Первая любовь

      У меня, как и у многих девчонок, первая любовь случилась в 16 лет, в 9 классе школы. До сих пор помню то трепетное чувство. Парнишка учился в соседнем классе: класс был сборный, после 8-летнего обучения в других школах в него пришли те, кто хотел закончить 10 классов. То есть раньше я с ним не была знакома. Просто наши друзья семьи в разговоре упомянули, что он – их дальний родственник, и спросили – не в одном ли классе он будет со мной учиться. Так я узнала про Женю. Мы с ним были комсомольскими активистами и быстро познакомились на общественной работе. Внешне он был симпатичным: выше среднего роста, глаза голубые, волосы темные волнистые. По фигуре – крепкий, плечистый: занимался спортом: волейболом, туризмом.
               
       Учился он хорошо, парнем был серьёзным, и как все мы тогда – комсомольцем. Он жил с матерью и младшим братом в посёлке (отец умер), приезжал на учёбу на автобусе. Я жила в доме у автовокзала и ждала у окна, когда он выйдет из автобуса и пойдет на улице, ведущей в школу. Даже брала у знакомого парня на время бинокль – чтоб лучше было видно… До этого я наглаживала школьную форму, пришивала к ней красивый воротничок и манжеты, делала модную тогда у наших девчонок прическу: шишечку на затылке и кудряшки – «завлекалочки» перед ушами (моя мама смеялась над нашей прической и называла её «старушкин кукиш»). Но мы себе казались такими красавицами… Увидев Женю, хватала портфель и вылетала из дома. Он ходил по другой стороне улицы и я шла минут 7 параллельно ему, не сводя с него глаз: ну не могла наглядеться… На площади мы сходились и шли дальше, разговаривая о школьных и комсомольских делах. На уроках я представляла, как он сидит за стеной (так оно часто и бывало) и думает – нет, не обо мне, а о будущем: у Женьки была мечта – поступить в лётное военное училище и стать лётчиком…

     Вот говорят, что любовь делает человека рассеянным, грустным, стеснительным – это не про меня. Я была счастлива, летала, как на крыльях, мне хотелось стать лучше – чтоб Женька заметил меня и общался не только как с соученицей, ну понятно, да? Мне всё удавалось, мир, казалось, был добрым и счастливым, и хотелось, чтоб все вокруг были так же счастливы, как и я. Причём я как-то не вздыхала и не страдала от того, что наши отношения были даже не дружескими, а просто – как у знакомых, учащихся в одной школе. То есть любовь моя была без взаимности – но меня это не тяготило. Перед Новым годом нам доверили наряжать огромную школьную ёлку в спортзале. Я стояла на стремянке и вешала игрушки. Вдруг вошёл Женька со своими одноклассниками – у меня задрожали руки, и сильно забилось сердце: он был такой прекрасный – как принц из сказки… Ещё я часто стояла и смотрела на него на переменах издали, мне достаточно было просто его видеть и знать, что он есть на свете… Ревновать не пришлось: хоть девчонки возле него и крутились – но быстро как-то отставали: он ни с кем не заигрывал, общался со всеми ровно и так же, как со мной. Было у нас и одно происшествие: он, как маленький, взялся отнимать у меня швабру для уборки класса, когда ему не хватило, и только когда наши парни сказали ему: «Не позорься, уступи девчонке!» - он отстал.

        Были у меня 2 подруги в классе. А с подругами принято делиться тайнами: одна из них, Галка, так пристала с вопросами: нравится ли мне кто-то из мальчишек и знает ли он об этом, что я призналась ей про Женьку. Она предложила написать ему записку о том, что он мне нравится, и подсунуть в карман пальто в раздевалке. Может, он обрадуется и предложит мне дружить? Прямо в лицо ему это сказать – в нашем понятии было верхом бесстыдства и навязывания… Правда, был риск, что парень может рассказать о записке всем и посмеяться над девчонкой, но мы решили, что Женька - не такой, в крайнем случае просто промолчит – и всё.

      После долгих колебаний мы это осуществили. На другой день я шла в школу со жгучим любопытством: что-то дальше будет? Дальше было смешно: парень испугался и стал шарахаться от меня, как от заразной больной… Я знала, что девчонки психологически взрослеют раньше, чем мальчишки, и это был тот самый случай – я наглядно в этом убедилась. Мой принц просто ещё не дорос до такого чувства, как юношеская любовь, хотя мы с ним были ровесниками (он на неделю старше). Поэтому и девчонки от него быстро отставали… Но мне это не мешало испытывать к нему прежние нежные чувства… Так мы доучились до летних каникул. Почти все дружно собирались ехать в июне в школьный туристский лагерь: там было здорово, воспитателями отрядов были наши учителя, бессменным директором – учитель пения. Жили мы месяц в брезентовых палатках на берегу реки в лесу, еду готовили в солдатской полевой кухне, ходили в походы (самый длительный – пятидневный), были у нас школьный грузовичок и весельная алюминиевая лодка. Кроме того, проводились там разные праздники (типа Дня Нептуна), спортивные и туристские соревнования, танцы по вечерам и масса ещё всякого интересного. Я-то ездила уже не раз до этого, а Женя ехал впервые.

        Мы, как самые старшие из учеников, поехали раньше, отвезли всё хозяйство и вместе с учителями обустроили лагерь. Чувствовали себя уже взрослыми.

        И вот началась наша туристская жизнь. Меня (как и в прошлые разы) опять выбрали командиром лагеря, Женьку - командиром нашего старшего отряда. В отряде у меня появилась новая подруга: молчаливая смуглая Таня из Женькиного класса. Мы с ней жили в одной палатке и были неразлучными. И тут Женьку настигла любовь… Но не ко мне, а к Тане. Ну так бывает: не совпадает. Он начал упорно и навязчиво преследовать её, над ним стали посмеиваться, тогда он взял в товарищи своего одноклассника – спокойного высокого очкарика Витю, и они вдвоём стали ходить за нами и набиваться в друзья. Таня почему-то сразу невзлюбила Женю и чуть не открытым текстом посылала его подальше, но она проучилась с ним год в одном классе, знала его лучше, чем я, и, наверное, у неё были свои причины такой к нему неприязни. Я не могла понять такого её отношения, предлагала ей пообщаться с ним подольше, подружить, получше его узнать – парень-то хороший. Таня только кривилась… Влюбленный Женя не отставал, причём преследовал нас упорно и занудно, оказалось, что у него совсем нет чувства юмора… Таня злилась… Не знаю, были ли у них объяснения наедине. Про мою симпатию к Жене Таня не знала (и никто, кроме Галки и самого Жени, не знал): я никогда не выставляла своих чувств напоказ.

         Кончилось это так: влюбленный Женя, не дождавшись взаимности, в мыслях свалил всё с больной головы на здоровую – решил, что Таня гонит его потому, что я наговариваю ей про него гадости и отговариваю её с ним дружить из ревности, ну, из-за того, что он влюбился не в меня, а в неё… Если б он знал меня получше или спросил бы обо мне у кого-нибудь из мальчишек, кто проучился со мной в одной школе 9 лет и хорошо меня знал – он бы такого себе не навыдумывал. Но легче обвинить кого-то в своей неудаче, чем разобраться в своих недостатках.

         Как-то готовились мы отрядом к 5-дневному походу: собирали рюкзаки на площадке для линейки. Обычно воспитатель контролирует процесс, чтоб никто ничего не забыл, и чтоб груз был распределен, как надо, между всеми. Но мы были самыми старшими – и это доверили мне и Жене. Он был, бедняга, не в духе, и начал с того, что заявил, что девчонки должны нести такой же по тяжести груз, как и парни. Парни удивились: у нас в школе было нормальное воспитание, мальчишек воспитывали рыцарями, вдобавок, нам было всем по 16-17 лет - и все уже понимали, что в этом возрасте мальчишки гораздо сильнее физически, чем девушки, ведь они же мужчины, и что девушкам нельзя носить тяжести – им потом детей рожать… Ребята всё это Женьке озвучили – но ничего не добились: он продолжал настаивать, парни рассердились, обозвали его дебилом, и сами распределили весь груз по рюкзакам – себе (и Женьке тоже) намного больше, чем девчонкам. Но он не унимался: прицепился к какому-то моему слову и стал критиковать меня, на ходу выдумывая поводы… Все удивились: жили мы друг у друга на глазах, меня знали с 1 класса, как облупленную… Плохого я не делала никому, отличалась нормальным чувством справедливости, защищала слабых, не спускала грубости и наглости, если меня задевали – могла дать сдачи и языком, и кулаком. Как выражались в школе – меня лучше было иметь в друзьях, чем во врагах. Врагов у меня не было, уважали все, дружили многие.

        Мальчишки попытались утихомирить Женьку: «Слушай, ты что к ней привязался? Она не такая, не придумывай гадостей про человека. Она не могла так поступать, мы её знаем. Прекрати. Как тебе не стыдно – оскорблять прилюдно человека, причём девушку? Смотри, она тебе сейчас поставит мозги на место.» Бесполезно: обида толкала его обвинять меня в каких-то грехах, он, что называется, закусил удила… Я была в недоумении: никогда не думала, что хороший по всему человек вот так ни за что ни про что будет обижать меня. Все смотрели на меня, и кто-то из мальчишек сказал: « И что ты молчишь? Это же всё неправда. Почему позволяешь ему такое говорить о тебе? Ты же умеешь за себя постоять.» Я сказала: «Ребята, я думала, он сам остановится, поймет, что неправ, и извинится. Ну раз нет – так нет.» Мальчишки засмеялись и сказали ему: «Ну, Женька, держись: мы тебя предупреждали. Она у нас молодец, с ней лучше дружить, а обижать - для себя же хуже…»

        И я стала его высмеивать, показывая ему, что он делает и как он при этом выглядит, и кем его теперь мы все будем считать. Язык у меня острый, я изображала его так похоже, что весь отряд хохотал над ним. При этом я не обнародовала причину – почему он так себя повёл. Женька сидел и смотрел на меня оторопело: я, всегда такая спокойная, добрая, улыбчивая – и вдруг так его языком отхлестала… Он не мог мне даже слова сказать в ответ, краснел, бледнел... Мальчишки показывали мне поднятые вверх большие пальцы. Потом мы уложили рюкзаки и разошлись по палаткам – наступала ночь. С тех пор Женька для меня перестал существовать: я его не замечала вообще, он стал для меня пустым местом. Я перестала его уважать. Все в отряде тоже охладели к нему: разговаривали только по необходимости, кроме верного товарища Вити.

          После смены в лагере дружба наша с Таней прекратилась. Вернувшись в сентябре на учёбу в школу, я убедилась, что любовь моя прошла, как дым: настолько я разочаровалась в парне. Я даже не здоровалась с ним при встречах. С Таней у них никакой дружбы так и не возникло. Вдобавок, на медкомиссии в военкомате Женя не прошёл отбор в лётное военное училище по зрению, но не отступил – сделал операцию. Снова не прошёл – обнаружились шумы в сердце, сделал операцию на сердце – но всё равно оказался не годен: в летчики был отбор только с отличным здоровьем. Он не говорил никому о крушении своей мечты, но выглядел убитым. Рассказал по секрету нам о его беде один наш парень (вот он и стал военным лётчиком, причём отличным), проходивший вместе с Женькой медкомиссию. Мы посочувствовали за глаза – и всё. И только спустя много лет возник у меня вопрос: а не случилось ли эта его большая неудача потому, что он так тупо и навязчиво преследовал Таню и так незаслуженно обидел меня, устроив тот скандал? Нет, я никогда не желала ему плохого, но всё-таки – почему? Из школы мы ушли, так и не помирившись. Я не считала себя перед ним виноватой, думала, что он всё-таки найдет в себе силы поговорить со мной, всё выяснить и извиниться. Я ждала до самого конца выпускного бала. Но не дождалась.

       Прошло много лет. Я училась в институте в другом городе, далеко от дома. Стороной доходили до меня слухи, что Женя окончил институт в нашем областном центре, стал хирургом. Другие говорили, что женился (не на Татьяне), есть дети, работает там же водителем автобуса. В родной городок я приезжала редко, но со многими одноклассниками виделась, даже с теми, кто как и я, давно жил в других местах. С Женькой не встретились ни разу.

      Общаясь по интернету со знакомой девчонкой из его класса, узнала, что Женька с семьёй живёт в Германии, работает врачом. Молча отыскали мы с ним друг друга (на фото он - всё такой же, как в юности, только поседел), добавили в друзья, а дальше – молчок. Он молчит, я тоже молчу. Вот так закончилась моя первая школьная любовь… И всё-таки я благодарна судьбе за то, что мне довелось испытать это неповторимое чувство – такое светлое и ликующее …