контрольная лампа заднего противотуманного фонаря

… Эк, оказывается можно назвать огромный лиловый синяк на том самом месте, где спина теряет свое гордое название и превращается, с позволение сказать, ягодицы!  А надо, сказать, что попа вся выглядит опухшей и лиловой. На такую смотреть то больно, не то, что сидеть!

Что нужно сделать, чтобы «задние фонари засверкали загадочными переливами оттенков фиолетового, лилового, желтого, зелёного? Правильно! Как следует на эти, так сказать, фонари, так сказать, упасть. Сильно. Со всей дури. И желательно с хорошей высоты. Или, например получить волшебного судьбоносного пинка от мимо пролетавший на зелёный для пешехода свет.

Но ни с чем, даже с фингалами на заднице не сравнится перелом тазовых костей, товарищи! Гипс накладывается на всю филейную часть со всеми вытекающими прелестями начиная от полной невозможности нормально сходить в туалет и заканчивая самым страстным, единственным, сокровенным, заветным и так далее желанием становится только одно – почесать!!! Почесать так ранее недооцененную, свою любимую, единственную и неповторимую попу!

Именно эта беда и оказия случилась с Петром Васильевичем, не далее, как второго ноября прошлого года. Никаких залётных машин, правда не было – лишь всеми по матери поминаемыми нашими Питерскими нечищеными дорогами и ледяными наростами на них. Один неловкий шаг с высокого порога автобуса и тело Петра Васильевича совершила абсолютно немыслимый кульбит и аккуратненько приземлило его филейной частью, то есть тазовыми костями ровнехонько на угол гранитного поребрика – единственного, по случайному стечению обстоятельство, вычищенного аж до блеска куска с  острым углом.
Хруст стоит такой, что кажется даже птицы в испуге заметались со своих теплых насиженных мест. Автобусу пора отправляться, но ноги мужчины как раз под автобусом, а самому ему от боли даже не вздохнуть. Как он в воздухе перевернулся так, чтобы оказаться лицом к автобусу – вряд ли нам поведают.
Итак, контрольные лампы задних фонарей не только горели, жглись, невыносимо болели, но и адски чесались. Уже третий месяц, да. 
День, когда Петра Васильевича повезли снимать гипс и делать рентген, показался ему одновременно всеми кругами ада и рая. И если даже с гипсом он как-то не особо задумывался о причинах случившегося, кляня ТСЖ, администрацию города, дворников, автобус, поребрик и вообще всё, что вспомнил, то вот сейчас неожиданно призадумался. Наверное, это случилось, потому что опять было больно. Очень больно. Мужчине разрешили орать, и он орал, так что слышали пациенты из соседних корпусов больницы. В какой-то момент пик боли перешёл видимо некую качественную границу, и Петр Васильевич немного выпал из реальности.
Он смотрел обратное кино от этого момента, до момента падения, и ещё вперед, дальше. Ещё за неделю можно было всё переменить. Сын просил поиграть с ним, но папе, как всегда, было некогда. Сын болел и ему было грустно, он пожелал неосторожно, что бы у папы наконец появилось на него время. Дочка просила свозить её в зоопарк, но папа снова отказался, сославшись на срочную работу.
А что он тогда на самом деле делал? Пытался сбежать ото всех к своему другу, который вот-вот станет хроническим алкоголиком на пустом месте. Здесь он видел свою отдушину, потому что «устал». Жена звонила, просила заскочить в магазин, и он гаркнул на неё: нет у меня времени! Сама сходи!
Забыл он что ли, что жена сидела с сыном, которому и правда было плохо?
Нет, не забыл. Он просто хотел сбежать «из этого всего». Самое удивительное, что жаловаться было ему особо не на что: дети почти шелковые, жена – умница, красавица, понимающая и принимающая его. Сокровище, а не семья. Но – что-то накатило на нашего приятеля. И он бежал. Бежал от всех встреч и общения, от дома и семьи, приходя довольно поздно и пру раз с выхлопом. Быстро ел и ложился спать.
Когда «случайность» произошла, как раз уже стало лучше сыну, доктора посоветовали ему понемногу выходить гулять. Мама, то есть жена его, придумала, казалось бы – замечательную идею – выйти прогуляться всей семьёй.
На что Пётр Васильевич схватил, не глядя совсем тонкое пальто и выскочил со словами – не могу, у меня встреча! И, словно боялся погони, вскочил в первый попавшийся автобус и собирался выскочить где-то в центре города, подальше оь спального района, своих детей, семьи…
В нос ударил резкий запах нашатыря.  Медсестра суетится, приводя пациента в чувство. Санитарка убирает в пакеты куски разбитого гипса. Попа болит. Ноги слабые, не держат. Сознание ещё мутное, и откуда-то словно издалека он слышит слова сына, чтобы у его папочки наконец нашлось на него время.
Доктор с серьёзным видом диктует медсестре: контрольные лампы противотуманных задних фонарей находятся в плачевном состоянии. Рекомендовано заменить путём их извлечения, то есть ампутации…
- Как ампутации?!?! – кричит в ужасе Петр Васильевич и вдруг просыпается у себя дома, весь в поту. Рядом уже сидит проснувшаяся жена и смотрит на него с испугом.
- Что такое, Петя?
- Людочка, скажи мне, пожалуйста, какой сегодня день недели?
- Пятница, а что?
- а число, месяц какой?
- да вроде двадцать шестое, октябрь вчера был. Что случилось? Всё в порядке?
- Милая, ты не представляешь насколько! Ты сегодня отдыхай, я с сыном посижу, и на работе отпрошусь! Что-то сделать для тебя? Я мигом, только попроси! – на глазах у Петра Васильевича блестят слёзы. Никаких фонарей! Никакой ампутации! А главное – никаких побегов от любимой семьи! Живём!