Как там Гриша?

- Вкусный кофе!

- Обычная мешанина с фуд-корта. Гурман из тебя так себе.

- Да я никогда и не скрывала. Скажи спасибо, что не в среднем роде! – Маша ухмыльнулась.

Парень и девушка сидели в огромном торговом центре. Маша – верный друг со времен школы – только что помогла Всеволоду выбрать пиджак для корпоратива. В одежде она разбиралась лучше, чем в кофе.

- Ощущение, будто кросс пробежал. От моего дома до продуктового ближе, чем от New Yorker до этого, где мы пиджак купили...

- H&M?

- Ага.

- Сева, хватит ворчать. Раз в полгода можно потерпеть. Хотя бы на корпоративе будешь на человека похож. Я любя, ты же знаешь.

- Ну-ну.

- Нет, правда. Такой пиджак – находка для тебя. Стиль кэжуал, - она произнесла это слово с притворным английским придыханием. - Можешь одеть его на любое безобразие из своего шкафа – и ты сразу не задрот-программист, а хипстер- интеллектуал. Надо тебе еще шарф найти…

- Стоп, Маня! Давай шарф в другой раз. Меня хватит только доесть бутерброд и найти выход из этого ада. Если бы ты меня сейчас тут бросила, я бы умер в попытках.

- Да ладно тебе. После того пожара только слепой не найдет выход. Глянь – наклейки с указателями через каждый метр.

Сева осмотрелся и тут же заметил несколько ярко-красных квадратиков на стеклянных стенках.

- Ну, ты все же меня не бросай. – И после паузы: - Кстати, как там Гриша? Он почти не отвечает на мои сообщения. Один раз написал, что много ходит по больницам, и волокита со справками задолбала. Я не стал лезть.

- Я говорила с ним неделю назад.

- Прям говорила? А я-то думал, это я его лучший друг, – сказал он обиженно. Сева всегда начинал дурачиться, когда заходил тревожный разговор. И в данном случае его тревожили вовсе не сомнения в верности друга.

- Ну, может, я была чуть настойчивей тебя.

- Да уж, ты мертвого достанешь, - опять улыбка. Маша знала эту его черту и поэтому пропускала такие штуки мимо.

- В общем, после трех-четырех таких отписок, какими он кормил и тебя, я накатала ему длинное сообщение и назначила встречу.

- Значит, вы уже и тусуетесь за моей спиной!

- С этим пиджаком будем брать тебя чаще, - Маша на автомате подыграла ему. – Мы пили чай в кофейне у его дома.

- И как он?

- Ну… получше, чем сразу после пожара. Но ненамного.

- Ага, помню его бледное лицо. Хуже бывает только 1-го января.

- Посмотрела бы я на тебя, если бы ты надышался дымом. Я очень переживаю за него. Прошел месяц, и с ним что-то происходит. Огромные подглазники. Говорит, плохо спит.

- Кошмары?

- Думаю, да. Хотя у меня ощущение, что он считает это чем-то другим.

- В смысле?

Маша уставилась в дно своего бумажного стакана, где не было ничего интересного – лишь остатки пенки от капучино. Потом она заговорила, но взгляд не подняла.

- Я не хочу сплетничать и говорить о том, что не вполне понимаю.

- Сплетничать? Ты чего? – Сева развел руками в изумлении. – Да мы же друзья, мы втроем… Я хочу сказать. Нет у нас троих никого ближе, ведь так?

- Вот и позвони ему. Пусть он сам решает, кому и что говорить об этой ситуации. Она щекотливая, понимаешь?

- Да понимаю я все, - Всеволод сложил руки на груди. Важная поза подтверждала, что он «вообще-то» все понимает.

Остаток разговора прошел за обсуждением вещей, не более важных, чем кофе и одежда. По пути к выходу Сева с десяток раз наткнулся на указатели пожарных выходов и на каждом из них он думал о друге. Благодаря трагедии (как бы колко это ни звучало) в небольшом городе Комарово, где в торговом центре из-за пожара погибла сотня человек, каждый магазин прошел дотошную проверку. Благодаря той трагедии их друг Гриша смог эвакуироваться за считанные минуты, когда загорелся гипермаркет в их городе. Не погиб ни один человек.

Возможно, дружба с ребятами была самой большой ценностью в жизни Севы. Он редко думал об этом. Но и о воздухе он задумывался нечасто. После расставания с Машей у ТЦ он думал о Грише. Им овладели два чувства. Первое – волнение за товарища. Второе, от которого он отмахивался, – ревность. С Гришей происходит неведомая хрень – и первой об этом узнает Маша. А ведь Сева долбился к нему несколько недель.

Дорога домой заняла минут 50, и раз пять-семь Сева засовывал руку в карман и судорожно хватался за телефон. Но каждый раз убеждал себя подождать до дома.

Вскоре Сева сидел на полу комнаты и таращился на номер Гриши в телефоне. Он любил сидеть на полу. Но особенно часто делал так, когда предстоял серьезный разговор. Таким образом он «заземлялся» и чувствовал себя в безопасности.

Посмотрев на часы – было 21:20 – и убедившись, что еще не слишком поздно для звонка («Ну что за бред?» - тут же одернул он сам на себя. – «Еще недавно меня не волновала такая фигня! Мы ж семья!»), Сева набрал номер.

- Да?

- БалДА! Привет!

- Привет, Севка.

- Как живешь?

- Да нормально. Живу. Сам как?

- Я-то неплохо. Но вот фигня случилась – мой старинный друг общается со мной как с почтальоном.

- Это ты обо мне?

- А еще он, кажется, перестал понимать мой юмор! Только ты его и понимал, блин!

- Не гони волну. Все окей.

- Что например? Может, то, что ты виделся с Маней, а от меня даже по телефону отбрыкиваешься? Нет, это не окей. В чем вообще дело? Мы ж друзья. Лучшие! Ты в курсе?

- Я плохо сплю, Сева. Туго соображаю. Я не против поговорить, просто чувствую себя… паршивенько.

- Маня упоминала про твою «бессонницу», - Сева выделил это слово, как бы намекая, что он тоже хочет свою законную порцию откровений.

Гриша молчал и, судя по звукам, он, зажмурившись, тер виски. Сева знал это кряхтение. Так Гриша собирался с мыслями.

- Бессонница… Да… - пробурчал он под нос. – Вот скажи мне, ты веришь в эффект бабочки? – в этой фразе Сева впервые не почувствовал холодной отстраненности, к которой начинал привыкать. Он улыбнулся.

- Э-э-э… Что? Эффект бабочки? Это как в том фильме? Я смотрел!

- Фильм? А, ну да. Типа вот как там. Веришь?

- Ну… Дай подумать. Вот если бы мне не купили компьютер в 15, я бы не стал задротом и вряд ли бы увлекся программированием, и, соответственно, не работал бы сейчас в IT-компании, и мне бы не пришлось в субботу идти на тупой корпоратив. Стало быть, верю… - сказал Сева бодрым голосом, довольный своим остроумием. - Ты об этом?

Судя по молчанию в трубке, Гриша остроумия не оценил.

- Слушай, Севка, мне пора лекарства пить и в постель. Из-за проблем со сном стараюсь соблюдать режим. Так хоть какой-то шанс уснуть. Я позвоню тебе на днях.

- Проблемы со сном?.. – растерянно переспросил Сева. Он чувствовал, что дверца захлопнулась, но не мог понять, что сделал не так.

- Да. Ты не обижайся. Все нормально. Я позвоню.

Гриша положил на стол мобильник, из которого все еще доносился голос лучшего друга. Ну что он ему скажет? Как он объяснит свою бессонницу? Хотел бы он объяснить ее хотя бы себе. Разговор с Машей загнал его глубже в тупик («Спасибо, подруга, я обязательно схожу к психотерапевту!»), разговор с Севой вряд ли имел больше шансов.

На самом деле Гриша не торопился в кровать. Ее он в последнее время избегал, как мог. Он посидел на стуле. Затем придвинул к себе блокнот. На открытом листке был записан номер и имя. Разговор с другом не дал бы ему ответов. А разговор с этим незнакомым человеком – возможно.

Гриша обтер правую ладонь о штанину, высушивая ее от пота, и снова взял в руки телефон. Набрав номер, он начал считать гудки (это был его способ успокоиться перед сложным разговором) и вытирать левую ладонь о джинсы.

На пятом гудке, когда он уже почти сбросил звонок, на другом конце ответили.

- Слушаю, - голос женщины средних лет. Едва ли она хотела слушать то, что ей хочет сказать Гриша, подумал он.

- Вы Елена Хвостикова?

- Да. Кто это?

- Я… Вы меня не знаете. Меня зовут Григорий Седов, - тут Гриша забыл, что говорить дальше. Точнее, он не знал, как перейти к сути.

- Григорий… Я вас знаю?

- Понимаете, Елена, я… хотел спросить вас о вашей… дочери.

- О Тане? Что с ней? Вы с ней знакомы?

- Нет, не о Тане. О вашей младшей дочери. Оля Хвостикова – ведь ваша дочь?

Пауза в трубке означала, что это ее дочь.

- Я кладу трубку, молодой человек.

- Нет, подождите! Это не розыгрыш! И я не придурок какой-нибудь, который решил поиздеваться! Поверьте.

- А кто же вы тогда такой? Что вам от меня надо? – срывающийся голос напугал Гришу. Но едва ли удивил.

- Понимаете, я вроде как… жив благодаря Оле.

- Что вы несете?!

- Слышали про сгоревший ТЦ в Питере?

- Да, мне теперь трудно не замечать такие новости.

- Если бы не пожар, в котором погибла ваша дочь, я бы, возможно не был в живых уже как месяц. Понимаете? Здание сгорело дотла. Но всех успели вывести. Это из-за всех тех проверок…

- Я рада, что вы в порядке. Только чего вам надо от меня? У нас тут много семей пострадало. Вы всех достаете с благодарностью?!

- Нет, не всех. Просто… со мной творится что-то странное. И тут два варианта: или я схожу с ума, или… Скажите, пожалуйста, ваша дочь говорила по-испански?

- Что?..

- И еще – была ли у нее лучшая подружка Света?

- Это какой-то абсурд… - сказала женщина очень тихо. – Хватит! Прекратите! Найдите себе другое развлечение! – добавила он уже намного громче. Далее Гриша услышал гудки. Он машинально начал их считать.

«18, 19, 20» - из оцепенения Гришу вырвала боль в руке. Только сейчас он заметил, с какой силой стискивал телефон. Он швырнул его на стол и стал сжимать и разжимать пальцы, пытаясь снять спазм.

«Я псих. Жестокий псих!» - ругал он себя, не веря тому, что только что сделал. Гриша был человеком тактичным и всегда проявлял деликатность в общении с людьми. И теперь он чувствовал себя отвратительно после того, как разворошил раны матери, потерявшей 10-летнюю дочь полгода назад.

Чтобы унять чувство вины, он сделал несвойственную ему вещь (во всяком случае, несвойственную до пожара) – открыл шкаф и достал бутылку виски. Первый глоток согрел изнутри, пятый и шестой побороли дрожь рук и сознания. В последние недели Гриша использовал алкоголь не столько, чтобы забыться, сколько – чтобы не бояться зайти в спальню. Сегодня для этого потребовалось три стакана.

Гриша рухнул в смятую кровать. Спал он правда не очень много. Хотя он все меньше доверял своей оценке того, где сон, а где реальность. Не снимая одежду, парень натянул одеяло до подбородка и свернулся под ним клубком. Защита тела. Утомленные веки закрылись, защищая глаза. Гриша вытащил руку из-под одеяла и начал шарить по тумбочке. Он ничего не видел в темноте, но быстро нащупал то, что защитит его уши – беруши!

- Ты же знаешь, что это не поможет, дурачок!

На секунду рука Гриши замерла, затем быстро спряталась под одеялом, не взяв беруши. Он накрыл голову одеялом.

- И это тоже не поможет. Хватит прятаться!

- Отвали от меня! Нет тебя! – резким движением Гриша откинул одеяло и выкрикнул это в потолок – в темноту.

- Мог бы и не напоминать! Точно дурак, - обиженный девчачий голосок. – Может быть, тела у меня и нет, но Я есть! – голос почти перешел на крик в конце этой фразы.

- Что ты хочешь?

- Говорить.

- О чем?

- Сегодня о моей маме. Ты звонил ей.

- Я точно свихнулся… Может, Маша права? Может, и правда к психотерапевту? Или сразу к психиатру? – обратился Гриша к пустоте.

- Маша – это которая твоя подруга?

- Да, Маша – моя лучшая подруга.

- Я скучаю по своей лучшей подруге. Интересно, как там она. Может, ты сходишь на ее страничку ВКонтакте? Светка вешает по 10 постов в день! Ну, раньше она так делала. Проверишь?

- Чего еще сделать?

- Ты злой. Почему ты такой злой? Играть со мной отказываешься, разговаривать не хочешь, злишься. Что я тебе сделала?

- Ты сводишь меня с ума!

- Как я могу сводить тебя с ума, если меня нет? А? Попался!

- М-м-м… - промычал Гриша и закрылся подушкой.

- Хватит тупить! Не зря же я умерла. Я спасла тебе жизнь не для того, чтобы ты тут себя душил.

- Спасла мне жизнь? – усмехнулся Гриша, отбросив подушку. – Какая самонадеянная.

- Мы умерли не зря, - голос ребенка стал очень серьезным. – Зато ВЫ живете!

- Почему мы разговариваем, Оля? – на этот раз Гриша обратился не к своему безумию и не к потолку, он обратился к своей собеседнице.

- Потому что мы связаны. Ты и я. Я рада, что ты живой. И я просто хочу с тобой говорить. Так я тоже все еще немного живу.

- И так будет всегда?

- Я не знаю. Честно-честно. Просто… сейчас этот коридор открыт. Он ярко светится в темноте. Я хочу и дальше приходить по нему к тебе. Пока он не исчез.

Гриша молчал. Каждую ночь на протяжении месяца он пытался понять, что с ним происходит. Он очень хотел поверить в то, что он не сошел с ума, в то, что мир чуть сложнее, чем кажется. И каждую ночь он боялся в это поверить.

- О чем ты хочешь поговорить, Оль? – сдался он.

- Можно я расскажу тебе стих на испанском? Я так люблю испанский, но боюсь, что совсем его забуду. Можно?

Громкий старомодный телефонный звонок врезался в утреннюю тишину. Гриша ставил такой на каждый новый телефон – испытывал слабость ко всему «советскому». Парень подскочил на кровати и попытался разлепить веки – получилось не с первого раза. Сколько он спал? Два часа? Три? Больше четырех ему не удавалось поспать уже давно.

- Да, - прохрипел он в трубку. Затем прочистил горло и повторил более четко: - Да! Кто?

- Григорий Седов?

- Я. Кто это?

- Это Людмила. Людмила Климова.

- Людмила… Не помню такой.

- Мы с вами были в сгоревшем ТЦ. Вместе бежали по лестнице вниз. Помните? Я споткнулась, а вы помогли мне подняться и не выпускали мою руку, пока мы не выбежали.

- А… Да, помню.

- Я нашла ваш телефон не сразу. Но в итоге все-таки нашла. И вот звоню…

- Как ваши дела?

- Нормально. В целом. У меня, собственно, к вам один вопрос. Он вам, правда, может показаться странным…

- Задавайте, раз позвонили.

Услышав вопрос Людмилы, Гриша широко раскрыл глаза.

- Скажите, вы нормально спите по ночам? - спросила она.