Шашки

   Пусть простит меня Николай Васильевич Гоголь!.. Находясь в сказочно-радужном, ещё не столь осознанном юном возрасте, поддался нынешней слабости. Вспомнить и предложить под ясное око читателя подобное приключение с шашками, описанное в наилучшем виде в бессмертной поэме «Мёртвые души».
               
   В дни летних школьных каникул был я с густо заросшей шевелюрой, мало поддающейся ужасной "дёрке", зубастой расчёске. С рассеянной непутёвой головушкой, явно не ладившей с резвыми скакунами. Припуститься ногам стоило хотя бы лёгонькой трусцой - передавалось ей совершенно непонятное свойство. Начинала болтаться и кружиться она над плечами из стороны в сторону, словно шея костей не имела. Раскрывался рот, высовывался красный, как светофор, мямлящий что-то язык. И великие насмешники мальчишки, над причудой моею телесной, хохотали до упаду. Но, не так что бы очень то долго. Пораскинув хорошенько каким ни есть умишком, решил засесть я в тихую, без всякой сторонней суеты, в застольную клеточную игру. Усаживал кота домашнего напротив, приговаривал: "Не всё тебе, серенький, за мышками гоняться!" Решительно двигал навстречу круглую фишку. Кот в свою очередь, сосредоточенно округлив зелёные глаза, ставил торчком длинные усы. До бесконечности долго обдумывал ответный ход. За что и получил прозвище: Тугодум. Всё же, перехватив его пылающие взоры, делал за него ответный ход. Оказывался, однако, всегда в проигрыше. «Хитрец какой, сам-то хоть разок пойди!» - высказывал с досадою. Наконец, не вытерпев, хватал его за трусливо поджатую лапу. Тугодум начинал буянить, смешивал хвостом шашки, и, спрыгнув со столешницы, с диким оглашенном мявом уносился прочь.
               
   Шло время. Всё-таки, мало-помалу, при помощи Тугодума и, заглядывая в книжицу: "Самоучитель игры в шашки", я освоился с неторопливым и увлекательным времяпрепровождением. Однажды набрался смелости: сунул под мышку гладкую лакированную доску и вышел в нашу узкую с разными крышами одноэтажную улицу. За кустом тучно разросшейся сирени повстречал белобрысого, будто в побелке головой, Валерку, - нашего футбольного командного вратаря, где он на заборе старательно расчертил мелом что-то наподобие ворот и в жаркий полуденный зной, за не имением прохожих, пристал к одной старушке в соломенной шляпке, чтобы стукнула, если не может больной ногой, хотя бы по мячу суковатой при ней палкой. Старушка сосредоточенно прицелилась. Со страшной силой размахнулась. Промазала по мячу. Клюка выскользнула и со свистом полетела. Перепуганный вратарь хотел дать стрекача. Но та, невзначай, полетела плашмя и оказалась в ловких руках.
   
    - Браво! - захлопал я в ладоши.
 
   - А-а, специалист с резиновой шеей объявился, - рассмеялся он. - Что-то давненько не было видно? Ну, давай-ка разбегись с носом на боку. Теперь-то, хоть разок, попробуй распечатать мои ворота.
               
   Напрасно Валерка на счет моего прямого и острого носа так выразился, - как бы беспорядочно не болталась при беге голова - он всегда располагался посередине, между растянутых ни в чем не повинных щек. Доска с костяшками отозвалась предупредительно-дружной "шуровкой".

   - А-а, вот ты с чем пожаловал, - злорадно усмехнулся Валерка, -  да я, косоглазенького, за тот прошлый гол, забитый в свои же собственные ворота в игре с ребятами с другой улицы. Сейчас в пух разметаю!
               
   Среди вытоптанной травы я выбрал довольно зелёный бархатистый островок, опустился на коленки. Сердитый Валерка, как хозяин положения, раскинув по бокам ноги, "оседлал" кожаный мяч. Сирень с трепетным шумом облепила рыжеватая стайка воробьев, голосисто чирикая, словно для освидетельствования начинающегося довольно забавного поединка.
               
   - Скажи спасибо, что я ещё добрым тогда был, - Валерка со скрипом, круто сжатым кулаком, двигал вперёд фишки, - сливу тебе синенькую под глазом не подвесил.

   Через несколько ходов, он же, столкнувшись с трудной игровой комбинацией, захлопал белесыми ресницами. Разжал кулак и проиграл партию.
               
   - Случайно, – проворчал он и завалился с мяча кверху тормашками. Воробьи огласились безудержным трескучим щебетом и взлетели, разнося по округе ликующую весть о моей первой одержанной победе.
    
   Отыграться Валерке не дали. Подоспели другие мальчишки. Каждому с пылким нескрываемым рвением захотелось помериться силами в непростую умственную игру. Как ни странно, без особенных усилий, разделался поочередно и с ними. Так, весьма заслуженно, приобрел звонкую пленительную славу - лучшего уличного игрока по шашкам.
               
   С блестящей лакированной доскою я не расставался всё лето. В просторной полости с двухцветными костяшками хранился также блокнот, в который записывались итого встреч ярких незабываемых поединков. Прихватывал доску даже на речку, в трепетной надежде после дружеских заплывов, выскочить в холодных брызгах на берег, где на щекочущем разогретом солнышком песочке начать новое жаркое сражение…
               
   Вода в реке, однако, день за днём становилось холоднее. Печально желтели и гнулись к земле травы. Заканчивалось весёлое беззаботное лето. На последней неделе школьных каникул меня аккуратно подстригли. К предстоящему учебному году собирались отдохнувшие по городам и весям нашей необъятной Родины школьники. Однажды, совершенно неожиданно, на порог моего дома заскакивает Валерка. Оглядывается, порывисто дышит, будто от злющей бродячей собаки ноги уносил.
               
   - А Славик толстенький, - выговаривает, - тот, что от нас через три улицы проживает. Возвратился с неделю домой с южным апельсиновым загаром и силой морской здоровенной.

   - Ну-у? 
 
   - Баранки гну! Тоже обыграл в шашки всю ребятню на своей улице.

   - Пусть приходит. Сразимся!
               
   - А Славик высчитал, что его улица на восемьдесят семь с половиной шагов длиннее нашей будет. Вот, наказал: живо схватить несчастного игрочишка за ухо. То есть тебя, да притащить к нему под грушу на расправу. Притом, - договаривал Валерка, - толстячок, за просто так, ни с кем в игру не садится. Шоколадки, печенья, пирожки с вареньем и всякие сладости обожает. Блестит от обжорства, прямо, весь. От рыбок разных аквариумных, тоже не отказывается. Хотя аквариум всего-то в одно ведёрко имеет. Рыбки мрут от перенаселения, а ему хоть бы хны.
               
   - Ладно, - выхватил я из-под подушки круглую живописно разрисованную жестяную коробочку с чуть опробованными хрустящими леденцами "Монпасье". – Идём!   
               
   За окрашенной синей оградой из невысокого штакетника, в шепоте листвы набегающего ветра, под грушевым деревом виднелся столик с расставленными на доске фишками. Во дворе не было ни души. В угловом окне дома дергалась, будто паутина с попавшейся жужжащей мухой, кисейная занавеска. Я поднял над головой расписную коробку с леденцами. На крыльце в тельняшке, под цвет заборчика, показался полненький Славик с увесистый мешочком в руках. Будто не замечая меня, проговорил:
 
   - А-а, притащил эного, с резиновой шеей?
               
   - Он сам шел, - ответил Валерка.

   - Надо же, са-ам! - подивился Славик.

   - И шея у него не резиновая. Нормальная, - добавил Валерка.
               
   - Надо же, нормальная. - проговорил Славик, впуская нас во двор. - С какого числа стала? А вот пусть он сначала побегает. Если голова крутиться будет, что педаль на велике. Значит, ивоный, больной. Заразиться ишшо можно. Значит, к допуску чемпионскому, без, как его, хвельчера с уколом, не гожий.

   - Здесь и бегать негде? - ответил Валерка.

   - А во-он, - подсказал Славик, покрутив пальцем.
               
   Я начал потихоньку бегать вокруг стола, стараясь держать голову прямо. Это, к удивлению, у меня здорово получалось. Обрадовался. Стал бегать быстрее. Голова, однако, закружилась и я чуть было не упал.
               
   - Н-да, - сделал вывод Славик, - чтобы евоная шейная болезнь ко мне ишшо не перешла, придется всё-таки, после моей победы, с мыльцем дегтярным ополоснуться.
               
   Он горкой отсыпал из мешка на стол зубчатые, похожие на гребешки, серебристые ракушки, вперемежку со шлифованными морскими камешками в ровных прожилках. Выложил так же розовую перламутровую раковину. - Тэк-с, - спросил - в каких это исторических краях проходил игрочишка эвоный обучение?
 
   - В наших, - продолжал отвечать за меня Валерка.

   - А наставником кто будет?

   - Тугодум, - наконец, собравшись с мыслями, ответил я.
               
   - Ха-а! Что-то не слыхивал о таком… А вот я проходил выучку у свово дяди, победителя спортивно-шашечных соревнований на песочном золотистом взморье. Тэк-с, вот дядя, на прощанье, перед отъездов, пять раз пожал мне руку и столько же, похлопал по плечу. Поздравил, как круглого отличника, за классные достижения… Во-о, слухай! - Славик приложил под моё ухо раковину.

   - Пошумливает, - ответил я, переминаясь с ноги на ногу.
               
   - Шумит, - поправил словоохотливый Славик. - Это не то, что на вашей малой речке, если какая захудалая моторка промчится, вы и рады до икоты на волне покачаться. Да знаешь ли ты, что по Азову корабли и волны с огромных слонов ходят. В соленой воде, липкие как холодец, медузы плавают. Зазеваешься, ожгут до судорог щупальцами да к вечно голодным крабам на харчи спровадят.
               
   Ни сколько не надеясь, победить столь важного прославленного противника, я забыл даже договориться, что получу взамен за леденцы, если невзначай выиграю партию. По жребию Славику достались белые, и он, навалившись грудью на стол, пошёл в наступление. Я в нерешительности, покусывая губы, выдвинулся встречной шашкой. Славик с быстротой молнии сделал следующий ход и острием ракушки взялся очерчивать сбоку клеточной доски кружок.
               
   - Пока, не поздно, - выразился Славик, - предлагаю на почетных условиях сдаться. Не то, вот в этом тесном уголочке, скучному игрочишке от Тугодума, тёмненький туалетец поставлю.
   
   Почесав затылок, я подумал: соперник всячески старается подавить моё настроение, которое и так было не на высоте. Переведя дух, ответил, что Тугодум - наставник достойный – носит шляпу, галстук бабочкой и усища до ушей.

   - Тэк-с, значит, хОчим сопротивляться. Тогда, - продолжал Славик, обозначая ракушкой другой кружок, - тогда тебе парочку стыдненьких устрою.
       
   На пятом ходу хвалебный азовский игрок вдруг оказался в невыгодном положение. Уловив его замешательство, я вздохнул с облегчением. Тут-то он, закатив глаза, перевёл взгляд на крышу дома. Строго погрозил пальцем:

   - Хвост ейный торчит. Опять за трубу спряталась.

   - Кто-о? – в голос, приподняв носы, спросили мы с Валеркой.

   - Да проныра эта, сорока. Всё высматривает чивой-то.
   
   Когда я вновь приложился огненными взорами к доске, неожиданно обнаружил какую-то странную запутанную комбинацию. Озадаченный, спросил:

   - Кажется, на этой клетке, моей шашечки не хватает?

   - Если не хватает, – ответил, как ни в чём не бывало, Славик, - значит, я иё скушал без соли.

   - Когда?.. Ведь, битых ходов ещё не было?
               
   - Ага, значит, ученик Тугодумцева мухлевать начал, – обвинил меня же Славик.

   Валерка, было раскрыл рот, чтобы высказаться в мою защиту. Но Славик проговорил:

   - А вот обыщи-ка, энова.
   
   И Валерка с превеликим удивлением вытащил из моего бокового кармана куртки мою черную злополучную фишку.

   - Ага, вот кто у нас, оказывается, ворюга-то, – заключил Славик, - а я подумывал на сороку.

   Я начал оправдываться, дескать не очень бы логично получилось, прятать собственную шашку.

   - О-о! – вскрикнул вдруг Славик, - и моей-то не хватает. И у меня, значит, спёр, хитрец.

   - Как же это?..
            
   - А, во-он, под столом, между ног твоих полёживает.
               
   - Не-не, - вскипел я. - Сам подбросил. Толстяк!

   - Ага! Да ты еще вздумал обзываться в гостях.
               
   С грохотом, врассыпную, полетели по сторонам двухцветные шашки. Мы крепко схватились за грудки и повалились на землю. Славик взвизгивал и рычал по-собачьи: "А вот я счас несчастного игрочишку, рырр! скушаю без соли вместе с ботинками". Он изловчился и схватил острыми зубами мой главный в шашечно-двигательной борьбе на правой руке указательный палец. Я застонал от нестерпимой боли. Валерка поймал Славика за ногу, оттащил под грушу. Но тот не успокоился, стал с живостью собирать под ней корявые падалицы. Лихо обстрелянные гнилыми бомбочками, мы с Валеркой поспешили к выходу.

   - Пузанку не в шашки бы играть, - выкрикнул я из-за ограды, - а лучше фокусы коровам на лугу показывать.

   - Кыш-кыш, из гостевой ограды! - огрызнулся Славик и, выгнув дугой руку, взялся почесывать между лопаток и выше, наговаривая. - Во-о, шея заскрипела. Надо иёную, здоровую, промыть с мылом дегтярным. У-ух! Беги-ка, пока живой, как его, к хфельчеру. Слабак!

   На прощание бессовестный врун, но меткий бомбардир Славик, заехал мне гнилой грушей между глаз и ослепил надолго. 

   Вот так совершенно непредсказуемо закончилась эта необычная жаркая схватка, за почётное лидерство по шашкам, между короткой и длинной улицами, за которой, увы! не оказалось победителя…
               
   С той детской беспечно-весёлой поры прошло множество удивительных лет. Славик превратился в статного элегантного мужчину. Зовётся - Вячеславом, и по отчеству с почтением величается. Он с успешными аплодисментами гастролирует по стране в составе эстрадных цирковых артистов. При встречах пожимает мне крепко руку. С неким восторгом, а может быть и смущением, приговаривает:

   - Винова-ат!.. Но если бы тогда, в замечательные отроческие годы, не назвал меня фокусником. Я никогда на свете, не задумался бы о поступлении в театрально-цирковое училище. А после успешного её окончания, на ослепительно залитой софитами арене, неплохо и даже очень весьма, не возбраняется забавно дурить и удивлять многоуважаемую почтеннейшую публику.