Глава 7 Праведник

 
     Как-то осенью, Миша еще жил у нас, мы втроем   поехали на Малахов курган. О нем Миша знал только то, что курган связан с русско-турецкой войной позапрошлого века.  Павел объяснил, не просто курган как вид на город,  там полегло много солдат, там  был смертельно ранен адмирал Нахимов.
      Маршрутка остановилась рядом с воротами. Мы с Павлом  поднимались по лестнице, а Миша отставал, любуясь панорамой города. Надо же, такая красота, а он и не знал, что есть такие места, как многого он еще не знает.

      Дворники убрали листья с дорожек, но на газонах оставили:  зеленая  трава будто накрылась желто-красным одеялом. Бабушка Лида говорила, ; листопад к похолоданию, ;  и обещала снег. Я хлопала в ладоши, как здорово, покататься на санках. Снег это чудо! Но редко сбывалось.

     Мы  прогуливались по главной аллее Дружбы, Павел и Миша о чем-то говорили, а я собирала темно-коричневые каштаны. Мы постояли возле пушек с ядрами, посмотрели памятники, посидели на скамейке. Тихо, спокойно, дворники ушли, кроме нас почти никого не было, ; курортный сезон закрылся.
       Павел пытался проводить экскурсию, как положено, благо, памятников немного, а я искала нашу с бабушкой любимую скамейку с видом на море.
        В детстве узкая синяя полоска моря вдали тревожила меня. Я спрашивала бабушку, не приплывет ли оттуда снова  враг? Она  долго молчала, а потом говорила, будем надеяться на лучшее. И добавляла: раньше было спокойнее.  Что такого мы утратили, если  никто теперь не обещает нам навсегда мирного моря и неба? 

       На остановке, когда мы спустились по длинной лестнице, Миша вдруг спросил:
                ; Я не понял, кто войну выиграл.
                ; Мы проиграли.
                ; Как? ; удивился Миша. ; Зачем тогда памятник?   
                ;Памятнику затопленным кораблям ты ведь не удивляешься, ; напомнила я.
                ; Как так? Проиграли и увековечили? ; не успокаивался он.
      На нас стали обращать внимание.
                ; В следующий раз поедем на Сапун – гору, в той войне мы победили, ; пообещал Павел.

      Я знала, что Миша увлекся историей, читал все подряд, все, что находил на наших полках, и еще записался в районную библиотеку. Видимо, история Крыма и русско-турецкие войны ему не попались.

       Не помню, какой был праздник, я предложила снова поехать на Малахов курган, но Миша отказался.
                ; Много, слишком много скорбей от войн, ; сказал он.
                ; Кто с этим спорит? Но где в Крыму можно отдыхать, чтобы ничто не напоминало о прошлых сражениях? ; задала я риторический вопрос.
                ; Да, земля обильно полита кровью.  ; Он сделал паузу. ; Но есть места особой концентрации страданий.
               
        О месте концентрации страданий я никогда раньше не думала.  Мы с любимой бабушкой Лидой часто поднимались на курган, особенно осенью, когда уже не жарко, как летом, и еще не холодно, как зимой. Бабушка любила отдыхать на площадке у ивы, набраться сил, еще немного вверх и  выйти на аллею Дружбы. Я читала таблички с фотографиями и фамилиями в основном космонавтов и членов компартий разных стран. Бабушка в сотый раз объясняла, что в советское время была хорошая традиция знаменитому гостю посадить дерево.  Потом  таблички пропали.

     Я собирала листья, а бабушка долго всматривалась в панораму города. Я молчала, стараясь не отвлекать ее,  догадывалась, она сейчас в далеком прошлом, и  терпеливо ждала, когда она вернется в настоящее.  Мне очень хотелось знать, о чем она вспоминала, и однажды  спросила, что она такого увидела. Бабушка рассеяно ответила: «Да так, тебе неинтересно». Видимо, почувствовала, что я обиделась, попыталась объяснить: «Люди уходят, а город вечен, живет  и, увы,  меняется не всегда в лучшую сторону,  и такая радость, что вдруг обнаруживается не тронутый временем уголок, скамейка под деревом, не та, что раньше, но на том же месте. Или целая улица, по которой я когда-то гуляла не одна,  те же дома и рядом троллейбусная остановка. Возраст такой: новое тревожит, а привычное успокаивает».

     О прогулках с бабушкой сохранилось много фотографий, особенно запомнилась одна:  я в светлом летнем костюмчике, с белым бантом в косе, на ногах белые носочки и босоножки, ; сижу на пушке. До сих пор помню  обжигающее тепло:  толстый ствол, окрашенный черной краской, сильно  нагревался на солнце.
      Такой он город, в переплетении военной истории и мирной жизни.

           Когда Миша купил комнату на старой улице в старом доме рядом с  Малаховым курганом, а ведь город немаленький, на много километров растянут вдоль моря, ; даже Павел  удивился выбору, ведь сам говорит, что это место скорбей. 
         
            В районе, где поселился Миша, нормальных пляжей нет. На побережье промышленная зона. Дома ; развалюхи послевоенной постройки, в них жить опасно.
       Я недоумевала, Ксюха объясняла: все правильно, он  поселился там,  где  много страданий, где  живут несчастные люди. Он праведник, он спасет их.
                ; С чего ты взяла,  что он праведник? И почему там живут несчастные люди? 
        Ксюха тяжело вздохнула.
                ; Тебе не понять. Ты непробиваемая материалистка.
                ; Уточняю, реалистка. Это разное. Духовное тоже для меня реальное. Например, я верю вещим снам. Только меня не надо спасать, если об этом не прошу. Пусть праведники боятся.
                ; Чего им бояться, ты, Ленк, вообще не в теме. Им незнакомо чувство страха, этим он отличаются от нас.
               
       С ней спорить бесполезно.  Считает Мишу праведником, пусть, лучше, чем злословить.
                ***
         
      Лучший отдых, когда тебя везет полупустая маршрутка по вечерним малолюдным улицам.  Я  успокоилась и на Машку не сердилась, даже  благодарна ей за неожиданную  поездку по городу.
   
          Маршрутка остановилась у Малахова кургана, ворота были открыты, но идти коротким путем поверху я не решилась.
         Фонари не горели, только ярко светила Луна.  Я долго шла по тротуару, огибая курган,  жалея, что поторопилась, могла бы выйти на следующей остановке. Мимо на большой скорости проносились машины, ослепляя меня и погружая в темень. Я ускорялась, только бы в темноте не споткнуться и не упасть.  И опять винила  Машку, но ведь могла отказаться.  Если бы не рассердилась на Павла, отказалась бы. По опыту знаю, что злюкам в жизни не везет.

      Боясь пропустить спуск к дому, три ступени вниз, я шла и оглядывалась. Наконец увидела  бар с тусклой рекламой, хоть что-то светится, двери открыты настежь, но людей не видно, сонное царство, не похоже на лето в Крыму.  Вот и ступени,  окно Миши на втором этаже показалось темным, хотя нет, штора неплотно задернута, видна люстра в виде желтых лилий. Все та же. А что могло измениться, если Миша не работает, Люба тоже уволилась после приезда Софьи Леонидовны. Новые покупки в ближайшее время не предвидятся.
      В  темном  подъезде  пахло кошками, я почувствовала чей-то взгляд. Может,  кошка? Или мышка?  Мне было страшно, уговоры, только   не бояться, здесь живут нормальные люди, никто никому не желает зла, не помогали.  Сердце учащенно билось, я прижала ладонь к груди и  понеслась  по  ступеням в кромешной тьме. В квартире кто-то был, из глазка пробивался тусклый свет, но на звонок никто не реагировал.
          Наконец,  кто-то стал проворачивать ключом в замке, щелкать запорами, дверь приоткрылась, появился Миша,  в майке и джинсах, широкоплечий и мускулистый.  Увидел меня, шагнул навстречу, блеснули глаза. Лицо в свете вдруг появившейся в окне луны ужаснуло.  Ведь знала: у него обожжено лицо, особенно щеки и  нос,   пришлось перенести несколько пластических операций. После пересадки кожи   при ярком освещении было  заметно, что левая щека, с синеватым отливом и глубокими морщинам,  резко отличалась от правой, гладкой и розовой как попка младенца. Нос  со шрамом  лилового оттенка, в холод краснел. «Нарушено кровообращение, поэтому такой неровный цвет  лица», ; охотно объяснял он любопытным. Не помню, чтобы   стеснялся своей внешности.

     Он молчал, неужели не узнал?
                ; Лена? – мне показалось, что он тоже испугался. ; Здравствуй,  давно тебя не видел. Рад, очень рад. ; Он держался за дверь, будто колебался, впускать или не впускать.
           Кажется,  не вовремя,  оторвала его от чего-то, очень важного. 
                ; Маша звонила, переживает, Софья Леонидовна куда-то делась. Вот я и пришла.
                ; Ох уж моя сестрица, беспокойная. Входи же.

            Длинный и широкий коридор  пуст, как и раньше, когда мы с Павлом приходили на новоселье. Слева дальше по коридору живут соседи, пожилая пара, но они редко здесь бывают, только зимой в холода, остальное  время проводят на даче. В конце коридора кухня. Справа недалеко от входа дверь в комнату Миши. Рядом еще дверь, узкая, Миша перегородил часть комнаты, получился закуток без окна для матери. В ее части  кладовка,  удобно, заменяет шкаф.
           Софья Леонидовна приглашала меня посмотреть на закуток, когда не было Миши с Любой, мы так с ней договорились, но стол накрыла на кухне, в закутке тесно.
          
            Миша постучал в ее дверь:
                ; Мама, открой, у нас  гость, ; прислушался, ; странно, не отзывается. Заходи же. Далеко уйти она не могла.
         
             Он включил тусклую лампу, свисающую с потолка на длинном кривом проводе.  Тесная мрачная комната испугала, как будто я спустилась в погреб, даже ощущался запах сырости.   А ведь в прошлый раз, когда Софья Леонидовна пригласила меня, ничто не пугало, даже отсутствие окна.
          Серые обои  усиливали впечатление  безнадеги.  Не прикрытая плафоном лампа – знак нищеты, как алкоголизм, засосавший по макушку. Сколько я насмотрелась на подобные интерьеры,  переступая через  пустые бутылки, попадающие под ноги и вольно  перекатывающиеся по всей квартире. Семьи алкоголиков у нас на особом учете, но это никому не помогает.
         
           Софья Леонидовна не пьет. Учительница в прошлом и просто интересная женщина, с какой стати ей пить? Нет, нет, она вне подозрений.
                ; Что-то тебя смущает?  Мы комнату разделили, из одной получилось две, тесно, правда, она тут почти не живет, но утром была, брала что-то из вещей. То появляется, то уезжает, я не слежу, занят.  Григорий Григорьевич, если ты его помнишь, профессор, купил дом у моря недалеко от вас, теперь участок осваивает вдвоем с матерью, хоть есть занятие и то хорошо. 
                ; Я об этом не знала. Очень рада за Софью Леонидовну, ей теперь не скучно.
                ; Да, конечно, ; рассеяно ответил он. ; Я слышал, как она прошла на кухню, подожди, посмотрю. ;  Он исчез и почти сразу вернулся. ;  На кухне ее тоже нет. Ни Любы, ни матери, женщины разбежались от меня. Извини, надо дописать несколько строк. Может, она куда-то вышла.  Здесь подожди, ладно? ;  Он показал на старый диван, покрытый серым пледом, наверняка  продавленный, бедная пани Софья, мучается на нем по ночам. ; Как Павел? Собирается на практику? ; Не дождался ответа, повернулся и ушел, прикрыв дверь.
    
           Я предпочла сесть на жесткий стул.  Чистый пол, на столе порядок ;  кто-то недавно сделал уборку.
          Толстые стены не пропускали звуков. Я подумала, как в камере смертников. Но не совсем,  диван кажется неустойчивым, зато какие праздничные подушки, алые в белый горошек.  На полке матрешка такой же алой в белый горошек расцветки.   Стол покрыт розовой скатертью, на ней белые салфетки. Кто-то ведь их вязал, наверное,  старушка, склонилась над работой, седая прическа в пучок, вяжет быстро, время от времени поправляет на носу очки,  непонятно как держатся.
            Ни подушки, ни матрешка, ни белые салфетки не подходят Софье Леонидовне, как не подходит свисающая с потолка лампа.  Доказательств, что она сегодня посещала свой закуток, нет. Почему Миша решил, что она где-то близко?
            Донесся протяжный вздох.  В комнате  кто-то есть? Может, кошка? Но ее соседи увезли с собой на дачу ловить мышей. Или уже вернули? 
            Зачем ее держать в закрытой кладовке? Кошка не любит, когда ее закрывают, она мяукает, а не вздыхает.  Жутковато.  Медленно, очень медленно открылась дверь, я чуть не закричала, но  появился Миша.
                ;  Извини, замотался. Ты все такая же красавица Елена. Я ведь твоего отчества не помню.
                ; Владимировна.
            Он помолчал, но, кажется, я его  разочаровала. Какое отчество он хотел услышать? Елена Премудрая? Или Прекрасная? Был такой знакомый, филолог, на курс меня старше, хвалился, что его жену зовут Натальей Николаевной,  как жену Пушкина.
            Снова вздох, долгий, с завыванием. Он тоже услышал.
                ; Из кладовки, днем стена на солнце нагревается, а вечером остывает.   
                ; Может, домовой?
                ; Кто его знает, ; засмеялся Миша, ; ничего страшного, ведь мы не единственные в этом мире. Пойдем ко мне, я уже освободился.  Будем пить   чай из трав и сушеной клубники.
           Почему сушеная, если уже продается свежая?

           Полноценная комната с люстрой и окном,   стена  до самого потолка  оклеена  серыми  ячейками для яиц. По их выпуклостям в беспорядке разбежались разноцветные листочки: голубые,  розовые и зеленые, готовые взлететь, но мешает  приклеенный край.  У этих листочков с клейким краем шоколадное название: стикеры.
   
          Привычка записывать  мелким почерком крылатые фразы или строчки, пришедшие на ум,  у Миши была и раньше, когда он жил у нас. Для этого он держал под рукой записную книжку. Когда-то мечтал стать поэтом или писателем, и старался увековечить все интересное, что происходило с ним.   
          Мне тоже знакомо желание  записывать то, что приходит на ум. Когда-то я пыталась писать стихи.

           Стикеры наклеены даже на деревянные части стеллажа с книгами. У стены с ячейками стоит диван, над ним темный лик: неестественно тонкий нос, маленькие губы бантиком, не мужские,  глаза выразительные, смотрели прямо на меня.  Я сегодня какая-то пугливая. 
                ; Ячейки защищают  от шума, ; пояснил он и  придвинул мне кресло. 
            Куда приятнее, чем на жестком стуле. Миша включил настольную лампу, я села глубже в кресло, чтобы не слепило в глаза. Он извинился и отвернул лампу в сторону стеллажа, оставаясь в тени. 
    
          Хаос на полках не удивил, Миша  педантом не был.  На верхней полке знакомые корешки Всемирной литературы, ; читала, когда сдавала экзамены в университете. С тех пор  не заглядывала, только пыль стирала.  Дальше собрание сочинений Достоевского.  Ниже ряд серых переплетов с аккуратно выписанными черным фломастером названиями: «Письма Махатм», «Письма Елены Рерих», «Письма Блока». А вот и Блаватская, тоже Елена.  Павел Флоренский, его любимый философ.  У Ксюхи все это тоже было, но давно, может, выбросила, надо спросить.
                ; Здесь  то, что должно быть под рукой.
                ; Всемирная литература тоже?
           Он выразительно посмотрел на меня, гримаса боли,  наверное, хотел напомнить, что я филолог, и мне не нужно объяснять, зачем книги, но промолчал. 
 
           В самом низу стопки толстых журналов  «Новый мир», «Знамя», «Звезда», «Иностранная литература».  Он читал в журналах все статьи подряд. Меня это удивляло, а он говорил, что ему интересно.

                ;  Ты историей раньше увлекался. Я думала, что эзотерику уже никто не читает. ; Я показала на полку с «Письмами».
                ; Хочешь  сказать, что читатели поумнели?
                ; Помню, еще в школе училась, математичка,  женщина в возрасте, все запугивала концом света. Я сама учительница, а конца все нет и нет.
                ; Точно предвидеть будущее, то есть назвать день и час,  мало кому  удавалось.  Мода прошла, случайные отпали, многие увлеклись чем-то другим. Естественный процесс. Гибель планеты неизбежна, только срок известен немногим.
                ; Да, наверное, пусть разбираются ученые. Я где-то читала, что астрономы обещают еще миллионы лет под солнцем.
                ; Они тоже люди, поэтому могут заблуждаться.
                ; Наверное, но думать об этом некогда, у каждого работа.
                ;  Трудимся в поте лица, некогда задуматься.
       
          Диван покрыт солдатским серым одеялом.  Ни одной вещи, указывающей на присутствие женщины. Или все не так просто и под одеялом скрывается эротическое постельное белье? Миша заметил мой интерес.
                ; Мы там спим с Любой.   
                ; Вдвоем?
                ; Да. ; Он пристально посмотрел на меня.
    
            Я почувствовала, что краснею. С чего бы это?  Но ведь рядом мужчина, и я знаю, что ему нравилась. Но у него теперь другая женщина. Он резко поднялся, и, обогнув диван,  стал перебирать записки на стене.
                ; Хочу тебе кое-что прочитать, из последнего. Где же это? ; Он опустился на корточки. ; А, вот, нашел: человек рождается случайно?  Но как быть с  бессмертием духа? И как можно примириться с тем, что ты здесь случайно? Значит, бессмертие вроде выигрыша в лотерею. И никак иначе. ; Он повернулся ко мне, ; Ты согласна? Но ведь мы сами решаем, кому родиться, а кому нет. Разве не так?
                ; Не всегда. Часто бывает по залету.

             Миша рассказывал, как однажды в детстве подслушал разговор родителей, вроде как отец упрекал кого-то за аборты, не понял, кого упрекал. Подумаешь, ребенок подслушал разговор,  но вдруг до него дошло, что мог и не родиться. Он рассказывал мне эту историю и переживал так, будто  не взрослый мужчина, а все тот же напуганный мальчик.
               Никогда ни в детстве, ни в подростковом возрасте у меня не было сомнений, что я желанная дочь.  Миша мне позавидовал, но при этом добавил,
                ; Вот еще, послушай:  история – колесо, молох, рок, молот, то, что неизбежно для всех, но случайно для одного.
                ; В той истории, которую я учила, была железная логика, железнее не бывает. Ты ведь тоже говорил раньше, что в мире ничего нет случайного, все, что происходит, предопределено.  Я спорила,  тогда мы не живем, а играем свои роли по написанному сценарию.  Приходим в это мир, чтобы проговорить определенное количество слов, совершить определенные поступки, все просчитано за нас. Для тебя все было правильно, ты соглашался с этим, потому что случайность отвергал. А мне было страшно, потому что  жить бессмысленно, если все, что с нами происходит, предопределено. Как ни старайся, не спасешься.
                ; Спасение приходит с верой. ; Он поднялся и сел на стул.
      
             Хотелось, чтобы он сел рядом.  Другой мужчина на его месте уже начал бы меня соблазнять. Но нет, о чем-то задумался, встрепенулся, вспомнил обо мне:
                ; Извини, заболтал тебя. Да, кстати, я не рассказывал о встрече в Миассе?  Место такое, особое, давно было.
                ; Помню. Город у подножия знаменитых Ильменских гор. Ты стоял на остановке, со знакомым, к тебе подошел мужчина, похожий на пролетария: слесаря, электрика, такой же серый и неприметный, он тебе сказал:  «Иди в горы, только там познаешь себя». Что важно, друг твой его не заметил.
                ; Запомнила! ; Он так обрадовался, что подпрыгнул на стуле.
                ; Мы с тобой сидели на нашей кухне, и ты  рассказывал. С тех пор больше никого не встречал?
                ; Духовного учителя, у дяди в деревне.
                ; Постой. Ведь того прохожего ты тоже называл духовным учителем. Значит, у тебя их было двое. Почему у меня ни одного?
                ; Может, ты не обращала внимания.
                ; Если вспоминать, что мне говорили вслед, особенно психи. Много их, «пророков», особенно весной.
                ; Не спорю. ; Веселый взгляд. ; Ты права, некоторым лучше лежать в больнице, безопаснее для них же. Но разве будешь спорить, что  истина в каждом из нас. «Познай себя» ; крылатая фраза. Надо уметь к себе прислушиваться. Ведь так?
                ; Атеисты с тобой согласны.
                ; Чтобы услышать себя, нужно уходить туда, где никто не помешает. Лучше гор могут быть только горы.
               
            На сдвоенном листе в клетку, косо пришпиленном к ячейке, крупно написано черным фломастером слово «Кавказ». Что-то еще, какой-то текст, мне не видно.
                ; Про горы не шутка? Ты увлекся альпинизмом?
                ; Как сказать. ; Он засмеялся.
                ; Но ты не один пойдешь.
                ; Один. ; Он уже не смеялся. ; Надо пройти серьезное испытание, проверить, не отклонился ли  от пути.
                ; Одному опасно.  Обязательно на Кавказ? У нас тоже  горы. Крымские.
                ; Чем выше, тем сильнее чувствуются вибрации. И облучение мощнее.
                ; Радиоактивное?
          Из кухни доносился  слабый свист.
                ;  Закипела вода в чайнике.  Я сейчас,  чай заварю.      
      
          Он вышел,   а я вытащила из горы бумаг на столе заманчиво торчащий розовый листок с сердечками. Розовый цвет кое-где выгорел, но текст, написанный крупным, четким  почерком, ;  женской  рукой, ; легко прочитывался: « Дорогой Мишенька! Пожалуйста, никого к себе не пускай. Имей мужество отказать, ведь ты очень занят. Мне страшно, что праздно шатающиеся отнимают у тебя время. Не отзывайся на звонки – иначе не сделаешь того, к чему призван. Помни, какой груз ответственности ты несешь. Я скоро вернусь. Люба». 
            Любящая жена, во всем поддерживает мужа ; спасителя, жизнь наполнена глубоким смыслом, счастливы оба. Много разговаривают, делятся знаниями и впечатлениями, и она ему верит. И гордится, что ее муж особенный.  За речи она его полюбила на всю жизнь.
         
           С Павлом не так, не помню, о чем мы с ним говорили, я несла чушь, а он рассказывал про букашек – таракашек, какие-то глупости.  Помню его глаза, улыбку, руки, слов, нет, не помню. 
       
            Когда Миша получил ожог лица, чуть не ослеп, но в подробности не вдавался,  рассказывал вскользь, малозначимый эпизод в его духовно насыщенной жизни.  Подумаешь, горел лес, а он пытался тушить. Потом  лежал в больнице в Питере.  Машка по-сестрински  проявилась с хорошей стороны, старалась, как могла, помочь брату.   
 
           В Сибирь к дяде, знаменитому не то художнику, не то священнику,  Мишу   провожала я. Были летние каникулы, Павел завершал свою диссертацию,  мы поехали вдвоем  в Симферополь, весело провели  два часа до отхода поезда в Екатеринбург. Много смеялись.
            В сентябре  получила телеграмму о приезде,  он послал из Питера, меня это не удивило, значит, заехал в гости к сестре.  Я не смогла его встретить, вела уроки, и некому было меня заменить. На следующий день  он ждал меня возле школы.  Его обожженное  лицо  ужаснуло, показалось  неживым, как маска. Привыкала долго, скорее научилась в его новой внешности находить прежнего Мишу, веселого и легкого в общении. 

             Из коридора донеслись его быстрые шаги, и я поспешила  засунуть записку на место.
             Он   принес  заварочный чайник, сдвинул бумаги на столе и  постелил газету. Так обычно делают мужчины. Откуда-то появились чашки, белые, с васильками, чистые, внутри без чайного налета. Женщина мыла.  Он налил в мою чашку напиток розоватого цвета.               
                - Какой запах!
                ; Лесной сбор:  земляника и еще малина. Привезли из Сибири, от дяди.
                ; Маша говорила, что ты там хотел остаться.
                ; Вернулся. Пока тут.
                ;  Пока?
                ; Знака вернуться туда, не было. И знака жить здесь, тоже пока не было. Но я надеюсь, горы помогут.
                ; Как ты узнаешь, когда появится знак? Каким он будет, на что  похожим? На вещий  сон?
                ; Можно так сказать.
                ; А если  уже приснился, но ты проснулся и забыл его?
                ; Нет, я  советовался с сильными экстрасенсами,  не было.  Понимаешь, есть эзотерическое знание. Но оно приходит не всем. Мне пришло. И я многое понял. Наши мысли и чувства влияют на общество. Мы не изолированы друг от друга, мы тесно связаны и идем к гибели. Спасутся немногие. Нельзя находиться в стороне и ждать гибели. Когда случилось это, ; он коснулся обожженной щеки, ; я побывал в другом мире, и мне там сказали: «Мы тебя спасли, теперь ты спасай других».

        Крепкий чай с изумительным вкусом взбодрил ненадолго. Миша говорил, я  погружалась в мир непознанного, и это меня напрягало. Я устала, а Миша  увлеченно говорил о том, что спасение человечества зависит от нас, живущих сейчас.
          С  трудом подавила зевок. Но после этих слов мне было неловко встать и уйти, человек говорит о самом сокровенном. Все же не выдержала:
                ; Я ведь неверующая. Как-то так получилось.
                ; Вот именно, «как-то так», - передразнил он меня.
                ; Ага, я атеистка, ты верующий, я потьма, ты просветленный.
                ; Атеисты не признают, что есть душа, но тебе это не подходит. Ладно,  твоя вера, не посягаю,  ; ни обиды, ни иронии, ни поучительного тона.

          Я попыталась встать, моя нога чего-то коснулся. Рядом с креслом, к стене был прислонен  в позолоченной раме   портрет, я его сразу узнала: последний российский царь Николай  Второй. 
                ; Собираюсь повесить на стену, все руки не доходят.  По последним  сведениям была расстреляна не царская семья, а их  двойники.
                ; Значит, где-то живут прямые царские наследники?
                ; Вот именно, факт, который скрывается.
                ; Они что, кому-то опасны, претендуют на престол?
                ; В Швейцарских банках лежат деньги, принадлежащие царской семье. Ищут прямых наследников, но как-то вяло.
                ; Не  нашли?
                ; Как сказать.
             Левая щека порозовела, морщины разгладились. Он смутился. Почему?
                ; Пани Софья   мне рассказывала,  долгое время убийцы умалчивали, что вместе с царем расстреляли царицу, дочерей и сына ; престолонаследника. Знали, народ не поймет убийства ни в чем неповинных  детей. Придумывали легенды. Запутали так, что дали возможность профанациям, фантазиям нездоровых и здоровых, но непорядочных  людей.
                ; Мама из прошлого. Историю учила в школе, так что.
                ; Зря ты так, ; не выдержала я, ;Твоя мама не из прошлого. Мне с ней интересно.
           Рука моя дернулась, задела чашку рядом, пустую, она со звоном упала  на стол,  но не разбилась, а то Люба бы расстроилась.
                ; Утомил я тебя. Извини.
                ;Да, немного есть.  Пани Софье передай привет.
            Мне было душно, чудился запах пыли, раздражали  серые ершистые стены, я хотела домой.

           Миша передал привет Паше. Прощальная улыбка, поворот ключа в замке. Я снова попала во тьму. На лестничной площадке кто-то был, нет, показалось, на первом этаже из угла отделилась фигура (темнее темного фона), я услышала старческий дребезжащий голос: «Ходют, все ходют, чего ходют».  Со всей силы толкнула  железную дверь, вырвалась на свободу и вдохнула свежий воздух.