Мишка

День выдался трудным. Знаете, весна это, конечно же, всегда прекрасно, но,когда от усталости к концу дня с трудом волочишь ноги.. Этот вызов был последним. Как назло, не работал лифт. Дверь открыла соседская девочка.  "Тётя Соня ставит дедушке  банки. Подождите пожалуйста. Она скоро закончит. Хотите чаю?"
"Хочу", - ответил я, радуясь, что, наконец, могу посидеть в тишине да ещё с чаем. Девочка ушла на кухню. Было очень тихо и только осторожное позвякивание посуды говорило о том, что в доме кто-то есть. Моё внимание привлекли две фотографии, на первый взгляд, совершенно одинаковые. Но черной траурной каймой была обведена только одна из них. Пригляделся повнимательней. Нет, всё-таки это были фотографии разных людей, но очень, очень похожих, как бывают похожи отец и сын, мать и дочь.
Оба молодые, красивые, в новенькой офицерской форме. Оба лётчики. Молодые, спокойные, улыбающиеся. Вернулся старик. Увидел моё озадаченное лицо. Всё понял.
" Не вы первый,"- сказал он. Многим так кажется. "Хотите расскажу?"  Конечно же я хотел.
- Давно это было. Ещё до войны. Но сначала немного о себе. Я ведь детдомовский. Ни отца,ни матери не помню. Никто никогда меня не навещал, никому я не был нужен. До детдома вообще беспризорник. Время было такое. Сколько нас тогда было бездомных по стране! Не сосчитать. Ловили, загоняли в детдома, в колонии. Мы убегали снова. Привыкли, хоть и к голодной, зато вольной жизни. Да вы и сами знаете. Детдом - не дом родной. Но, в конце концов, пообломали нас, усмирили. Получали аттестаты, кончали вузы, служили. Так вот и я. Отслужил, стал инженером, перебрался в Москву, женился. Получил комнату в коммуналке, родилась Соня.
Однажды утром среди ожидающих на трамвайной остановке людей увидел незнакомое лицо. Обычно ведь по утрам у остановки одни и те же лица. Парнишка лет
шестнадцати. Взгляд волчонка. Злой, загнанный, тоскующий.
Знакомый взгляд. Мой собственный когда-то. И так мне вдруг стало жаль его, а может и себя. Не знаю. В трамвае протиснулся к нему поближе. Как будто рассеянно, но так, чтобы заметил, вытащил из кармана брюк кошелёк, сунул в карман пальто, чтобы только краешек был виден. Уголком глаза вижу заметил. Всё дальнейшее было делом техники. Вынуть руку шансов у него не было. Рука у меня тогда была сильная, рабочая.
"Тихо,-сказал я ему.- Выходим".Он не сопротивлялся. Вышли. Похоже было не в первый раз. Привык. Но случилось то, чего он не ожидал. Привел-то я его  не в милицию.
"Есть будешь?"-спросил я. Он молчал. "Иди мой руки". Пошел, помыл. Вернулся. Ел жадно, хоть и пытался сохранить достоинство. Проголодался.
"Вот что, парень. Жить можешь с нами. По мне, тебе учиться надо, человеком стать. Вот тебе ключи. Захочешь уйти, положишь под половик перед дверью. Об остальном - вечером, если останешься. Всё. Мне на работу".
Он смотрел на меня, ничего не понимая. Похоже  не мог разобраться, с кем он имеет дело. С фраером?  По воровским понятиям выходило  вроде так, но даже для фраера - через чур, пожалуй. А если хитрость, зачем? Он ведь и так попался. Откуда было ему знать, что я сам прошел через всё это, знал, что делал. Почти знал. Короче. Вечером я застал их всех троих за беседой, в которой и жена и дочь старались ни о чём таком не спрашивать, а волчонок и он же Мишка ни о чём таком не говорить. И пошел обратный счет. Выбор был сделан.
Дальше уже проще. В общем и целом, как у многих в те годы. Устроил на завод. Оказался смышленым. Схватывал быстро, на лету. Вечерняя школа. Не сидеть же за одной партой с пацанами. Соня приохотила к чтению. Сама читала запоем. И знаете, я вот подумал сейчас: кто знает?  Может и не остался бы он тогда, может и не моя в том заслуга, а Сони. Не знаю. Запала она ему в душу. Разве объяснишь? Соня параллельно училась ещё и в музыкальной школе. Играла часами. И потому, что уроки, и для себя. Случалось застаю такую картину. Она играет. Он тихо войдёт,
 стоит, слушает и смотрит на неё,смотрит.. Выдавали глаза. А она незаметно обернётся, взглянет, улыбнётся и снова играет. Вот такой разговор. Взглядами. То же самое за столом. То он, то она. Взглянут и тут же отводят взгляд, чтобы другой не заметил. Детвора. А у детворы  была просто любовь. Самая естественная и самая удивительная вещь на свете. Что оставалось остальным? Завидовать, любоваться, вспоминать своё, первое. Что ж ещё?
А время шло. Думали к счастью. Оказалось к войне. Вообще-то в том, что война неизбежна не сомневался никто. В пакт о ненападении никто не верил. Но молодость есть молодость и любовь есть любовь и тем сильнее она, тем отчаяннее пока ещё можно, пока ещё есть какое-то время. Вот, как короткое северное лето. Как кипит жизнь, как торопится! Вы заметили?
Что было дальше?  Соня окончила школу, поступила в медицинский. Мишка - в лётное училище. Давняя мечта, с детства. Да какие шансы были тогда в его босяцкой, воровской жизни?  Схоронил тогда мечту эту где-то глубоко в себе, чтобы не думать, не завидовать. На том первом фото, которое с каймой, он после окончания училища. Его война кончилась в небе под Кёнигсбергом. Мишка- сын родился за год до войны. Вы спросите почему Мишка, почему не другое имя? Так захотела Соня. Думаю, дело вот в чём. Соня знала, что значит быть женой лётчика. Тем более перед неизбежной войной. Может даже и предчувствовала? Не знаю. Так пусть же ей останется от него всё, что только можно и даже имя. И вот теперь летает Мишка- внук. На втором фото он. Вот и вся история.
"Длинно получилось". Он виновато улыбнулся.
"Так ведь вся жизнь, как будто перед глазами промелькнула".
Тихо вошла Соня. Молча села. Я взглянул на неё. Седая, спокойная, всё понимающая. Замуж второй раз так и не вышла. Не смогла.
Вечерело. Уходить не хотелось. Было хорошо с ними. Каждый думал о своём, а душа вдруг стала, как будто, одна. Запомнилось.