В приморском городке, тогда... продолжение

     Вообще же это было прекрасное место, эта солярка! Хотя не сказать, что не посещаемое. Иногда отдыхающие, вместо того, чтобы мирно жариться на пляже, как им природой велено, приходили сюда со своими циновками и раскладушками и устраивались в кустах. Но они нам, в общем, не мешали. У нас в кустах были свои халабуды - такие зелёные норки. И были особенно любимые деревья. Одно из них называлось Сломанная Верхушка. У него и вправду была верхущка сбита то ли норд-остом (у нас в городе бывали ужасные норд-осты), то ли, возможно, даже молнией в грозу. Мы предпочитали думать, что молнией. Это было у нас "Древо Совета": там собирался совет вождей, когда мы играли в индейцев.
     В индейцев мы здоровски играли! Мы же всё лето бегали в одних трусиках, босиком или в лёгоньких сандаликах, и загорали с головы до пят, так что вполне могли сойти за индейцев. Мы разукрашивали лица и грудь, у нас были головные уборы из куриных перьев; кончики перьев Юрка окрашивал в красный цвет. У нас были кинжалы, копья, луки, стрелы; на шее болтались амулеты - у кого что: бусины, раковины, морские камни с дырочкой (их ещё называют "куриный бог", такие камни)... Но у нас с Юркой и амулеты, и кинжалы были особые. Наша семья в тридцатых годах жила на Чукотке, там и Юрка, и Таня родились. И с Чукотки родители привезли всякие штучки из моржовой кости, в том числе ножички для разрезания бумаги и какие-то украшения; мы их приспособили для амулетов. Здорово было!.. Юрка назывался Красный Лев, а я - Бизоний Рог... А бабушка, которая специально для нас собирала куриные перья и за это была принята в наше племя, называла себя Красная Львица... Но это она, конечно, в шутку; она с нами в солярке не играла.
     Ещё там на одной из полянок рос такой дуб, совершенно особенный. Он был покрыт от корней до середины какой-то кудрявой корой, точно звериной шкурой, и мы называли его "Львиное дерево".У самой земли там было дупло. В этом дупле мы сжигали наши жертвы Маниту, Великому Духу - стибринные за столом кусочки мяса или сахара, иногда - собственные волосы, срезанные так, чтобы было незаметно. И мы плясали вокруг Дьвиного дерева священные пляски, прося Маниту послать нам удачу на охоте...
     Однажды, придя в солярку, мы увидели на постаменте памятника вождю ругательное слово из трёх букв, выложенное белыми камушками. Мы были шокированы!.. Разумеется, тотчас разрушили это безобразие и долго негодовали, гадая, кто из бледнолицых мог позволить себе такое кощунство?.. На следующий день надпись появилась снова, да с прибавлениями! Мы снова её уничтожили... И долго шла наша борьба с неведомыми силами, пока как-то сама собой не угасла. Кто-то из нас просто устал - уж не помню, мы или они...
     Трава в солярке была полна всякой живности. Цикад мы не видели, только слышали; а вот кузнечиков разных, бабочек, жучков - видимо-невидимо! У кузнечиков, у многих, были крылья - голубые и розоватые. Они выпархивали прямо из-под руки, и поди поймай их! Но - мы ловили. У нас для этой цели были, вообще-то, сачки - настоящие, магазинные; однако мы ими практически не пользовались. Тюбетейки (тогда многие дети носили тюбетейки) оказывались куда сподручней. И вынимать из-под тюбетейки добычу куда проще, чем выпутывать из сачка. Сколько мы погубили всякой живности! Насекомых, которых удавалось пленить, мы сначала убивали ("усыпляли", это так называлось) в банке со спиртом, а потом накалывали на булавки и прикрепляли к альбомным листам. Это была такая коллекция. И нас не только не ругали за такое живодёрство, а наоборот, всячески хвалили за любознательность... Но мы не всё живое убивали. Мы любили наблюдать, лёжа на пузе в траве, всех этих жучков-паучков-букашек живыми, во время их деятельности. Особенно были интересны муравьи и жучки-"солдатики". Кузнечиков-то, стрекоз или бабочек не очень-то рассмотришь, они больно шустрые... Иногда насекомые нам мстили: нас кусали муравьи, осы, пчёлы; воняли нам в лицо, прямо в пальцах, пойманные клопы-черепашки; а однажды большой богомол так меня цапнул - точно электрическая игла всё тело пронзила! До сих пор помню... Но мы не унимались.
     Даже змеек ловили, всяких там слепцов-желтопузиков, которые не опасные. Весной - головастиков; они на наших глазах в банках с водой вырастали потом в лягушат, отращивали себе лапки и теряли хвосты. Лягушат мы потом выпускали в лужи... А с моря мы приносили крабиков (чтобы тоже их замучить)и рыбьих мальков. Мальки, если раньше их не выуживала кошка, в конце концов тоже помирали, всплывали вверх брюшком - и тоже доставались кошке.
     На море мы жили. С очень раннего утра до самого позднего вечера. Это когда подросли уже настолько, что могли бесконтрольно болтаться, где вздумается. И могло ли быть иначе? Ведь все дороги в нашем городке вели от гор к морю.

                (продолжение следует)