У нас, людей, есть власть! Или нет?

Знаете, какие слова я не забуду никогда? “We, the people, have the power.” (У нас, у людей, есть власть). Это ни афоризм Маркса или Ницше, ни цитата из любимого романа и даже ни слова, произнесенные значимым и важным для меня человеком.  Эта фраза является отсылкой к первым строкам  конституции США. Во время изучения политического дискурса и погружения в мир кино-пропаганды, эти несколько слов были основой и опорой моего исследования, также как и когда-то стали опорой для первых европейских поселенцев в Новом свете. У нас. У народа. Есть. Власть! Произносила я мысленно это много раз, попеременно выделяя то одно, то другое из этих шести слов, дабы понять американский, а может и свой, дух. Власть… она есть у нас, у народа. Эти слова вдохновляют, вселяют надежду, иногда и на самом деле превращают иллюзию об американской мечте в реальность. И все же… В каждом звуке, каждого слова, и даже в каждой запятой, проскальзывает и прячется сомнение. И сегодня я хочу задать вопрос, на который осмелился ответить Даррен Аранофски в своем новом творении «Мама»: «Так действительно ли есть власть у людей, у нас?»

Давайте будем честными, в глубине души каждый человек амбициозен и тщеславен. Мы возомнили себя венцами творения, самопровозгласились «Разумными», придумали колесо, написали Мона Лизу, почти покорили космос и вот-вот создадим искусственный интеллект.  Конечно, же у нас есть любые основания утверждать, что этот мир был создан для нас. И, возможно, большее время и я так считаю. Несомненно, он был создан для нас. Для нас. (Но не нами). Он создан был!

Еще Шекспир сказал, что этот мир – театр, а люди в нем – актеры. Любящие пофилософствовать разобрали эту цитату по метафорам. Но что если Шекспир не говорил это с иронией? Что если он имел в виду то, что написал? Что если мир , в прямом смысле, — театр? Или дом, переживший пожар, а может и несколько. Дом писателя, которому скучно. Он создает находит себе очередную музу жену, в надежде, что хоть эта вдохновит его. Аранофски не давал имен ни ему, ни ей. Ни первому поклоннику его творчества со странным шрамом, причиной которого стала его (опять-таки) безымянная жена. Ни другим «актерам», гостившим в доме писателя. Это ни к чему. Ведь каждый знает и его, и ее, и нас, людей, у которых, как мы полагаем, есть власть. Но кому передал жезл власти сам Аранофски?

Через все полотно проходит следующий лейтмотив:  «Вдохновение имеет власть над творцом, или творец имеет власть над вдохновением?» Но правильно ли разделять эти два понятия? И не едины ли они? Анри Матисс как-то сказал, что творец должен обладать природой, но позже добавил, «и становится с ней единым целым». Мне, как и, кажется, Аранофскому, наиболее близка именно эта позиция. И именно в этом, скорее всего, кроется причина неудачи владельца «дома Аранофского» и  его гостей в делах с ней, с вдохновением, с природой, и с нашим домом по имени Земля…

Я не буду говорить о том, чего знать не могу, тем более, что мое видение о «владельце и строительстве дома» немного отличается от  классического. Поэтому я напишу о нас, власть имеющих… Изо дня в день  на улице, в кафе, в кино и даже в соц. сетях , я сталкиваюсь с ужасающими и шокирующими новостями. Пожары, наводнения, теракты, войны, убийства животных. Этими вещами пропитан каждый уголок нашего мира, и они стали встречаться так часто, что издевательства над  животными больше не шокируют, а теракты больше не вызывают ужаса. На фоне всего происходящего ползет истощенный полярный медведь, рядом с которым тает очередной айсберг. «Глобальное потепление — не шутки», — кричит на трибуне  ООН Ди Каприо, снимает видео о неграмотных сирийских детях ЮНИСЕФ, пишет «умную» статью в 3 часа ночи Соня. И пока Ким Чен Ын угрожает всему миру своей ядерной бомбой, а владелец «дома Аранофского» с улыбкой встречает еще один миллиард гостей, пытаясь оставаться гостеприимным в лучших кавказских традициях, его жена, его муза, наша матушка-природа, глубоко вдохнув медленно спускается в подвал. Она знает, что у нее есть оружие, которое не снилось ни одному северному корейцу.  Оружие, после которого не выживут даже тараканы. Оружие, которое не в силах отнять даже ее муж. И все же Аранофски, в надежде, что его камера сможет пережить этот Армагеддон, крадется за ней, надеясь заснять то, как Земля решает покончить с собой, дабы уничтожить наивных существ, которые верят, что у них есть власть. Звучит финальный аккорд. Нет Земли. Нет людей. Жив лишь писатель в руках с хрустальным сердцем, которое уже «разбили» и которое еще разобьют.

Так у кого есть власть? У «писателя», который найдет себе столько муз, сколько захочет? У «актеров», которые своей мнимой вседозволенностью уничтожили театр? Или у «театра», без которого негде выступать «актерам» и неоткуда черпать вдохновение «писателю»? И пусть Майкл Кейн сколько угодно повторяет Дилановское «Не уходи смиренно в сумрак вечной тьмы», не спрятаться нам на других планетах, пока не научимся уважать. Свой мир, людей, животных, себя. Научится, что права не имеем. Объединиться друг с другом и с нашим  «театром». Как и учил Матисс. А когда научимся, может и не придется нам искать их: новые миры. Ведь не научившись, «нас все равно уйдут» с любой планеты. Планета «нас уйдет». Смиренно.

Ведь нет у нас ее. У нас, у людей, нет власти!