вещественная сторона восприятия, тогда она более ценна для них, хотя они не понимают того, что это быстрее пресыщает, ибо любые повторы значительно снижают остроту ощущений. И тогда остаётся лишь стремление испытать – апогей страсти, да и то только в случае полной гармонии в близости. Все эти тонкости приходят со временем.
А пока Марина лежала и никак не могла взять в толк, как она могла со своей щепетильностью пойти на это – оставить руку под ремнём, и не отдёрнуть её мгновенно? Причём с такого сокровенного места на теле мужчины?!
Сейчас она уже без помех предалась воспоминаниям, стараясь вспомнить каждый нюанс – какая у него нежная на бедре кожа, именно на том месте, к которому она прикоснулась ладонью. Ольшанский ей всё больше и больше нравился. Он был первым мужчиной после замужества, который по-настоящему волновал её. Марине всё чаще хотелось, когда он обнимал её, плотнее прижаться к нему. Хотелось его почувствовать животом и бёдрами – уже сама природа вела её тело к его телу и, стремясь к гармонии, диктовала ей свои действия.
Сначала она это слабо осознавала, но постепенно нарастающее влечение воспринималось как вполне допустимое и конкретное действие.
Марина страшилась этого, и одновременно ей хотелось ещё раз повторить нечто подобное. До этого вечера на море она воспринимала Сергея более абстрактно – по-девичьи что ли: ну обнимает, ну целует, ну прижимает…
Утром проснулась счастливая, сама не зная отчего. И ей хотелось его скорее увидеть. Как можно скорее!!!
Сергей встретил её пытливым взглядом, он внимательно всматривался в выражение её глаз. Ему хотелось понять по её глазам, что же произошло с нею за эту ночь? Определилось ли её чувство к нему?
Он точно знал, что её муж в командировке, ей ничто не мешало остаться наедине со своими мыслями. И сейчас по её сияющим глазам он понял, что всё идёт по заданной им траектории – первый опыт удался. Марину и в самом деле всё сильнее тянуло к нему – он это чувствовал всем своим существом.
ГЛАВА XX
И Ольшанский размечтался! Так как намечалась командировка в Москву на переговоры. Летел новый директор, Сергей и Марина в качестве переводчика. Марина радовалась новой возможности быть рядом с Сергеем. Она обожала аромат одеколона, который исходил от его гладко побритой кожи лица и шеи – удивительный, завораживающий её сознание аромат – мужественный и сексуальный одновременно. Главное, что он идеально гармонировал с собственным запахом его всегда идеально чистой кожи.
Несравненная красота Сергея и его волевая внешность в целом постоянно будили в ней всё новые и новые оттенки радостного созерцания.
Марина так любила даже просто находиться рядом с ним – любимым и желанным мужчиной!
На людях, при директоре, Сергей и Марина, чувствуя и понимая друг друга, держались вполне непринуждённо и независимо друг от друга, нисколько не обозначая ту невидимую нить, которая крепко связывала их воедино. Хотя кто-то и догадывался о ней – это ведь всё отлично чувствуется на подсознательном уровне.
В Москве директор пригласил Ольшанского и Марину к своему другу – работнику Министерства химической промышленности, короче – министру. Директор долго перечислял звания и названия своего знатного друга так долго, что Марина все и не запомнила.
Прилетели в Москву, нашли дом, вошли, их встретила мать друга, уже пожилая женщина. Она, конечно, узнала директора, обрадовалась, пригласила всех войти. И тут же захлопотала, произнеся из кухни:
– А Костик (видно речь шла о её сыне) пока на работе, но он звонил и обещал скоро подъехать. Да вы устраивайтесь.
Марина окинула взглядом квартиру министра, роскошная квартира – ничего не скажешь! И книги, и мебель, и картины на стенах, и посуда, и в целом дизайн. Но всё равно взгляд Марины лишь равнодушно скользил по дорогим вещам – по всему этому богатству.
Единственное, что существовало для неё в тот момент – это присутствие Сергея. Ей так хотелось, чтобы как-нибудь незаметно он хотя бы прикоснулся к ней. Или хотя бы уж скорее вечер наступил.
Марина по своей природе всегда была контактным человеком, могла легко сходиться с людьми, к тому же имела уже приличный опыт в ведении домашних женских обязанностей. И обладала определёнными кулинарными навыками. Она, не раздумывая ни минуты, вызвалась помочь хозяйке в приготовлении ужина и в сервировке стола.
Они вдвоём быстро налепили пельменей, пожарили цыплят, наделали салатов. Хозяйка, видя сноровку и расторопность Марины и её полную доброжелательность в общении, была просто очарована ею, и не переставала похваливать молодую гостью.
Таким образом, к моменту появления Костика Марина постепенно освоилась и энергично сновала из кухни в гостиную и обратно, накрывая стол скатертью и расставляя приборы и салатницы с душистыми салатами. А директор с Сергеем с удивлением в глазах наблюдали за нею.
Она настолько была занята делом, что и сам приход хозяина дома не поверг её в какое-либо замешательство. Да и существовал для неё тогда только один мужчина на свете – Сергей Ольшанский. А Сергей, она это мельком видела, сидел и внутренне гордился ею, как собственным творением. Она отчётливо видела по его глазам, с каким довольным видом он сопровождал её движения туда-сюда. Ничего во всём этом лишнего – всё в меру и кстати: с чувством, с толком, с расстановкой. Даже обронённая ею на ходу какая-нибудь шутка.
Наконец появился долгожданный Костик. Он оказался высоким, полноватым, симпатичным и вполне доброжелательным мужчиной: как пришёл, так сразу занял много места.
Вскоре в разговоре выяснилось, что Костик только что вернулся из зарубежной командировки и охотно делился с гостями своими впечатлениями. И, кроме того, он сразу же обратил внимание на активность Марины, и с улыбкой спросил у директора, одобрительно окинув её взглядом:
– А это что за гарная дивчина с вами? Где ты такую ладную и складную нашёл, друг мой?!
Директор, довольный похвалой его сотруднице, ответил:
– Это наш переводчик Марина, – и с характерной мужской улыбкой добавил: – Что, понравилась?
Министр воскликнул:
– Ещё бы! Такая замечательная хозяйка – в руках всё спорится! А хороша-то как! Давно такую красавицу не видел!
У Костика было добродушное, спокойное и умное лицо, точно, как и у директора. Тут уж всё совпало по выражению: «Скажи мне, кто твой друг…» Они давно были друзьями – в одном институте учились. После пары рюмок начали активно вспоминать всех своих сокурсников, кто – где?.. И смотреть общие фотографии…
Марина мигом заскучала и тут же подумала: «Вот самый лучший момент слинять отсюда!» Но мужчины больше подвержены внешним обстоятельствам. В этой компании Сергей себе не принадлежит, он – при директоре. Хотя всё же понял её пожелание: когда Марина вышла на кухню, Сергей вышел вслед за нею, подошёл к ней вплотную и сказал:
– Ты такая у меня умница, Мариша. Я так рад, что ты отлично вписалась в компанию хозяина. А хозяйка так вообще от тебя в восторге, – и вышел.
Марина подумала: «Всё это я сама знаю. А ты лучше бы обнял».
Так, как говорится: в дружественной обстановке прошёл вечер. Нужно было возвращаться в гостиницу. Директор и Костик уже были очень хороши, даже – слишком.
Костик оставлял директора у себя, но он наотрез отказался:
– Нет-нет, я не хочу вас стеснять.
Костик убеждал и даже настаивал:
– Да что такое ты говоришь, друг мой? Как это – стеснять?! Ты только посмотри, сколько у нас места, мы же вдвоём с мамой живём.
Директор заупрямился:
– Нет! И всё тут!
Как выяснилось чуть позднее, у него были свои соображения. А у Сергея, по ясной причине, в момент испортилось настроение.
– Ну что ж, – сказал Костик, – как желаешь. Но тогда, может быть, мне вызвать свою служебную машину?
Директор опять возразил:
– Нет, нет, ни за что! Ты что хочешь, чтобы водитель увидел, какие мы с тобой «весёлые» ребята? Зачем это? Ни к чему. Доберёмся на такси.
Костик проводил гостей до входа в подъезд, и затем его мамуля, подхватив сыночка под руки, повела к лифту.
Гости вышли на улицу. Директор был на вид очень тяжёл: он шёл не прямо, а откровенно покачиваясь. Однако не преминул похвалить Марину:
– Ну, ты молодец, Марина, молодец! Я тебя с этой стороны не знал. Приятно было на тебя посмотреть.
Марина улыбнулась:
– Так для нас, женщин, всё это – привычное дело. А вы, мужчины, только тогда впечатляетесь, когда у вас есть возможность посмотреть на нас глазами посторонних людей, в данном случае глазами вашего друга. Кстати, он мне очень понравился – никакой бравады, сплошная доброжелательность и искренность, даже странно. Неужели все министры такие? – Марина улыбнулась и добавила: – Мне даже лестно, что вы посмотрели на меня глазами доброжелательных хозяев.
Директора почему-то всё время тянуло на возражения:
– Ясное дело, что ты моему другу понравилась, но даже он, с его широтой взглядов и общения сказал, что такой умницы, как ты, нигде не видел и не встречал.
Марина продолжила:
– Мне тоже ваш друг понравился, у него хорошее доброе лицо без всякой спеси, несмотря на то, что он – министр.
Директор с удовольствием участвовал в этом разговоре: как же, Марина хвалила его друга, значит, и его самого. А когда хвалят, разве можно думать о чём-то другом, кроме похвалы? Как правило, человек отдаётся похвале полностью, хотя и считается, что похвала приятна только тому, кого хвалят, а остальным она сразу же надоедает.
Тем временем Сергей поймал такси, и все отправились в гостиницу «Россия». Однако при поселении произошла довольно неприятная история.
Свои бланки для поселения Сергей и Марина заполнили быстро и чётко.
А директора уже настолько сильно развезло, что он еле держался на ногах у стойки, заполняя бланк. Затем подошёл к регистраторше, отдал ей бланк, а сам, чуя неладное, «умёлся» подальше и водрузил своё мало послушное тело в кресло за большим фикусом.
Вскоре началось основное представление поселенческой корриды: ведь эти дамы, как известно, в нашей стране никогда не отличались положенным для данной профессии тактом.
И она тут же бесцеремонно, причём на повышенных тонах, начала комментировать ситуацию. Причём, сгребла бланки и у Марины с Сергеем. И на весь вестибюль, словно в рупор, раздался её зычный голос:
– А это что за каракули? Это чьи, хотела бы я знать, каракули? Здесь вообще ничего нельзя понять! Администраторша ещё выше подняла бланки вверх и добавила «ораторской» ярости на два тона, и тут же выдала всё вышесказанное ещё раз, только ещё в более резких выражениях.
Марина сразу догадалась, что речь идёт о бланке директора. Сергей, отчётливо понимая, что увязавшийся за ними директор окончательно испортит им вечер, подавленно молчал.
И Марина, как всякая сообразительная женщина, ринулась спасать и выравнивать ситуацию. Она подошла к злобной регистраторше и начала пояснять ей просительным тоном:
– Вы простите нас, пожалуйста, это бланк нашего директора. Мы прилетели в Москву на переговоры. Он плохо себя чувствует, у него поднялось высокое давление. Да ещё две ночи он не спал: готовился к переговорам. И лететь сюда пришлось с пересадками – дополнительная нагрузка на сердце. Пожалуйста, прошу вас, дайте мне чистый, я – переводчица, я всё заполню сама разборчиво, быстро и аккуратно. И всё будет в порядке.
Но администраторшу – этого гостиничного ночного монстра, не с первого раза тронула горячая и проникновенная речь Марины. Но всё же со скрипом и бурчанием она сунула Марине чистый бланк.
«И то хорошо, просто замечательно!» – подумала Марина. Она взяла в руки паспорт директора и начала заполнять, обратив внимание на тот, который заполнил «по-пьяни» он сам, и подумала: «Матерь Божья, здесь действительно ничего невозможно понять – сплошные дикие каракули, никаких соблюдений ни линеек, ни строчек.
Наконец, формальности поселения были улажены и закончены. Но тут же возникла новая проблема – необходимость полностью превратившегося в хлам директора транспортировать к лифту, да ещё на глазах зверски настроенной администраторши.
Сделать это как-то иначе не представлялось возможным. Оставался единственный вариант: подхватить его с двух сторон под рученьки (язык не поворачивается сказать – белы). Но делать нечего – пришлось прибегнуть к единственно возможному манёвру: подхватили они его с Сергеем с обеих сторон и доволокли до лифта, так как руководитель расползался по швам прямо на глазах.
Марина с Сергеем зашли со стороны цветка, чтобы дежурной администраторше было не так заметно, и повели директора к лифту. Еле добрались до номера, пришлось ещё с дежурной по этажу объясняться и умолять директора хотя бы прямо держаться.
Наконец все мучения были позади, привели директора в номер, сняли с него пальто, посадили на кровать. Так нет же, поди ж ты! Не унимается!
Сказал Сергею:
– Сбегай в буфет, принеси мне кефиру и пива.
Сергей молча отправился исполнять указание директора, так как возражать ему – себе дороже обойдётся! Игнорировать директорскую волю – не полагается! Ни при каких обстоятельствах!
Когда Сергей вышел, директору стало как бы неудобно перед Мариной, он даже прямо на глазах стал трезвее. И проникновенно, насколько это было возможно в его состоянии, обратился к ней с пафосной речью:
– Мариночка, ты такая красивая! Я целый вечер любовался тобой! Прошу тебя, останься со мной (Марину чуть не стошнило прямо на него). Но директор, собрав остатки сил, продолжал:
– Прошу тебя, Марина, я мгновенно, вот увидишь, приду в себя, и зацелую тебя всю – по-есененски!
Марина ещё больше оторопела от такого поворота событий.
Она несколько секунд ловила воздух ртом от такого «масштабного предложения» – настолько это всё было неприятно и даже мерзко. Она смотрела на это одутловатое, слегка обезображенное от количества выпитого лицо директора, полностью потерявшее форму; в эти налитые кровью глаза и думала: «Если бы мог мужчина, делая такое предложение молодой женщине, посмотреть на себя в зеркало или увидеть себя со стороны в эту самую минуту, разве осмелился бы он обратиться к ней с подобной просьбой?»
Ему бы впору – со стыда сгореть! Под землю провалиться оттого, что тебя созерцает в эту минуту молодая и красивая женщина. Лишь только в этом случае он смог бы понять – осознать, насколько для неё отвратительно и даже мерзко подобное предложение. Но мужчины в подобном состоянии, как правило, теряют чувство реальности.
Благо в эту минуту в номер вернулся Сергей, и сексуальные этюды и вместе с ними мольбы директора аннулировались сами собой – автоматически.
Сергей и Марина, наконец, оставили директора в его номере, и вышли в коридор. Их предполагаемый вечер был катастрофически испорчен. И они, полностью подавленные всем увиденным, разошлись по своим номерам.
Так, к сожалению, бывает в жизни, когда обычная, даже никчемная «бытовуха» способна опустить любые, даже возвышенные чувства до уровня плинтуса.
О том, по какой именно причине увязался за ними в гостиницу пьяный директор, Марина, естественно, Сергею не сказала – он бы точно рассвирепел от такой наглости шефа.
Лишь у себя в номере, когда Марина слегка пришла в себя от директорской мути и хмари, она уже была в состоянии задать себе вопрос: «Интересно, как это – по-есененски? Директор ведь так и не успел как следует объяснить и уточнить это, – и она с мрачным юмором подумала, – а вдруг бы я заинтересовалась?!»
Затем, сев в кресло, она вспомнила строчки из есенинского стихотворения:
…зацелую допьяна,
изомну, как цвет.
Вот уж тут Марина, сама обладающая богатым воображением и определённым чувством юмора, весело рассмеялась. Так как её никоим образом не прельщала перспектива – быть зацелованной допьяна осклизлыми синюшными губами и измятой, как цвет, негнущимися и бесчувственными руками в хлам пьяного директора.
В результате этих размышлений Марину вдруг осенила, даже пронзила внезапная трагикомическая мысль: «Так вот, оказывается, в чём дело – ларчик просто открывался! – Так вот почему директор рвался в гостиницу, отказавшись от ночлега у своего друга? С благими намерениями он летел сюда на крыльях, а она его не поняла и отвергла. И её тут же передёрнула нервная дрожь.
Ложась в постель, Марина уже с иронией подумала: «Озвучь я Сергею причину, из-за которой директор так рвался в гостиницу, его, как пить дать, охватило бы нехилое бешенство. Сергей строил столько радужных планов на эту поездку, как он стремился в Москву, как с немыслимым удовольствием мечтал о том, что он, наконец, попытается в гостинице соблазнить её. Сергей уже несколько месяцев спал и видел сладкий сон о том, как это произойдёт…»
А директор конкретно обломал ему всю малину. Это ли не фиаско замысла?! Стоит не забывать житейскую, веками проверенную мудрость: «загад – не бывает богат». И никогда не помешает, добавлять сюда: «может быть». Как ни странно, но эта присказка, иногда подобна цементному раствору, который значительно усиливает вероятность свершения загаданного.
Утром Марине хотелось посмотреть в протрезвевшие глаза директора – не стыдно ли ему?.. Ничуть не бывало! Его глаза были хоть и красноваты, но вполне приветливы и спокойны. «Может быть, он даже не помнит, что он тут городил в пьяном виде, гонимый «есенинской» идеей? В порыве соблазнить меня мнимой перспективой нежного обращения? И он вовсе не помнит, какие рулады выводил непослушный его воле язык?» – подумала Марина.
Хотя директор ещё раз в городе, в своём кабинете, сделал попытку привлечь внимание Марины к себе словами:
– Я всем всегда завидую, что любят кого-то, а не меня.
Как человек опытный и хорошо знающий людей и их натуры, он мог догадываться, что у Марины и Сергея серьёзный интерес друг к другу, хотя они, насколько возможно, скрывают это. И хозяину стало не по себе: почему другой, а не он?
И ещё был один нюанс, связанный с директором: он заказал для руководителя французских специалистов, роскошный румынский гарнитур «Жилая комната». В то время с обеспечением их молодого города всё было прекрасно, но вот с мебелью было туговато. Мебель доставлялась только по разнарядке руководителей крупных предприятий.
О таком гарнитуре можно было только мечтать – добротная мебель, изумительного качества и дизайна. А так получилось, что руководителя французов отозвали, и он должен был вернуться во Францию. Гарнитур на некоторое время «завис» в ожидании нового владельца.
Марина подумала:
– А что? Спрос – не бьёт в нос! Попробую и я спросить у директора.
На следующий день она пришла к директору и с порога спросила:
– Андрей Викторович, разрешите обратиться?
Он широко и приветливо улыбнулся, увидев её, и сказал:
– С каких это пор ты так осторожничаешь, Марина? К тому же, барышня, мы – не в армии, поэтому можешь обратиться без специального вступления.
Марина слегка стушевалась и так же неуверенно продолжила:
– Да просто так в армии говорят.
Директор ещё шире улыбнулся и подбодрил её:
– То – в армии, а это – у меня в кабинете.
К его чести будь сказано, директор редко был смурным, даже после жуткого похмелья. А сейчас он был в прекрасном расположении духа.
И Марина сбивчиво начала пояснять причину визита:
– Да я даже не знаю, как начать, вопрос такой деликатный.
–Директор посоветовал:
– Начни с главного.
И Марина сказала:
– Андрей Викторович, я знаю, что куплен румынский гарнитур «Жилая комната» для директора французов, а он возвращается во Францию.
Директор сразу понял, в чём дело и весело воскликнул:
– А-а-а, вот ты о чём! И, хитро прищурив глаза, с замысловатой улыбкой добавил: – Так в этом вопросе всё решается очень просто: будь моей и роскошный гарнитур сразу – твой!!! И каждый из нас получит желаемое.
Ничего не скажешь – директор был мастером на ошеломляющие, даже сбивающие с катушек, предложения. Марина несколько мгновений ловила ртом воздух и не могла прийти в себя. Затем ответила ему в тон, якобы в той же самой шутливой манере:
– Э, нет, Андрей Викторович, меня можно получить только бесплатно!
Тень явного разочарования мгновенно пробежала по его лицу, и он ответил:
– Что ж?! Раз так, будем считать, что сделка не состоялась.
Марина добавила:
– Да, так, по-моему, лучше. Извините.
И она вышла из кабинета. Никаких подобных намёков директор ей больше не делал. И Марина относилась к нему с большим уважением.
ГЛАВА XXI
Как хорошо, как радостно, когда любовные отношения ещё в самом начале! И их ждёт впереди ещё столько красивых встреч, запредельных всплесков радости, столько подлинных доказательств любви!
А Ольшанский был на чувства и их выражение очень щедрым. Ради своих чувств мог совершать иногда даже безрассудные поступки, которые многим и в голову бы не пришли. Но если он чего-то сильно хотел – всё для него и по его понятиям было осуществимо.
Он всегда старался быть с Мариной рядом, насколько это было возможно. Часто, особенно в выходные дни, он мог приехать на машине и два-три часа стоять под окнами квартиры, где она жила с семьёй, ни разу не посигналив. Он считал, что любимая должен чувствовать любящего. Она должна чувствовать, что он – рядом, без всяких сигналов.
И Марина действительно легко чувствовала присутствие Сергея рядом или поблизости. И так было много раз. Сначала она ощущала внутри смутное беспокойство; затем чувствовала, что ей за чем-то нужно войти в спальню, перед окнами которой чаще всего останавливался Сергей; затем её тянуло подойти к зеркалу в спальне и, невольно взглянув в окно, она видела его машину, которая стояла как раз напротив окон их спальни. А, выглянув в окно, она видела Сергея, сидевшего за рулём. Он делал ей приветственный знак рукой и уезжал.
Но если, не дай Бог, она была чем-то сильно занята на кухне и, не чувствуя его присутствия, не подходила к окну, на следующий день на работе её обязательно ждал гневный выговор:
– Ты что, Марина, не могла выглянуть в окно? Я два часа как дурак простоял под твоими окнами, а ты даже не выглянула. Значит – не любишь!
И ей приходилось очень сильно оправдываться:
– Люблю, Серёженька, очень сильно люблю. Но вчера к мужу должен был из Министерства приехать какой-то высокий гость, и я была в полной запарке – готовила стол к приёму этого гостя. Да и муж обязательно недовольно спросил бы: «Что это ты мечешься из кухни в спальню?» А мне не хочется, чтобы он запеленговал твою машину под нашими окнами.
Этот довод его урезонивал, а она продолжала в своё оправдание:
– Я же всегда подхожу к окну, когда ты приезжаешь.
В один из выходных дней, они всей тёплой компанией с ночёвкой отправились на базу отдыха, в нескольких километрах от города. Эта элитная база была оборудована всем необходимым для отдыха: домиками со всеми удобствами, столовой, по вечерам – дискотекой.
Поехали Марина с мужем, Ирина с мужем, и ещё несколько семей. Неведомо как, узнал об этом Ольшанский – об их коллективном пикнике и тоже приехал с детьми и матерью. Его мама приехала к ним в гости. Марина с подчёркнутым интересом, хоть и старалась смотреть на неё не явно, смотрела на эту с непростым, но добрым лицом женщину. Как иначе?! Это же была его, Сергея, мама. Хоть Сергей не был похож на неё, нос у неё был слегка курносый и другой овал лица. А у Сергея – худощавое лицо, прямой нос и орлиный взгляд тёмных выразительных глаз. Видно, красота лица досталась ему от батюшки, или влилась в его кровь частью какой-то более знойной крови?!..
Зато его мама была такая доброжелательная, такая улыбчивая и контактная, что сразу вызвала симпатию у всей честной компании переводчиков. Не стоит и говорить, как она понравилась Марине, потому что широтой, отзывчивостью и деликатностью души Сергей был очень похож на маму. Он отличался своеобразной заносчивостью лишь в отдельных случаях. А эта женщина не могла ей не понравиться – ведь это мама любимого мужчины.
За обедом, когда накрыли общий стол, Марина старалась положить ей кусочек получше, а помидор – поспелее. Женщины ведь гораздо наблюдательнее мужчин и они с понимающими и одобряющими улыбками воспринимали Маринины старания. Да разве и любая из них поступила бы иначе? Марина не обижалась на девиц, видя их характерные улыбочки-ухмылочки.
Отдыхали все рядом, дружной проверенной временем компанией. Купались, загорали, шутили – веселились…
А Марина постоянно ловила на себе взгляды Сергея, он впервые видел её в купальнике и, естественно, скрупулёзно рассматривал её стройное тело, явно примеряя его к себе. Его взгляд постоянно молил её о том, чтобы уединиться хоть на мгновение.
Когда супруг пошёл плавать с мужчинами, Марина встала и пошла в домик, якобы за полотенцем. Только вошла, не успела прикрыть за собой дверь, Сергей мгновенно появился перед нею, схватил её в объятия, судорожно прижал к себе и простонал:
– Не могу без тебя! Не могу!!! Совершенно потерял я голову! Что со мной происходит, я не могу переносить, когда он даже случайно прикасается к тебе! У меня просто сил нет видеть всё это и – терпеть!..
Сергей целовал Марину неистово, и всё сильнее прижимал её тело к себе, и что-то говорил, говорил, говорил… Ожесточённо, взахлёб, что даже и разобрать было нельзя…
Марина сама еле опомнилась и прошептала:
– Что ты делаешь, Ольшанский? Ведь сюда в любой момент могут войти, или кто-то из детей забежит.
Она еле отстранилась от него, а он, казалось, вообще ничего не воспринимает. Марина увидела столько страдания на его лице и начала его утешать:
– Серёженька, ты же видишь, я даже не загораю рядом с ним, а всё время нахожусь с девчонками. Ты же знаешь, что я люблю только тебя.
Он возразил:
– Но принадлежишь ему.
Марина ответила на это:
– Да, но и ты не забывай, что ты тоже женат на другой женщине, – и спокойно добавила: – Ладно, пойду ко всем, а то я уже давно отсутствую.
Сергей согласился:
– Хорошо, иди. А я ещё немного посижу, успокоюсь.
Сергей сел на стул, накинув на себя махровый халат.
Вскоре Ольшанские засобирались домой. Собрали все вещи. Попрощались.
Сергей посадил маму и детей в машину и уехал в город. Марина сразу загрустила.
И какова же была её радость, когда с той стороны закрытых ворот базы отдыха просигналила машина, и Марина снова увидела машину Сергея. Девчонки восхищённо и завистливо переглянулись, а у Марины всё внутри сжалось от волнения и радости. Как Марина была рада его возвращению – значит опять вместе! А мужчины наверняка задались вопросом: зачем, ради кого из женщин вернулся Ольшанский, на ночь глядя? К кому конкретно?
Муж Марины устроил ей допрос с пристрастием, подозревая, что Ольшанский приехал именно к ней.
Девицы тоже шипели, как гусыни:
– Маринка, из-за твоей неземной любви и нас всех мужья поубивают.
А счастливая Марина ничего знать не хотела. Она видела только Сергея и чувствовала только его присутствие. Сергей был, как всегда, такой красивый и импозантный, но – главное! – такой желанный.
Такой независимый и яркий, что любая из её коллег посчитала бы за честь быть любимой таким мужчиной, как он.
К тому же всё их окружение знало, что Ольшанский – не тот мужчина, чтобы совершать пустые манёвры, но раз приехал снова, это означало одно – из-за кого-то из женщин. А кто был более всего достоин внимания такого мужчины, как Ольшанский? Разумеется, Марина.
Но никто ничего конкретного не знал. А носить в сердце такое святое чувство как любовь – никому не заказано!
Марина утешала девиц:
– Ничего, подружки, вам тоже полезно немного поволноваться, ведь острые ощущения всем женщинам полезны – они ещё как тонизируют кровь. Вы думаете, мне легко?
Ирина ответила:
– Не легко, зато интересно и радостно – ходить по краю. Вот это действительно тонизирует! Никто из наших мужиков и близко ни на что подобное не способен. А Ольшанский, ты смотри-ка, какие коленца выдаёт!
Наталья согласилась:
– Да, такие мужчины, как он – существуют только в единственном экземпляре. А это, как правило – оригинал. Ни с какой точки зрения – не копия, – и с улыбкой добавила, – да только твой муж, Марина, с его напыщенностью и гордыней, не задался вопросом: зачем же вернулся на базу Ольшанский – из-за кого?
А между тем Сергей подошёл к мужчинам и непринуждённо общался с ними. И между ними тут же возник какой-то чисто мужской разговор. К тому же муж Марины обожал споры и разного рода дискуссии, в которых непременно, любым способом старался одержать верх, уложив всех потенциальных спорщиков-оппонентов – на лопатки. Для него всегда главным было – во что бы то ни стало побить противника, то есть «подмять» противника в споре контраргументами. Он знал всех мужей Марининых сотрудниц. В том числе и Сергея Сергеевича Ольшанского – заместителя директора одного из крупнейших предприятий в городе.
Сергей бывал даже в их доме. Случалось даже и такое, когда собиралась вся их компания на семейное торжество. И муж Марины обязательно затевал с Сергеем какую-нибудь дискуссию. Но Сергей, как замечала Марина, был особенно осторожен. Чаще всего он действовал по принципу: не тот мудр, кто доказал что-либо в споре, а тот, кто, зная истину, не стал спорить. Да ему и не было никакой нужды побивать мужа Марины в споре, настраивая тем самым его против себя. Себе дороже обойдётся!
Хотя Сергей по натуре, и Марина это не раз замечала, тоже мог быть непреклонным: эрудицией и знаниями он обладал обширными, но только не в споре с мужем Марины. Здесь он настойчиво, будучи умным и изворотливым, придерживался средней линии поведения – нейтральность ему нужна была для внутренней координации и осмотрительности. Хотя бывали моменты, когда они «схватывались» в споре очень жёстко, но Сергей опять же первым уходил от чрезмерного накала или агрессии.
В той ситуации ему это было – ни к чему: его мысли всегда и исключительно были заняты только Мариной. Ни до чего другого ему и дела не было. Муж сколько ни ершился и не ёрничал, а серьёзно втянуть Ольшанского в спор ему не удавалось: Сергей отвечал вскользь или весьма уклончиво.
Ирина иногда на кухне говорила Марине:
– Ты погляди-ка, у твоих опять словесная коррида, опять они меряются силой.
Марина улыбалась в ответ:
– Ну, да – бодаются.
Вот и сейчас, вечером, на базе отдыха, Марину, несмотря на какую-то мужскую дискуссию, переполняла радость, что она снова видит Сергея. И она со счастливым сердцем говорила себе: «Любит, любит, ни на что не посмотрел, что все – парами, а он – один». Как он пояснил мужчинам, его жена куда-то уехала.
Между тем стемнело. Мужчины включили музыку на всю мощь, и начали жарить шашлык. Накормили детей и уложили в домиках спать. Для каждой семьи был снят отдельный домик со всеми удобствами.
Сами взрослые шутили, веселились и танцевали. Сергей, благодаря своей удивительной контактности, обаянию и природному уму вполне вписался в их компанию, ни в ком из мужчин не вызывая никакого лишнего беспокойства: если и приглашал своих сотрудниц на танец, то всех по очереди и только по одному разу. А затем шёл к мужчинам жарить шашлык или нанизывать мясо на шампуры. Сам шутил и отвечал на шутки – у мужчин свои, особые разговоры и темы.
А Марине так хотелось, чтобы дошла очередь и до неё, чтобы и её Сергей пригласил на танец. Она только что искупалась в море, с радостью поплавала в ласкающей тело прохладной воде, вытерлась полотенцем и накинула махровый халат от комаров.
И только собралась пойти в домик, переодеться, как со спины к ней подошёл Сергей и спросил:
– Разрешите?
Марина резко, словно крыльями, взмахнула руками и опустила их на его плечи. Чуть отвела его от всех в сторону и прошептала:
– Серёженька, спасибо тебе, что ты подарил мне такой чудесный вечер! Как я тебе благодарна за это и как я тебя люблю, если бы ты только знал! Впрочем, ты это знаешь! – И чтобы до конца отдаться этому состоянию и этой минуте, Марина сама взяла его руку и положила её себе на грудь – лифчик от купальника был низким.
Впервые Марина позволила себе подобную вольность. Да ещё так смело и рискованно – при всех! Cергей мгновенно испытал двойное волнение: он оценил высшую степень благодарности Марины и, буквально обомлев от такого её поступка, прошептал:
– Марина, ты что так рискуешь? Муж же может увидеть!
Она спокойно ответила:
– Пусть видит, мне сейчас – всё равно! За такой праздник души, который ты мне устроил, я готова всё что угодно вынести. Ты же знаешь, Серёжа, что я – человек благодарный.
Когда Марина поворачивалась в танце ко всем лицом, руку его с груди убирала, а когда спиной – снова укладывала его руку себе – на грудь.
До этого же вечера ему ничего подобного не позволялось, наоборот, всегда пресекалось. А здесь момент был такой особый: когда сила и значимость одного поступка просто обязана была равняться силе и значимости другого! И всё это в целом становилось картиной несравненной и дивной красоты ощущений!
Стоял чудесный вечер: тихий и загадочный – у самого синего моря!
И всё это воплощалось в сознании в несравненную мифическую картину, что они находятся в другой – сказочной стране, а вдалеке виднеется высокий диковинный загадочный город.
Эта несказанная по красоте иллюзия создавалась тем, что со стороны базы отдыха, с расстояния примерно в десять или больше километров их красивый молодой город Шевченко смотрелся именно так! Потому что большой залив перед въездом в город создавал полное впечатление, что город стоит на воде.
Сам город сверкает тысячами разноцветных огней, а странные светло-серые дома, облицованные местным розовым ракушечником, при вечернем освещении выглядели именно светло-серыми и смотрелись, как западные небоскрёбы – поистине завораживающее зрелище! Марина невольно залюбовалась этим фантастическим видением родного вечернего города!
Это впечатление многократно усиливалось оттого, что захватывающее сердце и душу явление – было рядом! Такого, что с нею происходило в этот тихий летний вечер, с Мариной тоже никогда в жизни не случалось – хотя удивительное всегда рядом. Надо только уметь это заметить и хорошо разглядеть!
К тому же поздно вечером они все наблюдали ещё одно фантастически-завораживающее зрелище – по-настоящему редкостное природное явление: из воды выпрыгивала рыба на высоту примерно 50 и даже выше сантиметров и снова плюхалась в воду. Марина сначала испугалась, было страшновато, но затем ей мужчины пояснили, что это форель резвится.
Она присмотрелась, и действительно это были крупные блестящие, отливающие серебром жирные рыбины. Затем Марина зачарованно смотрела на это необычное зрелище. Как оказалось, форель проделывала эти акробатические номера при каждом повороте лучей прожектора прибрежного маяка. Как только мощный луч скользил по тёмной глади моря, так на его свет из воды и выпрыгивала форель. И эта картина постоянно повторялась. Удивительное зрелище и грандиозное по своей красоте – живая блестящая форель – в блистательном полёте!
Сергей улучил минутку и шепнул ей:
– Марина, я просто с ума сойду от мысли, что ты лежишь здесь, в соседнем домике, совсем рядом, но не со мной.
Она, как могла, урезонила его:
– Успокойся, я с детьми лягу.
Сергей ответил:
– Так я тебе и поверил, а он?
Марина повторила:
– Да успокойся ты, Серёжа, не лягу я с ним сегодня. Прежде всего, потому, что именно себе не хочу отравлять сегодня дивную ночь.
Сергей слабо улыбнулся:
–Вот только это меня слегка и успокаивает, мужички все поддатые, им нежность потребуется, но, думаю, что им все женщины сегодня откажут.
У них ведь перед глазами наши романтические эмоции и мои внутренние терзания… Они же утончённые существа и точно знают, как я в соседнем домике схожу с ума от желания, – и со слабой улыбкой продолжил, – не исключено, что и они представляют себя рядом со мной: парнишка-то я видный!
Муж Марины тоже какое-то время негодовал из-за того, что ему отказала жена. Повозмущался и заснул – если ему даже в голову не пришло, по какой именно причине ему отказали – чаще всего такова семейная суть и драма. Хотя никто и никому не гарантирует, что оплаченное останется твоим навсегда.
А муж ей был резко неприятен с перегаром, да и сама она давно перегорела, если вообще когда-либо в его руках горела. И Марина постаралась сделать так, чтобы между нею с мужем была хотя бы простыня.
Она лежала и долго думала о Сергее и о них – троих. На узкой кровати в домике было неудобно спать, и она заснула довольно поздно.
Соскочила с постели в семь и побежала к морю освежиться.
Сергей одиноко лежал на пляже и обиженным голосом встретил её:
– Я здесь уже с пяти часов! А ты – только в семь заявилась.
Марина ласково ответила:
– Золотко, пойдём искупаемся, сейчас все спят. Я хоть обниму тебя в море, если подальше, под пирс заплыть.
Сергей тут же смягчился и совсем успокоился, когда Марина сказала:
– Не была я с ним, не была. Разве можно это позволить, когда ты здесь? О тебе почти всю ночь думала, только на рассвете заснула, поэтому проспала. Я так рада, что только проснулась и уже вижу тебя – у меня ведь такое в первый раз.
Заплывая под пирс, Марина рисковала. Сергей, мало соображая, тут же оказался рядом и неистово прижал её к себе в воде. Мигом от их жара вокруг них в море согрелась вода.
Сергей неистово шептал:
– Как я тебя люблю! Если бы ты только знала, как я тебя люблю, Марина! Никого в своей жизни так не любил! Это у меня – впервые! Причём это чувство настолько сильное, что я иногда справиться с собой не могу и в такие минуты готов наделать каких угодно глупостей.
Марина ответила:
– Серёженька, я тоже тебя очень сильно люблю. Я даже от тебя оторваться не могу, сам видишь. Но идём на берег, я должна помочь женщинам накрыть стол для завтрака.
Он неистово прошептал:
– Марина, подожди, я этой минуты всю жизнь ждал. Ты даже не представляешь, как я этого ждал!
Но Марина упорно твердила:
– Нет, Сергей, пошли, нас могут увидеть, и можно под конец испортить такую чудесную встречу.
Он нехотя выпустил её из объятий, но после этого он казался более успокоенным.
После завтрака Ольшанский уехал. И для Марины всё потеряло смысл – одного человека нет, и мир кажется пустынным.
Но этот яркий и характерный для него поступок долго оставался в её памяти, как пример того, что, когда любишь – ничего невозможного нет!!!
Да и девушки на работе дали его поступку очень высокую оценку.
Наталья мечтательно сказала:
– Да, на такое далеко не каждый мужчина способен!
Ирина, как самый продуманный в коллективе аналитик, подхватила:
– Здесь вот что самое главное – до такого, прежде всего, додуматься надо было! Именно это никому бы в голову не пришло – вернуться на базу к женщине, которая отдыхает в окружении собственного мужа и детей. И целой компании друзей, когда вероятность быть вычисленной была очень велика, а он не побоялся этого – именно в этом вся суть его действительно невероятного поступка!
ГЛАВА XXII
Между тем работа становилась всё напряжённее. Начались испытания нового оборудования. Французских специалистов становилось на площадке всё больше и больше. В поездке на работу они уже заполняли целый «Икарус». По утрам уже невозможно было разобрать, кто из них пользуется каким одеколоном – в салоне стоял такой аромат французского парфюма, что различать отдельные запахи не представлялось возможным.
Головная французская фирма не имела достаточных мощностей, чтобы изготавливать всё необходимое оборудование, поэтому сама заказывала отдельные узлы или комплектующие у других фирм-поставщиков. И когда наступало время монтажа оборудования именно этой фирмы, приезжал шеф-монтажник или её представитель. А иногда два-три человека.
Таким образом, количество иностранцев увеличивалось. А поскольку оборудование поставлялось не только из Франции, но и из других стран, фирмы-исполнители которых являлись партнёрами основной французской фирмы, то приезжали голландцы, итальянцы, англичане, американцы и западные немцы.
Так что работы хватало всем – никто не скучал.
А поскольку иногда возникали очень серьёзные вопросы по качеству или срокам поставки того или иного блока, приезжали и сами руководители фирм-поставщиков.
Марина переводила все официальные переговоры. И при решении особо сложных финансовых вопросов, таких как штрафные санкции за несвоевременную или некачественную поставку, ей очень сильно приходилось напрягать мозговые извилины в запутанных финансовых вопросах.
Переговоры начинались в 9 утра и, как правило, заканчивались после подписания протокола двумя сторонами – где-то к 23 часам. Протокол несколько раз уточнялся и, наконец, подписывался.
Только тогда Марина на своём опыте узнала, в экстремальной ситуации – при сильнейшей умственной усталости, какие сверхнагрузки способен выдержать человеческий мозг и организм в целом. Случались моменты, когда она, глядя на губы говорящего человека, совершенно не понимала от перенапряжения, на каком языке он говорит – на русском или французском.
А высококвалифицированным переводом считается тот, когда специалисты говорят друг с другом, не глядя на переводчика, словно его нет, как будто его не существует за столом переговоров. Такие профессиональные удачи случались и у Марины. Именно по этой причине директор всегда брал на переговоры в Москву именно Марину.
Но такие профессиональные взлёты бывали в моменты и периоды не такой глобальной усталости и не в самом начале переводческой деятельности, когда очень сложно было справляться с волнением – эффект в любой работе наступает от постоянства.
Шеф Марины по спец. техотделу не раз говорил ей, когда им приходилось переводить вдвоём: она – с французского, он – с английского:
– Марина Александровна, я смотрю на вас и удивляюсь, что вы совсем не волнуетесь перед переговорами.
Она молчала, но радостно отмечала про себя: «Значит, я научилась неплохо владеть собой, раз внешне не заметно, если он, при его наблюдательности, не замечает, как я каждый раз волнуюсь, если несколько минут не поднимаю руки из-под стола, чтобы не видно было, как дрожат пальцы. А когда уже забуду о себе, только тогда поднимаю их на стол и продолжаю работать, уже войдя в ритм».
И ещё одна проблема была для Марины – некурящего человека – групповое курение мужчин. Французы как вежливые люди сетовали:
– Ах, мадам Марина, нас двенадцать человек, но мы постараемся курить одновременно максимум – по двое.
Но когда накалялись финансовые страсти, когда французская сторона не хотела платить какой-либо штраф, а советская сторона непременно хотела его получить за некачественное оборудование или недопоставку, они, как правило, забывали о данном ей обещании. И начинали «смалить» одну за одной, всей ассамблеей – всей честной компанией. Вот тогда Марина через 3-4 часа и переставала полностью понимать «шевелящиеся» губы переговорщиков. Кроме того, она сама вся настолько пропитывалась табачным дымом: и волосы, и блузка, и костюм. А, наглотавшись дыма от сигарет, особенно от ядовитых французских «житан» и «голуаз», вообще с трудом соображала. Тогда мужчины, видя отсутствующее выражение её обычно быстрых глаз, говорили:
– Мадам Марина очень устала, пошли, покурим в коридоре.
Таким образом, ей давали 10-15 минут на отдых. Марина шла к окну в конце коридора, открывала его настежь и, буквально падая головой на руки от усталости, старалась, прежде всего, отдышаться. Ей казалось, что – всё! Больше она не сможет сказать – ни слова. Ни на том, ни на другом языке.
Затем смотрела в тёмное звёздное небо и старалась как можно быстрее восстановиться – деваться некуда – её ещё ждёт подписание протокола переговоров, а подменить её некому. А протокол надо ещё напечатать на двух языках, его ещё несколько раз будут обсуждать, править – вносить дополнения и изменения – песня долгая…
И Марина, будучи чрезвычайно ответственным по натуре человеком, каким-то непостижимым образом восстанавливалась за эти короткие минуты, и могла выдавать нормальную интеллектуальную продукцию в течение 2-3 часов.
Хотя, как говорят специалисты, быть пассивным курильщиком не менее вредно для организма, чем курить самому. Но Марина никогда в жизни не была, как все. Шаблон – это не её суть, стиль и тема. Она – лишь в единственном экземпляре! Глотала дым в университетской общаге, но, тем не менее, сама не курила. По той простой причине, что не выносила запах от курящей девушки или женщины – она считала, что от них он особенно отвратителен и даже удушающ, не говоря уже о поцелуях.
Когда после окончания переговоров и подписания контракта её на служебной машине подвозили домой, и она поднималась по лестнице, ей казалось, что за нею ощутимо тянется шлейф дыма. А муж дома неизменно говорил:
– Ну и запашок от тебя! Как будто тебя специально окуривали или даже коптили.
Но у неё уже сил не было отвечать на его гадости. Она возвращалась с переговоров, синхронно переводя с двух языков целый день и вечер без подмены, была такая усталая, что не в силах была не то, что на колкость ответить, а даже слова вымолвить. Марина прямо падала с ног от усталости, и даже на его гневный вопрос: «Почему поздно вернулась домой?» – не ответила. Мужчины, они всё понимают, как высокоорганизованные животные – по внешнему виду сразу могут определить – стоит продолжать или – нет.
Такой, вкратце, была работа у Марины.
Правда, не всегда были авральные и тяжёлые переговорные процессы. Были и короткие и не столь тяжёлые встречи с фирмачами. Но особо сложные и серьёзные переговоры с иностранцами обычно возглавлял Главный инженер. Он всегда сидел с правой стороны от Марины, зато с левой стороны от неё обязательно садился Ольшанский.
По той причине, что во время больших переговорных баталий, когда обе стороны были заняты тем, как бы обойти или уличить в чём-то партнёра, он умудрялся прикоснуться к Марине коленом. Ему-то – что? Сиди и слушай. Лишь изредка он вступал в дискуссию, если от него требовалось какое-то уточнение по тем видам оборудования, приёмкой и отправкой которого он сам занимался, будучи во Франции. Или когда речь шла о каких-либо финансах, связанных именно с этим оборудованием. Тогда
Ольшанский активно вступал в разговор, и Марина удивлялась тому, какую значительную часть технической информации Сергей держит в памяти.
А в остальном, во время некоторых переговоров, у него не было такой сильной мыслительной нагрузки, как у неё, когда ей приходилось много часов подряд переводить синхронно с одного языка на другой и – наоборот.
А у него как бы получались периоды пассивного присутствия, а безделье всегда ведёт к чему-то лишнему. К примеру, его колено не бездействовало, прижималось к ней сначала вкрадчиво и осторожно, затем по-хозяйски – плотнее.
А у Марины от смущения и неудобства менялось выражение лица и глаз, на что мгновенно обращали внимание французы, сидящие с другой стороны стола напротив неё. И это приводило их в недоумение.
Марину это страшно раздражало, но она ничего не могла поделать во время речевого потока, лишь незаметно отодвигала свою ногу, но его колено тут же беззастенчиво приближалось, и так – до самого перерыва. Не будет же она дёргаться или сидеть вполоборота.
А во время перерыва Марина со всей возникшей злостью в голосе говорила:
– Слушай, Ольшанский, если ты ещё хоть один раз будешь позорить меня таким образом, если ты повторишь что-либо подобное, я прямо при всех скажу: «Господин Ольшанский, сядьте, пожалуйста, подальше. Вы мешаете мне сосредоточиться». Ты меня знаешь, Сергей, я так и сделаю. Ты даже не представляешь, как ты мне мешаешь, я просто перестаю соображать, хотя ты прекрасно знаешь, как я отношусь к работе.
Он же, не обращая ни малейшего внимания на её гневную отповедь, говорил:
– А я просто не могу сидеть рядом, чтобы к тебе не прикоснуться. Ты – такая у меня умная, так профессионально работаешь, поэтому я не могу сидеть рядом и не прикасаться к тебе – это выше моих сил!
Марина слегка смягчилась:
– И ты тем самым хочешь сказать себе: «Такое мне и самому надо»?
Это, конечно, неплохой аргумент, но не для этого случая. Не на переговорах же? Ты же сам видишь, что у меня двойная нагрузка.
И гневно отходила в сторону.
Он тут же соглашался:
– Хорошо, не буду.
Он знал, что она так и сделает, поэтому «коленоприкладство» на время прекращалось.
Обещал, но не делал. И всё равно садился рядом и прижимался бедром, хотя и более осторожно.
Во время переговоров случались и другие знаки внимания – мужчин-то много, все интересные, и далеко не все принимают активное участие в процессе. Некоторые из главных специалистов присутствуют опять-таки на тот случай, если потребуются какие-то уточнения, особенно, если тема – важная. И Главному потребуются те или иные факты или пояснения.
Иногда на переговорах возникали горячие моменты, в основном, когда речь шла о финансах. Тогда вся переговорная публика значительно оживлялась и внимательно следила за тем: кто – кого осилит?
А если решались чисто технические вопросы по качеству или установке оборудования, то в переговорах участвовали только три-четыре человека из главных специалистов.
А в остальном все сидели и просто – глазели, в том числе и на Марину. Она была как раз во цвете лет и необыкновенно хороша собой, её карие выразительные глаза постоянно светились игрой ума и быстротой реакции на сказанное кем-то из специалистов – а просто наблюдать за таким лицом – сущее наслаждение.
Сергей ей часто говорил:
– Я просто глаз от тебя отвести не могу, насколько ты хороша, когда переводишь, когда ты сосредоточенна и когда невольным жестом заправляешь прядь волос за ушко. Это у тебя выходит так женственно и так очаровательно, что я готов сию же минуту, прямо при всей честной компании, пасть перед тобой на колени и положить на твои изящные ноги свою буйную головушку – вот до чего я дохожу в своих экзальтированных фантазиях, когда ты так заправляешь волосы.
Видимо, этот её невольный жест и у других смотрящих на неё мужчин рождал какие-то романтические ассоциации.
Однажды она удостоилась внимания одного высокого гостя из Москвы – министра из Министерства химической промышленности. Юрий Алексеевич Грибанов сопровождал на переговоры в Шевченко директора одного из департаментов головной французской фирмы.
Сам министр был очень привлекательным столичным джентльменом, с выразительными карими глазами, привычными к ответному восхищению, смотрящих на него дам.
Он тоже приехал на переговоры, поскольку на повестке дня стоял один из чрезвычайно важных вопросов – речь шла о размере белых фарфоровых шариков. Эти шарики должны были засыпать в реактор в качестве катализатора технологического процесса.
И господин Грибанов постоянно вертел в руках в качестве образцов два белых фарфоровых шарика. Один – примерно три сантиметра в диаметре, другой – полтора.
Во время переговоров специалисты двух сторон должны были определить размер, количество, эффективность и цену каждого из этих двух видов фарфоровых шариков.
Сам он участия в переговорах почти не принимал. Сражались только французы и технологи предприятия во главе с Главным. Министр сидел как раз напротив Марины, вертел в руках фарфоровые шарики и демонстративно, ни на минуту не отводил от неё выразительных карих глаз – вполне импозантный во всех отношениях господин и великолепный мужчина.
Но Марина была в явном замешательстве, так как его подчёркнутое внимание мешало ей сосредоточиться – вот если бы можно было как-то прореагировать и ответить на его пристальный взгляд – другое дело.
Но она была, как всегда на переговорах, предельно собрана и не могла позволить себе хоть на секунду потерять нить разговора. И поэтому это была игра в одни ворота – её ворота. А он просто сидел и откровенно глазел на неё – и ничего ему не скажешь! Он же ничего не делает, он – просто смотрит. Но насколько он тем самым мешает, смущая её разум – никому до этого нет дела – смотреть не возбраняется, хотя она и не музейный экспонат.
Благо, вскоре наступил перерыв. К тому времени, то есть к позднему вечеру, когда все женщины заводоуправления уже давно уехали домой, и, стало быть, некому было приготовить чай. А Марина была единственной женщиной среди мужчин, ей и выпадала высокая честь – быть ещё и чайханщицей, плюс к этому разливальщицей, подавальщицей и убиральщицей – всё в одном лице.
Зато Директор и Главный смотрели на неё с одобрением, и где-то даже с гордостью по принципу – знай наших! В их глазах явно читалось: «Как это всё у неё быстро и ловко получается, как она всё это делает?»
После того, как очередная порция чая была выпита, и все пошли покурить, Грибанов остался, чтобы на досуге пококетничать, побалагурить с красивой и умной переводчицей.
Марина спросила у него:
– Юрий Алексеевич, как вы полагаете, в чём заключается функция переводчика?
Он же, ничуть не затруднившись вопросом, глядя на неё неотразимыми карими глазами, с очаровательной улыбкой доложил:
– Естественно, в работе, в его прямых профессиональных обязанностях.
Марина в тон ему продолжила:
– А скажите, уважаемый, должна ли я, дополнительно к вами сказанному, ещё многочисленные функции горничной исполнять?
Он пояснил с растяжкой:
– Ну-у-у, это как сказать? Раз ваши руководители не позаботились об этом…
Марина возразила:
– Так кто же из женщин останется до десяти вечера? У всех же дети.
Он улыбнулся:
– А у вас их нет?
Марина ответила:
– Я – это совсем другое дело. У меня, как вы сами только что сказали, профессиональные обязанности. И я должна начатую с утра работу завершить до конца.
А между тем она ставила чашки с недопитым чаем на поднос и продолжила:
– Итак, мы договорились, что посуда – не моё дело, но не могу же я, будучи женщиной, бросить немытые чашки на столе директора, верно?
Он быстро согласился:
– Этого нельзя!
Марина улыбнулась:
– Видите, Юрий Алексеевич, как логично вы мыслите, тогда почему бы вам на дружеских началах не помочь мне донести до раковины поднос с чайной посудой?
Министр на удивление радостно воскликнул:
– О, если так, то я – с радостью помогу вам, Марина, – и с шутливой готовностью добавил, – да я за вами, Мариночка, куда угодно – куда прикажете.
Марина улыбнулась:
– Благодарю вас, Юрий Алексеевич, лучшего ответа я и не ожидала. Тем более что пока мы оба устремляемся всего лишь к раковине с водой, чтобы помыть посуду.
И он охотно принял из её рук поднос. Они спустились на первый этаж, он держал поднос, она брала чайные чашки, споласкивала их и снова ставила на место. Но чтобы сильно не утомлять отзывчивого мужчину, на обратном пути взяла поднос в свои руки.
Вдруг господин Грибанов весело и звонко засмеялся.
Марина спросила у него:
– Юрий Алексеевич, что вас так рассмешило, вы о чём? Могу ли я узнать? Может быть, и я посмеюсь?
Он слегка смутился:
– Да нет, Марина, ничего.
Марина продолжила:
– Помилуйте, Юрий Алексеевич, вы не похожи на мужчин, которые, сказав А, не говорят Б, – и она переспросила, – и всё же, чем вызвана такая лукавая улыбка на вашем лице?
И высокий гость сознался:
– Я просто подумал, что бы вы стали делать, если бы я неожиданно обнял вас, Марина, со спины?
Марина, ни секунды не задумываясь, ответила:
– Как, что, Юрий Алексеевич, я бы сию секунду бросила поднос с посудой и принялась обнимать вас.
Грибанов, потрясённый её ответом, принялся неистово хохотать, и, сгибаясь пополам прямо на лестнице от смеха, восхищённо добавил: – Вот это – действительно блестящий ответ, лучше – не скажешь!
Марина тоже улыбнулась, а Юрий Алексеевич, продолжая смеяться, продолжил:
– Каков вопрос, таков – ответ! Молодец, Марина, остроумнее не придумаешь!
Марина улыбнулась и развила его мысль:
– А что, представляете, сколько было бы грохоту от разбитого чайного сервиза и сколько народу набежало бы сюда, чтобы узнать, что тут у нас происходит и чем именно вызван ваш весёлый смех? – И с улыбкой продолжила:– А ведь верно сказано, что весь вселенский грех – от безделья. Ведь если бы именно вы, Юрий Алексеевич, несли поднос с посудой, вам вряд ли пришла бы такая шальная мысль в голову, так как не только руки, но и голова была бы занята.
Господин Грибанов весь остаток переговоров не сводил с Марины очарованных глаз. А после переговоров Юрий Алексеевич спросил у Марины:
– Марина, вы часто бываете в Москве?
Она ответила:
– Да, довольно часто.
Тогда он, открытым текстом, не подозревая о страстях «мадридского двора» в лице Ольшанского, сказал Марине, вручая ей свою визитку:
– Марина, прошу вас, позвоните мне в ближайшее время, когда будете в командировке. Вы – редкостная женщина, я сам имел счастье убедиться в этом. И мне будет интересно пообщаться с вами. Только прошу вас, обязательно позвоните мне, – повторил столичный гость.
Всё это видел и слышал Ольшанский – это ему очень не понравилось. И он при первой возможности устроил ей допрос с пристрастием:
– Марина, что этот министр с тебя глаз не сводил?
Она тут же посоветовала ему:
– А вы, Ольшанский, у него сами спросите. И из его ответа, полагаю, вам всё станет ясно.
Он не сдавался:
– Это потому, что ты смотришь на него!
Марина возмутилась:
– Сергей, уймись, ради Бога! Мне что теперь, тёмные матерчатые очки, которые выдают в самолётах для сна, на глаза во время переговоров надеть? Ещё мне только ревности для пущей радости не хватало. К твоему сведению, я во время работы вообще ни на кого не смотрю, кроме говорящего партнёра с той или другой стороны.
Но этого объяснения Сергею было мало, он совершенно не мог переносить, если на Марину смотрел какой-нибудь другой мужчина. Ему казалось, что это она отвечает на заинтересованные взгляды и, стало быть, что его положение не столь прочно.
Хотя даже для неё самой было странным то, что за всё время близких отношений с Ольшанским она так и не удостоила взглядом ни одного мужчину, сколько бы внимательно он ни смотрел на неё. Но Марина была по натуре общительным человеком, и не без кокетства, разумеется, но скорее чисто внешнего. А всё дело в том, что Марина была в этом возрасте, когда женщина невероятно хороша собой. Что удивительного в том, если проницательный взгляд её умных тёмных глаз почти мгновенно привлекал к себе и вызывал невольное расположение собеседника? И что она вполне могла себе это позволить. Особенно, если собеседник и сам умный и во всех отношениях достойный? Красота, ум, деликатность и в целом обаяние – это великая женская сила! Мужчины на эту приманку мгновенно реагируют и откликаются, даже вне зависимости от самой женщины – красоту и ум любят и ценят все, кто является ягодами одного поля!
Марина ценила и обожала юмор остроумных мужчин, к которым тоже невольно клонилась её душа, то почему бы не перекинуться с ним парой фраз или остроумных пикировок, если они адресованы не менее метким образом – как бы отбивая волан в бадминтоне?
Но Сергей подобное невинное кокетство с другими мужчинами, как и всякий другой правообладатель, просто не переносил. Но если она видела, что он сник, то всегда старалась как-то успокоить его, по принципу: не обижайте влюблённых, ведь они беззащитны из-за любви к вам!
ГЛАВА XXIII
Марина, увидев, что он сник после её общения с министром, предложила ему, чтобы успокоить:
– Ну что ты загрустил, Серж? Всё хорошо. Пошли сегодня вечером к Ирине на чай. Она пригласила. Муж её уехал в командировку, а она осталась с малышом. Только учти, Сергей, что не надолго, мне тоже надо домой идти. Встретимся – максимум на час. Я дольше не могу.
Сергей просиял:
– Конечно!
Вечером Марина пришла к подруге чуть раньше. Ирина рассказала, что где лежит к чаю, и продолжила:
– Марина, я пойду в садик за малышом и немного погуляю с ним в сквере, а вы спокойно можете пообщаться. Я часа через полтора вернусь.
Марина воскликнула:
– Ты что, Ира, полтора?! Приходи через час, я выйду через час и отдам тебе ключ. Мне тоже нужно бежать домой.
Сергей пришёл сразу же, как вышла Ирина, возможно даже, что они встретились на лестнице. Марина предложила:
– Ну что, я пойду, поставлю чайник?
Он обнял её уже в коридоре и сказал:
– Ты что, Марина, какой чайник? У нас и так мизер времени, и ещё на чай его тратить. Пошли, посидим, – и он решительно повёл её в спальню.
Марина подумала: «Можно было и в гостиной на диване посидеть». Но сопротивляться не стала. Сергей был не в меру пылок, видимо, после утренней ревности к министру. Но постепенно его поцелуи и объятия настолько захватили её, что она уже не думала о природе его порыва.
У них так было с самого начала: они настолько страстно целовали друг друга, что доходили до полного самозабвения. Настолько отдавались ласке, что всё остальное и окружающее переставало существовать для них. Марина опомнилась, когда увидела, что Сергей остался в одних тонких трусиках. И сама она была в расстёгнутой блузке. Хотя вбитое в сознание суровое воспитание по-прежнему твердило: «То – нельзя, это – тоже нельзя!» Сергей просил её снять хотя бы блузку и говорил ей в качестве аргумента:
– Марина, ты всегда такая аккуратная, такая ухоженная, ты же не можешь прийти домой в помятой блузке?
Доводу вняли – блузку сняли. Началась новая волна поцелуев. Марина полностью отдавалась его ласке, но ей и в голову не могла прийти мысль о близости. Целоваться ей приходилось и раньше до замужества, даже с большой долей риска, но о близости, как тогда, так и сейчас, даже речи не было.
Между тем, Сергей, не имея понятия о подобных твёрдых внутренних установках, воспитанных матушкой в отчем доме, почувствовал уже и предвкушал близость. Он вел себя настолько настойчиво, почти без тормозов, настолько его охватило желание, настоящее желание – против воли и разума.
Марина же, пока ещё можно было наслаждаться лаской, терпела его настойчивость, но как только поняла, что пора что-то предпринимать или на что-то решаться, мгновенно пришла в себя и быстро заговорила:
– Ты что, Серёжа? Ты – что?
Он уже слабо соображал и не мог дать на этот вопрос какой-либо ответ. Он говорил что-то почти бессвязное, что возможно только в случае сильного напряжения, и всё сводилось к одному:
– Я просто умираю, так хочу тебя. Я так хочу тебя, Марина. Почему ты не хочешь быть со мной? Я так тебя люблю, мы встречаемся с тобой уже почти год, разве ты ещё не убедилась в том, как я тебя люблю? Я точно тень хожу за тобой уже почти год. Тогда почему, Марина?! Почему?
Он лежал рядом, целовал её плечи, грудь, насколько позволяла одежда, и молил:
– Прошу тебя, разденься.
И только тут Марина заметила, что у Сергея приспущены плавки. Он лежал на боку, прижимаясь к ней. Она видела лишь часть его обнажённого бедра, больше – ничего. Но страшно испугалась – это было уже что-то –совсем запредельное и означало одно: что и всё остальное было уже на свободе.
И она твёрдо сказала ему:
– Серёжа, оденься.
Он нехотя подчинился, хотя одевание заключалось в том, чтобы натянуть плавки. Марина сказала:
– Знаешь, Сергей, счастье – это когда «как надо» и «как хочется» совпадают. А здесь и близко нет этого совпадения. Ты что же хочешь, чтобы наша первая близость состоялась в чужом доме и «на скорую руку?» Так знай, я на это ни за что и никогда не пойду.
И Марина больше не могла расслабиться. Уже что-то мешало ей, создавая фон непонятного, но мгновенного отчуждения. Смутное опасение чего-то, сразу не скажешь, чего именно. Она быстро встала, надела, застегнула блузку и сказала:
– Пошли, Серёжа, уже час прошёл. Скоро Ирина вернётся с малышом. И будет неудобно, если она под дверью с ребёнком будет стоять.
Сергей молча лежал на животе, закрыв глаза, и ничего не отвечал. Марина понимала, что он страшно разочарован.
Она опустилась перед кроватью на колени, погладила его по голове и сказала:
– Пошли домой?!
Он не отреагировал.
Тогда она сказала:
– Ну что же, тогда я пошла. А ты выйдешь позже и отдашь ключ Ирине.
Сергей встал, с усилием оделся и сказал:
– Ладно, пошли.
К этому вечеру не возвращались ни в разговоре – никак. И довольно долгое время. Но Марина чётко усвоила, что если ещё один раз им представится возможность остаться вдвоём и наедине, то – всё! Нужно на что-то решаться, ибо он – уже действительно на пределе. Сергей больше терпеть не станет – это было ясно видно.
Сергей проводил Марину почти до дома. Расстались всё же дружелюбно. Он немного отошёл от пережитых волнений и стал снова человеком – раз любит, как утверждал.
Домой Марина пришла около девяти. Быстро всё делала по дому. Её душевное потрясение осталось незамеченным. Муж ничего не заметил, хотя она только что могла принадлежать другому мужчине.
И лишь вечером, лёжа в постели, она могла подумать о том, что произошло. Это было её любимое время – перед сном. И её любимое занятие – анализ. Когда можно было всё вспомнить, обо всём поразмышлять, и никто не ворчал над ухом и не вторгался в мысли.
Муж сидел на кухне и читал свои газеты, поэтому её мысль могла свободно лететь к Сергею. Марина принялась размышлять над тем, что могло произойти. Хотя ей ещё ни разу не приходила в голову мысль о конкретной близости с ним. Она просто купалась в романтических отношениях с Сергеем. Этот мужчина очень нравился ей, она обожала аромат, исходящий от него, он просто кружил ей голову…
Она как-то спросила у него:
– Как называется одеколон, которым ты пользуешься?
Он с улыбкой спросил:
– Что, нравится?
Она искренне ответила:
– Не то слово! Я просто голову теряю, когда чувствую его от тебя. Он идеально подходит к запаху твоей кожи – а это большая редкость и одновременно удача. Ты сам мужчина брутальный, а аромат идеально подчёркивает это впечатление в целом. Ты по коридору пройдёшь, и за тобой тянется неописуемой красоты шлейф аромата.
Сергей сказал:
– Спасибо. А ты сама попробуй отгадать, ты же у нас уникум.
Марина ответила:
– Я многие мужские ароматы знаю, мне нравится одеколон «Балафр», что переводится как – шрам, рубец. Чисто мужской парфюм, но у тебя, мне кажется, «Брю 33».
Сергей удивился:
– Ну и обоняние у тебя!
Марина с улыбкой добавила:
– Ты хотел сказать обаяние, дорогой?
Ольшанский улыбнулся:
– И это тоже.
Марина вспомнила этот невинный диалог, и на душе стало легко и хорошо. Сергей постоянно напоминал о себе чем-то приятным: либо поступком, либо словом, либо приятной неожиданностью. И ей более всего хотелось бы сохранить эти романтические отношения, ибо только они позволяют тебе, твоей душе и сердцу, просыпаться каждое утро с первой мыслью – о нём!
Лишь эти отношения удивительным, непостижимым образом сохраняют в себе способность быть отдушиной в это сложное, и даже мрачное время.
Её мысль снова вернулась к сегодняшней встрече и к тому, что ей вовсе не хотелось никакой конкретики, которая неизвестно чем может обернуться. А Марина была по своей природе больше мечтательницей. И без того всё её существо было неразрывно связано с ним. Сергей волновал Марину, стоило ему обнять её, как всё её существо устремлялось ему навстречу. Она любила все его прикосновения, она начала привыкать к тому, чтобы прикоснуться к нему всей поверхностью тела, ей уже хотелось прикоснуться к его животу плотнее, но чтобы думать о близости с ним – такого ещё не было в её мыслях. И Марина впервые задумалась – почему?
И тут она вспомнила рассказы неразболтанных женщин о том, как трудно было решиться им на близость с первым, – именно первым! – после мужа мужчиной, то есть решиться на первую измену, ибо сам факт такой близости гораздо сложнее, чем даже в первый раз – с мужем.
Боялась ли Марина изменить мужу морально и теперь физически – по существу? Это даже не вопрос – к этому времени уже столько всего пережито, что об угрызениях совести по отношению к нему не могло быть и речи.
Так что женскую любовь, привязанность и расположение её сердца мужчине, и особенно мужу, необходимо ценить и хранить, как зеницу ока с самого начала!!! Чтобы потом не пришлось потрясать перед нею кулаками, принуждая её уважать того, кто этого недостоин – то есть его самого. Увы, но все эти меры и усилия беспомощны и бесполезны – это финиш без ленточки!
Как сказано: тот, кого можно купить, ничего не стоит. Точно так же и муж, который полностью потерял уважение жены, ничего не стоит в её глазах! Это – истина!
А как ей ответить на свой вопрос – «почему» относительно Сергея? И здесь для неё – всё просто: «А вдруг это будет в интимном плане точно такая же тягомотина, как с мужем?» – и тогда она навсегда лишится красивой и романтической любви?» Именно это удерживало Марину от этого шага, ведь ей не с чем было сравнить.
Хотя она смутно понимала, что близость с Сергеем объективно должна быть совершенно другой. Значит, первая близость должна быть устроена совершенно по-иному – романтично и красиво. И её тело, её природа и разум начали потихоньку раскачивать маятник – устаревшие устои и принципы, призывая воображение к тому, чтобы представить себе, как именно всё должно быть? Но уж точно не такое обыденное и неприятное, как с самого начала и по сей день с мужем.
Но Марина не знала этого – наверное, потому и была непреклонна. А в этом случае никакие его аргументы и уговоры, не подтверждённые собственным опытом и знанием, не действуют. Они бессильны перед твердолобостью внушённых веками верований.
Лишь одна природа способна оказаться сильнее уговоров, и женщина переступает через запрет. Мысли бежали и бежали… И Марина «доразмышлялась» до того, что действия Сергея во время их встречи у Ирины больше не казались ей ни странными, ни пугающими в его огненном желании близости с нею – это было нормальное желание здорового истомлённого мужчины.
И она даже попыталась вспомнить, видела ли она ещё что-то, кроме обнажённого бедра Сергея? Ведь ей стоило чуть-чуть опустить взгляд, и Марина могла бы увидеть второго в своей жизни обнажённого мужчину.
Считается, что именно в замужестве женщина в женщине просыпается, раскрывается и расцветает. Но ничего подобного с Мариной не произошло. Её муж был умён и образован, как человек и как специалист, но абсолютно неделикатен и неумел, как это выяснилось, в близости с женой. Он обладал неуёмной потенцией и, следовательно, склонностью к насилию над женой, но без малейших признаков шарма и положенного очарования. Искусство ласкать и возбуждать женщину ему было неведомо.
А Марина до замужества обнажённых мужчин вообще ни разу в своей жизни не видела и, стало быть, не имела ни малейшего представления или понятия о том, как всё в мужчине выглядит, не говоря уже о том, как всё в нём устроено. Короче – белый лист!
Она не имела никакого опыта в том, как всё может быть и как должно быть, не говоря уже о каком-то сексуальном опыте.
ГЛАВА XXIV
А Сергей от долгого терпения – и это чувствовалось по всему его поведению: был уже на взводе, наготове и шёл – до финишной прямой. Вскоре он добился у директора командировку в Москву – за продуктами для французов, так как от многих имеющихся в городских магазинах продуктов избалованные французы, привыкшие к пищевым изыскам, категорически отказывались. И время от времени предприятие вынуждено было организовывать для их администратора Альбера поездку в Москву, в элитный магазин «Берёзка» за продуктами, получаемыми в частности из Франции. Альбер, среднего роста, симпатичный, вечно улыбающийся, хоть и не всегда искренней, а больше дежурной улыбкой, француз средних лет, пользовался вниманием у молодых переводчиц. Он был того типа мужчин, к которым можно смело отнести характеристику, которая звучит: «без проблем!» Альбер всегда был хорошо одет, лихо отплясывал на дискотеках, и неплохо, будучи администратором, ладил со своими. И был всегда готов к любому конструктивному диалогу с дирекцией предприятия.
И со временем французы, так как их на площадке было уже немало, устроили в своём жилом комплексе небольшой буфет. А их администратор летал примерно раз в месяц в Москву за продуктами и доставлял их в свой буфет. А французские специалисты и их жёны покупали в нём привезённые из Москвы продукты уже – за свой счёт.
Таким образом, для сопровождения и помощи администратору летела в командировку Марина. Перед самой командировкой выяснилось, что с ними летит и Ольшанский. А он, надо отдать ему должное, способен был найти выход из любой ситуации. Любая, казалось бы, самая сложная и даже запутанная ситуация никогда не была для него проблемой, и быстро начинала воплощаться в жизнь.
Особенно, если у Ольшанского появлялась идея-фикс. В данном случае – хоть некоторое время побыть с Мариной наедине. Тогда он, утроив усилия, начинал лихорадочно разрабатывать стратегию и осуществлять свой план. Разум у него в любом деле был чрезмерно гибкий, виртуозный, изобретательный и даже изворотливый. Реакция – не хуже.
И вот Ольшанский уже со счастливым выражением лица сообщил Марине:
– Завтра мы с тобой летим в Москву.
Марина обрадовалась и поникла одновременно: так как предчувствовала, что эта поездка будет для неё окончательной и бесповоротной, словно её ждал акт дефлорации.
Сергей искренне удивился:
– Марина, ты что, не рада? – Он же, наоборот, весь светился, сиял, и уже, видимо, пробовал размах своих крыльев, чтобы лететь на седьмое небо от счастья.
Марина ответила кратко:
– Да нет, рада.
Сергей тут же возразил:
– Нет уж, Марина, словосочетание «да нет» для этого случая совсем не подходит. Ты только представь, что мы сможем побыть с тобой вместе!
Марина промолчала, а он, не снижая радости в голосе, сказал:
– Так что сегодня вечером собирайся, завтра летим в Москву. Я купил билеты на нас и на Альбера. Он будет свои продукты в «Берёзке» закупать, а мы побудем с тобой.
Марина улыбнулась:
– Интересно, как же это ты так быстро всё устроил?
Сергей ответил:
– Ты летишь, как сопровождающая Альбера переводчица, а я – по производственным делам.
Марина спросила, догадываясь о его тайном замысле:
– А что, его сопровождать в «Берёзке»? Ведь в таких специальных магазинах, обслуживающих только валютных покупателей, своих консультантов и переводчиков хватает.
Хотя истина этой задумки Ольшанского была на поверхности, и он с оттенком обиды в голосе сказал:
– Марина, можно подумать, что ты не понимаешь, что я всё это устроил только для того, чтобы побыть с тобой?
Но Сергей никак не мог понять того, почему его искренняя радость её невольно слегка придавила. Он никак не мог это объяснить себе, поэтому обижался на её внезапную неотзывчивость.
А у Марины уже почему-то началось «стучание» зубами от предчувствия того, что неминуемо должно совершиться, вместо каких-то других ощущений. Весь вечер она, словно девственница, внутренне продрожала, укладывая необходимые вещи в сумку, полночи не могла уснуть и наутро встала только с этой мыслью: «Вот теперь – всё! Доигралась! Сегодня что-то должно реально произойти… Теперь ты уже не отвертишься!»
И её начало почему-то трясти от реального страха, причём гораздо сильнее, чем перед первой брачной ночью с мужем – тогда она вообще ничего не знала, как агнец божий, приготовленный для закланья.
Пока садились в самолёт, её невольно отвлекли предпосадочные хлопоты. Но как только взлетели, Марина закрыла глаза и сидела молча.
Сергей участливо прошептал:
– Марина, что с тобой? У тебя такое напряжённое выражение лица. Ты что, себя неважно чувствуешь?
Она вяло ответила:
– Да нет, всё в порядке.
Ольшанский с ещё большей тревогой в голосе прошептал:
– Марина, меня серьёзно беспокоит твоё слишком часто повторяющееся словосочетание «да – нет». И потом, я тебя прекрасно изучил и ясно вижу, когда у тебя или в тебе что-то не так.
Она на той же ноте ответила:
– Нет, правда, ничего. Видимо, меня слегка укачало. Можно, я немного посижу так, с закрытыми глазами?
Не могла же она объяснить ему, чего именно она боится. Да он бы её всё равно не понял, ведь у него было ровно противоположное чувство – предвкушение столь долгожданной близости, то есть они были на разных полюсах, и у них были разные векторы душевного и психического состояния.
Сергей знал, он чувствовал, что в этот раз, когда он приложил максимум усилий, чтобы устроить эту встречу наедине, у него всё должно получиться, чтобы быть вместе до конца.
Хотя его птичка, непонятно ему, по какой причине, дрожит от страха… Он действительно за этот год достаточно близких и доверительных отношений изучил душевную организацию Марины.
А у Марины это был не день, а – пытка. Особенно после того, как Сергей постарался сделать в гостинице «Россия» всем троим отдельные номера. Альберу номер – на этаж ниже. Марину ещё больше затрясло от непонятного и совершенно необъяснимого даже самой себе страха.
Днём они втроём съездили в «Берёзку» и закупили часть продуктов. Марине пришлось немного поработать и объяснить продавцам, что именно предпочитают иностранные специалисты, работающие по контракту на их предприятии. Что особенно они любят французскую ветчину в небольших банках и прочие деликатесы. В магазине упаковали купленные продукты в коробки, заказали грузовое такси и привезли в гостиницу.
Французы в большинстве своём вообще не хотели довольствоваться советскими продуктами, им – всё своё подавай! Напитки, консервы из мяса и рыбы, единственное, что они обожали – это чёрную каспийскую осетровую икру. Вот её они готовы были потреблять ложками.
В «Берёзке» Альберу осталось закупить ещё часть продуктов: напитки в банках, несколько сортов шоколада, различные орехи и изделия из них, приправы и прочую элитную снедь – всё за валюту.
Марина работала чисто на автопилоте, так как ни о чём не могла больше думать, кроме наступающего вечера. Затем Сергей, как настоящий джентльмен, заказал для них троих ужин в ресторане «Звёздное небо».
Их столик оказался почти по центру зала и недалеко от сцены. Марина, как всегда в новом месте, с интересом рассматривала интерьер зала.
Чёрный потолок она, будучи в командировке в Париже, уже видела в знаменитом кабаре «Лидо» на Елисейских полях. Там, в огромном зале с потолка свисали необыкновенной красоты хрустальные люстры неправильной удлинённой геометрической формы.
А в зале этого ресторана, где они сидели, на фоне чёрного натяжного потолка были вкручены электрические лампочки разной расцветки, что, в общем, тоже смотрелось стильно и ново.
Но даже Альбер заметил состояние Марины и сказал:
– Мадам Марина выглядит усталой.
Марина, как вежливый и тактичный человек, тут же изобразила признательную улыбку и пояснила:
– Благодарю вас, Альбер, за внимание, но это не усталость, я просто неважно переношу перелёты.
А пока ждали заказ и его исполнение, на сцене началось потрясающе по красоте шоу-варьете в русском стиле, названное «Русская тройка». Марина окинула взглядом сидевших в зале ресторана посетителей – подавляющее большинство – иностранцы. Поэтому они с большим интересом смотрели на сцену. И там действительно было на что посмотреть – настолько мощные и зажигательные песни и танцы удивляли своей красотой и невероятной энергией исполнения, не говоря уже об уникальной красоте и красочности русских костюмов, расшитых золотом и всевозможными блестящими украшениями. А от изумительной красоты женских головных уборов даже взгляд – не отведёшь! Всё было по высшему разряду. Настолько великолепные и зажигательные номера: и песни, и танцы, и артисты-исполнители.
Альбер, тут же забыв о сочувствии Марине, с неподдельным интересом устремил восторженные глаза на сцену, моментами даже забывая о еде. Главное было в том, что он, как гость столицы, был доволен всем съеденным и увиденным.
Наконец, наступил их с Сергеем вечер. Они вернулись в гостиницу, проводили Альбера до его номера. В руках у Сергея была бутылка вина. Марина подумала: «Видно, для смелости». Так как она была полностью зажата, а Сергей это почувствовал ещё раньше. По всей вероятности и его самого охватило передавшееся от неё волнение, тем более что Марина находилась рядом с ним. Они идеально чувствовали друг друга, поэтому и он впитывал в себя это странное чувство её обречённости.
Сергей, взяв её под руку, спросил:
– Ну что, к тебе пойдём или ко мне?
Марина, ни слова не говоря, повернула к двери своего номера.
Вошли.
Включили в номере телевизор. Шёл какой-то концерт, но Марина ничего не видела на экране. Сергей подошёл к ней, обнял её и взволнованным голосом спросил:
– Что с тобой, Марина? Что с тобой, радость моя? Почему ты сейчас как чужая? Ты что, не рада тому, что мы с тобой вместе, и нам никто и ничто не мешает?
Вместо ответа, Марина понуро опустила голову ему на грудь.
Сергей переспросил:
– Да что с тобой, в самом деле, Марина? Посмотри мне в глаза.
Она подчинилась, но взгляд её практически ничего не выражал.
Сергей взмолился:
– Марина, радость моя, да что с тобой? Почему ты меня так огорчаешь? Ты, видно, боишься чего-то? Скажи мне, чего ты боишься? Подобным образом можно вести себя только в этом случае.
Марина обречённо ответила:
– Чего мне бояться? Ничего я не боюсь.
Сергей возразил:
– Брось мне сказки рассказывать. Я ведь не только вижу, но чувствую это. Ты ведь вся напряжена, как струна, – и, видя, что её просто так не расслабить, предложил: – Давай чуть-чуть выпьем вина за нашу встречу.
Налили вино в стаканы, он разломил шоколадку. Марина пригубила вино и поставила стакан на столик.
Сергей спросил:
– Почему ты не пьёшь?
Марина ответила:
– Не хочу.
Он настаивал:
– Выпей немного вина, расслабишься.
Она ответила:
– Но я в том состоянии, что даже от вина не расслаблюсь. И подумала: «Я бы сейчас даже от спирта не смогла расслабиться. Могла бы потерять сознание, но не расслабиться».
Было часов одиннадцать или полдвенадцатого. Сергей спросил:
– Можно, я останусь у тебя?
Марина ответила:
– Оставайся.
Сергей попытался поцеловать её, она не ответила на поцелуй.
Сергей заботливо сказал:
– Я впервые вижу тебя такой усталой, давай ляжем в постель, и ты отдохнёшь.
Но Марина была уже запрограммирована на что-то безысходное. Она попросила его отвернуться, разделась, надела шёлковую ночную сорочку и легла под одеяло. И правда напряжение слегка спало, Марина немного освободилась от страха, сковывающего её практически весь день и вечер, когда Сергей лёг рядом и обнял её. Она ощутила его стройную и упругую фигуру рядом. Это ощущение было новым и приятным.
Сергей ласковым жестом уложил её голову себе на плечо и заботливо подоткнул под бок одеяло. Марина лежала некоторое время без движения, привыкая к новому ощущению.
Сергей первым прервал молчание:
– Если бы ты знала, Марина, сколько раз за этот год я мечтал об этой минуте, когда смогу именно так положить твою голову себе на плечо, как сейчас. И сколько раз я стонал от невозможности это сделать. И, наконец, мне это удалось осуществить. И теперь твоя родная головка у меня на плече – это словно сон для меня, правда. Ты даже не представляешь, Марина, как я рад этому, как я счастлив.
Сергей даже боялся задавать ей вопросы и предугадывать её ответы. Он просто продолжал:
– Это сколько мы уже с тобой вместе? Я вернулся из Франции перед 8 марта. Совсем скоро будет год, как мы вместе. И, наконец, я могу обнять тебя в постели без помех и без страхов с твоей стороны.
Ей так и хотелось сказать ему: «Да сейчас это и есть самый большой страх за целый год». Но промолчала.
Сергей повернулся к ней и начал целовать в шею. Марина с ужасом подумала: «Ну, всё! Сейчас начнётся!».
И застыла, как изваяние.
Попробуй-ка что-нибудь растолковать женщине, когда она в таком состоянии? Когда животный страх полностью охватил её, измаявшееся за целый день и вечер, существо?
– Что только Сергей ни делал, как только ни уговаривал, чего только ни говорил: и что он любит её больше всего на свете. И что полюбил по-настоящему первый раз в жизни. Сразу полюбил, как только увидел в первый раз. И что теперь жизни своей не мыслит без неё, а если удастся уснуть, то постоянно видит её во сне в своих объятиях. И что жить без неё не может, И что рад тому, что так сильно любит женщину первый раз в своей жизни… – эффект был нулевой.
Марина всем этим страстным и искренним признаниям внимала безучастно. А как только Сергей снова попытался обнимать и целовать её, она мгновенно сжималась в комок. Пока он вконец не измучился, уже несколько раз сильно возбуждаясь. И всякий раз его желание, достигая высшей точки и не получая разрядки, заканчивалось обидой и закономерной досадой. Но Сергей всё же продолжал держаться, не теряя надежды убедить и уговорить её.
В результате его уговоров Марина уже внутренне смирилась с тем, что Сергей полностью раздет, а она – в ночной сорочке. Но Марина стоически держалась за ночнушку и трусики, не позволяя ему снять ни то, ни другое.
Сергей вконец измучился и спросил:
– Марина, объясни мне, что с тобой происходит? Ты меня не любишь? Ты совсем не хочешь меня? Я тебе не нравлюсь как мужчина? Ты же иногда говорила, что любишь меня.
Она ответила:
– Люблю.
Это признание подогрело его, и он нервно заговорил:
– Тогда в чём дело? Почему ты так зажата? Ты как ком нервов сейчас, – точно, как ком нервов, – повторил он, – который мне никак не удаётся расслабить. Марина, ты боишься меня? – догадался он спросить.
Она, не задумываясь, ответила:
– Боюсь.
Сергей в сердцах воскликнул:
– Вот ещё новое дело, ещё одна загадка! Чего ты боишься? Объясни мне, чего ты боишься? Доверься мне, скажи. Я никак не могу понять тебя, потому что мы говорим с тобой сейчас на разных языках. Чего ты боишься? Расскажи мне, Марина, прошу тебя. – Сергей предположил:
– Ты боишься беременности?
Она ответила:
– Нет.
Сергей воскликнул:
– Тогда чего?!
Сергей постепенно выходил из себя, теряя остатки терпения:
– Объясни мне, как такое вообще возможно, любить мужчину и одновременно бояться его? Желать близости с ним и одновременно не хотеть её? Это же – уму непостижимо!
Сергей распалялся всё больше и больше
– Я же чувствую, что ты всегда отвечала на мою ласку. Я точно знаю, что она волнует тебя. А сейчас, когда нам может быть так хорошо с тобой, ты словно каменная стала.
Марина молчала, а он с гневом в голосе почти выкрикнул:
– Да ничего ты не боишься! – Всё это – ложь! Ложь! Ты решила верность мужу сохранить – в этом всё дело! Ну и сохраняй её на здоровье! Нет для меня других аргументов, кроме этого.
Он резко встал с постели, и, не обращая на неё никакого внимания, надел плавки, рубашку и брюки.
Хлопнул дверью и ушёл.
Марина встала с постели, полностью измученная борьбой, длившейся без сна почти всю ночь. Никаких у неё чувств или сожалений не было. Просто она поняла, что это – конец. Что он больше не придёт. И совсем не могла определиться – радоваться или горевать оттого, что устояла. Не было никаких конкретных мыслей.
Только на столе неприятно пахло начатым вином. Марина вылили вино из бутылки и из стаканов в раковину, сполоснула стаканы, поставила их на стол и собралась спать – вконец разбитая физически и морально.
На часах было 4 утра.
Легла в постель, никаких других мыслей не было, кроме одной: «Теперь – всё! Расстанемся. Он больше не придёт».
Только начала засыпать, услышала лёгкий стук в дверь. Подошла к двери:
– Кто?
– Я.
Открыла. Сергей гневно прошёл в номер и начал с ходу раздеваться. Затем всё же пояснил свои действия:
– Ладно, не хочешь – спи сама. А я тоже буду спать и даже не прикоснусь к тебе.
С этими словами он лёг в постель, накрылся одеялом и отвернулся к стенке. Марина постояла молча в раздумье и примостилась рядышком на краешке так, чтобы не прикасаться к нему. Сергей и вправду не поворачивался к ней.
Марина начала потихоньку расслабляться. Она подумала: «Раз нет опасения, то и зажиматься не нужно. Полежим спокойно».
Прошло около получаса, движений со стороны Сергея не последовало. Ночная усталость и борьба начали сказываться, Марина задремала и уже начала засыпать, полностью расслабившись оттого, что он пришёл и был по-прежнему рядом.
Ей вдруг захотелось, чтобы он обнял её, приласкал, и заснуть, прижавшись к нему, только бы он не казался таким чужим…
И тут она услышала его голос:
– Марина, почему ты не хочешь быть со мной? Почему? Я что, грязный, что ли?
Как важно найти для женщины самую нужную для неё фразу! Самую убедительную и самую убеждающую. Сам по себе его вопрос был диким и абсурдным, если большего чистюли, чем он, и представить нельзя при его идеальной чистоплотности.
Но как ни странно, именно этот вопрос полностью переключил её сознание на нужную тональность. Марина подумала: «О чём это он таком говорит? Это абсурд отчаяния». И Марина сама начала задавать себе вопросы: «И в самом деле, что это я? Я же люблю этого мужчину, так почему мне не быть с ним? Что мне мешает? Чего я упорствую из-за бессмысленной причины? Как говорят девчонки на работе – «поймала клин» и зациклилась на нём!
Не буду ли я ужасно жалеть, если он уйдёт во второй раз и уж точно не вернётся? Что меня удерживает от близости с ним? Разве только эта грань, по сути, мой вымысел, через который у меня не хватает решительности перешагнуть?»
Она обняла его ласково за плечи, прикоснулась губами к его чувствительной шее и сказала:
– Серёженька, дорогой мой, что за дикие вещи ты говоришь? Надо же, что тебе в голову пришло. Я даже повторить твои слова не могу, да и не хочу.
Сергей повернулся к ней и сказал с обидой в голосе, а он был точно такой же ранимой и чувствительной душевной организации, как и она:
– Марина, сама подумай, какое бы ты лично нашла объяснение своему поведению на моём месте? Я всё передумал, и ни одна причина не кажется мне убедительной. Ты просто не любишь меня. Если бы ты действительно меня любила, разве вела бы себя таким образом? А раз не любишь, поэтому тебе так легко отказываться от близости. Только в этом случае это тебе не доставляет мучения.
Марина сказала:
– Нет, я люблю тебя.
Сергей возразил:
– Ты не находишь, что для этого случая опять не подходит слово «нет» в самом начале? И потом, я это уже слышал.
Он лежал на спине, подложив руки за голову, и не шевелился. Марине показалось, что он уже не сможет ни обнять её и ни поцеловать.
Тогда Марина, не зная, что делать и забыв о себе, сказала:
– Серёжа, не сердись.
Она гладила его рукой по плечам и по животу, целовала его в шею легко и нежно. Он не отстранялся, И только после этого поцеловала в губы. Он откликнулся, снова обнял её сильно и властно, потом положил на спину, и начал покрывать поцелуями её лицо, губы, груди в вырезе рубашки…
Марина снова почувствовала, как он затрепетал от неутолённого желания. Придумывать новые уловки к сопротивлению Марине было уже поздно. А Сергей уже точно знал, для того, чтобы сломить последние остатки страха Марины к сопротивлению, нужно её как следует возбудить.
Сорочку она позволила с себя снять, она слетела так быстро, словно её и не было.
Осталось немногое – только трусики. Цепляться за них было и вовсе бесполезно. Она попыталась убедить себя: «Ну и что, что раздета, ведь ничего же ещё не было».
Но Сергей уже неистовствовал и действовал по своим – мужским правилам и желаниям. Он понял, что это лишь остатки её сопротивления, и уже не обращая на них никакого внимания, предвкушал начало близости. И начал энергично и откровенно возбуждать её, понимая, что лишь таким образом сможет полностью подчинить её своей воле.
Он почти лежал на ней полностью раздетый, и начал страстно целовать Марину долгим поцелуем, на который она всегда откликалась мгновенно, но при этом активно орудуя языком, чего раньше не делал, а сейчас так сильно и так упорно, что она начала заметно расслабляться. И при этом он постоянно ласкал и легонько сжимал её груди и соски.
И Марина позволила ему снять с себя трусики. Сергей начал целовать её более страстно. Он чувствовал, что Марину начинает охватывать желание, тогда он, продолжая целовать её, лёг сверху, и она почувствовала его подрагивающее сокровище у себя на животе – мощное и упругое. И это уже заставило её забыть обо всём, она начала дрожать от желания, но он не спешил. Сергей хотел довести её саму до настоящего изнеможения.
Точно так же лёжа на ней, он перестал целовать её в губы, а легонько сжимая ладонями груди, начал целовать то один сосок, то другой и одновременно надавливать своим телом ей на низ живота, делая при этом лёгкие характерные движения…
Марина, забыв обо всём на свете, начала выгибать спину, он снова впился в её губы ещё одним умопомрачительным по страсти поцелуем, когда она уже вцепилась пальцами в его спину, понуждая его к действию, только тогда он прошептал:
– Мариша, раздвинь ножки.
Что она тут же и сделала, подаваясь ему навстречу. Только тогда Сергей взял свое сокровище рукой и направил его куда надо, приговаривая:
– Ох, как у тебя здесь всё узко и как нежно, радость моя.
Марина почувствовала внутри его твёрдую плоть жаждущую и спешащую…
А Сергей, получив наконец то, чего так долго и так упорно добивался – доступа к святая святых в женском теле – к её лону, и войдя в её горящее от страсти тело, со всей силой, со всем неистовством, которое было порождено долгим и неистовым ожиданием, с такой силой начал вторгаться, вбиваться, вколачиваться в него, что, казалось, все клетки в её организме пришли в такое же неистовое движение от его ненасытных мощных толчков…
Она чувствовала, что всё его существо просто захлёбывается от осуществлённой близости. Для Марины близость с Сергеем была приятной и на редкость сильно возбуждающей, она почувствовала, что они идеально подходят друг другу. и она всё больше и больше отдавалась этому потоку мужской чувственности.
В её теле словно открылся какой-то либо клапан либо канал доступа к наслаждению, и Марина внутренне отдалась этой стихии с равным Сергею неистовством… Вскоре Марина почувствовала, что на неё всё сильнее и сильнее накатывает что-то непонятное и невиданное… От неожиданности она инстинктивно, чтобы сдержать это странное и вместе с тем сладостное ощущение сжалась, но явление не проходило, а усиливалось, так как Сергей по-прежнему мощно сотрясал её…
И вдруг её тело словно пронзил поток прежде неведомых и неиспытанных чувственных ощущений. И Марина с невольным стоном прошептала:
– Ой-ой-ой, не могу больше! Что это такое со мной?
Сергей, склонившись над нею и неистово продолжая свои яростные толчки, пояснил ей:
– Это именно то, радость моя, чего и следовало ожидать. Именно то, что я точно знал, а ты – не знала. Но теперь и ты познала.
Вместе с его толчками это явление неожиданно нарастало с такой силой, что Марина, не отдавая себе отчёта, снова протяжно застонала:
– Что это такое? Я просто не могу-у-у…
Но это «нечто невиданное» уже захватило, против воли и желания, всё её существо без остатка, Марина выгнулась навстречу ему и затем обессилено расслабилась…
Сергей, сделав ещё несколько сильнейших и мощнейших толчков, опустился на её тело.
Марина, еле придя в себя от оглушительных ощущений, выдохнула:
– Вот это я понимаю – новый опыт в моей жизни! В жизни ничего подобного со мной не было. И о чём я даже малейшего понятия не имела. Так если ты способен на такие чудеса, стало быть, тебе, Сергей, просто цены нет!
Некоторое время они оба лежали без движения. Едва придя в себя, Сергёй произнёс:
– Как видишь, радость моя, было не страшно и не больно. А ты, бедняжка, целый день и вечер продрожала, измучила себя и меня.
Марина сказала:
– Серёжа, да я разве знала, что с тобой всё будет совсем иначе?
Сергей продолжил:
– Ты в процессе спрашивала у меня: «Что это такое?», отвечаю: – Это как раз то, что я – знаю. А ты, как я вижу, не имела об этом ни малейшего представления. Что ж, это мне вдвойне приятно, что ты познала это именно со мной. Я доволен и счастлив! Ради этого стоило потерпеть, радость моя!
Марина спросила:
– Ты о чём Серёжа?
Он радостно ответил:
– О том, моя дорогая, что существует в гармоничных интимных отношениях ещё и сладкая пилюля – на язычок.
Но у неё не было сил допытываться, что он имеет в виду. Марина в первый раз в жизни испытала нечто подобное – поистине захватывающее, завораживающее и полностью подчиняющее себе её волю.
Она сходила в ванную комнату, вернулась и они, обнявшись, в одно мгновение заснули.
Проснулась Марина от стука в дверь. Она мгновенно вскочила с постели и подошла к двери:
– Кто там?
Альбер бодрым голосом сказал:
– Это я, Альбер. Мадам Марина, мы же собирались поехать сегодня в «Берёзку», закупить пряности и специи.
Марина ответила:
– Альбер, я сейчас соберусь и спущусь. Подождите меня в баре, выпейте чашку кофе. Я – быстро. Через десять минут. И мы поедем с вами в «Берёзку». Хорошо?
Он ответил:
– Тогда я жду вас, мадам Марина, в баре.
Марина быстро приняла душ и вошла в комнату. Сергей с порозовевшим от радости лицом лежал в постели. Марина подошла, поцеловали его в шею, и сказала:
– Как мне хорошо было с тобой, Серёжа! Теперь я понимаю, что напрасно из последних сил столько сопротивлялась. А всё потому, что не имела ни малейшего представления о том, что в близости с тобой всё может быть иначе.
И, вздохнув, Марина добавила:
– Как жаль, что мне нужно собираться и ехать с Альбером в «Берёзку».
Сергей улыбнулся и с интригующей улыбкой сказал:
– А ты, Марина, лучше не к Альберу спускайся, а иди ко мне на эти самые десять минут.
У Марины мгновенно тёмным пламенем загорелись глаза, и она воскликнула:
– А и точно! – И к несказанному изумлению Сергея, продолжила: – А что? Это хорошая идея! Она мне нравится!
У Сергея глаза в мгновение стали больше пятаков, и он несколько секунд просто смотрел на неё. Затем, думая, что она шутит, спросил:
– Марина, ты это серьёзно?!
Она лихо ответила:
– Более чем! Я последую твоему предложению. Зачем мне сопротивляться?
Сергей, не снижая удивления в голосе, напомнил:
– Но Альбер ждёт тебя.
Вместо ответа Марина уже была рядом и целовала его. Затем сказала:
– Серёжа, подумай сам, как я могу отказаться от наслаждения, которое испытала первый раз в своей жизни?!
Сергей улыбнулся:
– Я точно знал, что нам будет хорошо вместе, чувствовал. Я же – мужчина.
Марина воскликнула:
– Ещё какой! Да я, как ты говоришь, просто умираю, так хочу испытать всё это снова и без промедления! Какое счастье, что мне не надо полночи уговаривать тебя! А Альбер подождёт меня в баре, выпьет чашку кофе. Я ведь не на заседание ООН опаздываю?
Сергей потерял дар речи от удивления, но Марина уже страстно целовала его. Тогда он отключил разум и включил чувства. И Марина почти сразу, принимая в близости самое активное участие, всего от нескольких мощных толчков Сергея сладко застонала.
И началась между ними осознанная долгожданная близость, уже как блаженство: они отдавались друг другу со всей страстью, дарованной им природой. Марина всем телом отчётливо чувствовала, что они с Сергеем как нельзя более, идеально подходят друг другу, всё в их телах словно вылеплено, или, наоборот, вырезано резцом Создателя друг для друга.
Плюс несказанная радость от соприкосновения тел там, где самая чувствительная в теле кожа, и непрекращающаяся ласка горячих губ и рук. На каждое прикосновение друг к другу они отзывались и отдавались полностью и до самого конца – до высшего пика наслаждения, до самого последнего взаимного трепета тел!
Марина снова испытала оглушительный оргазм. Две минуты приходила в себя, она уже догадалась, что это такое, так как много читала об этом в книгах. Затем ещё пару минут разглядывала его ласковое обнажённое тело: красивое, мощное, молодое и столь желанное тело со словами:
– Какой же ты, Серёжа, красивый!
Он улыбнулся и сказал:
– Милая, я кажусь тебе таким красивым, потому что ты смотришь на меня с любовью. А нам всё кажется красивым, на что мы смотрим с любовью. Это закон – красивым кажется всё, на что смотришь именно таким взглядом.
Марина ласково поцеловала его в обнажённое плечо и повторила:
– Нет, ты и вправду очень красивый, Серёжа!
Он улыбнулся:
– И это в то время, когда я целый год хожу за тобой, словно тень, а ты как будто впервые увидела меня.
Марина подумала: «Надо же, какая точная формулировка! Я действительно словно впервые увидела тебя!»
И они, полностью удовлетворённые, лежали рядом.
Сергей, обнимая её, восхищённо сказал:
– Ну, Марина, ты даёшь! В этот раз, в близости, ты превзошла все мои ожидания!
Она расслабленным голосом отозвалась:
– А мне теперь терять нечего, и я веду себя так, как желает моя пробудившаяся женская природа. А у неё сейчас один путь – к наслаждению. Иначе, зачем было столько мучить себя и тебя? Так почему бы не испытать такое просто невероятное наслаждение ещё раз?
Это ведь у нас с тобой, Серёжа, не будет системой, – и она, потянувшись всем телом, добавила: – Ой, как мне было с тобой хорошо, ты даже представить себе этого не можешь! У меня в жизни такого невероятного кайфа в теле никогда не было – вот что является для меня самым удивительным открытием!
С этими словами Марина быстро встала с постели и сказала:
– Всё! Мне надо бежать в душ и собираться! – И добавила:
– А моё неожиданное решение, так удивившее тебя, закономерно – нечего было провоцировать меня! Ты же знаешь, что я девушка решительная.
Сергей ответил, сохраняя на лице изумление:
– Да-а-а?! Но я бы до этого самого момента так не сказал.
Выйдя из ванной комнаты, Марина воскликнула:
– О-о-о! Какое потрясающее наслаждение я испытала впервые в своей жизни! Это был ураган! Это была стихия! Но словами это не передашь! – И она со счастливым лицом продолжила:
– Я сейчас просто пушинкой летаю, это просто невероятное ощущение! – И радостным голосом добавила: – Вот видишь, Сергей, я почти уложилась в десять отведённых для сборов минут.
Мимолётно взглянула на себя в зеркало – всё прекрасно! Самое главное – нет собственных замечаний! Разве что кожа на лице слегка покраснела от соприкосновения с его ночной щетиной, поэтому лицо слегка горит. Но все эти мелкие нюансы полностью скрыл макияж.
Она подлетела и поцеловала ещё не пришедшего в себя полностью Сергея со словами:
– Ты, сокровище моё, отдыхай, так как заслужил полноценный отдых! Я поеду с Альбером в «Берёзку» сама.
Марина стояла перед ним причёсанная, подкрашенная и благоухающая. Сергей, глядя на Марину, восхищённо подумал: «Вот на что способна Молодость и Красота!»
Марина с признательностью сказала:
– Благодарю тебя за всё, мой дорогой. А мне надо не просто бежать, а мчаться. Но ты не переживай за меня: я теперь такая лёгкая и мобильная – что всё успею. Не волнуйся за меня – счастливая женщина способна на всё! И может – тоже всё! А ты – большой молодец! Я вижу, ты измучился со мной. Иди, поспи. Поцеловала его и, взяв ключ от номера, чтобы передать его дежурной по этажу, вышла из номера. Сергей так и остался с изумлёнными глазами, только и произнёс:
– Марина, ты – точно женщина-загадка!
Она быстрым шагом направилась к лифту.
ГЛАВА XXV
Марина спустилась в бар. Альбер допивал свой кофе. Она подошла, поздоровалась и спросила:
– Что, Альбер, я пойду закажу такси, пока вы допиваете свой кофе?
И мы поедем в «Берёзку».
Он предложил ей кофе, но Марина отказалась:
– Благодарю вас за любезность, но я не пью кофе.
И она пошла к дежурному администратору, заказать такси.
Сначала ей было немного неловко, неудобно перед Альбером. Но у них, французов, есть такое выражение, на русском языке оно звучит так: «Частная жизнь никого не касается!» Вспомнив его, Марина легко преодолела первые минуты неловкости. К тому же она всем своим видом дала ему понять, что ни на какие его намёки ни реагировать, ни отвечать не собирается. И они быстро настроились на деловой лад.
По дороге в «Берёзку» Марина некоторое время молча смотрела в окно такси. Она впервые чувствовала себя такой счастливой и умиротворённой во всех человеческих и женских смыслах одновременно.
Она всё ещё ощущала в своём теле неистовое мужское присутствие, которое явно и однозначно продолжало заявлять и напоминать ей о том: «Кто здесь – главный!» И жизнь казалась ей сказочно красивой. Хоть и считается, что жизнь – не сказка, но сказочные моменты и проявления в ней – явно присутствуют. И это утро было для неё как раз одним из таких моментов, так как сама жизнь казалась ей сейчас на редкость доброжелательной.
И как только внутренний жар отхлынул от щёк, и она окончательно смогла взять себя в руки, стала по-прежнему вежливой и обходительной – что особенно любят французы в межличностном общении.
Марина с Альбером спокойно докупили в «Берёзке» все оставшиеся в списке продукты, которые были заказаны специалистами, и вернулись в гостиницу.
Сергей ожидал их в баре: улыбающийся, чисто побритый, благоухающий, элегантный, как всегда и во всём – безупречный!
То есть точно такой же, как и Марина – обласканный, красивый и умиротворённый. Они пошли все трое в ресторан и пообедали. Затем Марина сказала Альберу, что она должна выполнить кое-какие заказы коллег-переводчиков и отлучиться в магазины на пару часов, так как утром они вылетают домой, в Шевченко. Альбер заверил Марину, что он без проблем посидит в баре и подождёт её.
Сергей вызвался пойти с нею за покупками. Они поднялись к Марине в номер, она тут же обняла его и сказала:
– Дорогой, прежде всего, я благодарю тебя за чудесное открытие во мне самой. Это было для меня настоящим потрясением – и восторженно повторила: – О! Это был – ураган! Это была стихия! Но словами это – не передать! Ты видишь меня перед собой прежнюю, но возрождённую! Во мне нет больше никакого страха, я снова – благодаря тебе – в мире с собой.
Сергей улыбнулся, а Марина продолжила:
– А теперь что, приступим к разбору полётов? Задавай свои вопросы – отвечу на любые.
Сергей сделал удивлённые глаза и сказал:
– Вот ты, Марина, меня удивила, особенно утром. Ты – такая неординарная личность, что постоянно ставишь меня то – в тупик, то – в невероятное изумление.
Она улыбнулась:
– Например?
Сергей ответил:
– Например, сегодня утром, я думал, что ты претворяешься, что не знала о сладкой конфетке – на язычок, соглашаясь вернуться ко мне в постель.
Марина искренне ответила:
– Почему, Серёжа, знала, но только – чисто теоретически. Ты же знаешь, я много читаю и знаю в частности о том, что во время близости существует такое явление, как оргазм.
Сергей согласился:
– Сегодня я по твоей реакции сам убедился, что сама лично ты его до этой ночи не испытывала – вот что для меня удивительно.
Марина сказала:
– Теперь отвечу на самый твой актуальный вопрос, который тебя занимал больше всего – почему столько сопротивлялась. То есть о моём страхе.
Сергей сказал:
– Да, ты права, я более всего хочу знать эту истину.
Марина ответила:
– А этот ларчик просто открывался. Надеюсь, ты не сомневаешься в моей искренности?
Он улыбнулся:
– Теперь не сомневаюсь.
– Так вот, я, даже будучи замужем несколько лет, не имела ни малейшего представления о том, что с другим мужчиной может быть всё по-другому. Я думала, что и с тобой будет то же самое, что и с мужем. И тогда я начисто лишусь нашей романтической любви, а мне очень сильно хотелось её сохранить – в этом и есть вся причина. А вовсе не в том, что я хотела сохранить верность мужу. Но видишь, каким великолепным стратегом ты оказался – прорвался сквозь все преграды, – и с улыбкой добавила, – зато ты оторвался по полной.
Сергей улыбнулся:
– О да! Вы правы, мадам – по полной! За целый год ожидания и нечеловеческого терпения.
Марина прижалась к нему и спросила:
– Серёжа, получается, что ты разбудил меня как женщину?
Он, с полным осознанием пальмы первенства, ответил:
– Получается, что так.
И Марина с большим интересом в голосе спросила:
– Серёжа, а как это у тебя получилось?
Он хитро улыбнулся:
– О, к этой тонкой и деликатной теме у меня особый подход.
Марина тут же пристала к нему:
– Какой подход? Серёжа, расскажи! Какой именно подход?
Сергей улыбнулся:
– Хочешь получать наслаждение, тогда не спрашивай. Это – секрет!
Марина не унималась:
– Расскажи, Серёжа. Мне так интересно!
Он снова улыбнулся:
– Зачем тебе это, Марина? Ты же не мужчина. Поэтому просто наслаждайся и всё!
Марина продолжила:
– Серёжа, но как это может быть, что я всё это время, даже после замужества, была фригидной и в одночасье стала пробудившейся? Я читала, что в каком-то туземном племени девочкам в раннем детстве отсекали клитор, и они тогда на всю жизнь оставались фригидными, сохраняя верность мужу. Может быть, и у меня в раннем детстве срезали клитор? – С улыбкой спросила Марина: – Поэтому я и была фригидной, как ты думаешь?
Сергей улыбнулся:
– Не переживай, я трогал, он у тебя на месте. И потом ты вовсе не фригидная, а горячая, как огонь.
Она недоверчиво улыбнулась:
– Ну да, надо только уметь в нужный момент поджечь
газовую горелку.
Сергей сказал:
– А теперь – сюрприз!
Сергей достал из внутреннего кармана пиджака чёрную замшевую коробочку со словами:
– Марина, пока вы ездили с Альбером за продуктами, я посетил ювелирный магазин и купил тебе на память о нашей первой близости такой подарок. Выбирал на свой вкус.
Он раскрыл коробочку и достал золотую цепочку алмазной огранки и на ней – золотой кулон в виде сердечка, на выпуклых краях которого было по три крошечных бриллианта.
Марина с чувством искренней благодарность в голосе сказала:
– Большое спасибо, дорогой, я очень тронута таким чудесным подарком. Рада, что по твоим словам у тебя и к этому тонкому делу особый подход.
Сергей попросил:
– Надень! – Затем добавил: – Нет, давай, я надену сам! Так ты лучше запомнишь этот момент. Как я рад, что угадал. Комплект действительно очаровательно смотрится на твоей прелестной шее. А я буду смотреть на сердечко и вспоминать нашу незабываемую ночь.
Марина улыбнулась:
– Верно сказано: цените подарки не за то, сколько они стоят, а за то, сколько они значат. Глядя на подарок, и я всякий раз буду вспоминать о том, что именно я испытала в первую ночь близости с тобой. Я очень тронута, – повторила она, – подарок достоин дарителя!
Затем добавила:
– Серёжа, а я ведь правду сказала Альберу, что коллеги сделали мне некоторые заказы, так как у меня, посчитали они, будет лёгкая командировка. Давай сходим в магазин вместе, мне так хорошо и моей душе так комфортно с тобой, что ни на минуту не хочется расставаться.
Они сходили за покупками, погуляли по городу, посидели в кафе.
Сидя за столиком в кафе, Сергей очень внимательно изучал оттенки выражений на лице Марины. Достаточно хорошо изучив её, он видел, что она слегка играла, и от него этого не удавалось скрыть.
Сергею было чрезвычайно любопытно, как же она будет вести себя в новом качестве? Но к нескрываемому в его глазах удивлению, Марина постепенно, что называется, выровнялась и вела себя вполне нормально – без внутренних замечаний, как она любила подбадривать себя, – хотя постоянно ловила на себе его удивлённые взгляды.
Наконец, Сергей не выдержал и сказал ей:
– Я, глядя на тебя, Марина, всё больше и больше поражаюсь: какая ты бываешь разная! Ведь ночью, если бы я не знал тебя достаточно хорошо, я бы в жизни не поверил, что ты столько сопротивлялась, буквально измотала меня, совсем по другим причинам, а не из желания, как мужики говорят, извини, набить себе цену.
Марина недовольно возразила:
– Серёжа, оставь эти пошлости твоих мужиков, я просто первый раз в жизни изменила мужу. И мне, скажу тебе честно, хочешь – верь, хочешь – не верь, было очень тяжело переступить через этот барьер запрета, внушённого воспитанием. В этом всё дело.
В глазах Сергея появились искорки восхищения, и Марина продолжила:
– В конечном итоге – всё предельно ясно: мне помогла решиться на близость с тобой моя любовь к тебе. Я же тебя только морально любила, а теперь я люблю тебя полностью, то есть испытываю полноценное чувство к тебе. Вот и всё! Как видишь, всё просто укладывается по ячейкам.
Но всё равно, и это было видно по его несколько разочарованному лицу, что Сергей из-за простой принадлежности ему, ожидал большей покорности от Марины. Большего смирения во взгляде, словах и жестах.
Поэтому никогда: ни в первое время, ни позднее Марина не доставляла ему этого удовольствия, чтобы он почувствовал, что она – полностью в его власти и покорна ему до конца. Всякий раз она вела себя так, как будто ничего и не было. Сергею каждый раз приходилось думать: «А и в самом деле, было ли что-нибудь?» И ему снова приходилось завоёвывать её. Она поставила себя таким образом, что, если у него и был по её желанию доступ к её телу, но никогда не было доступа к её суверенитету. Ещё будучи студенткой университета, Марина прочитала в книге какого-то автора фразу, которая запомнилась ей на всю жизнь. Автор-мужчина писал: «Если бы женщины не выказывали так явно свою рабскую покорность, насколько возвеличилось бы гордое мужское племя, насколько поубавилось бы среди них скотов».
Видимо, именно это качество в её характере более всего неудержимо влекло его к ней. Что она, следуя своей властной и тонкой интуиции, смогла выбрать единственно правильную манеру поведения с ним.
Вот и сейчас Сергей сидел и не верил, что только этим утром сидящая напротив женщина, сейчас такая независимая и раскованная, стонала от наслаждения в его объятиях…
Они выпили по чашке кофе и вернулись в гостиницу.
Дневная норма работы была выполнена. Закуплена и упакована очередная партия продуктов. Оставалась программа на вечер.
Вечером, после ужина в ресторане, они пошли в бар. Мужчины заказали себе вино, а Марина согласилась только на бокал коктейля. Сидя напротив Ольшанского, Марина размышляла о том, как быстро всё может измениться в жизни и сознании человека: буквально вчера весь день был пронизан жутким, хоть и бессмысленным страхом, а сегодня она ждёт, не дождётся, когда же случится то, чего она так сильно опасалась.
Тем временем Марина и Сергей охотно поддерживали разговор с Альбером, всем троим было хорошо и комфортно в одной компании, они как могли, старались скрасить и его досуг. Непринуждённо шутили, пытаясь обратить внимание Альбера на интересную блондинку, сидевшую за соседним столиком, на которую он и сам, будучи истинным французом, давно уже обратил внимание.
Но сам Альбер с подчёркнутым интересом наблюдал за Сергеем и Мариной, ведь атмосфера вокруг них двоих была прилично наэлектризована. Но Альберу интересно было наблюдать за тем, «как у них тут происходит любовь?»
Вечер прошёл во взаимном уважении. Марина за весь вечер выпила лишь пару глотков коктейля, так как и тут считала себя на работе. А на работе она даже во время приёмов, когда все, в том числе и руководители, отдыхали и расслаблялись, Марина ни капли спиртного не брала в рот. Считая, что разум во время работы должен оставаться чистым, даже если приходилось переводить настолько невнятные речи, что их порой невозможно было понять ни на том, ни на другом языке.
Но на своём опыте она убедилась не только о вреде дыма от сигарет, клубы которого вдыхала «по совместительству» с работой, но и о вреде алкоголя: буквально рюмка выпитого вина снижала мыслительную реакцию, чуть ли не в половину.
Хотя шеф её как будто и вовсе не страдал, когда переводил в компании с английского языка. Переводил без проблем, наоборот, взаимопонимание у него с мужчинами улучшалось – даже было полнее и проникновеннее. Но он же мужчина – им это состояние привычнее.
А этим вечером Марина допила свой бокал коктейля только к самому концу и невероятно похорошела. Ольшанский не сводил с неё плотоядных тёмных глаз – красноречивых и страждущих…
Сергей и Альбер купили по бутылке вина с собой в номер. Альбер – чтобы угостить соседа, поселившегося в соседний номер, тоже француза или для какой другой цели – не уточнялось.
Сергей отдал бутылку вина Марине и просил подождать его, пока он проводит Альбера до его номера.
Марина долго потом вспоминала этот вечер.
С нею тогда приключилось то, что называется: «если бы мне кто-то рассказал, что я на такое способна, я бы никогда в это не поверила!»
С самого начала Марина без всякого страха несла бутылку вина в руках, взяла у дежурной по этажу ключ от своего номера – это означало, что она была немного навеселе. Что странно, и дежурная ничего не спросила про бутылку вина.
Пришла к себе в номер, включила телевизор – шло какое-то музыкальное шоу, весёлые ритмичные номера сменялись один за другим. По всей видимости, это был какой-то совместный концерт зарубежных и советских артистов.
А Сергея всё не было. Прошло минут десять. Марина уже начала его ждать. Он пришёл через несколько минут. Как раз тогда, когда её ожидание достигла наивысшего предела, но ещё не успело превратиться в досаду.
Сергей сразу схватил её в жадные объятия со словами:
– Я так бежал к тебе, радость моя! Альбер предложил мне выпить с ним, он выпил, а я – отказался.
Марина подумала: «Сие недоказуемо». Но когда Сергей прошептал ей на ушко:
– Мне силы нужны.
Она поверила. Хотя с улыбкой сказала:
– Точную экспертизу провести нельзя, но твои жгучие тёмные глаза прямо огнём горят! Осталось выяснить – отчего?
Но Сергей уже целовал её и больше ничего не хотел слышать. И Марина мгновенно забыла, о чём хотела сказать.
Эстрадный оркестр заиграл какую-то прекрасную, невероятно волнующую мелодию. Особенно не просто трогало, а буквально задевало за живое соло её любимого музыкального инструмента – саксофона. Что-то типа блюза, слушая эту непередаваемо восхитительную мелодию, Марина всегда представляла себя в какой-то экзотической стране или городе, типа Рио-де-Жанейро. А теперь к разыгравшемуся воображению примешивалось ещё вино и страстно целующий её мужчина…
И от этой картины все чувства и ощущения в её теле и в сознании просто зашкаливали. Сергей, отлично почувствовав её состояние, начал расстёгивать пуговицы на её блузке, а саксофон продолжал просто вызывать её душу на поверхность. Марина сама расстегнула все остальные пуговицы на блузке. Сергей быстро разделся сам – всё как в замедленной съёмке. Теперь они, словно выполняя чью-то волю свыше, разделись оба одновременно и начали танцевать под эту чарующую мелодию, настолько виртуозно и вдохновенно исполняемую саксофонистом.
Они танцевали обнаженные и страстно прижимающиеся друг к другу каждой клеткой неистово возбуждённых тел…
Марина прошептала:
– Вот что делает со мной музыка!..
Желание возникало, казалось, повсюду, где прикасались тела, руки и губы друг друга, вся кожа и вся поверхность тел порождали его, особенно на фоне этой всё ещё звучащей умопомрачительно-прекрасной мелодии саксофона, которая всё более и более возбуждала её.
А когда Сергей начал гладить быстрыми горячими движениями её плечи и спину, она начала стонать и слабеть…
Постепенно все остальные чувства и мысли полностью отошли в сторону, пропали начисто, ибо не было в ту минуту более сильного повеления, чем безудержное желание. Пожалуй, нет ничего лучшего в сокровенной жизни человека, чем подобная и основательная гармония двух одинаково сильно любящих тел…
Но Сергей, видимо, решил довести Марину до полного экстаза. Он взял своего творца наслаждения в руку и прислонил к её животу, чуть ниже пупка. И Марина постоянно чувствовала на коже живота его упругое и жаждущее погружения сокровище, которое Сергей старался всё ощутимее прижимать к ней.
Затем он слегка отстранился, и его плоть интенсивно начала искать вход. Марина крепко прижала к себе Сергея за талию и простонала:
– Всё, больше не могу, просто невыносимо хочу тебя!
И тогда они оба со стоном упали на постель. В этот раз она сама помогла его сокровищу войти в своё дрожащее и пылающее от страсти лоно.
Их близость была уже ожидаемой и совершенной. Они с одинаковой страстью исполнили этот танец тел и плоти, с такой интенсивностью, какая может родиться и осуществиться только под действием запредельно волнующей и несказанно возбуждающей музыки звучащего саксофона…
Несколько минут приходили в себя, лёжа без малейшего движения, не имея сил даже пошевелиться. В этот раз Марина отозвалась первой:
– У-у-х! Вот это и я понимаю – настоящее наслаждение! Серёжа, а ведь ты сказал мне не совсем точное определение. Это вовсе не конфетка на язычок. Это – настоящая стихия, которую и впрямь совершенно невозможно передать словами.
Сергей молча поцеловал её в шею, а Марина продолжила:
– Итак, что мы имеем в активе, господин Ольшанский? Прежде всего, то, что я потеряв всякий стыд – танцевала с тобой голая.
Сергей воскликнул:
– А мне запомнилось из этого исторического блюза вот что: когда твои волшебные груди касались меня возбуждёнными сосками, я от этого готов был потерять сознание. И потом, Марина, о каком стыде ты ведёшь речь? Нас ведь никто не видел.
Марина улыбнулась:
– Как это никто? А целый зал народа в концертном зале?
Сергей пояснил:
– Успокойся, они смотрели на сцену, а не на нас! – И с улыбкой добавил: – А не поздновато ли, мадам, в вас проснулась стыдливость? Марина, дорогая, к счастью видел тебя только я один. А что касается меня, как зрителя, я надышаться, насмотреться, нарадоваться, глядя на тебя, не могу. Не говоря уже о том, чтобы насытиться тобой, утолить свою, как мне кажется, многовековую жажду. – И он искренне добавил: – Ты была вечером в баре такая красивая, такая сногсшибательно прекрасная от внутренней подсветки. Ты думаешь, я не видел, какими глазами целый вечер смотрел на тебя Альбер? И я уверен в том, что он зверски завидовал мне.
Марине всегда нравилось общаться с Сергеем, потому что с ним можно было поговорить обо всё на свете. Она любила вслушиваться в то, что и как он говорит, а выражал он свои мысли иногда неожиданно, а то и необычно. В основном потому, что он был, как говорят психологи, одного с нею психотипа: несмотря на мужскую красоту и волевую внешность, внутри он был – тонкий, чувствительный и ранимый до невозможности.
А комфортные отношения, в том числе между мужчиной и женщиной – это прежде всего гармоничное общение, как равноценное и равнозначное партнёрство, выражающееся в обоюдном нежелании каким-либо образом подмять другого под себя. Ибо в этом случае общение – неизменно означает одно – более слабому приходится ломать себя, чтобы быть рядом. А истинно комфортные отношения – это довольно редкая способность – быть на одной волне. То есть наиболее полно понимать и воспринимать друг друга.
Марина чувствовала себя сейчас такой расслабленной и умиротворённой. И, лёжа, на его атласном и сильном плече, доверительно продолжала:
– Что ни говори, но большую роль в моём сегодняшнем состоянии и можно смело сказать неадекватном поведении и затем поступке, сыграл виртуоз-саксофонист.
Сергей спросил:
– Что, ты так любишь саксофон?
Марина ответила:
– Знаешь, просто обожаю его! Я где-то читала, что учёные-музыковеды путём многочисленных тестов и экспериментов установили, что всего три музыкальных инструмента из их огромного многообразия во всём мире, напрямую, только вообрази, напрямую воздействуют на душу! Это – саксофон и барабан, – вон как негры и кавказцы, да и многие другие народы, лихо отплясывают только под ритм барабана! К сожалению, я не запомнила, какой же был назван третий инструмент. Но очень тогда, помню, удивилась, что скрипка не была названа в качестве третьего инструмента. Вон как цыгане, да и не только они душу выматывают виртуозной игрой на скрипке.
Сергей согласился:
– Да, это интересно. Какой же был всё-таки третий инструмент? – И с улыбкой добавил: – Как на твою душу подействовал саксофон, я видел собственными глазами. Не только видел, но и ощутил всем телом! Воздействие на твою душу, я тебе доложу, действительно было сильное.
Марина ответила:
– А я, когда мысленно погрузилась в звуки игры настоящего виртуоза, ведь он играл сердцем, меня под его музыку охватило такое запредельное, просто вселенское блаженство, что я просто справиться с собой не могла. И вела себя так, как настоятельно требовал внутренний импульс. Я вдруг почувствовала себя такой беспредельной, что мне в тот момент мешала всякая оболочка, даже одежда ограничивала, как бы сковывала меня. Поэтому я начала раздеваться, чтобы внутренне остаться, точнее, почувствовать себя первозданной, словно сама душа ликовала в те минуты отдельно от меня.
Это сложно определённо выразить, но я это чувствовала. Ведь слова – это ничто по сравнению с тем, что мы способны чувствовать реально и даже ощутимо. И подобные состояния многим особо чувствительным душам знакомы в тех или иных проявлениях…
Сергей слушал её, а Марина продолжила:
– Видимо, я утомила тебя подробностями, но это – мой внутренний мир. Я так способна чувствовать, хотя согласна с тем, что многие состояния, которые способен испытывать человек, невозможно передать словами.
Сергей слушал, а Марина добавила:
– К примеру, казалось бы, понятные нам явления: любовь и нежность – их легко почувствовать сердцем, но невозможно в точности описать эти чувства словами – это только прерогатива – область запредельных сердечных владений!
Слова: «Я тебя люблю!» – это лишь слова, которые нынче говорят, на самом деле не имея ни единой подлинной искры любви в сердце.
Сергей не прерывал её, и Марина с улыбкой продолжила:
– Но зато я испытала действительно запредельные ощущения в близости с тобой, которые разумом ни понять, ни описать словами невозможно. И ещё одно теперь я знаю, для того, чтобы испытать этот опыт в такой полной мере, стоило прождать целый год. Ибо он особенно значим и сладок благодаря тому, что он выстрадан более тобой, чем мной, – и нежно добавила, – но я, как мне кажется, в особенном приоритете, потому что испытывала эти божественные ощущения впервые в жизни.
И мне сейчас даже страшно стало оттого, что я могла бы прожить всю жизнь в полном неведении, что это – вообще существует. А это на самом деле просто поразительное открытие из внутреннего мира человека, в частности загадочной женской природы. Пусть даже у меня был бы когда-нибудь другой мужчина, но нет никакой гарантии, что я могла бы испытать с ним нечто подобное. Я несколько лет замужем, но как ты теперь это знаешь сам, ни малейшего представления не имела о том, что это такое на самом деле.
Сергей крепче прижал её к себе, Марина поцеловала его в атласное плечо и добавила:
– Это только ты такой волшебник! И только твой, как ты сказал, секрет, получается, на сто процентов работает. Мой респект вам, маэстро!
Сергей нежно погладил её по щеке и тоже признался:
– Это твоя точка зрения, Марина. А на самом деле истина в том, что именно ты, возможно, сама того не подозревая, порождаешь во мне все эти чувства и такие же фантастические эмоции и желания. К примеру, где ты найдёшь такую женщину, которая, будучи по своей натуре стыдливой, и я в этом убедился, сама начнёт раздеваться под звуки, не спорю прекрасной и действительно побуждающей к экстраординарному поведению мелодии, исполненной профессионалом на саксофоне? Ответ – нигде!
Марина немного помолчала, затем с иронией в голосе сделала вывод:
– Эх, что ты наделал, Ольшанский? Всё-таки ты совратил меня!
Сергей быстро поднялся на локте, и даже без тени раскаяния в голосе, опустив голову ей на грудь, мечтательно произнёс:
– Чудеса, да и только! Тогда, летом на море, я мог лишь украдкой мечтать о тебе, а ты лишь на мгновение могла положить мою руку себе на грудь, а сейчас я счастливейший из смертных, гораздо богаче, чем царь Давид, потому что могу, хоть и временно, наслаждаться близостью с тобой, моя царица!
Марина с удовольствием слушала его, а Сергей смело добавил:
– А что касается твоей формулировки словом «совратил», так я думаю, что ты не потеряла, а нашла. Если судить по твоему чистосердечному признанию. Так что это не верное слово, оно не отражает истину. На самом деле я тебя завоевал, как полководец завоёвывает целое войско. Ты только подумай, мне пришлось над этой, скажем прямо трудной задачей целый год биться, как в бою. И это в то время, когда другие женщины и девушки через неделю, а то и раньше, охотно ложились в мою постель. А ты успешно промучила меня, страшно подумать – целый год!
Марина с улыбкой согласилась:
– Да, для мужчины, особенно с твоей внешностью, это действительно серьёзный срок.
Сергей самонадеянно добавил:
– Но, заметь! Я – не сдался, не оставил эту смелую затею. – И он, крепче прижав Марину к себе, добавил: – Потому что я точно знал, чувствовал в тебе этот божественный родник – источник наслаждения.
Марина восхищённо сказала:
– Да ты, сокровище моё, оказывается – настоящий поэт!
Она обняла его и продолжила:
– Нет ничего лучше в сокровенной жизни человека, чем отношения, основанные на полной гармонии и внутреннем сходстве характеров. Особенно, когда любовь является апогеем длительной симпатии и продолжительного движения друг к другу, как в нашем с тобой случае.
А когда положенный срок и путь пройден, тогда этот венец отношений уже множество раз расцвечен в воображении и бесчисленное количество раз проживался и переживался каждым из нас по отдельности. Ты сам, помнишь, сказал мне, сколько раз ты мечтал о близости и в воображении видел и представлял её.
И когда реальная ласка не только не обманула надежд и ожиданий, но даже во много крат превзошла их, то какие тут можно найти слова? Говорят, что в любви есть три знака препинания: восклицательный, многоточие и точка. Как ты думаешь, какой знак препинания мы переживаем с тобой в данный момент?
Сергей отозвался:
– Марина, зачем задаёшь вопрос, если знаешь ответ? Это даже обидно. А вот какой период этот знак продлится, зависит только от нас с тобой.
Они лежали в постели, обнявшись, не в состоянии даже пошевелиться, так как тратили энергию абсолютно одинаково.
Уникальный концерт продолжался, но что странно: никогда, ни разу в жизни Марина не слышала больше эту запредельно красивую и фантастически чувственную мелодию, исполненную на саксофоне.
Отрадно и одновременно печально, что в жизни человека случается только один танец, который не суждено уже больше повторить.
Но именно с этого вечера и на всю жизнь Марина сохранила трепетное почтение к этому музыкальному инструменту – саксофону, который в тот памятный вечер смог своим божественным воздействием извлечь, вызвать её душу за пределы…
В тот вечер и в ту ночь у Сергея с Мариной было много ласки, нежных слов, признаний и повторная близость. Но то состояние – средоточие всех чувств во время танца, который предшествовал их плавному парению на постель, каждый из них запомнил на всю жизнь.
Об этом чуде, об этом их высшем откровении в поиске и обретении друг друга они старались больше не говорить – потому что это было сугубо личное, сокровенное – особо ценное для каждого из них.
Об этом не расскажешь и никогда больше в жизни не повторишь. Это событие нужно хранить и беречь в памяти как единственно ценный в жизни талисман, ибо это состояние подарили им звучащие в унисон их души и тела.
Утром они вскочили, быстро всё, и себя в том числе, привели в порядок. Сергей побежал бриться.
Ощутимо надвигалась на сердце грусть по поводу завершения сказки.
Тем не менее, нужно было готовиться к отправлению в аэропорт. А эти два дня прошли как в тумане, и так трудно было переключаться, перестраиваться – снова возвращаться в свои пределы.
Но грузовое такси было уже заказано, а от факта – никуда не уйдёшь и никуда не денешься – не сбросишь его со счёта, ибо факт всегда и во всём – вещь упрямая!
Альбер сказал, что не пойдёт завтракать, они со своим соседом решили заказать завтрак в номер. Сергей с Мариной быстро позавтракали в гостиничном буфете. Так как в то время в гостинице «Россия» останавливались многие иностранцы, выбор блюд на завтрак был весьма неплохой.
Сдали номера, вызвали носильщиков, чтобы помочь Альберу погрузить коробки с продуктами в грузовое такси и отправились в аэропорт, чтобы лететь домой – в Шевченко.
ЧАСТЬ II
ГЛАВА I
В этот раз в самолёте почему-то было мало пассажиров, и Сергей с Мариной после взлёта специально пересели чуть дальше ото всех, чтобы можно было спокойно поговорить. Первое время, а лететь три с половиной часа, каждый, закрыв глаза, снова покручивал в памяти и старался осмыслить всё произошедшее с ними.
В этот поистине счастливый период их отношений они чувствовали и вели себя, подобно детям на пасеке, перед которыми поставили большую миску мёда в сотах… Так же и Сергей с Мариной черпали большими ложками свои щедрые чувства, лакомились ими и наслаждались… Поскольку это был для них Величайший Дар – полноценная взаимная любовь.
Сергей сказал с улыбкой:
– Марина, получается, что я сделал подарок и для себя тоже. Когда я буду видеть на тебе это украшение, сразу вспомню нашу восхитительную ночь!
Марина продолжила:
– Да, хоть жизнь в целом нельзя назвать сказкой, но даже без подарков остаются в памяти невероятные, поистине сказочные моменты. Для меня, например, памятным из этой ночи останется то, что ты, Сергей, получается, впервые разбудил меня как женщину. – И с улыбкой добавила: – А ты не боишься, что мой магнетизм теперь будет работать в полную силу?
Ольшанский уверенно заявил:
– Нет, не боюсь! Потому что твой магнетизм будет искать только себе подобного. То есть он будет искать полное себе соответствие. А это случается крайне редко.
Марина улыбнулась:
– Понятно говоришь.
Сергей некоторое время помолчал, видимо, обдумывая сказанные ею слова. А Марина продолжила:
– Ты знаешь, Сергей, в связи с твоим подарком мне вспомнилась одна удивительная история, которую я ещё в юности прочитала у кого-то из наших классиков. Не помню точно, это была новелла, рассказ или фрагмент какого-то произведения, но зато на всю жизнь запомнила один кульминационный момент. Недаром же есть совет писателям: пишите не о том, что понравится читателям, а о том, что им запомнится.
Так вот, кажется, действие происходило на корабле, в компании отдыхающих… Не важно.
Но точно помню, что сама сцена случилась за празднично накрытым столом. Среди этой компании находился пожилой мужчина с молоденькой очаровательной женой. На её шее красовалось необыкновенной красоты украшение – бусы из довольно крупного розового жемчуга. Напротив сидел господин и неотрывно смотрел на неё и на бусы. Затем сделал ей комплимент:
– Мадам, вам очень идёт это дивное украшение! Должен сказать, что у мужчины, которой сделал этот подарок, отменный вкус. Эти бусы исполнены из очень дорогого и редкого сорта розового жемчуга.
Муж молодой женщины хмыкнул:
– Да это простая бижутерия – безделушка.
Мужчина возразил:
– Ошибаетесь, уважаемый! Я являюсь экспертом по ювелирным украшениям и легко могу доказать, что это действительно редкостный и самый дорогой сорт розового жемчуга.
И тут он взглянул на лицо женщины и увидел её умоляющие глаза.
Её взгляд изо всех сил молил его о том, чтобы он не делал этого.
И этот джентльмен пожалел её. Не стал раскрывать её секрет из-за принципа – доказать свою правоту.
Он просто сказал, обращаясь к её мужу:
– Прошу простить меня, но в этот раз я, кажется, действительно ошибся.
Зато наградой ему был благодарный, полный признательности взгляд молодой женщины.
Сергей сказал:
– Да, это интересный случай.
А Марина продолжила:
– Я в точности не запомнила эту историю. Зато на всю жизнь запомнила благородство этого героя, который только по одному её взгляду сориентировался и даже в ущерб своей амбиции не выдал тайну молодой дамы.
Марина немного помолчала, затем продолжила:
– Вот так и мне, видимо, когда-нибудь придётся на вопрос мужа: «Откуда у тебя это красивое украшение?» – Ответить: «Это – не подарок, полученный от любимого мужчины за изумительную ночь, а всего лишь бижутерия».
Сергей возразил:
– Но здесь же всё проще – достаточно посмотреть пробу на застёжке цепочки и на кулоне.
Марина улыбнулась:
– Вот так и получается: человек смотрит на пробу золота, а золото – на пробу человека.
Сергей сказал:
– Если бы ты знала, Марина, какое чувство удовлетворения я испытываю в данные минуты, – и, не дожидаясь её вопроса, добавил, – из-за того, что ты, наконец, стала моей.
Марина подумала: «Твоей, Ольшанский, я, положим, ещё не стала». Но мысль свою не озвучила. Промолчала.
Сергей продолжил:
– Я ведь целый год продержался.
Марина, улыбнувшись, спросила:
– Ты и впрямь целый год держался?
Он искренне ответил:
– Ещё как?! Изо всех сил!
Она удивилась:
– Так сходил бы на сторону.
Сергей серьёзно ответил:
– Эх, Марина, не понимаешь ты того, насколько мужчина ценит женщину, способную дарить его мужскому телу подобное наслаждение.
Ведь такой, как ты, нигде больше нет. – И он, глядя ей прямо в глаза выразительным тёмным взглядом, продолжил: – Я ведь, Марина, да будет тебе известно, ни одну женщину в жизни своей так не хотел, как тебя. А я, видишь сама, видный мужчина. В институте девушки толпой за мной ходили – выбирай любую. Только и шептались повсюду: «Ах, Ольшанский! О-о-о, Ольшанский! На меня во время учёбы в Москве девочки, как гроздья винограда вешались».
Марина, склонившись к нему, тихонько пропела:
– Ты московский озорной гуляка,
По всему Тверскому околотку,
В переулке каждая собака,
Знала твою лёгкую походку…
Сергей, забывшись, добавил: – Это только с тобой я целый год провозился.
Марина сказала:
– Лихо ты, парниша, выразился!
Сергей снова с улыбкой сказал:
– А что, радость моя, разве не так? Именно так! Другие барышни гораздо быстрее и с большей охотой прыгали ко мне в постель. – И самонадеянно добавил: – Но зри в корень – завоевал же я тебя?
Марина возразила:
– Минуточку, господин Ольшанский, есть небольшое уточнение. Это не я впрыгнула в твою постель, а именно ты немало времени активно стремясь к этому, как комета ворвался в мою постель. Хотя не скрою, внеся с собою немало небесного наслаждения.
Несколько минут Марина сидела, закрыв глаза.
Затем Сергей тихонько сказал ей:
– Солнышко.
Марина открыла глаза и увидела рядом его счастливые, наполненные особым светом тёмные глаза рядом. Она сразу поняла по выражению его глаз, что он уже что-то придумал. Сергей прошептал опять же донельзя счастливым шёпотом:
– Слышишь, Марина, может быть, у нас там с тобой уже есть маленькая девочка, а?
Марина тут же зашипела на него:
– Ты что, Ольшанский, с ума сошёл, что ли?
Но его, как это у него часто бывало, уже понесло разыгравшееся воображение. И теперь он, ничуть не смутившись от её негативного отклика, так же воодушевлённо продолжал:
– Вот мы поженимся, и ты родишь мне маленькую девочку. Как я всю жизнь мечтал о дочери, – он весь просто светился от счастья!
Марина ещё ни разу не видела его таким счастливым и окрылённым.
А Сергей безудержно счастливым голосом продолжал:
– Она будет такая маленькая-маленькая, у неё будут точно такие же тёмненькие волосики и тёмные красивые глазки, как у тебя.
Марина, слушая его радужные прожекты, буквально оторопела от этого невыразимого счастья на его лице. А Сергей, не снижая восторженного вдохновения, продолжал:
– Я положу её на руку, вот так, – и он вытянул чуть вперед слегка согнутую в локте руку и продолжал: – Я положу её головочку в ладошку, а сама она поместится на моей руке. И буду её вот так качать, и он сделал несколько плавных движений рукой из стороны в сторону.
Марина невольно слегка смягчилась, видя в его глазах и в выражении лица абсолютное соответствие между тем, что он говорил и между тем, что чувствует на самом деле. Это неизведанное счастье полноты отцовской радости, видя даже баюкающее движение рукой, так тронуло Марину, что ей несколько минут не хотелось прерывать этот поток сладких отцовских мечтаний.
Ей и на самом деле так странно было видеть Сергея в этом новом качестве и состоянии – вдруг проснувшегося с такой силой и нежностью чувства отцовства.
И Сергей уверенно добавил:
– Ребёнок, зачатый в такой большой и взаимной любви, как у нас с тобой, всегда бывает умным, красивым и талантливым.
Марина только дивилась про себя тому, сколько истинной любви светилось в его тёмных глазах к воображаемому, но столь желанному ребёнку, к тому же от любимой женщины. Не успела она подумать: «Вот мечтатель!», как услышала вопрос Сергея:
– Как мы назовём нашу девочку?
Тогда Марина снова зашипела:
– Да ты что, Сергей, с ума сошёл, в самом деле? О чём ты говоришь? Если что-то и получится, то мне придётся идти в больницу. Размечтался! У тебя же двое пацанов. Ты что отцовского чувства не испытал, что ли?
Ах, как легко погубить даже самую большую мечту человека. Рубанул жёстко, да ещё жестоким словом – и мечта срублена под корень! Вместе с тем и искренность, связанную с нею.
Словно и не бывало!
Его тёмные выразительные глаза, минуту назад пылающие таким счастливым огнём, вмиг потухли, стали обычными и даже усталыми. Сергей некоторое время молчал. Марина не прерывала его мысли, и он опечаленно произнёс:
– Эх, разве можно сравнить моё отцовское чувство, которое появилось бы сейчас к нашему с тобой ребёнку, с тем, которое у меня было тогда, когда родился первый пацан? Мы были студентами, и нам его даже положить некуда было, отломали крышку от чемодана, и он там спал.
И только потому, что все годы учёбы в московском политехническом институте я шёл на красный диплом и получал повышенную стипендию, мы выжили. По этой же причине, по распоряжению проректора нам, как молодой семье, дали в общаге крохотную комнатушку. В ней мы и ютились. А в Москве всегда было сложно устроить свою жизнь.
Я ночами подрабатывал, потом падал от усталости, а голодный ребёнок плакал. Я ужасно раздражался.
Марина молча слушала, и Сергей с большой печалью в голосе продолжал свою студенческую семейную историю:
– Жена, видя, что за мной ходят толпы поклонниц, и для того, чтобы крепче привязать меня, следом родила второго ребёнка. – Сергей грустно вздохнул и продолжил: – А теперь сама сделай вывод, каким было моё отцовство, если я оказался связанным по рукам и ногам?
В то время я и сам не нагулялся, и во мне не перебродила шальная кровь. Как я просил жену не рожать второго ребёнка, пока я диплом не получу и не стану работать. Но женщину разве убедишь, если она считает, что таким образом можно укрепить семью?!
Марина молчала, а Сергей продолжил свою исповедь:
– Моя жена – хорошая женщина: добрая, заботливая, внимательная, у неё много хороших качеств, но я не люблю её, и в этом наша с нею драма.
Ты сама видишь, я – огненный мужчина, по натуре своей – завоеватель, и я абсолютно не переношу покорных женщин. Это уныние в жене и обречённость во взгляде больше всего выводят меня из себя.
И Сергей с абсолютной уверенностью в голосе сказал:
– Мне нужна такая женщина, как ты. Точнее даже – именно ты, Марина. Вот тебя приходится завоёвывать постоянно, уже только это одно держит меня в постоянном тонусе. Даже когда я в первый раз увидел тебя – ты пришла устраиваться на работу, сразу понял и сказал себе: «Вот такую птичку голыми руками не возьмёшь и в клетку не посадишь!».
А когда Сергей говорил о женской покорности, когда произносил именно эти слова, ей мгновенно вспомнилась фраза, которую Марина выписала в тетрадь ещё в студенчестве. Она, часто читая её, назидала себя этой фразой. И суть её запомнилась на всю жизнь: «Если бы женщины так явно не выказывали свою рабскую покорность, насколько возвеличилось бы гордое мужское племя, насколько поубавилось бы среди них скотов».
Впервые Сергей рассказал ей о своей семейной жизни, рассказал кратко, но предельно содержательно и ёмко. Но информация эта была далеко не из радостных. С одним она была внутренне согласна: разве могут укрепиться семейные устои, если нет прочной связи между супругами?!
Но Марина не стала комментировать услышанное. Что здесь скажешь? Чем утешишь? Позднее Сергей много рассказывал ей о своих отношениях в семье, когда полностью доверился ей. И не только о семье. Он делился с нею абсолютно всем: и большим и малым, что происходило с ним в жизни. И она – тоже. Постепенно он стал ей и отцом и матерью, мужем и любовником, другом и подружкой – абсолютно всем.
Но сейчас в самолёте, когда он неожиданно заговорил о ребёнке, Марина вспомнила о начале своей семейной жизни и о рождении своего сына. А против истины грешить нельзя: единственное, пожалуй, в чём её муж Андрей был постоянен и неизменен – это в любви к детям: и к дочери и к сыну. А сына он встретил с огромным восторгом – продолжателя их затухающего рода. И ей вспомнился огромный букет алых и белых роз, который он принёс ей в больницу. Она вспомнила его глаза, полные невыразимого чувства радости, когда она в первый раз показала ему их сыночка. Марина видела через окно его истинные чувства – а они всегда просто невероятны почти у любого мужчины, когда он впервые смотрит именно на мальчика. Чаще всего его даже изнутри распирает отцовская гордость.
А их малыш был чистенький и красивый, как куколка: с крошечным аккуратным носиком и прелестными алыми губками; с чёрными волосиками, спрятанными под белую косыночку. Марина только покормила его, и он сладко дремал у неё на руках. Но Андрею не терпелось посмотреть сыночка ближе, и даже потрогать собственными руками и он попросил:
– Разбуди его, Марина, я хочу в его глазки посмотреть.
Она отозвалась:
– Ну да, тогда он до следующего кормления будет беспокоиться. Пусть спит, у него точно такие же выразительные карие глазки, как у тебя, Андрей. – И с улыбкой добавила: – Если только сейчас можно назвать их таким громким словом.
Муж просто светился весь от счастья и радости, рассматривая личико сына. Настолько его лицо излучало гордость оттого, что сын был очень похож на него. И что ему очень хотелось, чтобы Марина видела выражение его счастливого лица в эти секунды.
Андрей всегда был скрытным и замкнутым по натуре человеком, а в эту минуту он даже забыл о своей обычной сдержанности, и его истинное состояние легко читалось.
Мысли Марины радостно и легко возвращались к рождению сына. Ей вспомнилось ещё одно нежнейшее создание – его первая нянечка в палате для новорождённых. Она подмывала деток и приносила их для кормления.
Конвейера в ту пору в больнице не было, всего несколько малышей. И как-то Марина обратилась к ней:
– Полина Ивановна, а можно мне посмотреть, как вы будете моего сыночка подмывать и пеленать? Мне так хочется его посмотреть, какой он, а то он всё время в пелёнках.
Полина Ивановна к взрослым относилась не так радушно, как к младенцам, но здесь, видно почувствовав в Марине едва проснувшуюся трепетную материнскую нежность и полнейшее смирение на её лице, для порядке пробурчала:
– Ладно, но только белый халат и маску обязательно надень, а то мне от врача попадёт.
Марина в точности всё исполнила, и хоть едва держалась на ногах от слабости, вошла в палату с младенцами. А Полина Ивановна, оказавшись в своём полноправном владении, совершенно преобразилась. И начала голосом не фальшивой, а чисто русской доброты, разговаривать с малютками:
– Ну что, орлы, на кормёжку пора собираться?! Вот сейчас мы приведём себя в полный порядок, обязательно помоемся, а как же иначе? Переоденемся и при полном параде предстанем перед нашими мамочками. А то, так не годится: ай-ай-ай, уже мокренькие. Ну, ничего! Сейчас чуть-чуть подождите, сейчас до всех черёд дойдёт, ни один неухоженным не останется.
Марина стояла, дивилась и зачарованно слушала эти незатейливые, но совершенно искренние речи Полины Ивановны, которая продолжала тем же уникальным по женской доброте уютным домашним тоном:
– Только мои красавцы и красавицы, одну минуточку терпения. А ты, что это нетерпение проявляешь? – и она обратилась к Марине, – как вы своего сыночка назвали?
Марина ответила:
– Олежиком.
И Полина Ивановна продолжила свой монолог, не обращая никакого внимания на Марину:
– Сейчас Олежкой в первую очередь займёмся. Ему сегодня выпала такая честь, – и она взяла на руки Марининого сыночка, со словами:
– Ну, джигит, пошли.
Полина Ивановна взяла его, такого крошечного, двух дней от роду, своими уверенными и крупными ладонями с длинными пальцами, то есть руками, словно предназначенными для этой цели. Даже говорили, и она сама это признавала, что за несколько лет такой профессиональной работы её руки словно сами по себе стали такими большими и мягкими.
И действительно, на такой руке легко помещался младенец. Она положила Олежку на левую ладонь животиком, а её длинные чуткие пальцы придерживали его с боку и с грудки.
Марина с полным умилением смотрела на это невероятное зрелище. А Полина Ивановна поднесла его к рукомойнику с тёплой водой и, правой рукой уверенно подмывая его из рукомойника, продолжала свой речитатив, поясняя ему:
– Ну, вот видишь, Олежка, какой ты молодец! Настоящий мужчина, ведь ни капельки не плачешь. Сейчас мы тёплой водичкой помоемся, во всё чистое завернёмся и к мамочке – под бочок завалимся в полной готовности принять пищу.
И продолжала приговаривать:
–– А как же? Помыться тёплой водой – это благодать для младенца. Теплая водичка – она каждому приятна, – и уверенным движением правой руки подмывала ребёнка, а он, этот «джигит и настоящий мужчина» со свисающей с ладони головёнкой, ручками и ножками, аж тихонько «подкрёхтывал» от новой порции тёплой воды.
Марина, видя беспомощное тельце сына на ладони Полины Ивановны, вдруг с ужасом подумала: «А вдруг он соскользнёт с её ладони, ведь он такой беспомощный?» Но – ничуть не бывало!
Полина Ивановна уложила Одежку на пеленальный столик и быстро промокнула его. Марина залюбовалась тем, как заботливо она покрывала ребёнку головку платочком, опять же ласково при этом приговаривая:
– Ты не смотри, мужичок, что я тебя платочком, как девчонку покрываю. Здесь, милый, все в одинаковом наряде. А вот дома мамочка уже для тебя, наверное, целую стопку кружевных чепчиков нашила?!
Марина снова несказанно удивилась: «Надо же, она и про это не забыла. А ведь я и в самом деле сшила сыночку несколько, именно кружевных чепчиков».
А Полина Ивановна продолжала рисовать Олежке перспективу:
– А в них ты будешь совсем красивый. Да и как им тебе не быть? Когда уже видно, что ты будешь очень красивый мужик!
С этими пророческими словами Полина Ивановна и передала в руки Марине тщательно запеленатого сына и сказала:
– На, Марина, неси в палату своё сокровище, сейчас и других деток принесу.
Марина с трепетом приняла крошечного сына на руки и медленно пошла к палате, испытывая огромное счастье. А Полина Ивановна, как слышалось из-за приоткрытой двери, ни капли, ни на грамм не изменив тембр голоса, (якобы её уже не слышат) и, ничуть не убавив нежность в голосе, продолжала:
– Ну, ребятки мои, кто там следующий на очереди на особо важную процедуру?
Слушая всё это, Марина подумала: «А ведь это же настоящее и даже очень ценное искусство – так сердечно разговаривать с чужими малышами! Как чудесно, что среди нас есть такие люди, как Полина Ивановна – настоящие, с большой буквы – Люди! На таком, казалось бы, маленьком трудовом участке жизни, но, сколько маленьких жителей Земли, едва появившись на свет, слышали до предела ласковый воркующий голос этой, с золотым от доброты сердцем нянечки? Эти крошки и голос матери родной ещё толком не слышали: прикладывались к груди, питались и снова засыпали.
А голос Полины Ивановны по нескольку раз в день успокаивал их, убеждал, учил терпению. И что самое удивительное, что все эти, казалось бы, взрослые разговоры Полины Ивановны совершенно нормально воспринимались младенцами. Никто из них не плакал, весь этот маленький народ хранил терпеливое молчание, потому что эта удивительная нянечка никогда не обманывала их ожидания, каждый из них получал перед кормлением положенный уход.
И сейчас Марина с таким удовольствием, с такой теплотой вспомнила этого добрейшего и нежнейшего человека – нянечку Полину Ивановну, и посмотрела на Сергея. Ей показалось, что он немного задремал с обиженным выражением на лице: «Ну, как же – не разделили его радость по поводу рождения внебрачного ребёнка».
Но Марина, может, не сильно и грешна была в поисках своего женского счастья, если ни разу ей не пришлось идти в больницу, хоть и длились отношения с Сергеем несколько лет. Вместе они бывали редко, зато при каждой встрече неизменно испытывали такую умопомрачительную страсть, что действительно казалось странным – что их близость была для Марины – без «последствий».
Самолёт летел ровно, Марина только закрыла глаза, как тут же услышала обеспокоенный шёпот Сергея рядом:
– Марина, ты где?
Она ласково улыбнулась ему:
– С тобой, дорогой. С тобой. Всё последнее время в моей жизни получается так, что всё хорошее случается и происходит только с тобой.
Вот и сейчас, как это часто бывает, одна мысль как бы вытягивает за собой вторую мысль или наводит на воспоминания, – она не стала напоминать ему, что это связано с ребёнком, просто добавила: – Мне вдруг вспомнился один приятный эпизод из жизни.
Сергей тут же попросил:
– Расскажи, Мариша, какой именно.
Она, не вдаваясь особо в подробности, чтобы не обидеть его, но всё же сказала правду:
– Да мне вспомнилась одна чудесная женщина – нянечка из роддома.
Особенно то, как ласково она разговаривала с малютками. Но, знаешь, у неё от этой работы сильно выросли пальцы на руках, чтобы она более уверенно могла на руке держать младенца. Поистине удивительная женщина – просто благословенная. Представляешь, у неё ладони как минимум были в два раза больше, чем у меня.
При этих словах Сергей взял руку Марины и, повернув её ладонью вверх, сказал:
– И действительно, у тебя такие маленькие ручки, я давно обратил на это внимание, да всё не собрался сказать тебе об этом.
Марина с улыбкой сказала:
– А вот один француз, который активно симпатизирует мне, не забыл сказать: «Мадам Марина, у вас такие маленькие ручки феи, как должно быть приятно, когда они прикасаются?!»
Сергей сразу отреагировал:
– Кто это, Марина?
Она не стала скрывать и прямо ответила:
– Это Анри Амиду, француз арабского происхождения, сорока двух лет, невероятной красоты и шарма.
И поскольку Марина не стала лукавить, Сергей расслабился и с улыбкой сказал:
– Что ж, раз так, я лично засвидетельствую его догадку, что это действительно очень приятно, когда прикасаются твои маленькие ручки феи.
Марина не стала будить его пылкое воображение другими подробностями. К примеру, тем, что высокий и невероятно красивый француз не раз шептал ей во время танца на дискотеках да и в коротких частных беседах, когда заходил к ним в кабинет и она была одна: «Марина, я достаточно долго и пристально смотрю на вас. И вижу, какой вы профессионал и очаровательная женщина. Если бы вы знали, как мне жаль, что вы замужем. Я такую красивую и, главное, умную женщину как вы, нигде не встречал. Хотя побывал во многих странах и во многих командировках. Я бы за вами, не задумываясь, на край света пошёл. – И он честно признался: – Моя жена – красавица! Модель! Королева красоты Франции, но у неё вместо души, к сожалению, одни чеки. Она может быть только партнёром по бизнесу, но более – никем!
Она по природе и по сути своей не может быть другом, на неё ни в чём нельзя, ни положиться, ни опереться. – И опечаленный Анри закончил свою исповедь: – Так что мы только номинальные супруги, у неё своя жизнь, у меня – своя. Карьера – это прекрасно, но она, к сожалению, никого не может согреть в холодную ночь.
У нас с нею есть сын, – Анри вытащил из паспорта фотографию мальчика лет десяти, и Марина призналась себе, что более красивого ребёнка в жизни своей не видела: у него только огромные чёрные глаза, как у Анри – на пол-лица.
Анри продолжал:
– А вы, Марина, у меня большой опыт общения с женщинами, и я вижу, как раз и есть самый надёжный по своей природе человек. Теперь вы понимаете мои сожаления?..
Она понимала. Как не понять?
Ведь мужчины по сути своей – воины, стало быть, завоеватели. И более всего их влечёт именно то, что недоступно. И чем больше выбранная жертва недосягаема, тем больший он испытывает интерес. А в отдельных случаях, подобный охотник за редкой добычей «костьми готов лечь», чтобы добиться своего. Вот здесь для него – настоящий азарт!
Но Анри, хоть и был великим ценителем женской красоты, но не особо убивался из-за женщин, потому что предложения во много раз превосходили его спрос.
Его всегда окружала толпа поклонниц, а ему оставалось – лишь выбрать. И он, имея отменный вкус, выбирал самую красивую из них. Анри пользовался таким невероятным успехом, так как он был к тому же невероятно щедрым мужчиной. Поэтому неизменно слыл в «этих кругах» щедрым любовником. А этот факт еще как подстёгивал молодых девиц. Из каждого отпуска он привозил целые сумки всяческих подарков для своих номинальных или реальных подружек.
Анри Амиду был действительно уникальной личностью во всех отношениях. И как мужчина – тоже. Одна близкая знакомая Марины «отведала» его в постели и сказала Марине:
– Это не мужчина, а – фантастика!
И действительно у него был неограниченный выбор так называемых остронуждающихся претенденток на его тело. Бывали даже между ними короткие схватки за право обладания.
И что для него характерно, в любом городе, где он был в командировке, у него всегда оставалась одна или две избранницы, которые неизменно слали ему вслед телеграммы. Анри приносил их Марине для перевода, чуть ли не стопками. Они были чаще всего одинакового содержания: «Анри, если не пришлёшь весточку, я покончу с собой». Понятное дело: кому из содержанок захочется одномоментно лишиться такого красивого и богатого мужчины?!
Анри часто заходил в кабинет переводчиков, чтобы поделиться с Мариной какой-либо новостью или спросить совет, поскольку доверял ей. В их городе он тоже уже умудрился обзавестись неземной любовью действительно очень красивой девицы двадцати лет, по имени Натали. От неё действительно невозможно было отвести взгляд, настолько она была хороша и совершенна во всех отношениях. Имеется в виду внешность: и фигура, и волосы, и дивной красоты лицо. Она была красива, как роза, расцветшая только этим утром, и на ней ещё не испарились капельки росы.
Однажды Анри вошёл в кабинет, Марина как раз была одна и работала. Он обрадовался тому, что может поговорить с нею.
Он сказал:
– Мадам Марина, вы же знаете, с каким большим уважением я отношусь к вам. Мне кажется, что вы очень хорошо знаете жизнь и людей. Я пришёл посоветоваться с вами по личному вопросу, можно?
Марина улыбнулась:
– Давай, выкладывай, Анри, своё затруднение. Чем смогу, помогу. О чём речь на этот раз?
Анри несколько замялся:
– Не знаю, с чего начать?
Марина поощрительно улыбнулась и добавила:
– У нас в этой ситуации говорят так: «Начни с главного».
И он начал с главного:
– Я вот всё думаю-думаю и никак не могу прийти к конкретному выводу, не могу принять решение: взять ли мне Натали во Францию или нет? Что вы мне посоветуете, мадам Марина?
Марина серьёзно сказала:
– Анри, это действительно далеко не простая задача! То есть ты хочешь, чтобы я выступила в неблаговидной роли оракула. Верно, я поняла? – улыбнулась она.
Он кивнул головой. Тогда Марина продолжила:
– Но в жизни всегда и, прежде всего, нужно полагаться на решение своего собственного сердца. Оно – самый главный арбитр в нашей жизни, особенно в сердечных делах. И ты мучаешься только оттого, что оно само ещё не определилось. Тогда просто поразмышляем, мне этот метод всегда помогал в затруднительной ситуации. Когда задаёшь себе вопросы и сам же на них отвечаешь. В результате такого рассуждения чаще всего приходишь к какому-то определённому решению.
Анри согласно кивнул головой, тогда Марина продолжила:
– Начнём с того, что тебе, Анри, сорок два года, ей – двадцать. И к тому же женщина – это тебе на холодильник, привёз его, установил, включил – и он работает. Да и то не всегда исправно. – Марина улыбнулась и продолжила: – Ты ведь, Анри, так и выразился: взять ли тебе Натали во Францию? А женщина – это такая же сила природы, как ветер, молния, электричество. Это же – не вещь, а – женщина. Она по своей природе – непредсказуемое существо.
А у твоей, бесспорно красавицы Натали, скорее всего в голове гуляет ветер – один из элементов стихии. У неё сейчас одна идея-фикс – любыми путями, во что бы то ни стало, вырваться во Францию, то есть в обетованный рай.
Продолжим рассуждение дальше: есть ли у тебя, Анри, гарантия, что при первой же твоей командировке в другую страну, да ещё на несколько месяцев, она не пустится во все тяжкие? То есть, говоря иными словами, не загуляет? Нет у тебя такой гарантии! Да и быть не может!
Даже если она именно сейчас изо всех сил клянётся, что будет любить и будет верна тебе до конца своих дней. Но ты уже опытный мужчина и отлично понимаешь, что в жизни есть одна страшная ловушка, и имя ей – соблазн!
Ты уже много повидал и знаешь, что соблазны для неокрепшей души – это самая страшная вещь, начиная от дозы наркотика и так далее – по списку… Ибо подчас и взрослому человеку бывает очень трудно справиться с искушением и не поддаться соблазну, а он может принимать различные обличья: от самых безобидных в самом начале и до непредсказуемых, когда нет никаких сил справиться с собой…
Анри восхищённо сказал:
– Вот видите, мадам Марина, как здраво вы рассуждаете! Теперь и у меня появилась почва для многих раздумий. Я тоже постараюсь использовать вашу методику: задавать себе вопросы и самому же отвечать на них.
Марина улыбнулась:
– А теперь, Анри, думай и решай сам. Ты уже взрослый мальчик – это теперь уже твой личный выбор. Хочешь ещё раз рискнуть – рискуй! Но, на мой взгляд, истина вот в чём: если бы ты сам любил по-настоящему – то вопросы бы не появились, и ты не пришёл бы ко мне за советом. Как у нас говорят: подумав – решайся, а решившись – не думай!
Но был у Марины один знаковый инцидент, связанный с Анри Амиду. Однажды он зашёл в кабинет с заметно расстроенным лицом и попросил:
– Мадам Марина, можно вас на минутку?
Марина удивилась:
– К чему такая конфиденциальность, Анри? Никого же нет, говори.
Он молча показал пальцем куда-то в угол, типа – прослушка. Марина поняла намёк и вышла с ним в коридор. И Анри жалостливым голосом сказал:
– Мадам Марина, у меня к вам убедительная просьба, у меня внезапно слетела коронка с зуба, и он начал болеть. Я не знаю, что мне делать и к кому обратиться за помощью. И врачей – серьёзных стоматологов я здесь не знаю, поэтому обратился именно к вам, как к надёжному человеку. Я хорошо заплачу. Я и вам заплачу за помощь. Пожалуйста, мадам Марина, помогите мне.
Марина ответила:
– Прекрати со своей оплатой, Анри. Потерпи до завтра, я подумаю, что можно сделать.
В этот же вечер Марина поехала к своему стоматологу – отличному профессионалу, рассказала ему ситуацию и попросила помочь хорошему человеку.
Врач всё же с опаской спросил:
– А меня комитетчики за шиворот не возьмут?
Она улыбнулась:
– Не переживайте, Вадим Олегович, если возьмут за шиворот, то меня. А вы здесь причём? Вы исполняли свой профессиональный долг.
На следующий день после работы Марина привезла Анри в поликлинику. У Анри всё оказалось не так страшно, просто цемент выкрошился из-под коронки. Врач немного подточил зуб, проделал все необходимые процедуры и надел практически целую коронку на свежий цемент. И дело было закончено. Анри предлагал тройную цену за такую несложную работу, но врач категорически отказался. И Анри заплатил в кассу по прейскуранту.
К просветлённому и даже счастливому Анри тут же вернулась прежняя радость жизни и жизнелюбие. Он бурно благодарил Марину за такую оперативную помощь, предлагал ей деньги, но она ответила ему довольно резким отказом:
– Анри, я рада, что смогла помочь тебе, но мой жизненный принцип таков: не всё продаётся и не всё покупается. Так что будь спокоен относительно меня. Иначе, зачем бы ты пришёл именно ко мне за помощью?
Но уже наутро её вызвали в так называемый 13 кабинет – на ковёр!
Комитетчик Владимир Геннадьевич – молодой, красивый, умный, но ужасно вредный уже сидел за столом, ожидая очередную жертву. Его все боялись, и не без причины: он во всей дирекции легко мог поставить на уши любого управленца вплоть до дирекции. Такую власть они тогда имели, эти господа.
Обычно говорят: «Знает кошка, чьё мясо съела». Но Марина с этой стороны была спокойна, хотя никогда не знаешь, какого именно сюрприза ждать от инакомыслящего человека. Марина по сути своей – человек не робкого десятка. Но когда она шла в 13 кабинет, у неё все поджилки в коленях дрожали – так было заведено комитетчиками и ими
Роман что звала любовью часть 1
© Copyright: Раиса Рябцовская, 2019
Свидетельство о публикации №219022501377
Свидетельство о публикации №219022501377
Рецензии