Ритм

  Сима, Мамочка, Царя, Калуга, Поп, Гуселя, Подкорыт, Гуря, Банан, Пантелей, Мотор, Сиза, Горыныч, Страшила, Лель, Лупарь, Ожег, Олеся, Боцман, Скляр, Крутя, Буторка, Хабиб, Пятак, Харитон, Чурс, Сидор, Рыба, Драпа, Киса...
 
  Это наши пацаны из 70-х.
  Те, кто гуляли от пуза, сидели на трубах, рвали ранетки, палили из трубочек, творили самопалы, катались без рук, ездили зайцем, пили яблочное, играли в чику, стреляли деньги и сигареты, ходили на танцы, курили южноуральские, торговали жвачкой, дрались, врали о подвигах, дерзили учителям, бросали школу, читали книжки, терзали гитары, перекатывали битлов, робели перед девочками, состояли на учете, прогуливали уроки. Учились в шарагах, технарях, институтах, служили в армии, отбывали по малолетке.
 
  Теперь мы проживаем разные жизни. Кто-то спился, кого-то убили, царствие им небесное. Некоторые прорвались в "хорошо". Спорт, институт, женитьба, квартира, работа.
  Чем старше, тем чаще вспоминаю. Их. Нас.Залитый теплым, бархатным светом семидесятых тополиный двор, великие битвы, походы за приключениями, гитару.

  Там было настоящее. Честность и подлость, дружба и предательство, дурость и упрямство, трусость и отвага.
  Хочешь, чтобы признали, докажи. Если их больше, спина к спине, но держись. За своих без раздумий. Сначала впрягись, потом разбирайся. Кодекс.
  Хорошим девочкам - почет и уважение.

  По детству подхихикнул над Тусей - родители тащили на музыку.
  Сразу от Подкорыта внушение прилетело:

- Хорошая девочка, правильная, не козли!

  Бабкина клумба. Пенсионерки своими руками делали. Две скамейки по бокам. Ежевечерние посиделки.
  Нина Юрьевна в берете, с собачкой на бельевой веревке и вечной папиросой во рту. Красавица двадцатых.
  Иван Гаврилович, фронтовик. Носил очки на минус тридцать и карамельки в кармане. Чтобы мелочь вроде нас угощать.

  Местные "хулиганы" клумбу за версту огибали. Против бабок ты бессилен. И мимо не проскочишь. Расспросят, допросят, отчитают. А ты кланяешься и благодаришь, благодаришь и кланяешься.

- Давай по-бырому, Грязнуха за пятак титьки показывает!
- Выйдешь?
- Пошли короче, Пантелей с Рыжим машутся!
- В пушкине анатомию любви кажут, погнали!
- Слыхал, Симу повязали!
- Гуселя валторну в ритме спиз...л, весь двор на ушах!
- Махнем фантастика на хей джуд?
- Айда в чику!
- Займи рублевич, или пошли с нами.

  Клумба, верстак, пара теннисных столов, два садика, четыре беседки, гаражи, кусты, лавочки, футбольное поле, горка, бомбоубежище, чердаки, подвалы, арки.
  Поблизости автоматы с газировкой, кинотеатр, киоски с мороженным, гастроном, несколько уютных сквериков и горсад-огород.

  ***

  Рыба объявился поздно. Классе в девятом. До этого, как прочие хорошие дети из благополучных семей, пребывал на верхних этажах. Без погружения.

  Что выпихнуло мальчика на улицу, неизвестно. Может, устал от бесконечных родительских нотаций.  Пилили нещадно.
  Мама - учитель. Папа важный снабженец из управления. Уроки, уборка, чтение, сад. Дед запрещал джинсы. Буржуазная зараза.
  Или весна. Девушки. Пьянящий аромат сирени, ласковое солнце семидесятых.
  Короче, вылез. И попал. Сразу. Навечно. Ленка. Дама с овчаркой. Из соседнего подъезда.
  Так бы и погиб от неразделенности и одиночества, робости и перенапряга гормонов, если бы...

  Проходя мимо, Корнеев, боготворивший Остапа, заинтересовался вундеркиндом, наизусть цитировавшим Двенадцать стульев.
  Рыба не подкачал - с любого места, буква в букву. Сдал экзамен, и был зачислен в свои. Попал под охранную грамоту.
  Сразу воспрял духом, даже немного вырос.
  Попытки затащить в качалку, увы, закончились ничем - абсолютно неспортивен. Диагноз поставил Хейман. Окончательный.

  Так и повелось. За Рыбу, раз сам не может, отвечали вместе. Тот платил преданностью и конфетами, цитатами и книгами, вечной готовностью присутствовать и болтовней. Местное радио.
  В теннис не играл - комментировал, не знал гитары, но истово хлопал по ляжкам.
  С девочками был очаровательно вежлив и трогательно робок. Начитан.
  Короче, малины не портил. Вписался.

  Школу закончил прекрасно. Легко сдал вступительные на инженерно-строительный.  Погрузился в студенчество. Завел интересных друзей - Дженезис, Кримсон, Махавишна,  Чик Кориа и Пако де Лусия.
  Что за эпоха - сплошное удовольствие.  Олдингтон  на ура, Джойс Кэрри - библия, Гессе - талмуд.  Вечеринки, зависы, девушки. Художники, музыканты, культуристы, математики. Острословы и донжуаны.
  Жизнь расцвела в сто  цветов и сто соцветий.
  Вот дамы, к сожалению, не очень - общаются, танцуют, кокетничают, но нет.
  Рыба не настаивал - робкий, целомудренный. Нецелованный. Бывает.

  На втором курсе колхоз. Оторвался. Длинный свитер, борода, сапоги. Общага, водочка. Понравилось. Да так, что насовсем.
  Все пропущенное, несуметое искупалось стаканами. Там жило то, чего так не доставало в реальности.
  Сила, фигура, дерзость. Раскованность, лихость, успех. И там же исчезали, растворялись запреты. Неловкости, комплексы и тормоза.
  Рыба взлетал. Высоко, свободно, легко. Все сходилось, все получалось. Кроме Ленки.  Другие были, а она - никогда.
 
  Лет пять назад столкнулись.  Сходу поведал об успехах.  Дважды женат, дважды лечился, дважды зашивался, но бросать не хочет, ибо чувство собственного достоинства перевешивает. И стал излагать подробности лечения и связанных с ним мучений.

  ***

  Сплыло, ушло, уехало, рассосалось, разбрелось, размокло. Дружба перекочевала в приятельство, потом подтаяла до знакомства, и наконец остановилась на вежливом "привет, как дела". Повзрослели.