Поэтический дуэт

    Они встретились в Литературном институте, яркие представители восходящей плеяды советских поэтов-шестидесятников, и не могли не увидеть друг в друге фигуру достойную, отмеченную особым дарованием из всей студенческой среды. Каждый из них в избранной личности полюбил  талант. Молодые люди, а это были Евгений Евтушенко и Белла Ахмадулина, не особо задумавшись о том, что любовь к поэзии – это еще не любовь по зову сердца, в далеком 1957 году скрепили свои отношения брачным союзом и поначалу были необыкновенно счастливы. Так бы всю жизнь, но вот беда – счастье бывает изменчиво.
 
    Приглядевшись ближе, в неприкрытой декорациями семейной обстановке, молодожены увидели, что они не стали исключением из тех молодых людей, которые «не сошлись характером». Он – сибирский выходец, росший без отцова пригляда, познавший в мытарствах и бесконечных переездах по бескрайней России почем фунт лиха; по натуре бунтарь, склонный к самоутверждению. Она – утонченная натура, балованная дочка крупного советского чиновника.
 
    Решительное охлаждение Беллы к молодому супругу наступило, когда тому взбредилось забеременевшую жену отправить на аборт. Она исполнила заказ на злодеяние, но с той поры трещина в семейных отношениях катастрофически разрасталась. По иронии судьбы, в год женитьбы Евтушенко был исключен из института за неуместное заступничество в защиту вольнодумца В. Дудинцова с его романом «Не хлебом единым», а на другой год распался скоропалительный семейный брак. Белла, этот нежный цветок, была  брошена  на растерзание судьбы, покалечена, исковеркана. Она пристрастилась к водке и сигаретам, искала новые отношения, не избежала страданий нимфомании, но осталась верной поэзии, сохранила неприкосновенность души и достоинство личности. Свой уход из замужества ознаменовала известными по рязановскому фильму строками:

А напоследок я скажу:
Прощай, любить не обязуйся.
С ума схожу. Иль восхожу
К высокой степени безумства…

    Красавица с раскосыми глазами по-прежнему влюбляла в себя мужское окружение, но как-то не обретала благополучия в личной жизни. Евтушенко долго и глубоко сожалел об утрате некогда любимой женщины, но его попытки к восстановлению отношений Беллой  не принимались. Впрочем, обе стороны распавшегося брака не раз и не два пытали счастья в создании новых семей и не находили его, пока не угомонились к преклонным годам.
   
     Шли годы, с которыми Евтушенко и Ахмадулина набирали известность и силу. В начале семидесятых Ахмадулина находилась на гастролях по Прибайкалью, где хлебосольный и щедрый на угощения директор атомного комбината на Ангаре В.Ф. Новокшенов не упускал возможности зазвать очередную залетную знаменитость в Дом культуры «Современник». Кого только ни принимал ангарский очаг культуры, построенный фешенебельно, с большими претензиями и великолепным зимним садом из южных растений. В фильме С. Герасимова «У озера» этот Дворец культуры показан во всей красе. Режиссер даже добился разрешения службы государственной безопасности заснять в тех кадрах строго секретного директора, но только со спины.

    В начале семидесятых годов, полных романтики и всенародного воодушевления, Белла Ахмадулина, известнейшая поэтесса,  в гастрольной поездке по Сибири вышла на сцену ДК «Современник». Просвещенная публика элитного предприятия предвкушала истинное наслаждение от общения с волшебницей русской поэзии. Публика была наслышана, что Ахмадулина одна такая из всех, которая обладает неповторимой манерой чтения с гордо приподнятой головкой и выгнутой лебединой шеей. Голос нежно напряжен, в речитативе – проникновенная плавность, замедленность произношения. Ахмадулина – это смелая фантазия, некая велеричавость  лексики с неожиданными, не затертыми, не повторяющимися с другими авторами рифмами. Порой ее стиль сравнивали с импрессионизмом, характерным направлением живописи, с той же кажущейся небрежностью и мятежностью, завораживающей людей.

    Она явилась зрителям, стройная, элегантная, освещенная яркими юпитерами. Благожелательно осмотрелась, и вот уже приподнята головка к единению с благословенными небесными силами, и раздался чарующий голос: «Идут белые снеги…». Затем  – глубокомысленное молчание… Зал понимающе  затих, ожидая продолжения игры мастера эстрадной сцены. И вновь вскинута головка: «Идут белые снеги…», и - новая пауза, и в зале пронзительная тишина в ожидании чего-то необыкновенного. Очаровательная головка вскидывалась трижды, посылая залу первую строку евтушенковского стиха, каждый раз без продолжения, пока чтица, невнятно извинившись, не покинула сцену. Ведущий концерта что-то сказал о внезапном недомогании поэтической звезды и объявил следующий номер. Чудодейство закончилось, не начавшись, а в нем  Ахмадулина пыталась донести до ангарчан недавно вышедшие из-под пера первого мужа философские рассуждения о бренности человеческой жизни:

Идут белые снеги,
Как по нитке скользя,
Жить и жить бы на свете,
Да, наверно, нельзя…

    На этой тонкой нити и поскользнулась поэтесса. Вскоре по комбинату разошлась шутливая пародия местного юмориста на случившийся казус. В нем пародист оттолкнулся от стихотворения Беллы «Страшнее дружбы в мире нет любви», посвященного распавшейся любви с Евгением Евтушенко. Упомянутый здесь Микаэл (Таривердиев) входил в состав гастрольной творческой группы. Директорское присутствие в дружеском застолье было скромно опущено. Опуская начальные четверостишья, приведу последние два, написанные от имени невольной виновницы сценического происшествия:

Чтоб чувствовать себя на сцене смело
И все подряд читать, включая ерунду,
"Налей сто грамм", - прошу я Микаэла,
А он налил мне двести, на беду.

Темно в глазах, я ничего не вижу,
Пойду на звук, ты только позови,
Поможешь мне и станешь еще ближе,
"Страшнее дружбы в мире нет любви".
 
    Тем временем, Евгений Александрович обрел славу защитника гонимых Советской властью деятелей науки и искусства. Он заступался за Б. Пастернака и Б. Окуджаву, в 1968 году отправил телеграмму протеста Л. Брежневу на ввод советских войск в Чехословакию. Поэт не остался в стороне от притеснений академика  Сахарова, отца водородной бомбы и  трижды Героя социалистического труда, вставшего на путь инакомыслия и отстаивания прав и свобод, которыми и без правозащитников гордилась советская страна. В разгаре семидесятых годов Москва была завешена афишами к предстоящему выступлению Евгения Евтушенко перед любителями поэзии. Тогда-то поэту вздумалось позвонить Генеральному секретарю ЦК КПСС и высказать ему свои рекомендации по обращению с заслуженным академиком, отстраненным от всех секретных разработок и трудоустроенным старшим научным сотрудником в том институтке, в котором он начинал грандиозную научную деятельность. Рекомендации были быстро учтены, и к следующему дню все афиши, приглашающие москвичей и гостей столицы на желанную встречу с шестидесятником, махом исчезли с рекламных площадок. Газеты запестрели критическими статейками в адрес поэта с незрелой идеологией. Вот и в стихотворении «Танки идут по Праге» расписано подавление свободы не только на пражских улицах, но и в душах советских людей.
 
    1977 год. Опальному поэту оставалось покинуть столицу и податься в очередную поездку по родной с детства Сибири, до самой Колымы. В Прибайкалье он, вместе с известным журналистом Л. Шинкаревым, отвел душу на сплаве по северной реке Вилюй, откуда попал в объятья того же Виктора Новокшенова, большого знатока и любителя культуры и искусства. Два выдающихся и неординарных человека, засекреченный директор и запрещенный поэт, прекрасно поладили и были связаны крепкой дружбой, сроднившись душевно. «С Высоцким мы проводили концерты в ДК «Современник», когда они были запрещены в Москве», - вспоминал позднее Евтушенко.  Надо ли пояснять, что выступление поэта, собиравшего стадионы, в Ангарске прошло более чем успешно.
 
     Евтушенко был на удивление разножанровым литератором, писал прозу, мог воспроизводить рубленые строки в стиле Маяковского, а то предстать проникновенным и глубоко лиричным поэтом-песенником. Он публицист, оратор, глашатай. Писал, не оглядываясь, обо всем, что ему заблагорассудится. В раннем творчестве славил Отца народов (стих «Наследники Сталина») и советскую эпоху (поэма «Братская ГЭС»), позднее ублажал оппозиционно настроенные круги общества (поэма «Бабий яр»). Писал легко, прибегая к широкой палитре образов, временами сбиваясь на вычурность и кричащий пафос, что можно отнести к издержкам большого таланта.
Он захватил зрителей, внешне не прилагая к тому усилий. Захватил поэзией, близкой и понятной каждому, мощной энергетикой и мастерством исполнения. Отрывки из поэмы «Станция Зима» слушались с затаенным дыханием. Его голос то неудержимо рвался в космические выси, то затихал, приглашая слушателя вникнуть в  сокровенные чувства и мысли поэта, и вновь накалялся до звенящей вибрации.
 
    Чтец – тот же актер. Когда он пропускает рифмованные строки через себя, через пылающую пламенем грудь, тогда извлекаемый из нее стих охватывает единой волной притихший в темноте многосотенный зал, настраивает сердца слушателей на поэтический ритм чтения. Таков Евтушенко. Если исполнительское мастерство Ахмадулиной схоже с импрессионизмом, то его творчество ближе к экстравагантности, вызывающей манере читки.  Оба великие оригиналы. Двухчасовой спектакль, в котором поэт, в отличие от Беллы, ни разу не сбился с чтения, пролетел как миг. Были еще претензии к ДК «Современник» со стороны Иркутской филармонии, представляющей интересы Росконцерта, за организацию концерта гонимого поэта без согласования с верхами и без отчисления в центральную кассу доходной части от продажи зрительских билетов. Но оказалось, что мудрец Новокшенов предусмотрительно распорядился билеты на Евтушенко не продавать, и концерт из кассового мероприятия превратился в творческую встречу любителей поэзии. Претензии отпали. Тогда вперед, на Колыму!