Смена духовных ориентиров в русском обществе в поэ

Отражение смены духовных ориентиров в русском обществе
в поэмах Х1Х-ХХ веков

Главный нерв всего русского искусства – поиск духовных причин происходящего.Все европейское искусство – порождение христианства. Русские писатели – прямо или косвенно – всегда соотносили свое видение действительности с духом Православия, в котором выросли и воспитались. Чувство любви к отчизне высветило им будущее России как поле борьбы между Светом и Тьмой.

Поэты первой половины Х1Х века – образами демонических героев - выразили свое предчувствие наступления апокалиптических времен в России. Поэты начала ХХ века, поэты разных направлений: Белый, Блок, Хлебников, Есенин, Клюев, Маяковский, жившие в преддверии той эпохи и во время революционного переворота, ощутили крушение миропорядка, описать которое могли только с помощью библейских образов.

В годы совершения Октябрьской революции 1917 года и вскоре после нее одни поэты – Есенин, Маяковский – открещиваются от православного прошлого: Есенин просит все библейские образы в его стихах считать метафорами, Маяковский даже бросает вызов Небу, хотя и знает «силу слов». Другие всматриваются в лица вождей, и у Пастернака рождается «роман» со Сталиным, даже сын раскулаченного кузнеца Твардовский славит коллективизацию. Россия оказалась в позиции вне веры, вне Церкви. Это хорошо видно по темам и настрою героя поэмы Луговского «Середина века». В середине века настало отрезвление – «Реквием» Ахматовой и «памятная» поэма Твардовского - погребальные, поминальные звоны церковного колокола.

Как это произошло? В начале ХХ века началась Первая неудавшаяся попытка самоубийства человечества, затем - через 20 лет – Вторая. В итоге Первой мировой войны в России началась самоистребление русского народа в гражданской войне, что хорошо показал Б. Пастернак в романе «Доктор Живаго», когда одну и ту же молитву «Живый в помощи» носят с собой «белый» и «красный». Эта гражданская война продолжилась в коллективизации. Эта же война дала Гитлеру надежду на быстрый успех, основанный на том, что раздел между классами и слоями, между верующими и большевиками будет им продолжен и углублен. В итоге в ХХ веке русский народ был многократно пожат Божьим серпом.

Как это могло случиться? Все это не возникло внезапно.

В русской литературе Х1Х века продолжался начатый в ХУ111 веке процесс разрыва со святоотеческими традициями. Не только герои отходят от веры, но и писатели. Слово под пером литераторов начинает забывать, что оно было Богом. Слово начинает служить не воспитанию святости, а утверждению личности пишущего. Это проявляется в том, что по сравнению с ХУ111 веком резко усиливается и ярко проявляется авторская позиция. Художественное слово теперь воспевает страсти, насаждает критическое отношение к действительности: к вере, к царю и к ближнему. Слово все больше освобождается от функции носителя информации, которая прежде была духовного содержания, и становится все более полным выражением субъекта-автора высказывания. Во второй половине Х1Х века в сатирических и юмористических произведениях слов перешло на службу бесам.

В литературе Х1Х века демоны обнаруживают себя в качестве героев или действующих лиц произведений, и не только в одноименной поэме Лермонтова, яркие проявления того же начала - в повестях Гоголя, таинственные случаи в повестях Тургенева, и это лишь самые яркие примеры подобного. Невидимая брань становится зримой. Частью ее становится пропаганда всеобщего равенства (не равноправия!), которая становится почвой для пробуждения возмущения, протеста против существующих порядков. Под видом утверждения достоинства человеческой личности насаждается резкое противопоставление одного человека – другому: Онегин и Ленский в романе «Евгений Онегин», Петр 1 и Евгений в «Медном всаднике», герои во всех «маленьких трагедиях» Пушкина, в повестях Гоголя. Отсюда один шаг до гражданской войны в ХХ веке, усиленной той ситуацией, когда во главе страны окажется «маленький» человек, вооруженный именно этой концепцией, и в стране, не воюющей с соседями, усилится война собственных граждан - всех против всех.

В первой половине Х1Х века судьбы России осознавались поэтами во вселенском масштабе, и аккумулировались эти ощущения в поэзии. (Во второй половине Х1Х века осмысление происходящего в стране сосредоточено в основном в прозе - в романах Гончарова, Тургенева, Достоевского, Льва Толстого). Русские поэты остро ощущали грань между Добром и Злом. Так, в деяниях царя-преобразователя Пушкин увидел не только созидательную сторону, но и антигуманное начало, так как от строительства города на Неве пострадали бедные люди. В поэме Пушкина «Полтава» Петр 1 предстает как «Божия гроза», причем Бог пишется с заглавной буквы. А в поэме «Медный всадник» он, укротивший Неву, уподоблен богу – с маленькой буквы, языческому богу. Почему? Потому что в Полтавском сражении была отвоевана независимость России, Православие отстояли от натиска католицизма, то есть жертвы принесены ради общенародного блага. А в строительстве новой столицы на низком, гиблом месте проявилась только государственная необходимость, не посчитавшаяся с нуждами и страданиями людей. Потому и всадник назван не бронзовым, как положено, а медным, то есть сооруженным исключительно из бытового, «низкого» материала.

Пушкин воспел прекрасный город, заложенный Петром 1, самым активным из русских царей, первым русским императором. Восхищение Пушкина свершением Петра 1 несомненно. Он восторгается красотой молодой столицы, он восклицает:

Красуйся, град Петров, и стой
Неколебимо, как Россия!

Кроме того, он провозглашает и большее:

Да умирится же с тобой
И побежденная стихия.

 Он требует: «Пусть волны финские не будут Тревожить вечный сон Петра!» Петр 1 в этой поэме фактически изображен как покоритель стихии, то есть почти бог.
Сравним мнение царя Александра 1 при виде потопа в городе: «С Божией стихией царям не совладеть».  Петр (в поэме) овладевает стихией, так как он один неприступно возвышается над половодьем: «Стоит с простертою рукою Кумир на бронзовом коне». (Сравним: во второй части поэмы он, укротив наводнение, «сидит» на бронзовом коне). После описания повелительного жеста Петра сразу следует вторая часть поэмы – об отступлении Невы. Так Петр 1, историческая личность, приобретает то ли фантастическое, то ли мистическое освещение, вплоть до качеств языческого бога. Ожившая статуя, погнавшаяся за бедным Евгением в поэме «Медный всадник», - это, конечно же, языческий бог. В творчестве Пушкина есть еще одна ожившая статуя – Командор в трагедии «Каменный гость», увлекший Дон Гуана в ад. Расправой грозит бунтовщику и русский император на «звонко-скачущем коне».

Путь к подобному аспекту освещения героической личности проложен очень популярным образом романтического героя, который привлекает такими свойствами, как сильная воля, способность остро чувствовать и противостоять обществу. Так, Петр 1 пошел против не только дворянского быта, стремясь приобщить общество к западной культуре, но фактически и против устоев русского народа, органически восприявшего христианство в его восточной традиции. Именно с петровской эпохи русская культура все более становится городской и европейской и все более заменяет собой культ. Православие в художественной литературе начинает описываться как часть быта.

«Не так ли ты над самой бездной Россию поднял на дыбы?» Конь встает на дыбы, на задние ноги, подняв резко вверх передние в знак отказа продолжать путь - над крутым обрывом. В русском быту слово «дыба» означало орудие казни. Петр вознес Россию, казня ее. Таким же путем пойдет в ХХ веке глава СССР, который принял страну с плугом, кормившим народ, и оставил с атомной бомбой и почти без средств к существованию.

Блеск деяний царя не затмевает для Пушкина душевных мук и физических страданий тех граждан России, для которых и силами которых достигалось величие страны. Эта позиция Пушкина ясна в развитии сюжета поэмы, которая начинается гимном Петербургу, а заканчивается надгробной песнью бедному Евгению, даже не названному по фамилии, потерявшему рассудок оттого, что в волнах наводнения утонула его невеста, и напуганному угрозой царя-основателя города.

Демоническое присутствие в духовной атмосфере остро ощутил Лермонтов, описав его как отступление от веры. Грузинский князь в поэме «Демон» гибнет, так как пренебрег молитвой в часовне. Спасенный в монастыре мальчик бежит из него. Демоническая природа героя-борца выявлена Лермонтовым и прямо в поэме «Демон», и в образе Мцыри, отвергшего монастырь.

Это всё частные случаи, казалось бы – единичные, случайные, разрозненные, но вместе подобные ощущения создают ту картину надвигающейся катастрофы, которая предстала духовному зрению Гоголя в поэме «Мертвые души» в виде Руси-тройки, которая безудержно и безумно – «только дрогнула дорога» - мчится посреди народов и государств – они ««косясь, постораниваются и дают ей дорогу».

Как ни влюблен Гоголь в дорогу и в бег тройки, но не может не заметить, что «вскрикнул в испуге остановившийся пешеход!» Тройка «пылит и сверлит воздух». И не знает писатель, что значит это «наводящее ужас» движение, на которое в реальной действительности того времени в России ничто не указывало. В этом неудержимом движении Гоголь видит Божий промысел: его Русь «мчится, вся вдохновенная Богом». «Остановился пораженный Божьим чудом созерцатель: не молния ли это, сброшенная с неба?» - подобно тому, как через почти сто лет Блок увидит Христа над красноармейцами в завьюженном революционном Петрограде – символ неизбежности этого этапа в русской истории. А Белый отождествит революцию с Пасхой Христовой.

Во второй половине Х1Х века из всех поэтов только Некрасов создает произведения крупного поэтического жанра, одно из самых значительных - поэма «Мороз, Красный нос». Она - о русской крестьянке, воспетой как образ самой Руси. Дарья - «величавая славянка», «красивая и мощная», «матка», «женщина русской земли». Этот привлекательный образ заслонил собой и ее личную трагедию, и символическое прозрение поэтом судьбы самой России.

На первом плане в поэме - жизнь обычной русской крестьянской семьи, здоровой и работящей, среди родной природы. Живописно переданное тепло семейного очага и радость общего труда – всё, что было сутью русской жизни, заслонило проблему, вынесенную в название поэмы. Демонический герой в образе сказочного Мороза губит крестьянку. Сюжет прост: Дарье пришлось одной отправиться в зимний лес за дровами. Она обездолена: ее муж умер от тяжкой работы. Она не выносит тяготы свалившихся трудностей жизни и умирает. Но этот сюжет многозначен. Он совсем не замыкается в рамку бытописания. Не овдовевшая крестьянка, а сама Русь, здоровая и прекрасная, утратив веру, гибнет от злого очарования.

Перед нами проблема выживания нации. Народ, живущий в трудных климатических условиях, нуждается в крепкой духовной опоре. Малейшее отступление от веры грозит гибелью. Дарья впала в уныние от того, что не получила ожидаемой помощи от иконы, и она ропщет и даже укоряет:

Слезы мои не жемчужны,
Слезы горюшки-вдовы,
Что же вы Господу нужны,
Чем Ему дороги вы? – причитает она в ропоте и даже c прямым укором. Спелая рожь, которая ее окружает, уже кажется ей не залогом жизни, а врагом, с которым она не в силах бороться.

Это не люди лихие,
Не басурманская рать,
Это колосья ржаные
Вышли со мной воевать!

В ответ на ропот тут же является обольститель. Он представляется могучим воеводой, обладающим несметными богатствами. Это ему - утверждает он – принадлежат леса, поля и реки, все, где живет и трудится крестьянка. Дарья поддалась волшебным речам обольстителя. Мы с детства знаем эти строки хвастовства сказочного преобразователя природы в зимнее время. Поэма о народной жизни написана в фольклорном, народном стиле. Искуситель является как знакомый сказочный герой и потому не пугает. Да только общение с ним запретно. Малейшее участие в его беседах – и тут же смертельное забвение жизни. Демоном обернулся сказочный богатырь, убаюкавший Дарью: «И так-то ли любо ей было Внимать его сладким речам, Что Дарьюшка очи закрыла, Топор уронила к ногам». «В сверкающий иней одета, Стоит, холодеет она».

Смерть Дарьи потому трагична, что крестьянка – символ России, которая в случае утраты своей веры, укреплявшей народ в течение веков, подпадет под власть искусителя. Оттого так монументальна ее заледеневшая фигура в заснеженном лесу. Это поэма о мертвом сне русской души, разочаровавшейся в своей вере. Некрасов прозрел судьбу деревенской страны. Так продолжилась тема демонизма. Тема власти зла как силы. Мифические и сказочные образы понадобились, чтобы показать путь зла к душе - через очарование, то очарование, которое возбуждает низменные страсти и называется обольщением, обольщение злом как силой.

Не поэты вызвали к жизни эту силу – они только фиксируют движение жизни. Их творчество – не пропаганда, а предупреждение. Не случайно Лермонтов заканчивает Предисловие к роману «Герой нашего времени» пояснением: «Будет и того, что болезнь указана, а как ее излечить - это уж Бог знает!»

Литература первой половины Х1Х века сегодня воспринимается как высокая - за счет того, что ее авторы помнят о духовности русской культуры. Во второй половине Х1Х века писатели-реалисты пытаются вспоминать о Христе. Это последнее усилие сосредоточиться на подлинном идеале перед полной утратой его, включая язык общения. (Сравним: в повести А. Фадеева «Разгром» герои общаются на «мат» языке). В русской поэзии времен гражданского переворота в ХХ веке вдруг возникает тема Христа.

В начале ХХ века все мыслящие и чувствующие люди ощутили надвигающуюся катастрофу. Андрей Белый в 1911 г. писал Блоку: «…Мы – русские, а Русь – на гребне волны мировых событий. Русь чутко слушает, и её чутко слушают. Я, Ты, мы не покинуты в сокровенном.. . поскольку мы – русские». В России он увидел воскресшего Христа, а в революции 1917 года - Пасху. Об этом - его поэма «Христос воскрес», в первых главах которой почти буквально, можно сказать - натуралистически воспроизводятся страдания Распятия - очевидно, для того, чтобы бросить трагический свет на описанные затем современные явления той поры.

А. Блок увидел Христа «в белой дымке» во главе красногвардейцев – созвучно тому, как раньше Ф. Тютчев, поэт-философ, написал о Христе, Который «в рабском виде исходил» Россию, «благословляя». Марш военного патруля, каким двенадцать красногвардейцев становятся в конце поэмы Блока, ведомые невидимым ими Христом, - это образ Промысла и неотвратимости, неизбежности происходящего.

Только в русском языке слова «искусство» и «искушение» однокоренные. Искушением для автора является его способность создавать образы. Автор в этом смысле равнозначен творцу (с маленькой буквы). В моменты духовного кризиса, когда кажется, что бог умер, религия умерла, как не взять в свои руки дело и не приняться за создание новой религии, а себя поставить на место Творца (с большой буквы). «Кому не лестно походить на бога, Создать свой мир» (И. Эренбург). Талантливые люди не замедлили откликнуться на вызов времени.

Композитор А. Скрябин ощутил себя способным сотворить Новый мир. Средствами музыки он стремился преодолеть косность материи и преобразить всё существующее в Новую действительность – духовную. Он «создавал язык музыки, способной перевести человека и Вселенную в нематериальное состояние, а роль композитора отождествлял с Демиургом, освобожденным от власти материи», - пишет его жена (вторая). Он готовился к созданию такой Мистерии, которая соединит «мировой Дух с Материей».
В. Хлебников, поэт-скиталец, объявил себя Председателем Земного шара. Северянин провозгласил о себе: «Я, гений Игорь Северянин...повсесердно утвержден» (1912) . (Иначе говоря – он живет в каждом сердце). Б. Бальмонт провозгласил культ вседозволенности для сильной личности: «Я хочу быть первым в мире, на земле и на воде». Тонкий лирик, он вдруг заявил: «Хочу быть дерзким, хочу быть смелым». Как писал о нем В. Брюсов, «поэт нежности и кротости... пожелал стать певцом страстей и преступлений».

События Октября 1917 года русские поэты восприняли по-разному. Одни увидели в этом торжество хама и пришествие сатаны (З. Гиппиус). Другие прошли иной путь. С. Есенин - глубоко «природный», «земной» поэт, в его ранних поэмах «Пришествие», «Преображение», «Сельский часослов», «Инония», «Иорданская голубица» и в стихах 20-х годов тема революции сопряжена с образом Христа. «Новый на кобыле \ едет к миру Спас» («Инония»). Христос Есенина - зримый, осязаемый образ. Это «Новый Спас». Обетованная страна - это Инония – «райский хлевок», где, как и положено в хлеву, тепло и сытно, ангелы пасут стада, хотя потом Есенин просит евангельские образы рассматривать только как поэтические, наравне с мифологическими и фольклорными.

В. Маяковский в поэме «Облако в штанах» (1915) использует евангельский образ как символ будущей революции: «В терновом венце революций Грядет шестнадцатый год». И то, что он почти пророчески указал на дату революции, свидетельствует о его духовной чуткости, которая вскоре, однако, переродилась в откровенное богоборчество. Р. Якобсон прямо указывает, что Маяковский боролся с десятью заповедями: «У него множество аналогий с каноническими представлениями, скрытых и подчеркнутых». В поэме «Облако в штанах» (1915) поэт прямо бросает вызов:

Эй, вы!
Небо!
Снимите шляпу!
Я иду!

В предисловии к первому полному изданию этой поэмы в 1918 году читаем: «„Облако в штанах“ (первое имя „Тринадцатый апостол“ зачеркнуто цензурой. Не восстанавливаю. Свыкся) считаю катехизисом сегодняшнего искусства; „Долой вашу любовь“, „долой ваше искусство“, „долой ваш строй“, „долой вашу религию“ — четыре крика четырёх частей».

Б. Пастернак писал, что поэзия Маяковского, читая которую «нельзя отделаться от литургических параллелей», - «горделивая, демоническая и в то же время обреченная, гибнущая, почти зовущая на помощь».

После переворота 1917 года тема богоборчества стала поощряться. Оно же возникло не на пустом месте, ему предшествовало богостроительство.

Первым «богостроителем» в России был Лев Толстой. В середине Х1Х века он, тогда молодой офицер, находясь в действующей армии, записал в дневнике, что хочет основать новую религию. Много позже он вырежет из Евангелий все чудеса Христа и издаст такую скудную книгу как свое Евангелие.

Среди русской интеллигенции он оказался не одинок. Осенью 1899 г. у Мережковского и З. Гиппиус, его жены, возникло ощущение, что христианство в традиционном виде исчерпало себя и необходимо его обновить. Решено было создать «новую церковь», где рождалось бы «новое религиозное сознание». Так возникла организация Религиозно-философских собраний (1901—1903). Современница писала: «Гиппиус «пишет катехизис новой религии и вырабатывает догматы». Она проповедует воплощение идей Третьего Завета и грядущей Богочеловеческой теократии. Супруги не отрицали Церковь, они искали внутреннего союза с ней при внешнем разделении. Октябрьскую революцию они восприняли как воцарение «царства Антихриста», торжество «надмирного зла». В произведениях Гиппиус 1920-х годов преобладала эсхатологическая нота («Россия погибла безвозвратно, наступает царство Антихриста, на развалинах рухнувшей культуры бушует озверение»). Ей не удалось создать ни одного произведения крупного жанра.

И революционеры не обошли религию своим вниманием. В первом десятилетии XX века левое крыло русского марксизма развивает идею интеграции марксизма и религии, поскольку – им казалось – очень схожи мировоззрения социалистическое и христианское. Это течение получило название богостроительства. Луначарский, М. Горький и другие хотели создать бога из народного коллектива. Они создавали новую, пролетарскую религию, которая должна быть социальным регулятором.

Некоторые богостроители признавали существование Бога, однако главной для них была идея обожествления коллектива. В августе-декабре 1909 года богостроители при поддержке Горького открыли в Италии на острове Капри фракционную школу для рабочих, названную Лениным «литераторским центром богостроительства». Горький написал повесть «Мать», в которой мать рабочего-бунтовщика он уподобляет Богородице. Эта женщина вещает: если бы Бога не было, люди не умирали бы за него. Она бросает в народ листовки с речью своего сына на суде – несет в народ его слово, подобно новому Евангелию. Так очень своеобразно претворилось Православие в богоборчество.

Печальна судьба женщин в русских поэмах Х1Х века. Мария в поэме «Полтава» сошла с ума. Тамара, героиня поэмы Лермонтова «Демон», преждевременно умерла. Дарья, в поэме Некрасова «Мороз, Красный нос», насмерть замерзла «в своем заколдованном сне» в зимнем лесу. Но не они в центре повествования. В центре поэм находится герой – носитель подлинно мужского начала. Это связано с вопросом о роли личности в обществе – и в судьбе народа, страны. Герой поэм величествен, царствен. Это Петр Великий, Демон, Мороз. Но счастливы ли они? Вернее, удалось ли им достигнуть желаемого? Добился ли Петр всеобщей покорности, если ему посмел угрожать жалкий безумец? «И проклял Демон побежденный мечты безумные свои».

В ХХ веке на месте демонических фигур в поэмах появились образы реальных людей, названных вождями: Ленин, Сталин. Ленина воспел в поэме «Высокая болезнь» Б. Пастернак, позже очарованный Сталиным: «Он управлял теченьем мыслей \ И только потому страной». Тень Сталина лежит на судьбах героев поэм Ахматовой и Твардовского. Но это уже другая тень, это мрак гонений и страданий.

В ХХ веке Россия - вне религии. Народ только страждет и «казни ждет», как в день страшного наводнения на Неве при жизни Пушкина. И казни не медлят. Святой Филарет Московский в Х1Х веке прозорливо сказал о борцах за народное счастье, что в образе народа они создали идол и принесут ему страшные жертвы. Так и случилось в ХХ веке. В новой России - в СССР – всё стало совершаться во имя народа. Любые проявления нелояльности власти объявлялись преступлением против народа, любая жестокость объяснялась необходимостью борьбы с врагами народа, то есть жертвой народу. Число врагов народа не уменьшалось. Это объяснялось накалом идейной борьбы. Катастрофа мировоззрения разрушила и государство, и быт.

Божий бич прошелся по России. Пастернак от этого лишился сна на целый год. Это привело его, величайшего лирика, к созданию романа в прозе «Доктор Живаго». Это заставило, очевидно, Твардовского жить ежедневным ожиданием разоблачения как сына раскулаченного, скрывшего этот факт, и чем больше орденов и премий он получал, тем страшнее рисовалось «разоблачение». И «балагур» Твардовский пишет мемуарную поэму «По праву памяти» - о роли Сталина: «Забудь, откуда вышел родом, \ И осознай, не прекословь: \ В ущерб любви к отцу народов - \ Любая прочая любовь. … Он богом был». Это же поставило Ахматову в тюремную очередь для передач сыну и мужу, и «будуарная» Ахматова создала погребальную оду «Реквием» - пронзительный Плач по Христу.

Итак, русские поэты первых десятилетий ХХ века самые значительные произведения создали по итогам революции. Крупные формы – поэмы - дались только тем поэтам, которые, прозрев, увидели в происходящем волю Божию, независимо от того, как они к этому относились. Сознательно или – скорее всего, нет – они следовали библейскому наставлению: «От Господа стопы человеку исправляются, и пути его восхощет зело» (псалом 36, стих 23). Поэты, которые восприняли революционные события как Божий Промысел, смогли создать стихотворные произведения крупного жанра - поэмы. Вместе взятые, они отразили основные этапы развития России сквозь призму поэтического восприятия идейных и нравственных поисков русских мыслящих людей.

Другие - Мережковский, Гиппиус, Хлебников - прокляли перемены, связав их с пришествием антихриста, им не удалось создать поэмы: «Яко благословящии Его наследят землю, клянущии же Его потребятся (там же)». Так мироощущение русских поэтов первой половины ХХ века сказалось на их творчестве.