Лермонтов. Осторожно свобода. Цвет и звук. Два про

                Лермонтов. 1814 - 1841
По рождению Лермонтов, как и Пушкин, москвич,  но детство провел в имении бабушки, рано лишившись матери, а также и отца, изгнанного по велению тещи. Лермонтов учился в Московском университете, затем - в Школе гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров в Петербурге, служил корнетом в гвардейском гусарском полку.  Дважды был сослан на Кавказ, во время второй ссылки погиб на дуэли. Он не был женат, не имел детей. Его прах бабка Арсеньева перевезла в свое имение и построила над его могилой храм во имя Архангела Михаила, небесного покровителя ее внука.

Он мало написал. Но всё, что им написано, - гениально. Мы с восторгом читаем его поэму «Мцыри» и с трепетом – поэму «Демон». Лермонтов любим народом, как и Пушкин. Часто можно услышать: люблю Пушкина и Лермонтова. Но эти поэты совсем не похожи. Более того – они контрастны. Иногда Пушкина называют солнцем поэзии, а Лермонтова – певцом тьмы.

Лермонтов в своем творчестве трагичен, он создал величественные и мрачные образы. Но они воспел и радость жизни и молитвы: «Есть речи – значенье темно или ничтожно», «Я, Матерь Божия, ныне с молитвою», «Когда волнуется желтеющая нива» и другие. Его стихи легко запоминаются и часто приходят на память в трудные минуты жизни. Многие из них стали песнями.

«Мцыри»

Эта поэма – героическая песнь свободе. 
«Мцыри» – в переводе с грузинского: послушник в монастыре, чужеземец, одинокий. В основе сюжета лежит традиционно романтическая ситуация — бегство из неволи, получающая здесь свое развитие и разрешение. Большое влияние на создание поэмы оказал и грузинский фольклор. Центральный эпизод — битва с барсом — основан на мотивах грузинской народной поэзии (известны 14 вариантов древней грузинской песни «Юноша и тигр»), в частности хевсурской песни, тема которой нашла отражение в поэме Ш. Руставели «Витязь в тигровой шкуре». По мысли Н. П. Огарева, Мцыри для Лермонтова -  «его самый ясный или единственный идеал» (Избранные произведения, т. 2, М., 1956, с. 485).

В.Г. Белинский писал, что Мцыри — «любимый идеал нашего поэта, это отражение в поэзии тени его собственной личности. Во всем, что ни говорит Мцыри, веет его собственным духом, поражает его собственною мощью» (IV, 537). 
Стих Лермонтова в этой поэме, по словам Белинского, «...звучит и отрывисто падает, как удар меча, поражающего свою жертву. Упругость, энергия и звучное, однообразное падение его удивительно гармонирует с сосредоточенным чувством, несокрушимою силою могучей натуры и трагическим положением героя поэмы» (IV, 543).

«Демон»

События поэмы развиваются на Кавказе, на фоне быта средневековой Грузии. С её красочной природой Лермонтов познакомился с детства. Поэтический мир, легенды Грузии, в частности, старинная грузинская легенда о любви горного духа к смертной девушке, навеяли сюжет поэмы.

В основе ее находится библейское сказание о падшем ангеле, восставшем против Бога. Этот образ, олицетворяющий «дух отрицания», встречаем у многих европейских поэтов: Сатана в «Потерянном рае» Мильтона, Люцифер в «Каине» Байрона, Мефистофель в «Фаусте» Гете, падший дух в поэме «Элоа» Виньи. Есть эта тема и у Пушкина  - в стихотворениях «Демон» и «Ангел». Однако у Лермонтова своя трактовка этого вечного образа. Его  Демон противоречив и трагичен. В его душевных поисках отразились настроения мыслящих русских людей 30-х годов Х1Х века, их неудовлетворение окружающей действительностью, с её рабством и деспотизмом. Они пытались протестовать, но не ощущали реальной возможности изменить что-либо и чувствовали себя бесконечно одинокими, но стоящими выше людской массы, толпы.

Противоречивость этой позиции запечатлелась в поэме: герой страдает от одиночества, он внезапно ощутил притягательность высокого идеала красоты и душевной чистоты, но в то же время он презирает людей за их слабость. Одну минуту своих «непризнанных мучений» он ставит выше «тягостных лишений, трудов и бед толпы людской».

Смысл этого образа в том, что он стал символом ломки старого мира, воплощением духа критики и революционного отрицания. А это самая яркая черта романтического героя, мятущегося, страдающего от несовершенства мира. Романтический герой всегда в конфликте с обществом. Он – изгнанник, странник. Одинокий, разочарованный, он бросает вызов несправедливому, с его точки зрения, обществу и становится  бунтарем.

«Дух критики, – писал А.И. Герцен, – вызван не из ада, не с планет, а из собственной груди человека, и ему некуда исчезнуть. Куда бы человек ни отвернулся от этого духа, первое, что попадается на глаза, – это он сам со своими вопросами». Этот образ оставил свой след в русском искусстве: в опере А. Рубинштейна «Демон» и картинах М. Врубеля на ту же тему: «Демон летящий», «Демон поверженный».

                Лермонтов.  Осторожно: свобода!

Свобода была главной ценностью человеческого бытия в представлении молодого русского дворянства первой трети Х1Х века. "Свобода! Он одной тебя Еще искал в подлунном мире!" - писал Пушкин о своем герое в поэме «Кавказский пленник», выражая основную тенденцию духовного поиска своих современников.

   Борьба под лозунгом свободы привела к катастрофическим событиям в России в ХХ веке, поэтому стоит внимательнее приглядеться к этой проблеме.

   Общепринятым является утверждение, что Лермонтов - певец свободы. При этом свобода в его творчестве рассматривается как мотив. Так это сделано и в "Лермонтовской энциклопедии": свобода описана как один из мотивов. В то же время в этой энциклопедии используются два слова: "свобода" и "воля". Автор статьи на эту тему употребляет слова "свобода" и "воля" не как синонимы. Он указывает, что воля связана с фольклорным пониманием и что воля, по Лермонтову, - "нечто исконно природное, составляющее безмерную, абсолютную ценность бытия и личности". Воля - "высшее начало, несравнимое даже со счастьем". Воля выше, ценнее свободы.

От воли один шаг до вольнодумства, которое, наряду со свободомыслием, трактуется Философским словарем как "отрицание религиозной догматики и церковной обрядности с рационалистических позиций, отстаивание свободы разума и науки от религии". О такой позиции вольнодумства у Лермонтова не заявлено.

Свобода у Лермонтова - это не только слова "воля" и "свобода", не только темы и мотивы. Главное в его творчестве – не формулы, не рассуждения, а живая жизнь героя. Его герои живут в состоянии свободы, от которой они переходят к воле. Лермонтов вскрыл суть свободолюбивой, вольнолюбивой личности.

   Главные герои Лермонтова - самые свободные в русской литературе. Совершенно свободен сирота Мцыри, герой одноименной поэмы. Свободен от каких бы то ни было обязательств и богатый офицер Печорин, главный герой романа "Герой нашего времени". Абсолютно свободен герой поэмы "Демон". И как же они чувствуют себя в состоянии свободы, чем занимаются и чем это все заканчивается?

   Мцыри, не монах, послушник, воспитанный в монастыре, ничего не говорит о христианстве или о монастыре, он просто сбежал из монастыря ради воли. Да, он  оказался перед лицом страшных обстоятельств. Он прошел через мучения голода и жажды, через схватку с диким зверем, через угрозы опасной горной природы. Жизнь на воле оказалась полной невыносимых лишений, которые отняли и силы и жизнь. Но он не ропщет на испытания. Он доволен, что доказал самому себе свою натуру борца: что был бы он «в краю отцов не из последних удальцов».

   Демон полон тоски. Ему-то чего недостает в атмосфере абсолютной свободы? Однако понадобилась Тамара. Он полюбил ее, заставил полюбить себя, и она умерла, усилив его тоску, тоску одиночества.

   Печорин - армейский офицер, вооружен и чрезвычайно активен. Не преследуя никаких явных целей, он не может миновать ни одной ситуации, свидетелем которой он оказывается. В Тамани его внимание привлекли действия слепого мальчика и юркой девушки. Он выследил их и разорил гнездо «честных  контрабандистов».

   Если события не предвидится, он его организует. Он спланировал похищение Бэлы, уговорив ее брата выкрасть ее и привезти Печорину в крепость, куда Казбич пригоняет баранов. Там Азамат украл Карагез, лошадь Казбича, чрезвычайно им ценимую. В результате Казбич зарезал отца Бэлы и Азамата, Азамат исчез вместе с лошадью. Казбич выкрал Бэлу и зарезал ее. Так был опустошен дом, куда однажды пригласили в гости Печорина.

   Он взревновал молоденькую княжну к раненому Грушницкому и, в сущности, спровоцировал дуэль, на которой убил молодого офицера Грушницкого, а Мэри душевно ранил.

   После него остается выжженная земля.
   Его тактика такова: обаятельный и обходительный, он привлекает к себе и уничтожает. В него влюбляются все женщины: Вера, Бэла, Мери и Настя, дочка урядника в повести «Фаталист». И гибнут, кроме Насти, которою он пренебрег. Ему завидуют мужчины и пытаются соперничать, бороться – и тоже терпят поражение все: от разбойника Казбича до офицера Грушницкого.

   Сама судьба не устояла перед ним. В повести «Фаталист» среди офицеров шел спор о предопределении, то есть о роли судьбы в жизни человека. Тогда Печорин решил сразиться с самой судьбой. Объективно он совершает подвиг. Безоружный, он под дымовой завесой врывается через окно в избу, где заперся пьяный солдат, только что зарубивший офицера. Печорину удалось схватить преступника и сдать его ворвавшимся через дверь солдатам. Все его поздравляли. «И было с чем» – внутренне говорит он, соотнося свою победу не с казаком, а с самой судьбой.

   Общеизвестно, что в романе нарушена хронологическая последовательность расположения повестей. Это имеет очень важное значение. От повести к повести возрастает сила противника Печорина: от горца Казбича и девушки-контрабандистки - к офицеру Грушницкому и к самой судьбе.   

   Можно сказать, он организует жизнь вокруг себя. Можно сказать, что он играет со смертью, находясь фактически на грани самоубийства. Но зачем? Что он сам об этом думает? Он рассуждает об этом так: «И зачем было судьбе кинуть меня в мирный круг честных контрабандистов?» Как видим, себе он отводит пассивную роль. Он снимает с себя ответственность и укоряет судьбу в ее непонятных ему намерениях.  «…Сколько раз уже я играл роль топора в руках судьбы! Как орудие казни, я упадал на голову обреченных жертв, часто без злобы, всегда без сожаления…» Он видит себя только орудием судьбы –  ее инструментом.

А каково его собственное представление о жизни? «Я люблю врагов, хотя не по-христиански. Они меня забавляют, волнуют мне кровь. Быть всегда на страже, ловить каждый взгляд, значение каждого слова, угадывать намерения, разрушать заговоры, притворяться обманутым, и вдруг одним толчком опрокинуть всё огромное и многотрудное здание из хитростей и замыслов, - вот что я называю жизнью». И это пассивное отношение?

   В памяти читателя он остается абсолютным победителем, поскольку завершается роман повестью "Фаталист", а о смерти героя мы узнаем в середине книги – в предисловии к журналу Печорина и не становимся  свидетелями смерти, а только получаем краткую информацию о его кончине из третьих рук. А он не устает подчеркивать свою исключительно страдательную роль. Он удивляется: «Неужели мое единственное назначение на земле – разрушать чужие надежды?» Такая постановка вопроса свидетельствует об ощущении им враждебности своего поведения. «С тех пор, как я живу и действую, судьба как-то всегда приводила меня к развязке чужих драм, как будто без меня никто не мог бы ни умереть, ни прийти в отчаяние! Я был необходимое лицо пятого акта, невольно я разыгрывал роль палача или предателя».

   Он обвиняет судьбу и допрашивает её: «Какую цель имела на это судьба?» И все же он не может этим ограничиться, способность к глубокому самоанализу не позволяет Печорину отгородиться от размышлений о причинах его беспощадного, можно сказать, потребительского обращения с людьми. Он ищет причины своего душевного состояния и находит их. Во-первых, он обвиняет свет, то есть дворянское общество, в своем душевном состоянии: «Во мне душа испорчена светом... я глубоко чувствовал добро и зло… я был готов любить весь мир..." Но его не полюбили, и он всех возненавидел. Затем он дает индивидуальное психологическое объяснение: у него "воображение беспокойное, сердце ненасытное", "мне всё мало, к печали я так же легко привыкаю, как к наслаждению, и жизнь моя становится пустее день от дня…» Практичный Максим Максимыч говорит об этом просто: «Таков уж был человек: что задумает, подавай, видно, в детстве был маменькой избалован…»

   Кроме того, Печорин говорит о дурной наследственности - о присущем ему от рождения духе противоречия: «У меня врожденная страсть противоречить, целая моя жизнь была только цепь грустных и неудачных противоречий сердцу или рассудку. Присутствие энтузиаста обдает меня крещенским холодом, и, я думаю, частые сношения с вялым флегматиком сделали бы из меня страстного мечтателя». Это неправда.

Вспомним, как рассказчик замечает, что глаза Печорина не смеялись, когда он смеялся, и так это поясняет: «Это признак – или злого нрава, или глубокой постоянной грусти». Однако отмеченный им «фосфорический блеск» глаз Печорина, «подобный блеску гладкой стали, ослепительный, но холодный», свидетельствует скорее о злобе, чем о грусти. Принимая во внимание холодность его взгляда, придется сделать вывод о том, что его всегда окружали теплые, мягкие люди.

В романе это как будто подтверждается. Мягкими, добрыми являются Максим Максимыч, быстро простивший Печорину похищение Бэлы, Вера, которая никогда, несмотря на свои два замужества, не могла воспротивиться его влиянию, постоянный собеседник Печорина доктор Вернер, человек «души испытанной и высокой», плакавший над умирающим солдатом, да и в Грушницком в его двадцать лет Печорин не отрицал «много добрых свойств».

   В таком случае люди жесткие и волевые должны были пробуждать в Печорине противоположные качества. Однако в среде контрабандистов в повести «Тамань» Печорин ведет себя в соответствии с их нравами и на попытку утопить его отвечает тем же. В главе «Фаталист» Вулич, заявивший о фатализме, заразил этим Печорина, а не отвратил. Гордая княжна Мери не смягчила Печорина, а настроила его воинственно и весело. «Весело!..» – восклицает Печорин и объясняет: «... я уже прошел тот период жизни душевной, когда ищут только счастия, когда сердце чувствует необходимость любить сильно и страстно кого-нибудь, - теперь я только хочу быть любимым». Значит, дело не в окружении, а в возрасте?

   И еще о возрасте. Он вспоминает, что в первой молодости был мечтателем: «любил ласкать попеременно то мрачные, то радужные образы, которые рисовало мне беспокойное и жадное воображение. Но что от этого мне осталось? Одна усталость,  как после ночной битвы  с привидением…  В этой напрасной борьбе я истощил и жар души и постоянство воли, необходимое для действительной жизни, я вступил в эту жизнь, пережив её уже мысленно, и мне стало скучно и гадко, как тому, кто читает дурное подражание ему известной книге».

   Есть и еще объяснение. Вот он перекупил ковер, который хотела купить княжна Мэри, вызвал ее неудовольствие, назвал это войной и объявил: «Милая княжна, берегитесь! Если вы мне объявите войну, то я буду беспощаден». Он сдержал слово и сделал всё, чтобы юная Мери влюбилась в него, а потом объявил ей, что не любит её. И объясняет: «А ведь есть необъятное наслаждение в обладании молодой, едва распустившейся души! Она как цветок, которого лучший аромат испаряется навстречу первому лучу солнца, его надо сорвать в эту минуту и, подышав им досыта, бросить на дороге: авось кто-нибудь поднимет!» Обладать душой – это из нечеловеческой лексики. Далее уточнение: «Я смотрю на страдания и радости других только в отношении к себе, как на пищу, поддерживающую мои душевные силы». Признание более чем откровенное и тоже из сверхчеловеческой природы. Но есть и ещё: «Есть минуты, когда я понимаю Вампира».

   Высшее признание: «А что такое счастие? Насыщенная гордость». Признание того же порядка. Не случайно княжна Мери сказала Печорину, что он хуже убийцы.

   Отдает ли себе отчет Печорин в своих переживаниях? Не только отдает, но именно в самоанализе он видит высший смысл существования любого человека. «Душа, страдая и наслаждаясь, дает во всем себе строгий отчет…она проникается своей собственной жизнью… Только в этом высшем состоянии самопознания человек может оценить правосудие Божие». Очень верно, если следствием самоанализа является раскаяние и исповедь. Но это очень далеко от Печорина.

Печорин как будто бы строго судит себя. Он задает себе вопрос: «Зачем я жил? Для какой цели я родился?.. А, верно, она существовала, и, верно, было мне назначение высокое, потому что я чувствую в душе моей силы необъятные… Но я не угадал этого назначения, я увлекся приманками страстей пустых и неблагодарных...» Он признается, что живет «из любопытства: ожидаешь чего-то нового». И сам считает это смешным и досадным. И не раскаивается ни в чем.

   Не ярко выраженной, но последовательно проведенной является антисемейная позиция Печорина. Размышляя о своем отвращении к женитьбе, он заявляет: «свободы моей не продам». Очень странен глагол: продать. В браке человек отдает себя целиком другому человеку. О продаже никогда не идет речь, кроме рабства в гаремах, которых на Руси никогда не было. Для Печорина семья предстает именно формой порабощения, способом лишения свободы. Свое нежелание жениться он объясняет врожденным страхом умереть от злой жены, как было предсказано его матери.

   Впрочем, есть еще одна версия: «Я, как матрос, рожденный и выросший на палубе разбойничьего брига, его душа сжилась с бурями и битвами, и выброшенный на берег, он скучает и томится, как ни мани его тенистая роща, как ни свети ему мирное солнце, он ходит себе целый день по прибрежному песку, прислушивается к однообразному ропоту набегающих волн и всматривается в туманную даль: не мелькнет ли там…желанный парус, ровным бегом приближающийся к пустынной пристани…»

   Какое из его объяснений истинное? Все вместе или ни одно? Ведь в итоге – несколько версий сути характера и причин его становления: от наследственности и возраста до влияния общества и предсказания цыганки. Эта неопределенность в объяснении делает установление истины невозможным. Кажется, будто бы герой заявлен как непознаваемый, а под непознаваемостью подразумевается неисчерпаемость личности. На самом деле это герой стремится изобразить себя непознаваемым и потому предлагает разнообразные версии. Но дело не в непознаваемости героя, а в его нежелании быть познанным. (Злая сила всегда стремится быть неопознанным объектом. В этом ее сохранность). Это точка зрения именно героя, а не автора, который показал, к чему ведет вмешательство Печорина в жизнь, - об этом все сюжеты.

   Душа Печорина неспокойна. Это беспокойство толкает на действия. Поэтому он, где бы ни был, является инициатором развития ситуации. Он не имеет опоры в духовной жизни, так как не способен к самоотдаче. Стабильность душе обеспечивает только готовность к самопожертвованию. Печорин же стремится к противоположному - к потреблению. Он хочет обладать чем угодно: женской красотой, расцветом юности, славой, популярностью – в целях самоутверждения. Такая личность неспособна ни к какому созиданию, а стало быть, – и к созданию семьи. В основу своего пьедестала герой положил не только отдельные личности, но и «ячейку общества», или «малую церковь», как называют семью.

   Что же толкает Мцыри к барсу, Печорина - к людям, Демона - к Тамаре? Жажда общения. Но не ради гармоничного союза, а ради самоутверждения. Живой душе не свойственно замыкаться в себе. Она создана для жизни с другими людьми. Но свободолюбивая личность ищет общения с извращенной целью – доказать све превосходство. Мцыри не пошел к девушке, которая могла не оказать сопротивления и спокойно принять его в свой дом. Печорин не захотел жениться на Мери, хотя видел ее любовь к нему и чувствовал, что сам влюблен. Им всем нужна война. "А он, мятежный, просит бури". Не для победы, а ради процесса подавления сопротивления. Если опасности нет - он ее создаст.

   Проблема свободы оказалась неотделимой от проблемы одиночества. Только одинокий свободен. У семейного или члена коллектива есть обязательства перед людьми: родителями, детьми, друзьями, сотрудниками. Что такое союз? Со-узы - совместные узы. Узы - это несвобода.

   Свободный человек одинок. Это состояние оказалось тяжким бременем. Свободолюбивая личность ищет общения - но не для мирного сочетания, а для борьбы. Вот открытие Лермонтова. Вот его диагноз, который не был познан: осторожно: свободолюбивый человек!

                ЦВЕТ И ЗВУК В ТВОРЧЕСТВЕ М.Ю. ЛЕРМОНТОВА

В лирике Лермонтова за конкретным цветом не закреплено определенное значение. Нет и единого принципа употребления цвета. Единственным общим признаком для всех случаев употребления цвета является его способность быть проявлением естественной, непосредственной ощущаемой жизни. Пейзажи Лермонтова, как правило, не являются зарисовками с натуры. Это аналитически отобранные картины природы, в которых цвет служит средством передачи чувственного восприятия.

И. Анненский так описал отношение Лермонтова к природе и цвету: «Лермонтовская природа прежде всего красива, всё в ней красиво». «Как певец гор, Лермонтов любил краски. Особенно он любил белую и голубую. У него встречаются разные оттенки белого: жемчужный и перловый, серебряный, снеговой, лилейный, я не встретил, впрочем, ни молочного, ни мелового, может быть оттого, что поэт любит отмечать краски воздушные, солнечные». «Главная прелесть лермонтовских красок – в их сочетаниях».

Из 94 стихотворений, среди которых 67 написано в 1837 – 1841 годах и 26 наиболее популярных ранних, цвет встречается в 46 и не встречается в 46 случаях. В одном стихотворении – «Еврейская мелодия» – игра света и тени. В одном – «Звезда» – только свет. Голубой цвет встречается в 23 стихотворениях.

Интересно «распределение» света и мрака. В 12 стихотворениях встречаются оба начала. В 10 – только свет, в 4 - только мрак.

В поэме «Мцыри» 28 случаев употребления цвета и 35 случаев игры света и тени. Из цветов чаще всего (9 случаев) встречается белый (серебристый, седой), золотой (6 случаев) и голубой (4 случая). В основном цвет в поэме характеризует материальные явления.

В поэме «Демон» 47 случаев употребления цвета и 49 случаев светотени, в том числе 14 случаев темного пейзажа, 12 – солнечного, 8 – лунного или звездного, 5 – Божественного, 4 – отраженного, 4 – искусственного, 2 – демонического. Из цветов чаще встречается белый (12 случаев), золотой (9 случаев), голубой (6 случаев), черный (5 случаев). Цвет здесь использован как средство точной характеристики материальных явлений: синее пространство, белогривый конь, зеленые ящерицы. Черный и белый цвета даны как две краски без философского осмысления.

Иную функцию выполняет цвет в прозе Лермонтова. В романе «Герой нашего времени» отразилось цветовое богатство реального мира, воспета неповторимая красота горных, морских и степных пейзажей. При этом нет одухотворения природы, как то свойственно романтикам. Лермонтов передал посредством цвета психологическое состояние героев и описал их одежду, то есть выступил в роли живописца-пейзажиста и портретиста. Цветом, а также игрой света-тени в романе характеризуются все героя, а не только Печорин, что показывает равенство их с точки зрения автора независимо от типа личности. Это иное отношение автора к героям, чем в системе образов, где явное предпочтение отдано Печорину.

Но цвет играет здесь и иную роль. Каждая глава (повесть) имеет свою цветовую гамму. Живописное решение связано с тем или иным повествователем. Оба Предисловия лишены цвета. В речи Максима Максимыча, как и Печорина, нет оригинального употребления цвета. Безымянный повествователь склонен к эмоциональному восприятию цвета. Повесть «Бела» открывается живописной картиной Койшаурской долины Кавказа, неповторимой по многоцветью: «Славное место эта долина! Со всех сторон горы неприступные, красноватые скалы, обвешанные зеленым плющом и увенчанные купами чинар, желтые обрывы, испещренные промоинами, а там высоко-высоко золотая бахрома снегов, а внизу Арагва, обнявшись с другой безымянной речкой, шумно вырывающейся из черного, полного мглою ущелья, тянется серебряною нитью и сверкает, как змея своей чешуею».

Далее преобладает черно-белая гамма: 19 случаев черного, включая кличку коня: Карагёз – черные глаза (кара – значит: черный), и 7 случаев темного, включая темно-лиловый, смуглый, темно-синий. 12 случаев употребления прилагательного «бледный» и глагола «побледнеть». Черный цвет здесь принадлежит всему жизненно-устойчивому, активному и выразительному: это глаза и локоны Бэлы, тучи, ущелье, камни, сакли. Черный цвет предстает как бы сгущением среды, где происходит действие. Среда – темная: небо, горы. Действие часто происходит ночью.

Белый цвет обозначает нежизненное начало: снега, снеговые вершины, снежная буря. В этом цвете дана Бэла в седле Казбича и акация на ее могиле. Начинается и заканчивается повествование красным цветом. Красноватые скалы (в начале повествования) соответствуют восторженному впечатлению от красоты пейзажа. Позже – кровавая полоса над солнцем вызывает чувство опасения перед непогодой. Красный бешмет Казбича играет роль одежды убийцы: у Бэлы «кровь лилась из раны ручьями». Действие происходит вечером, ночью, на рассвете и днем в темноте бури, поэтому определение общей атмосферы: темно. Лунного света нет, но есть отраженный солнечный свет – заката и восхода – в реке. Арагва дважды названа серебряной и не столько в качестве цвета, сколько для передачи блеска – отраженного света.

История с Бэлой происходит при другом освещении: ночью Максим Максимыч подслушал разговор о ней между Казбичем и Азаматом, ночью она была похищена для Печорина. Днем она была похищена Казбичем, днем и умерла. Действие происходит летом, но описание пейзажа графическое – без цвета. Именно в истории с Бэлой сконцентрировано противостояние черного и белого. Черные, как угли, глаза, локоны и бешмет Бэлы и – «побледнела», «смертельная бледность», «сошел загар», бледненькая», «что-то белое», белая акация – всё о ней.

В повествовании, где действуют Максим Максимыч и безымянный повествователь, черное и белое встречаются только в природе вокруг них. В рассказе о Бэле – только применительно к ней, да еще дважды бледнеет Азамат – в связи с поддразниванием Печорина и похищением сестры – и один раз побледнел Печорин в связи со смертью Бэлы. Словно полярные начала природы сосредоточились в Бэле и задели близких к ней людей. «Природность» Бэлы как бы доказывается и таким совпадением: «румянец разыгрался на щеках – уж какая, бывало, веселая…» - сказано о Бэле до того, как Печорин охладеет к ней. Сравним описание Койшаурской долины: «снега горели румяным блеском так весело, так ярко».

В повести «Максим Максимович» преобладает черно-белое изображение, и относится оно к Печорину. Описывается внешность героя: черные усы и брови и белые волосы, зубы, бледные пальцы и лоб. Черный цвет прозвучал и в сравнении: грива и хвост лошади. Сравнение здесь не имеет снижающего характера, как в том случае, когда Печорин в повести «Княжна Мери» спрашивает о зубах девушки и вызывает ответ Грушницкого: «Ты говоришь о хорошенькой женщине, как об английской лошади»

В повести «Тамань» речь идет от лица Печорина. Резкое отличие от предыдущего повествования в том, что цвет, в сущности, пропадает. Он только мелькнул в середине провести, да и то скудно, как два горизонтальных мазка: голубое небо и лиловая полоса дальнего берега Крыма и один вертикальный: белая маячная башня вдали. Вместо живописного описания – игра света и тени. Свет выступает в своем основном и в отраженном виде. Действие происходит при свете луны или при искусственном освещении: при свете спички, свечи, фонаря. Возникают даже такие источники света, как далекие звезды и сверкающая пена валунов. Звезды дают слабый, но верный свет: «как два спасительные маяка». Валуны, сверкающие отраженным лунным, то есть дважды отраженным, светом, гибельны. В этом призрачном свете четко, осязаемо дан белый цвет: стены дома, бельма мальчика, фигура девушки, ее лицо, парус лодки. Черное выступает в виде спасительных предметов: корабли (для Печорина), лодка (для контрабандиста). Но эти жизненно важные вещи предстают как нечто угадываемое, почти как намек: снасти корабля – как паутина, лодка – точка в дали. Темное связано с окружающей жизненной стихией: небо, море, всё вокруг. Описание цвета по точности – хроникально-документальное, без эмоциональной окраски, но в целом создается ситуация не только обобщенная, но почти символическая.

Сущность бытия предстает как борьба жизни и смерти под покровом тьмы, сопровождаемая непосредственной близостью угрожающей опасности и очень далеким присутствием надежды на спасение.

В «Бэле» черно-белое – сначала природного происхождения (ущелье – снег), затем средство передачи эмоциональной жизни (глаза – лицо). В «Тамани» эти два цвета перестают быть атрибутами личности, они возвращаются во внешний мир, но не в природу, а к вещам: стена, лодка, корабль, башня, парус, платье. Смысл этого становится ясен только после прочтения «Княжны Мери». В этой повести вновь, как в начале «Бэлы», вспыхивает свет и оживают краски. Но иной свет и иные краски.

Цветом охарактеризованы почти все предметы и явления природы. Цвет дан в чистом виде и в оттенках, в смешанных тонах: жемчужно-серое платье. Употреблены все цвета, но преобладают те, что определяют предметы бытового обихода, а не природу. Нет символического цвета – ни в отдельном употреблении цвета, ни в общем значении цветовой гаммы. Нет закрепленного значения за каким-то одним цветом. Например, розовые: эндимион (красавец), перья у дамы, помада, личико Мери, голубые: галстук, жилет, небо, амазонка, утро, желтое: перчатки, лицо Печорина, красные: кровля дома, оттенок ботинок Мери, пятна на лице Лиговской, пунцовый платок Мери, окровавленный труп Грушницкого, румянец Мери и так далее. Черные: волосы Грушницкого, глаза, родинка и шаль Веры, сюртук, галстук и жилет Вернера, гребни утесов и так далее.

Многоцветье создает впечатление яркости, но она не природного, а искусственного происхождения: вещи преобладают. За каждым цветом не закреплена сфера употребления. Один цвет не является более значимым, чем другой. Золотые верхи утесов на фоне голубого неба и черные гребни утесов на фоне серебряной бахромы снеговых гор соседствуют с огромной золотой цепью Раевича по голубому жилету и серебряным кольцом с чернью Грушницкого. Действие происходит в разное время суток. Нет предпочтения перед естественным или искусственным освещением. Оно дано вне отношения к нему героя. Зато солнце описано с точки зрения Печорина. Оно «яркое», «бросает пламенный взгляд». По восприятию солнца можно судить об отношении героя к природе и к действительности. Вот сцена поездки Печорина в степи верхом: «Весело жить в такой земле! Солнце ярко, небо сине – чего бы, кажется, больше? зачем тут страсти, желания, сожаления?» После дуэли солнце - «желтое пятно», «казалось тускло». Около 16 строк отведено описанию природы и 18 строк – костюму Печорина.

Пейзаж в главе «Княжна Мери»: «Вчера я приехал в Пятигорск…ветки цветущих черешен смотрят в окно, и ветер иногда усыпает мой письменный стол их белыми лепестками». «.. амфитеатром громоздятся горы всё синее и туманнее, а на краю горизонта тянется серебряная цепь снеговых вершин, начинаясь Казбеком и оканчиваясь двуглавым Эльборусом…Весело жить в такой земле! .. солнце ярко, небо сине…» «…Я люблю скакать на горячей лошади по высокой траве против пустынного ветра, с жадностью глотаю я благовонный воздух и устремляю взоры в синюю даль…Нет женского взора, которого бы я не забыл при виде кудрявых гор, озаренных южным солнцем, при виде голубого неба или внимая шуму потока, падающего с утеса на утес».

В «Фаталисте» природы почти нет. Она словно исчезла вместе с солнечным светом. Действие происходит ночью: «темно». Зеленое – карточный стол. Зубчатые вершины гор сменились зубчатыми горизонтами домов. Цвета природы перешли к людям. Черное – национальный признак Вулича. Его лицо и губы бледные. Даже восток не белый, а бледный, словно окрашенный тенью смерти. Свет – от звезд, сияющих, горящих с блеском, от луны и от бледнеющего востока. В движении света передано естественное движение ночи к утру. Над романтизированным восприятием света звезд герой даже иронизирует, сравнивая их с зажженными лампадками.

ЗВУК

В лирике Лермонтова звук возникает как адекватное воспроизведение звука в окружающем мире: «Слышу ли голос твой» - как следствие душевного порыва: рыданья, ропот, физического движенья: мерные шаги - как воплощение движения: «Лес шумит при звуке ветерка». Есть звуки, поэтически возвышенные и вдохновляющие: «Есть речи – значенье темно или ничтожно, Но им без волненья внимать невозможно». Есть звуки одухотворенной природы: «Ключ лепечет мне таинственную сагу». Молчание, тишина тоже выразительны и значительны отсутствием звука: «безответный часовой». Звук является средством связи между людьми, между человеком и природой, между человеком и Высшим началом.

В поэме «Мцыри» описаны звуки, характеризующие среду обитания. Из 36 случаев 27 случаев – звуки нецивилизованной природы, в том числе 13 случаев нерасчлененных звуков: шум, гул, вой и в 7 случаях - речь и звон колокола. В 2 случаях голоса природы переходят в голоса откровения. 12 сцен тишины.

В поэме «Демон» из 60 случаев звуков 32 случая – человеческого происхождения, включая звуки колокола и музыки, 16 – природного и животного происхождения, 12 случаев – сверхъестественного звучания. Здесь большая доля голосов откровения и звучания одухотворенной природы. В романе «Герой нашего времени» звук характеризует среду обитания: природную и социальную, мирную или военную. Она зафиксирована в естественных шумах природы (ветер, река, водопады, лай собак, топот коня), в звуках, производимых человеком (речь, смех, плач, песня, шаги, удары). Звуки производительной деятельности отсутствуют. Обитатели изображенной среды находятся в состоянии постоянной войны. В «Бэле» - охота, в «Тамани» – тайная, молчаливая война с контрабандистами. В «Княжне Мери» - война самолюбия под маской благородных побуждений. В «Фаталисте» – откровенно военная схватка. С этим связаны два аспекта звуков: выстрелы или тишина как отсутствие звуков.

Самая «звучная» – повесть «Бэла». Здесь природа полна оживления, но и здесь уже вступает молчание как особый музыкальный инструмент в оркестре звуков. Это тишина природы. В «Максиме Максимыче» молчание преобладает, но это является выражением нежелания людей общаться, лишенное, однако, вражды. В «Тамани» господствует тишина – непременное условие тайной деятельности. В «Княжне Мери» звуки возникают в основном в ночное время, когда не видно красок или по контрасту с тишиной. Эти звуки характеризуют жизнь цивилизованного общества на лоне природы.

В «Фаталисте» - звуки войны. Вот неполный их последовательный перечень: «раздались выстрелы», «ударили тревогу», «кричал», «сильная перестрелка», «закричал», «глухим голосом сказал», «невольно вскрикнув», «закричали», «все замолчали», «закричал», «закричал», «вскрикнули многие», «выстрел». В конце – плач. «Женщины воют, приговаривая и причитывая», «щелкнул взведенный курок», «кричал есаул», «выстрел». Обогащенные цветом (см. выше), эти звуки – при описании мирной жизни - создают картину войны, соединяя при этом два начала: природное и социальное, столь характерные для современного человека.

                Два пророка

У Пушкина и у Лермонтова есть стихотворения, названные так: «Пророк». Вот они.

А.С.Пушкин

Пророк

Духовной жаждою томим,
В пустыне мрачной я влачился,
И шестикрылый серафим
На перепутье мне явился.
Перстами легкими как сон
Моих зениц коснулся он:
Отверзлись вещие зеницы,
Как у испуганной орлицы.
Моих ушей коснулся он,
И их исполнил шум и звон:
И внял я неба содроганье
И горний ангелов полет,
И гад морских подводный ход,
И дольней лозы прозябанье.
И он к устам моим приник
И вырвал грешный мой язык,
И празднословный и лукавый,
И жало мудрыя змеи
В уста замершие мои
Вложил десницею кровавой.
И он мне грудь рассек мечом
И сердце трепетное вынул,
И угль, пылающий огнем,
Во грудь отверстую водвинул.
Как труп в пустыне я лежал.
И Бога глас ко мне воззвал:
«Восстань, пророк, и виждь и внемли,
Исполнись волею моей,
И, обходя моря и земли,
Глаголом жги сердца людей».

М.Ю.Лермонтов

Пророк

С тех пор как вечный Судия
Мне дал всеведенье пророка,
В очах людей читаю я
Страницы злобы и порока.

Провозглашать я стал любви
И правды чистые ученья:
В меня все ближние мои
Бросали бешено каменья.

Посыпал пеплом я главу,
Из городов бежал я нищий,
И вот в пустыне  я живу,
Как птицы, даром Божьей пищи,

Завет Предвечного храня,
Мне тварь покорная там земная,
И звезды слушают меня,
Лучами радостно играя.

Когда же через шумный град
Я пробираюсь торопливо,
То старцы детям говорят
С улыбкою самолюбивой:

«Смотрите: вот пример для вас!
Он горд был, не ужился  с нами:
Глупец, хотел уверить нас,
Что Бог гласит его устами!

Смотрите ж, дети, на него:
Как он угрюм, и худ, и бледен!
Смотрите, как он наг и беден,
Как презирают все его!»

      Как видим, содержание этих стихотворений, имеющих одинаковое название, совершенно разное. В стихотворении Пушкина речь идет о преображении личности, а у Лермонтова –  о контакте, вернее конфликте человека  с обществом.

    Герой стихотворения Пушкина  -  человек, который страстно желал духовного усовершенствования:  «Духовной жаждою томим». У Лермонтова говорится о человеке, уже получившем способность видеть сокровенное:  «С тех пор как вечный Судия мне дал всеведенье пророка». Когда, как и почему   человек получил это «всеведенье», неизвестно.

    Характерно, что у Пушкина человеку явился не сам Бог, а серафим: «И шестикрылый серафим На перепутье мне явился», а у Лермонтова  контакт с человек осуществляет сразу сам Бог. У Пушкина голос Бога является человеку после серафима: «И Бога глас ко мне воззвал». При этом Бог не назван никак.  А у Лермонтова  Бог назван  «Судией».

      Логично предположить: каков Бог, таков и его пророк.

Лермонтовский пророк несет обличение людям, ведь его послал «Судия», тот, кто придет на землю в момент Страшного Суда.

А   пушкинский пророк, видимо, должен нести людям призыв к преображению, к  совершенству.  Пушкинское «Глаголом жечь сердца людей» - проникновенное обращение к ним, основанное на собственном преображении поэта. Доказательством правоты пророка может быть его ссылка на самого себя, на свое собственное преображение. Он образец того, как может и должен измениться человек. Ведь он теперь слышит «неба содроганье И горний ангелов полет, И гад морских подводный ход, И дольней лозы прозябанье».    У него теперь не глаза, а «вещие зеницы», то есть они теперь способны проникать в то, что не видно простым глазом. Его грешный язык, «И празднословный, и лукавый», заменен на «жало мудрыя змеи», а вместо сердца у него теперь «угль, пылающий огнем».

Но вся работа, проделанная серафимом, до прямого посещения Бога - ничто: после всех преобразований над телом поэта он лежит, подобно мертвецу: «Как труп, в пустыне я лежал». Ожил он по призыву Бога: «И Бога глас ко мне воззвал: «Восстань, пророк, и виждь, и внемли, Исполнись волею Моей, И, обходя моря и земли, Глаголом жги сердца людей». Жечь словом сердца людей – ни в коем не случае не может быть понято как обличение. Этот пророк может предлагать людям только одно: жажду духовного просвещения.

 Совсем иное несет людям пророк Лермонтова. Все стихотворение – обличение людей, отвергших этого пророка, в которого все ближние  «Бросали бешено каменья». Люди  его презирают  и не верят, что его послал Бог: «Глупец, хотел уверить нас, что Бог гласит его устами!» Почему? Ведь он заявляет: «Провозглашать я стал любви И правды чистые ученья». В ответ в него полетели камни. Не в том ли причина, что, по его признанию, он в очах людей читает «Страницы злобы и порока»?

Следовательно, его обращение к людям было  исполнено укоризны и обличения. Но ведь это значит, что он предвосхитил второе пришествие Христа, которое только и явится Страшным Судом. А до того Суда никто не вправе никого обличать, кроме себя самого. И немало горд этот пророк, заявляя, что ему покорна тварь земная и звезды слушают его. Эти примеры ему нужны, кроме самовосхваления, еще и для уничижения людей, которых он называет «самолюбивыми». По одному этому слову ясно, с какой проповедью к ним обращался он, посланный якобы самим Судией!

Если этот пророк пришел с судом до второго пришествия Христа, значит, он предвосхитил Его функции и является Его предтечей, то есть претендует не менее как на функцию Ильи пророка, второго (после Иоанна) предтечи Христа. Но это расходится с учением православной церкви. Главное же, не ощущается в лермонтовском пророке любви к людям. Да и как их полюбишь, когда видишь  в  них только  злобу и порок!

В Новом Завете сказано, что можно и тело свое отдать на сожжение, и горы передвигать, но это ничто, если нет любви, которая есть сострадание, сочувствие.
Лермонтовский пророк и беден, и наг, и бледен, и голову посыпал пеплом в знак скорби о грехах человеческих. Но нет в нем любви, и долг его остался невыполненным: он живет в пустыне, а через город пробирается «торопливо», стремясь скорее избежать людей. Но ведь именно к ним он и был послан!

    Обличение было  свойственно ветхозаветным пророкам. В Новом Завете провозглашено учение любви. «Да любите друг друга!» Не случайно святой старец Серафим Саровский встречал всех, в том числе и самых грешных, словами   «Радость моя!» Встречал любовно. Ведь  ангелы радуются больше о кающемся грешнике, чем о том, кто не нуждается в покаянии.

  Что же до пророка Пушкина,  то предложение   совершенствования,  которое единственно он может сделать своим слушателям, открывало людям такую полноту познания мира, которая рождает только любовь и единение.

В соответствии с этим вполне возможным представляется назвать пророка Лермонтова ветхозаветным, а пушкинского – новозаветным.