Собака в небе

По небу плыла собака.

Джонни умирал долго и мучительно. Что долго – это даже хорошо. Дети – шестилетка Зоя и старший Семён намаялись с умирающим псом, так что теперь не будут слишком страдать.
Евгений Петрович утром обнаружил окоченевшую тушку, и, пока дети спали, отнёс к лесочку за огородами.
Облокотившись на черенок лопаты, он закурил, наблюдая, как по голубизне неба плыло похожее на собаку одинокое облачко, такое же лохматое, каким был Джонька.
Надо же, а говорят, душа есть только у человека…
Принести нового щенка? Нет уж, опять какой-нибудь придурок траванёт, а детям – страдание.
Кто-то из прижимистых соседей наказал собачонку отравой. Джонька такой: мясом не корми, а дай соседских кур погонять. Да беззлобный.
Был, ну да.
Сторож из него никакой, ко всем был ласков, и к своим, и к чужим.
Другое у него предназначение. Стоило вечером произнести слово «рыбалка», или просто переставить удочку с места на место, – всё, пёс пропадал и появлялся только рано утром на тропинке, ведущей к реке. И рыбалке – хана.
Джонни в речку влетал с ходу, в лодку забирался, выпрыгивая из воды, да из лодки тут же обратно.
 Изловчиться и привязать его перед выходом на рыбалку – дохлое дело. Прятался так, что не найти. Стали запирать его с вечера, так он и тут приспособился: услышав разговор о рыбалке, или заметив в руках Евгения Петровича хоть что из рыболовных снастей, хитрец прямо-таки растворялся в окружающем пространстве.

Лодку изготовил Павел – двоюродный брат Евгения Петровича, классный краснодеревщик. В годы войны под Сороками он был контужен сдуревшим румынским офицером, которого Пашка захватил в качестве языка, да не усмотрел под шинелью гранату; румын взорвал гранату на себе, но и Павлу досталось. После госпиталя Павел устроился на понтонную переправу возле Хотина. В помощниках у него был однорукий инвалид, бывший однополчанин. Так там они встретились, да и семьями дружили. Позже однорукий спился и помер, а Пашка с женой и сыном перебрались поближе к родне.
Как же называлось то село у переправы? Вот так бывает, слово вертится на языке, а на ум не приходит.
Сама переправа была обычной, каких много образовалось после войны, пока не восстановились взорванные мосты. Два понтона под общим настилом вмещали пару телег, или машину и какую-нибудь скотину, ну, лошадь там, или корову. Через Днестр протянут трос, на нём два блока с верёвками к лебёдке.
Одна верёвка привязана к понтонам намертво, а другая к лебёдке. Понтонщик крутит ручку той лебёдки. То подтянет понтоны к тросу, то отпустит. Таким образом, понтоны подставляют течению то один бок, то другой, и само течение гонит конструкцию от берега к берегу.
Однорукий с лебёдкой управлялся. Пашка подменял его в отдельные дни, когда инвалид уходил в запой, а в остальное время «руководил», размещая на настиле транспорт и людей с их живностью. Когда Евгений Петрович попал к нему на понтон впервые, тот как раз выгонял пассажиров из автобуса «Хотин – Каменец-Подольск»
Там, у местных рыбаков Павел узнал секрет днестровских не тонущих плоскодонок.
Вот такую «днестровскую» лодку с двойным дном Пашка построил для двоюродного брата. Низкие борта лодки Джонька одолевал в обе стороны.

Евгений Петрович бросил на свежую землю бычок от самокрутки, подрезал несколько пластинок дёрна и перенёс на захоронение.
Забросив лопату на плечо, обернулся взглянуть на небо. Облако в той же форме не хотело уплывать.
Добро. Если дети проснулись, выведу их посмотреть на Джонькину душу.
Память подсказала название села – Атаки.
М-да, жалко Джоньку, да что ж…