МЭРИ

Анна хлопотала на кухне. Ждала дочку. Сегодня она получает аттестат зрелости. Среднее образование получено. Школа окончена! Хозяйка пекла пироги. Гордость и радость переполняли её всю.
Вспомнилось, как в юности "по уши" влюбилась в красивого, статного моряка. Встречались три месяца. Она была тогда на седьмом небе от счастья. Потом моряк ушёл в плаванье, и больше она его никогда не видела. Родила девочку. Маша росла красивой, стройной. Унаследовала от отца его осанку и зелёные глаза. Улыбка и ямочки на щёчках были от неё, от Анны. В целом, дочь была очень хороша. И мать часто в сердцах говорила:
- Ты учись на моем опыте. В любовь не верь. Выходи замуж так, чтоб жить хорошо. Не любовь ищи, а мужа хорошего.
Девушка недоверчиво смотрела на неё и иногда нетвёрдым голосом отвечала:
- А как же любовь? Нет, я выйду замуж по любви.
А Анна опять поучительно наставляла:
- Смотри, чтоб не получилось, как у меня. Ты красивая, в тебя любой влюбится. Вот и выбирай такого, кто тебя сможет обеспечивать, чтоб не вкалывать на двух работах. Да пусть он любит тебя. Поверь мне, это лучше, чем, если ты его полюбишь, да сама - не дай-то Бог! - одна растить ребёнка будешь. Вся жизнь пройдёт в работах да заботах. И не увидишь, как состаришься!
И вот, запыхавшаяся от быстрой ходьбы, радостная, счастливая пришла дочка. Обняла, поцеловала:
- Всё! Вот аттестат зрелости! – торжественно выложила на стол бумагу.
 - Ну, поздравляю, моя дорогая! Садись, пироги готовы!
За столом сидели, как две подруги. Беседа текла оживлённо и свободно. И опять мама вернулась к излюбленной теме:
- Сейчас за иностранцев многие выходят замуж. Уезжают. А там уровень жизни выше. Жить легче. Живут хорошо, довольны.
Девушка нахмурилась:
- Ну, ладно тебе, мамуля. Как получится. Ну, где ж его, иностранца-то взять?
- Да не обязательно иностранца. Пусть будет наш, который за границу уезжает. Я утром на работу иду, так около немецкого консульства огромная толпа стоит таких, кто насовсем едет. Ты б, доча, дня три - четыре отдохнула, и туда! Может, познакомишься, уедешь. А там видно будет. Бог даст, и я к вам приеду! А в институт поступать женщине не обязательно. Пусть парни учатся, да жён содержат. А ты давай-ка прямо с утра к консульству!
И дочка собралась. К консульству шла быстро, раскраснелась. Прохожие заглядывались, провожали взглядами. Она чувствовала себя сильной, красивой, неотразимой. Лёгкая улыбка блуждала по лицу и во всём её облике говорила, кричала самоуверенность. Встала в хвост очереди. Огляделась. Нет ничего подходящего. Через два часа ушла домой.
Мама сказала:
- Ну, и что же? Ещё надо идти!
И Маша стала ходить, как на работу. Однажды пришла весёлая:
- Я готова ехать в Германию. Всё бы хорошо, но… понимаешь, я не хочу с ним встречаться! Едет один, у него там брат. Но это не то… Волосы вьются мелким бесом и говорит немного с акцентом, и нос горбатый. Не люблю евреев. Если б русский или немец - не было бы сомнения.
Зазвонил телефон.
- Мама, возьми трубку. Если Семён, скажи, меня нет.
После долгой паузы Анна тихо сказала:
- Доча, не уходи от него. Ну, попробуй, походи ещё туда и с ним встречайся. Не будет другого - выходи за него и поезжай за границу. А потом там встретишь другого.  Может, немца найдёшь, тогда разведёшься.
- Но, мама, я не представляю, как я буду с ним целоваться, а ведь надо будет не только целоваться…
- Машенька, милая, вспомни старину. Как же тогда было, сватали родители, а молодых никто и не спрашивал, любят они друг друга или нет. И женились, и жили по принципу: стерпится - слюбится.
- И изменяли.
- Ну и что ж? И ты изменяй. Но уже не в России, а в Германии.
Маша молчала. Только лицо как будто изменилось: стало серым и поблекли глаза.
Через два месяца уезжала с мужем в Германию по еврейской эмиграции.
Её раздражало в нём всё: и чёрные глаза "грязного" цвета, и длинный ломаный нос, и седеющие курчавые волосы. Не любила. И в постели не испытывала ничего. Не понимала, зачем всё это? И как это у Цвейга женщина бросила мужа и детей, пошла за любимым? Что это? Выдумки? Что же получается? Все поэты воспевают выдуманную любовь?
А он называл её "моя королева", "мой ангел", выполнял каждое желание. Гордился своей красавицей - женой. От ванны до постели носил на руках. Ночью ласкал и с горечью спрашивал:
- Тебе не хорошо? Ну, как, что мне сделать, чтоб ты испытала удовольствие?
Она мысленно с усмешкой отвечала:
- Стать русским! Или немцем!

С Николаем познакомились в Супермаркете в очереди в кассу. Начали встречаться. Широкоплечий, голубоглазый блондин из России ей нравился гораздо больше, чем Семён.
Вскоре Коля был в курсе всех дел и начал предлагать Маше перейти к нему жить, уйти совсем от нелюбимого мужа.
Семён выслушал жену и сказал:
- Ты любишь другого? Если так, я не буду стоять на твоём пути. И желаю тебе, чтоб он любил тебя так же, как я.
Подошёл, поцеловал в затылок:
- Скажи мне что-нибудь на прощанье.
Маша повернулась к нему и вызывающе громко проговорила:
- Мавр сделал своё дело. Мавр может уходить.

Николай настаивал: "Бери развод. Выходи за меня официально!"
И Маша стала добиваться развода. И вот получено долгожданное свидетельство. Улыбающаяся, вся в ожидании радостных событий, наконец, она дождалась нового мужа домой:
- Ну, теперь пойдём подавать заявление на регистрацию нашего брака.
Он легко поцеловал и твёрдо сказал:
- Моя любовь, не волнуйся. Сделаем это обязательно, но позднее. Думаю, это должно быть торжественно, в Москве.
- И когда же мы туда поедем?
- Недели через две.
Прошло две недели ; срок, в течение которого можно отказаться от своего заявления о разводе. Возлюбленный не заикался о Москве, о регистрации. Но часто говорил о каких-то нужных друзьях. А сегодня предупредил, что придёт домой с одним из них. Она должна приготовить еды побольше и быть с этим другом ласковой и нежной. Шутя, спросила:
- Такой же, как с тобой?
- Вот именно. Ты умница.
Коля был явно доволен её реакцией, её вопросом. Предупредил:
- Не пугайся, он турок.
За столом сидели весело и долго. Хозяин без конца подливал ей водку и приговаривал:
- Пей до дна, наша красавица, наша умница.
Маша не помнила, чем кончился тот вечер, а утром проснулась в объятиях турка. Первая реакция была – испуг. С криком вскочила с постели. С удивлением обнаружила, что совсем голая, выскочила в прихожую. Из своей комнаты вышел Николай. Подхватил её в охапку, тихо прошипел:
- Ты чего орёшь? Пьяная ещё, что ли?
- Почему… почему этот турок со мной?
Коля хладнокровно и лаконично ответил:
- Потому что ты красивая. Одна грудь чего стоит! - и засмеялся.
От неожиданности и сквозящей от него наглости она онемела. Не могла произнести ни звука. Потом зарыдала. Началась истерика. Он прижал к себе, прошептал:
- Тихо! Чтоб не разбудить его! - и членораздельно, громко:
- Не забывай, что ты - нелегалка. Живёшь на моём иждивении. Почему я должен содержать тебя? Отрабатывай своё питание и проживание.
- Я могла бы заработать другим путём, не…
- Как ты можешь заработать? Ты немецкого языка не знаешь - работать не можешь. Это - единственный способ твоего заработка. Если нет - репатриация в Россию. Там сдохнешь с голоду! Ты выписалась из Москвы. Теперь нигде не прописана. Ты без жилья, без денег, без права жить в Германии. Вот и подумай, как себя вести. Слушаться должна. И всё будет "О-кэй!" И он снисходительно похлопал её по бедру.
Раздался голос турка:
- Мэри! Ду бист майне бис 12ти хойте!
И Николай заискивающе крикнул:
- Зи ист хие! Бите шюн!
Наклонился к ней вплотную, больно ущипнул за грудь и тихо сказал:
- Ты всё поняла? - поднёс стакан водки, - выпей! И иди!
 Прошло два года. "Друзья " продолжали приходить. Сначала это происходило только по ночам, а потом – и днём. Когда никого не было, Мария плакала и не знала, как избавиться от этого ужаса. Документы Коля не отдавал, платье и обувь были заперты в шкафу. Она не выходила из дома уже очень давно, не помнит, когда была на улице.
Однажды Николай зашёл в комнату и жёстко сказал:
- Мэри, ты, к сожалению, очень изменилась. Зайди в мою комнату, посмотри в зеркало: сморщенная старуха! Не хотят за тебя платить. Помнишь того турка, что был у нас самым первым? Я привёл его и показал тебя. Ты спала, и пахло перегаром. Он сказал, что это я должен ему заплатить, если он согласиться трахнуть такую пьяную старую рухлядь.
Я сегодня был в полиции, отдал твой паспорт. Сегодня приедут и отвезут тебя в Россию. Обещали довезти тебя до Москвы.
- …?!...

Третий год живёт Маша с мамой в Москве. Живут тихо, спокойно. Девушка окончила курсы секретарей, работает. Подруг и друзей не имеет. Часто сидит у окна с отсутствующим видом, с пустым взглядом. Анна иногда втихомолку смахнёт слезу. И опять улыбается, предлагает куда-нибудь сходить: в театр, на концерт. Дочь вяло отвечает: "Да, только не сейчас". И мать ждёт, когда зарубцуются раны, когда начнёт улыбаться дочка? Как и чем ей помочь?
Мелькнула мысль: «Позвонить Семёну, может, простит. Будет она с ним, зарубцуются раны…» Долго собиралась, никак не могла решиться, наконец, набрала его германский номер. Ответил весёлый женский голос:
- Его сейчас нет, что передать?
Анна молчала, весёлый голос щебетал:
- Вы с поздравлением? Скажите Ваше имя, я, конечно, передам. Он будет часа через два. Они отмечают это событие в клубе.
Молча повесила трубку. Не давали покоя тяжкие думы.
         А сегодня дочери исполняется 25 лет. Мать встала ни свет, ни заря. Вся в приятных хлопотах. Пока Машутка спит, надо испечь её любимые пирожки с капустой и кекс с изюмом. В прошлом году дочка встала рано, не дала печь.  Сказала, купит пироги в кулинарии, против дома. Тогда они скучно посидели вдвоём за столом, без шуток, без смеха, без улыбок. Как она будет сейчас? Ведь время – лучший целитель ран. Так утверждал Короленко. Уж пора бы и улыбнуться, поздравить маму с рождением девочки. Наверное, она считает её виноватой в своей истории…  Зачем настаивала на замужестве!..
И опять переживает, тяжело вздыхает Анна. Ну вот, проснулась дщерь, слышно, как по коридору пробежала. Заглядывает на кухню:
-  Ой, как вкусно пахнет! Но зачем? Не надо!
- Машенька, уже всё готово! Поздравляю тебя! Подойди, поцелую!
        Через полчаса сели нарядные за стол. Вдруг раздался звонок в дверь.  Кто же это может быть? Никого не приглашали. Зашла старая соседка, тётя Шура. Поставила на стол букет цветов. Сидели почти молча. Тётя Шура рассказала, что сегодня с утра холодно. Ветер злой. Потом улыбнулась широкой улыбкой:
- Машенька, а ты помнишь, как ко мне бегала, когда маленькой была? Помнишь моего щенка?
 Маша молчала, но на лице заиграла улыбка:
-  Помню. Туська!
- А помнишь, как мы втроём ходили в сад гулять. И, если народу не было, я тебе поводок давала, и вы с Туськой наперегонки бегали? И ты всё просила: «идёмте завтра пораньше». Это чтоб до школы успеть, и чтоб народу не было в саду, чтоб вам с Туськой побегать. 
Тётя Шура помолчала и посмотрела в окно:
- Смотрите, солнышко вышло! Пойдёмте, погуляем в нашем саду!
В саду почти не было народа. Какой-то дед прохаживался с белой собакой. Маша замедлила шаг, остановилась:
- Тётя Шура, смотрите, как Туська!

Они подошли к деду, Маша погладила собаку и… улыбнулась:
- Тусик, Тусик!
А мать отвернулась, смахнула слезу и обняла тётю Шуру:
- Спасибо, родная.