Несколько слов о Елене Николаевне

(Глава из публицистической повести «ГОРИ, РОСТОВСКАЯ СВЕЧА!»)

  Елена Николаевна Зарубина, о которой мы уже однажды упомянули вскользь, пожалуй, заслуживает того, чтобы о ней была написана целая книга. То же самое, впрочем, можно сказать, едва ли не обо всех сотрудниках «Свечи» и её друзьях. Но, увы, не всё зависит от нас. Потому ограничимся тем, что скажем о Елене Николаевне всего несколько слов. Зато – каких!

  Первая специальность Елены Николаевны – инженер. Позднее получила она вторую специальность – психолог, окончив для этого психологический факультет РГУ.

Спрашиваю у Елены Николаевны:

-Что подвигло Вас на приобретение специальности психолога?

-Подвиг интерес, - отвечает Елена Николаевна, - у меня росли дети, возникало много вопросов, на которые я мучительно искала ответы, возникала всё более острая необходимость быть компетентной в этих вопросах.

-А как познакомились с Натальей Александровной?, - интересуюсь у Елены Николаевны.

Елена Николаевна улыбается, отвечая предельно лаконично:

-Судьба.

После короткой паузы, продолжает:

-После института я искала приложение своим силам, своим новым знаниям, искала для себя соответствующее поле деятельности. Со временем стала понимать, что традиционной психологии становится недостаточно. При всём уважении к традиционной психологии, приходится признать, что она не даёт ответов на многие вопросы. Я попала на семинар, который проводили немцы у нас, в Ростове-на-Дону. Это был семинар, посвящённым лечебной педагогике. То, что там узнала, настолько привлекло как разработанной до мелочей методикой, так и целой философией. Всё это объясняется тем, что в работах Штайнера, на идеях которого, как вы уже знаете, и основана лечебная педагогика, нашли своё отражение самые разнообразные вопросы и проблемы, он говорил буквально обо всём – о человеке, о его развитии, о социуме, о разных кризисных явлениях и жизненных факторах, и ещё о многом, многом другом… Потом была конференция в Москве. Кстати, мне доводилось встречаться и с представителями традиционной психологии, настроенными критически по отношению к лечебно-педагогическим инициативам. Они говорили: «Зачем это, когда есть наработки своих, российских учёных?». Что ж, такая позиция, конечно, имеет право на жизнь. И говорили они это не голословно, а ссылаясь на конкретные фамилии наших учёных и мыслителей, на их конкретные работы. Всё так. Однако дело здесь несколько в другом. Чтобы основывать всё это на идеях российских учёных, для этого нужно начинать всё, буквально, с чистого листа. Создавать концепцию практического применения этих идей, их практического воплощения в жизнь, нужно внедрять, разрабатывать, от чего-то уходить, к чему-то приходить. Нужно, грубо говоря, знать, где копать. Мы не боимся подобной работы. Мы не боимся трудностей. Но, нужно ли этим заниматься, когда есть уже готовые концепции, готовые системы, опробованные на практике в течение десятилетий, где всё не только продумано до мелочей, но и до мелочей опробовано практически, и всё это можно просто взять в готовом виде и в готовом виде использовать?

  Чисто по-человечески лично я, пожалуй, готов здесь поспорить с Еленой Николаевной при всём моём к ней уважении. Имею в виду, поспорить с правильностью подобной позиции. Тоже считаю, что было бы гораздо лучше внедрять соответствующие разработки российских учёных, особенно – если задумываться о более отдалённых перспективах. Но я приехал сюда не спорить, а писать об истории «Свечи» именно так, как она была, так, как её излагают те люди, что причастны (или когда-то были причастны) к ней, не скрывая при этом, разумеется, и своего собственного отношения к тем или иным вопросам. Тем не менее, спешу продолжить.

Во время упомянутого Еленой Николаевной семинара, проходившего в Ростове-на-Дону, произошёл такой эпизод, значительно повлиявший на будущее самой Елены Николаевны. Немецким гостям на время проведения семинара нужно было где-то жить. Встал вопрос: кто готов их пустить к себе домой? Одну женщину пустила к себе Елена Николаевна, а позднее, списавшись с нею, договорилась о поездке в Германию, где проходила практику.

Елена Николаевна продолжает свой рассказ:

-Помимо первого факта, что привёл меня в психологию, кажется, я сказала, что это был интерес, был и второй – предлагалось работать с теми детьми, с которыми не хотел работать никто, в чём видится просто вопиющее нарушение социальной справедливости. Наверное, каждый человек хочет сделать в жизни что-то полезное. Но не всегда для этого есть соответствующие условия. Был и третий факт, заключавшийся в том, что моя старшая сестра – инвалид с детства. Этот вопрос – часть моей жизни. Если в семье есть подобные проблемы, всегда возникает вопрос: почему? И ещё возникает другой естественный вопрос: что можно сделать? И я нашла ответы. Нашла их у Штайнера. Когда вопросы задаются, ответы, рано, или поздно, всегда находятся. Позднее, Наталья Александровна Москвичёва приглашала меня работать в этой сфере. Я, скажу честно, поначалу отказывалась, поскольку слишком больно видеть этих детей. Но потом начала потихоньку помогать.

Именно тогда и отправилась Елена Николаевна в Германию, приобретать соответствующий опыт, о чём выше уже говорилось. Сама Елена Николаевна признаётся, что опыт этот ей был необходим потому, что даже согласившись работать в лечебной педагогике, она признавала, и признавала совершенно справедливо: «Я не могу работать в том, чего не понимаю до конца». Была необходимость понять. И ведь хотела понять Елена Николаевна, хотела, именно потому и писала в Германию.

Находясь в Германии, Елена Николаевна практиковалась на протяжении полутора месяцев в городе Штутгарте, где находится школа для детей, имеющих проблемы в психоэмоциональном развитии. Потом через год оказалась Елена Николаевна не международной лечебно-педагогической конференции, проходившей в Швейцарии, в работе которой участвовали 800 человек, съехавшихся из разных городов мира. Там Елена Николаевна попросила разрешения ещё попрактиковаться, но уже не в школе, а в так называемом хайме. Хайм – это такое место, где обучаются и проживают люди, имеющие всё те же психоэмоциональные проблемы, от семи лет и старше. Есть там и детсадовская группа, но там не проживают, её просто посещают. Дети обучаются в хайме на протяжении своего школьного возраста, а потом, проживая там, работают в мастерских, занимаясь различного рода ремёслами, работают и в сельском хозяйстве. Впрочем, мы уже говорили о хайме в одной из предыдущих глав, так что не будем здесь повторяться.

Там, в хайме, Елена Николаевна на практике ознакомилась с ещё одной возможностью обучения и проживания людей с психоэмоциональными проблемами. Сама она находилась там два месяца. Успела пройти там через весь образовательный процесс, через все мастерские, через все ремёсла. Когда вернулась, было понимание того, как и что следует делать, как это выглядит на практике там, где имеется уже многолетний опыт подобной работы. С момента того возвращения и началась работа Елены Николаевны в «Свече». Сама она говорит об этом так:

  -У каждого своя специфика работы. Кто-то работает непосредственно с детьми, Наталья Александровна – психиатр, а я, можно сказать, занималась административно-хозяйственными вопросами, как заведующий детским садом, который работает для того, чтобы спокойно работалось другим сотрудникам. Я вела бухгалтерию, поскольку нам не на что было нанять бухгалтера, как прораб строила пристройку, а ещё искала спонсоров. Это вообще – отдельная тема. К тому же, тема очень болезненная для всех нас. В самом начале я была уверена: не может быть такого, чтобы мы не нашли тех, кто помог бы детям-инвалидам. Ведь русские – народ с широкой и открытой душой. Прошло пять лет, и теперь могу заявить со всей ответственностью: мы не нашли никого. Слишком много тех, кто просит. Кроме того – мало, кому доверяют. Да и среди тех, которые просят – это тоже приходится признать, как бы тяжело ни было подобное признание – хватает нечестных людей. Но помогли нам наши зарубежные коллеги. Не было бы их, не было бы у нас вообще ничего – ни дома, где находится сейчас «Свеча», ни ремонта, ни оборудования. То, что нам, так, или иначе, удалось отыскать в России – это 15%. Всё остальное – из-за рубежа. Увы…

Кроме всего того, о чём только что было рассказано, Елена Николаевна, как уже отмечалось, зная немецкий и английский языки, выполняла в «Свече» фактически ещё и функции переводчика, вела переписку с зарубежными коллегами, партнёрами и спонсорами. Общалась с представителями налоговой службы, осуществляла оплату коммунальных счетов, и ещё делала массу рутинной работы, сколь кропотливой, изнуряющей и изматывающей, и при этом сколь незаметной, черновой и будничной, столь же и жизненно необходимой, без осуществления которой не просуществует ни одного дня ни одна организация, чем бы она ни занималась.

Сделав очень много для «Свечи», для её становления, некоторое время назад (говоря: «некоторое время назад», имею в виду некоторое время назад по отношению к тому моменту, когда пишется эта глава и вообще всё это повествование), Елена Николаевна, к сожалению, была вынуждена оставить свою работу в «Свече» по семейным обстоятельствам. Но сделанное ей, так же, впрочем, как и сделанное её коллегами – не побоюсь показаться банальным – войдёт в историю, и займёт там своё достойное место. И даже если – не дай, Бог, конечно!!! – закроется «Свеча», не выдержав неимоверных трудностей, через которые приходится её сотрудникам нести этот трепетный огонёк неравнодушных сердец, всё равно её пример останется для будущих поколений, как образец жертвенного служения и нелицемерной любви в самом высоком, поистине космическом смысле этого слова.