Офицерские дочки

                Мои невыдуманные истории


Этот дом в округе называли офицерским. Он такой же, как и соседние дома, двухэтажный, на 8 квартир. В нём жили офицеры Советской Армии с семьями, потому и назывался в народе так.


Дом не был отгорожен забором - все его обитатели жили обычной гражданской жизнью. В ту пору только сняли запрет на приобретение личного имущества для семейного благоустройства. С малолетства помню громоздкие диваны, обтянутые темно-коричневой кожей, деревянные  стулья с высокими спинками, огромные шкафы, похожие на канцелярские, выкрашенные темно-синей краской табуретки. Во всех городах, куда папу направляли по месту службы, мебель была одинаковая. Разными были только инвентарные номера на овальных металлических медальонах, прибитых по бокам всей этой казённой «роскоши». И вдруг –  такой поворот. Офицерский люд не был готов к свалившейся на него финансовой свободе. Во-первых, офицерское жалование очень скромное - не до серьёзных покупок. Во-вторых, мебельные магазины были  большой редкостью, в них народ ходил как в музей – просто поглазеть, в том числе опять же из-за невеликих доходов.


Два чемодана, поставленные в виде буквы Т и покрытые вышитой мамой  скатертью, были её туалетным столиком. Духи «Красная Москва»,  розовая пудра из этой же серии в картонной коробочке. По краям столика - две  высокие узкие вазочки для ирисов из бордового стекла. Не каждая женщина могла похвастаться таким богатством.


Жёны офицеров  были домохозяйками. Поддерживали в квартире уют, вышивали, ходили на курсы кройки и шитья, вместе ездили на центральный рынок. По вечерам любили вышивать крестиком. В то время трафаретов для вышивки не было. Просто брали понравившуюся картинку из журнала, линовали на клеточки, подсчитывая ряды, заполняли их нужными цветными нитками  мулине. Подвластны нашим мамам были и такие сложные техники, как ришелье, белая гладь, вышивка «рококо», выбивка по ткани. Девочкам часто шили одинаковые нарядные платья, а кто-нибудь из соседок украшал их разной вышивкой. Высокий «Hand make» - сказали бы сейчас.


Так вот и жили - дружной коммуной. Двери в квартирах  не закрывались на ключ. Если пекли пироги, то на всех сразу. По осени каждой семье капусту «рубили» всем миром. В палисадники выносили  самодельные деревянные столики, стелили клеёнку, и действие начиналось. Мелькали ножи в ловких руках. Женщины пели песни, по-доброму высмеивали друг друга. Дети крутились тут же, ждали любимое лакомство – капустные кочерыжки и морковку. Капусту солили в ноябре, когда в воздухе уже витали первые морозы. Нашинковав, укладывали в деревянные бочки, накрывали деревянным же кругом, сверху придавливали тяжелым гнётом. Ещё солили бочками арбузы, помидоры и огурцы. Заготавливали знаменитый «Апорт» на зиму. Папа окунал каждое яблоко в растопленный парафин, давал «схватиться», затем укутывал газетной бумагой и плотно складывал в ящики. Так в дворовых сарайчиках всё и хранили.



Когда  наши соседи по площадке купили первый (первый!!!)  во дворе телевизор, все бегали к ним домой, беззвучно садились на пол и, не шевелясь, смотрели всё, что показывал экран. Строгая соседская бабушка зорко следила, чтобы детвора не «лезла в квартиру в сандалиях и не тащила за собой песок».


А ещё мы Гагарина в Космосе видели. Однажды, теплым апрельским днём, кто-то из соседей выскочил из дома и крикнул: «Человек в Космосе! Человек в Космосе!». Мы, конечно, ничего не поняли. Но, увидев массовое ликование, слёзы, объятия людей, в том числе и совершенно незнакомых, поддались всеобщей радости. Стали кидать в воздух кукол и разные игрушки под дикие крики «Урааа!». Задирали головы, вглядываясь в небо, тыкали пальцами: «Вон, вон он, первый человек в космосе, я вижу его, урааа!».


Дети  нашего дома жили своей активной жизнью. Казаки-разбойники – само собой. Конечно «в дом» играли, городили шалаши, разворачивали там полевой госпиталь. Младшие всё терпели, лишь бы их не выкинули из игры; соглашались изображать тяжелых больных. Пили «живительную» микстуру (дикая смесь «Шипра» с листьями полыни и сока одуванчика). Подметали «пол», наигранно посапывали, имитируя ненавистный «тихий час».


Недалеко от двора были колхозные поля с кукурузой. Разношерстной гурьбой – от 4-х лет до 12-ти – мы бегали туда, отчаянные и смелые, воровали молодые кукурузные початки, кидали их  за пазуху, да ещё десяток-другой - в дырявые сетки-авоськи.


Чтобы не напороться на сторожа, вприсядку маневрировали по полю, часто врассыпную, на случай, если сторож со своей вышки обнаружит воришек. Он иногда обнаруживал. Скакал по рядам, кричал разные нехорошие слова и, что самое страшное, стрелял из своей ободранной «одностволки», точно прицеливаясь в наши  мягкие пятые точки.


Малышей вражеские пули не накрывали – они драпали совсем близко к земле, были почти невидимыми и неуловимыми. Доставалось мальчишкам-подросткам. Сторож лупил, конечно, не дробинками, а солью. И если попадал туда, куда целился, скакал по кругу, как папуас, с радостными криками. «Раненные бойцы»  с сумасшедшей скоростью бежали во двор. Кричали от боли и от страха быть пойманными.


Однажды во дворе один взрослый мальчик придумал такой способ устранения боли от «ранения» - надо сесть в воду тем местом, куда попала соль. Соль в воде растворится и боль исчезнет. Умный такой этот мальчик!


 В очередной побег с кукурузного поля ребята так и сделали. Во дворе стояли те самые деревянные бочки для засолки, которые соседи заливали на всё лето водой, чтобы бочки не рассыхались. Туда-то с разбега и плюхнулись подбитые мальчишки. Через мгновение двор наполнился их диким ором. Под воздействием воды соль начала растворяться и разъедать ранки от выстрела. Ох, опасное это дело  - верить дружеским советам умных мальчиков.


В детстве всё  плохое быстро забывается. Соль растворилась, боль приглушилась – пора готовить кукурузу. В кустах сирени спрятаны кусочки прочной проволоки. На неё нанизывались молодые початки и обжаривались на самодельном очаге до цвета шоколада. Жареная кукуруза, чумазые лица - счастливое детство.


И вдруг голос мамы: «Дети! Домой! Обедать!».  Мамочка, дорогая наша, какой обед? Наелись кукурузы до отвала! Но виду, что не проголодались, подавать нельзя. Как и нельзя признаться в мелком воровстве.


Со скоростью звука съедалось первое-второе-компот. Громкое: «Спасибо!» - и быстро на улицу. А завтра в 11 часов – вновь за кукурузой…


Поздним вечером, когда все дела завершены и сошла жара, в палисадники выходили взрослые: цветы полить, клубничку подрыхлить, поколотить длинной палкой перину, которая с утра жарится на солнце.


Наши папы, сменив после службы военную одежду на домашние полосатые пижамы, тоже выползают во двор. Покурить, поболтать о важном, поделиться новостями из газеты «Правда». Да и просто воздухом вечерним подышать, отойти от дневного зноя.


И тут на подиум выходит наш сосед дядя Вася. Дядя Вася – настоящий полковник. Плотного телосложения, немногословный. Всегда со строгим выражением лица. Он любил появляться с дымящей папироской, в галифе и майке. Встанет перед подъездом, осмотрит взглядом Наполеона всю округу, да кааак чихнёт! Мы, словно трусливые мышата,  рассыпались в разные стороны, прятались в засаде и - ни звука! Дядя Вася  командным голосом шуганёт нас, крикнет своей младшей дочке:- «А ну, неси  лото (или карты, или домино, в зависимости от настроения)!».  А потом и взрослым: «Эй, народ, пошли в азартные игры резаться!». Народ только этого и ждёт.


В беседку из окна протягивается электрический провод с  висящей лампочкой, зажигается свет – и пошла гулять губерния! То костяшки стучат по столу, забивая «рыбу», то азартные «буби-козыри» или лото с «барабанными палочками». До поздней ночи идёт азартная игра. Мы здесь же, со своими родителями – кто с куклами, кто с машинками, а кто и с шашками – «раз-два и в дамки». Никаких пьяных разгулов, никаких  скандалов на бытовой почве, хотя и попивали взрослые частенько крепкие напитки. Бывало, что соседки ссорились из-за  сущего пустяка. Тогда двери своих квартир просто запирали на замок. На полдня, не больше. Примирение наступало легко и быстро – дружба навеки!


Часто всем двором ходили на вечерние сеансы в кино. Огороженная невысоким бетонным забором территория без посадочных мест, натянутый на простые стойки экран, да две звуковые колонки – это и был наш любимый летний кинотеатр. Билетёрша – тётенька из дома напротив. Могла и «в долг» пропустить.


Зрители шли со своими маленькими стульчиками-скамейками, между ними иногда укладывали широкую доску для увеличения количества посадочных мест. Ох, и весёлые были эти коллективные просмотры. После фильма всей гурьбой домой с пересказами, спорами,  со скамеечками в руках. Расходиться не хотелось – «А давайте чай с ранетовым вареньем в беседке попьем!».


По выходным папа любил вывозить семью в центральный парк. Тут уже можно форму подполковника сменить на гражданскую одежду, отдохнуть по полной. С пикником на мягкой травке, с колесом обозрения, мороженым, пирожным и лимонадом «Дюшес». Мы катались по озеру на лодках, дурачились, и родители на нас никогда не сердились.


Часто на прогулки брали с собой дяди Васину дочку Таню. Мы с братом и Танюха были неразлучны, расставались лишь на ночь.


Таня была такая же командирша, как и папа. Мы часто попадали под её кареглазые чары.   Собираемся, например, с ней в музыкальную школу. Остановок 10 на городском транспорте. Неожиданно она говорит: «Может, пойдём в школу пешком?  На сэкономленные деньги сможем купить чебуреки на нашей остановке».  Говорит,  как приказывает! И мы идём. Конечно,  безнадёжно опаздываем на свои уроки. Значит, будет грозная запись в дневнике и тяжёлый разговор с родителями. А ещё обещание мамочке, что больше никогда-никогда. Но чебуреки такие вкусные – хрустящие, сочные, с пылу с жару, что можно и нарушить данное обещание… иногда…


Моего брата Таня учила писать. Первый раз это произошло так. Она нашла длинный толстый гвоздь, села на пол в нашем коридоре, взяла модельные лаковые туфли нашей мамы и нацарапала на их носочке первую букву «А». Приказала своему ученику повторить это, после чего перешла к букве «Б». Туфли, привезённые папой из Ленинграда, купленные там на Невском за сумасшедшие деньги…Все женщины нашего дома прибегали смотреть на эдакую невидаль. Что было с мамой – оставим за скобками.


И сейчас, уже в зрелом возрасте, при редких, но очень тёплых встречах, я  соглашаюсь со всеми Таниными командами, верю ей бесконечно и также её люблю.


А тогда дядя Вася неожиданно сказал моим родителям: «Я тут с друзьями на рыбалку собрался. Девчонки поедут с нами!». Приказ есть приказ. Почему и зачем он решил так – никто не понял. Папа был против, мама была против. Против была и Танина мама. Но сопротивляться было нельзя.  Собрались наскоро. Дядя Вася велел родителям «не нагружать девок всяким барахлом. Главное - панама на голову,  питьё на дорогу и легкий перекус. Вечером приедем на место. Утром сварим уху и домой».

До автовокзала ехали молча. Дядя Вася пристроился в конце автобуса, мы уселись впереди. На конечной остановке он сгрёб нас в охапку, поставил в тень и велел ждать. Я совсем взрослая уже, в  четвёртый класс перешла. Мне даже наш учитель записки доверял  передавать соседской девушке, в которую был влюблён. А Танька-то второклассница всего. По силам ли ей такая поездка?


Вскоре вернулся дядя Вася, с ним два таких же суровых дядьки. У всех была большая поклажа -  связанные снопами удочки, фляжки, вёдра,  чем-то набитые рюкзаки, стеклянные банки в авоськах. Дядя Вася приказал нам не отставать,  по дороге не болтать и не ныть. Сели в пригородный автобус и покатили в неизвестность.


Автобус дико трясло, уходящее солнце напоследок показывало нам свой южный темперамент и жарило нещадно. Мы вытащили пряники, слопали их вместе с яблоками. Болтали, хохотали, мурлыкали детские песенки – вели себя совсем не так, как приказал нам наш «начальник».


Вышли из автобуса, когда уже начало смеркаться. Дяденьки купили квас на дорожку, провели перекличку, дали нам инструкцию по прохождению маршрута. И  мы двинулись по направлению к цели.


Первые пол часа  всё было в радость. Болтали с Таней без умолку, придумывали разные стишки и загадки и не заметили, что сильно отстали. Где-то очень далеко видны силуэты наших рыбаков. Но мы-то, мы - одинокие и всеми забытые.


  Наступает темнота и нас накрывает прохлада. Хочется пить, есть, спать. Хочется к маме.  Каждый встреченный по дороге куст в темноте кажется страшным чудовищем.  Любимые сандалики в кровь натёрли ноги. Пытаемся прибавить скорость – не хватает сил. Дорога  бесконечная, каменистая. Изредка дядя Вася оглядывается, светит фонариком в нашу сторону и продолжает идти с друзьями дальше.


Сколько часов мы так шли - не знает никто. Уже под лунным светом добрались до места.  Плюхнулись с Таней на какую-то корягу в ожидании дальнейшей команды. Рыбаки умело обустроили место – поставили палатку, накидали туда одежду, ёмкости с водой и что-то ещё. Соорудили очаг, зажгли костёр и приготовили пахучий чай с терпкой травой типа можжевельника.


Мы настолько устали, что допивали чай уже со слипшимися глазами. Затем доползли до палатки и сразу же уснули.  Смутно помню, что ночью нас  накрыла не летняя прохлада. Не просыпаясь я натянула на себя и Таню огромную солдатскую плащ-палатку и мы, прижавшись друг к другу, продолжили свой сон.



В какой-то момент я проснулась, поняв, что надо вылезти из палатки. «На улице»  полная темнота. Ни кустика, ни деревца. Чуть ниже неспешно течёт река. Обошла палатку – ни души. Звёздное небо, луна над головой и какое-то неяркое мерцание на горизонте. Кроме нас – никого. Страшно! Разбудила Таню, чтобы бояться вместе. Еще раз обследовали местность. Окончательно убедились, что мы одни во всём мире, что дядя Вася про нас забыл или бросил, навсегда оставил здесь одних. На треноге у костра висел  чайник с ещё теплой водой. Налили себе в лежащие на песке кружки. Пили и плакали. Плакала, плакали. Громко, истерично, не в силах справиться с этим ужасом и полной беспомощностью.


Вскоре заметили, что начало светать. Как будто на противоположной стороне реки включались лампочки - сначала редкие и неяркие. Затем свет становился более насыщенным. Появились розовые оттенки у кромки неба. Луна приобрела нечёткие очертания, звёзды исчезли. Мы залезли в палатку, откинули полог и стали лёжа наблюдать за этим световым шоу.


 Незаметно наши переживания  стали затихать. Внимание переключилось на небо. Мы оказались свидетелями красивого природного явления – восхода Солнца. Оно появилось неожиданно, медленно поплыло вверх. Будто невидимый волшебник тянул Светило за тонкую ниточку. Сначала цвет Солнца был серо-розовый, затем появлялись разные красные оттенки, а в финале - огромный шар цвета абрикоса. Когда Солнце приблизилось к нам, появились  свет и тепло. 


Мне нет еще девяти лет, Танюхе около семи. Одни во всей Вселенной, ночью, в палатке, на берегу огромной реки. Лежим и смотрим в щелочку одноактный спектакль «Как рождается день!».


Наши страхи поутихли, и мы осмелились выйти из своего убежища. Вокруг сплошной песок, никакой растительности, никаких людей. Река (а это была река Или, скорее всего какой-то её затон). Мутная, тихая, широкая, для купания в этом месте явно не пригодная. Берега крутые, глинистые.  Жара наступала нам на пятки. Босиком бегать было уже опасно – песок накалялся с каждой минутой. Как и воздух.


К нам вернулась паника – что делать дальше. Две маленькие девочки в песчаной пустыне. И вдруг далеко-далеко появились фигуры людей. То ли радоваться, то ли бояться. К счастью это оказались наши  рыбаки. Они шли, такие довольные, смеялись, махали нам издалека. С большим уловом. Мы помчались навстречу, обжигая подошвы ног горячим песком, размазывая слёзы по чумазым лицам.


 «Папа, папа! Зачем ты нас привёз сюда? – кричала Таня. Дядя Вася улыбнулся так хитро: «Как зачем? Вы разве не поняли? Проспали всё на свете?». А друг его,  с завязанным на четыре узелка мужским носовым платком на голове,  продолжил: «Девчушки вы наши дорогие, вы что, не заметили, как новый день к нам примчался? Вот тебе и раз!»


… Не помню, накормили ли нас рыбаки своей отменной ухой. Наверняка, накормили. И дорогу домой не помню. Помню только 40-градусную жару и то, как встретили нас дома. Обгоревших, уставших. Вся родня выскочила на улицу. Танина мама держала кулак наготове для дяди Васи. Мои папа и мама подбирали нейтральные слова для приветствия. (Мы всего-то сутки пробыли вне дома!).  Но радость встречи с любимыми доченьками заретушировала их грозные намерения.


Дядя Вася сунул женщинам по ведру серебристой рыбки, улыбнулся одними глазами и произнёс: «Молодцы наши девочки! С Солнцем поздоровались. Не капризничали. Трудностей не испугались. Ни на что не жаловались. Рассвет на Или встретили. Офицерские дочки!».


Для дворовых друзей мы долго ещё были настоящими героями. Все наши страхи, слёзы, подозрения и обиды растворились в мутных водах огромной реки.