Совершенный любовник, часть третья

(продолжение, часть вторая http://proza.ru/2019/01/26/1445)



- Да приходи, конечно же, - в голосе Егора звучала нежная насмешка, -  бери коврик и садись, где понравится.  Станет скучно – уйдешь.


- Я точно тебе не помешаю?

Катя разговаривала с Егором по телефону, второй раз на неделе. Первый разговор получился коротким, но теплым. Егор позвонил Кате, чтобы, как он сказал со свойственной ему откровенностью, «услышать голос и спросить, как дела». Узнав, что Катя была за рулем, Егор не стал отвлекать ее долгой беседой.  Теперь же она, неосознанно повторяя позу отца, стояла у окна в своем кабинете и смотрела на падавший снег. Март принес не долгожданные оттепели, а метели.

- Катя, это же открытое занятие. Мои занятия открыты для всех кому они могут быть интересны. И, кроме того, я счастлив, что вообще тебе интересен, хоть чем-то.

- Да. Ты мне интересен, - прямо ответила Катя. – Увидимся вечером.

-До встречи, прекрасная Екатерина, - мягко рассмеялся Егор. – Сделаю все возможное,  чтобы впечатлить тебя.  Обнимаю!

Этим словом, как поняла Катя, Егор завершал общение.

Она положила коммуникатор на свой рабочий стол и потянулась. Знать, что она нравилась Егору, было… божественно.

Божественно.

Долгая и тяжелая пора самоанализа, начавшаяся осенью,  завершилась. Теперь Катя, как и подобает в начале любви, жила любимым человеком- от встречи до встречи, от звонка до звонка, от сообщения до сообщения    Катя называла свое чувство дружбой; так было проще, легче, спокойнее – пока иллюзия милосердно оставалась иллюзией. Но она изящно обманывала саму себя. Катя могла называть Егора другом, но  она влюбилась. Окружающий мир, даже работа, потускнели, утратили важность. Деловые вопросы теперь лишь помогали Кате с пользой провести время, пока она ждала продолжения общения с Егором. Ожидание – неизменная составляющая любви.

Позову  Егора на вернисаж матери после занятия, решила Катя. Она не торопилась с приглашением, зная по опыту, что Елизавета могла решить перенести открытие – так уже бывало.  Подтверждением окончательной даты начала выставки служили пригласительные билеты, которые передавали важным гостям,. На открытие выставок матери Катя обычно приглашала избранных клиентов, и также поступал отец, вместе с дочерью используя приятное событие для укрепления деловых связей.. Приходили приглашенные в разное время, в зависимости от своих зачастую переменчивых планов; кто-то задерживался, кто-то рассеянно проходил по залу и уходил, сославшись на занятость,  поэтому обстановка в любом случае оставалась неформальной  и весьма способствовала легкому общению, часто невозможному в напряженные рабочие часы.

Теперь один такой пригласительный билет, изящная открытка с нежным пейзажем в восточном стиле,  предназначался Егору.      

Катя не знала, будет ли Егор свободен семнадцатого марта, в субботу. Судя по  расписанию групповых занятий клуба, а Катя его внимательно изучила, мастер тай-цзы должен был освободиться к вечеру. Но у него могли быть и другие дела. Катя по прежнему ничего не знала о личной жизни Егора.  Сближение с ним обещало  быть долгим и требовало от нее такта, внимания и уважения к новому человеку.   

Будет занят в день открытия, позову его в пятницу, говорила себе Катя; не получится ни в пятницу, ни в субботу, так не получится. .Но все же Катя мечтала о вечере с Егором вне клуба. Шаг к сближению. Именно так.

На мартовские праздники Катя улетала в Амстердам. Отдохнуть, отдохнуть от самой себя, от мыслей о Егоре,  почувствовать, как непроизвольно вскипают слезы от хрупкой красоты картин Ван Гога, съесть вафлю со сливками, пройтись по магазинам. Она собиралась провести три дня одна, но в те же дни в Амстердам приезжал ее давнишний клиент с семьей, и в один из вечером Катю пригласили на ужин. Когда-то, годы назад, между Катей и тем мужчиной, тогда завидным холостяком,  вспыхнул роман  красивый, как и все истории в Катиной любовной жизни . Однако скоро стало очевидно, что людям, всецело сосредоточенным на карьере, было крайне сложно   глубоко сблизиться. Постоянная занятость не оставляла сил для подлинного развития отношений. Женщина более мягкая, чем Катя, поступилась бы своими деловыми амбициями, рискнув ради будущего , но Катя предпочла отступить. Они расстались и оставались приятелями, Катя была на его свадьбе,  и там, по иронии судьбы, познакомилась с новым мужчиной, с которым у нее тоже получилась театрально или кинематографически яркая связь, включавшая отдых на островах в Индийском океане и катание на горных лыжах во Франции. Мужчины, мужчины. Катя приняла приглашение на ужин, мельком подумав, что, скорее всего, ее бывший возлюбленный, собирался прихватить с собой какого-нибудь друга, чтобы тот составил пару Кате. Ну,  что же, прекрасно, Скучать в любом случае было бы некогда.

Однако, Егор.    

Вечернее занятие, на которое собиралась прийти Катя,  у Егора начиналось в половину девятого. Катя приехала в клуб в половину пятого, бессовестно отговорившись от встречи с клиентом, жаждавшим совета по весьма невнятному вопросу именно в  четыре часа дня, ни в какое другое время .

- Пап, встреться с Никифором в четыре часа, пожалуйста, - сказала она отцу, заглянув в его кабинет. – Мне нужно уйти пораньше.

Никифора, так действительно звали их давнишнего знакомого, никто не любил из-за чрезвычайного, удушающего занудства. Виктор внимательно посмотрел на дочь. В тяжелом взгляде прозрачных глаз полыхал огонь вызова – попробуй, откажи, и опасной шальной страсти, не терпевшей ни малейшего противоречия.  Влюбилась, с изумлением понял Виктор, узнавая в дочери самого себя. Влюбилась. Едет к нему. Ладно, встречусь с Никифором. И неожиданно для себя подумал: «Только бы ее этот мужик не обидел».

Обидит мою девочку, уничтожу, сказал себе Виктор, когда за Катей закрылась дверь.
Да что это со мной,  он растерянно улыбнулся. Отцовские чувства  -откуда? Я сам ее боюсь временами. Никогда не вмешивался в ее личные дела. А вот возможно, зря не вмешивался. Катя справится с кем угодно, с чем угодно, но только, если захочет. А любовь делает женщину беззащитной. И мужчин делает такими же, но мы сильнее. Нет давления возраста.  Виктор вспомнил о Вере. Благодаря огромному опыту встреч и расставаний, он прекрасно знал первые признаки того, что женщина, которой ничего не нужно было в начале романа, начинала исподволь расширять границы своего влияния, проверяя, как далеко можно зайти на территорию женатого мужчины, прежде чем раздастся предупредительный выстрел. Вот и Вера уже несколько раз печально говорила, как тяжело ей расставаться с Виктором, как сильно она скучает, когда они не вместе.  Виктор же смотрел на ситуацию здраво. Ему за шестьдесят. Можно как угодно рьяно следить за собой, поддерживая физическое и душевное здоровье, но время не остановить, да и незачем останавливать. Уйти в таком возрасте от Елизаветы к молодой женщине?! Немыслимо, он любит Елизавету, и вновь – уходить незачем. Что принесли Михаилу, давнишнему другу, браки с молодыми женщинами? Аня так и вовсе ушла, нанеся, прямо скажем, чувствительный удар по самолюбию Миши.  Жизнь сложилась так, как сложилась. У Лизы самой вечно то художник, то музыкант на Бог знает на сколько лет моложе служат источниками вдохновения. Открытые супружеские отношения, уже очень много лет, сложные, необычные, построенные на искусстве не видеть очевидного. Но у Кати, у Кати должно быть по-другому, ясно и честно  – такая умница, и эта суровая красота в придачу.

Катя скоротала послеобеденное время, разбирая документы в своем кабинете. Она ответила на кое-какие сообщения, несколько раз посмотрела ленту новостей на сайте РБК. Ничего не происходило.

Она поднялась, накинула куртку и решительно вышла из офиса.

Я волнуюсь, думала она по дороге в клуб. С моим жизненным опытом, и все же волнуюсь. Из-за чего? Я все еще ничего не знаю о Егоре. Он – мастер легко скользить по поверхности общения, избегая личных тем так искусно, что его закрытость становится понятна лишь позднее, когда разговор завершен, а в переписке наступила неизбежная пауза. Я же  хочу погрузиться в его мир. Зачем? Заполнить пустоту в своей жизни, вероятно. Дело в том, что в моей душе есть провал – место, которое предназначалось ребенку, которого, скажем искренне, у меня не будет.  Не будет не только из-за возраста. Во мне существует изъян, трещинка в моей цельности, все более очевидная мне самой с каждым годом. Меня пугает материнство, то, что я не смогу воспитать душевно здорового, стойкого человека, способного выжить в нашем мире. Мой успех основан на одиночестве. Не хочу передать такой опыт новому человеку, который будет связан со мной рождением.  Такой же мужчина, как Егор, непохожий ни на кого встреченного раньше,  дополняет меня, потому что и сам далек от общепринятой  морали, я чувствую это, вернее, не ощущаю его границ, как правило, очевидных в людях. . Он – нонконформист. Даже Петя, и тот женится, потому что так положено. Но я не хочу делать ничего из того, что предписано некими правилами. Не хочу и не буду.

Катино самообладание помогло ей спокойно, словно она не ждала занятия Егора, провести свою тренировку. В раздевалке ей показалось, что на нее посматривала девица из тех, кто проводил в клубе по полдня, явно не спеша вернуться к делам.  Катя припомнила, что несколько раз видела ее среди поклонниц Егора. Или не ее? Они все так похожи, язвительно подумала Катя, что силикон не дает отличить одну от другой. Я – злая, тут же улыбнулась она. Девушка с ней не заговорила.

Катя запретила себе высматривать Егора. Настанет час его занятия, и они увидятся. Ей и самой не понравилось бы, начни ее кто-то преследовать.

Но когда она, закрыв глаза, дремала у бассейна, используя для отдыха редкую паузу в деловых буднях, кто-то брызнул на нее холодной водой.

Катя резко подняла голову, готовая дать отпор нахалу, лишавшему ее бесценных минут расслабления, и увидела Егора, чрезвычайно довольного собой, судя по его улыбке.

- Ха-ха, привет, Катя, - он смеялся, наслаждаясь своей проделкой . –Хмм, пресс закачан идеально. Можно присесть? Позволь, устроюсь у твоих на удивление стройных ног, там мне и место, - он широко улыбнулся. 

Дурачится, Егор дурачится, с нежностью поняла Катя.

Сам Егор, в простом спортивном костюме, был так хорош, именно хорош, не красив, его глаза лучились такой искренней заинтересованностью, что у Кати мягко дрогнуло сердце.

- Не знала, что ты уже в клубе, - Катя села, гордая своим легким, сильным телом, тем, что она могла спокойно сидеть перед мужчиной в открытом купальнике, не беспокоясь о том, как она выглядела.

- День такой, что мне не захотелось оставаться там, где я был утром, - Егор стал серьезнее. – Поэтому и приехал. Я посижу с тобой?

Он рассмеялся:

- Отпугну твоих кавалеров.

- Не знала, что успела обзавестись кавалерами, - ответила Катя, чувствуя себя польщенной.

- Конечно. Ты – самая яркая женщина в этом клубе, да и стала бы самой яркой, куда бы ни пришла, - Егор произнес эти слова так спокойно и убежденно, что сомневаться в его искренности  не приходилось. – Поверь, я чувствую твою силу, Катя. И другие чувствуют – мужчины, женщины, все, кто попадает на твою орбиту.

- Ну, ты и сам – популярный человек, - Катя улыбнулась. – Всегда вижу тебя в окружении восхищенных женщин.

- А, это несущественно, - Егор сел поудобнее,  и у Кати мелькнула мысль, что со стороны они могли показаться людьми гораздо более близкими, чем в действительности, - Катя, я уже говорил тебе, что общение – часть моего служения людям, а этим девочкам, независимо от их возраста, потому что все они – вечные девочки, нужен кто-то, вокруг кого можно стоять и потихоньку толкаться локтями, больно толкаться, думая, что этот кто-то не замечает их жестоких проделок.

Он может быть злым, как и я, поняла Катя.

- Признание тех, кто сам ничего из себя не представляет, ничего не стоит, - продолжил Егор. – А признание исключительного человека – награда, которую нужно заслужить. Честь.

Катя собрала всю свою силу воли и задала первый прямой вопрос о прошлом Егора:

- Почему ты уехал из Владивостока?

За последние дни она не раз вспоминала то ли прочитанную, то ли услышанную  где-то мысль, что расположить человека к откровенности можно, лишь став откровенным самому. Егор ни о чем не спрашивал Катю, но, та, обдумав слова об открытости новому другу или подруге,  постаралась как можно изящнее, ненароком, поделиться тем, что сама она много лет живет одна, много работает в юридической компании отца, что, в целом, работа и есть ее жизнь. Катя упомянула и Петра, без излишних подробностей, давая понять Егору, что способна дружить с мужчиной, не лелея романтических грез.

Егор некоторое время спокойно смотрел поверх Катиной головы в открытую только ему даль, затем очень глубоко вздохнул и ответил, на мгновение коснувшись Катиной руки прохладными сильными пальцами:

- Потому что мне было нужно, чтобы между мной и прошлым пролег континент. Катя, бывает так, что расстояние само по себе помогает исцелить душу.  Понимаешь, то, от чего я уехал, развеяно над Сибирью,  навсегда унесено сибирскими реками.

Егор вновь мимолетно погладил Катину руку, смягчая свои слова, и добавил:

- Это счастье – жить в бесконечно огромной стране. Мы, русские, можем жить только здесь, в России, потому что только здесь одновременно открыты все двери Вселенной, и можно уйти в другой мир, оставаясь, тем не менее, дома. Даже Америка, тоже, казалось бы, большая страна, этого лишена. Мы – мистики, Катя, мистики. В других странах мы лишь существуем, наша духовная родина здесь.

Катя слушала Егора, поражаясь образности его слов. Ей представилась быстрая холодная река, над которой кружились хлопья пепла  сгоревшей или сожженной прошлой жизни  Егора, и темная вода уносила минувшие события и пережитые чувства  прочь, лишая их власти над настоящим днем.

- Но ты замерзнешь, - улыбнулся Егор, - сходи в парную. Мне пора, как всегда.  Жду тебя на занятии. Мне важно, очень важно, чтобы ты пришла.

- Спасибо за ответ, - задумчиво сказала Катя, - я приду.   

Она рассчитала время так, чтобы войти в зал, где Егор проводил вечерние занятия, чуть раньше половины девятого. После душа она сменила спортивную форму и, поколебавшись, брызнула на волосы парфюмерной дымкой для волос. Занятие, конечно же, было открытым, но Катя начинала понимать женщин, тщательно приводивших себя в порядок перед началом тренировок. Еще недавно они казались ей смешными – какой смысл поправлять макияж, прическу, если через несколько минут после начала тренировки внешний вид утратит значение, а тело покроется испариной от физической нагрузки? Теперь же она понимала, что женщины не только стремились хорошо выглядеть; ритуал ухода за собой придавал им женской уверенности. Нанося на губы прозрачный блеск, Катя незаметно посмотрела по сторонам. Кто из клиенток клуба собирался на занятие к Егору? Тоненькая девушка, рядом с которой а лавочке стояла весьма дорогая спортивная сумка, мечтательная дама, старательно расправлявшая каждую складочку на яркой футболке, сосредоточенная женщина Катиных лет и  такая же замкнутая в себе, также заранее отвергавшая любую попытку завязать милый девичий разговор ни о чем? Эта женщина уже не в первый раз привлекала Катино внимание. Они часто оказывались в раздевалке в одно и то же время. Если Катя могла гордиться своей стройностью, то светловолосая незнакомка выглядела, как прекрасная северная богиня войны и охоты – гибкая, сильная, суровая. Ее волосы с едва уловимым стальным отливом напоминали шлем; Катя оценила искусство мастера, выбравшего именно этот  оттенок краски.  У незнакомки зазвонил коммуникатор, и та ответила на звонок, произнеся свое имя чуть глухим, но сильным голосом:

- Диана.

Катя поразилась удивительной гармонии имени и облика Дианы. Жаль, что я не умею дружиться с женщинами, мимолетно подумала Катя, было бы интересно поговорить с ней, этой воительницей. Но общение в спортивном клубе ей, судя по всему, нужно еще меньше, чем мне.

Катя в последний раз посмотрела на себя в зеркало, взяла изящный конверт с приглашением на выставку матери  и вышла из уютного, чуть душного  мирка раздевалки, благоухавшего лосьонами для тела и духами посетительниц клуба.

Она поднялась на второй этаж. Вечерние занятия Егора проходили в зале под номером два . Катя, никогда не ходившая на групповые тренировки, с любопытством вошла в просторное помещение и ахнула, поняв, что там уже собралось человек десять: стоило ей сделать шаг внутрь, как следом за ней в зал впорхнуло еще две девушки, из поклонниц Егора.

Он притягивает женщин, подумала Катя. Она взяла в углу коврик, как и говорил ей Егор, и расстелила его недалеко от двери, чтобы уйти, если ее пребывание на занятии стало бы тягостным.

Зал наполнялся, самого Егора все еще не было. Ближе к началу занятия пришли и мужчины, серьезные и сосредоточенные.

Ровно в половину девятого Егор вошел в зал, где его стоя ждали двадцать учеников. Катя поднялась для приветствия вместе со всеми, затем опустилась на коврик.

Накануне вечером она почитала кое-что о тай-цзи и теперь понимала, что делали вслед за Егором ученики. Они разучивали комплекс стиля Ян, состоявший из двадцати четырех форм, судя по всему.   Никто из людей в зале, никто из людей в мире в те минуты не имел для Кати, не мог иметь никакого значения.   Егор заворожил ее.
Он поправлял учеников, стремясь добиться от них совершенства . Сам же Егор превратился из человека в вечное юное божество, наделенное небесной силой управлять энергиями Вселенной, подчиняя их своим движениям.  Казалось, дракон на его синей куртке был готов ожить и взвиться под потолок зала.  Катя впитывала каждый миг занятия. Неужели Егор считал ее, именно ее, Катю, одну из всех женщин, достойной дружбы?!

Он- прекрасен, говорила себе Катя, наслаждаясь сложным танцем Егора, он – исключительный человек.   Я знаю много состоятельных мужчин, знаю, что среди них есть те, чьи личные интересы включают коллекционирование предметов искусства, захватывающие дух путешествия в затерянные места Земли, меценатство, искреннюю благотворительность – они не банальны, нет, но, тем не менее,  неуловимо похожи. Их роднит уже сама способность зарабатывать состояние. Егор же принадлежит другому миру. Возможно, и мастеров тай-цзы объединяют общие черты характера, возможно, так и есть. Но для меня Егор уникален. Эти недели нашего сближения чудесны.

Занятие завершилось, ученики, задав благожелательно улыбавшемуся Егору вопросы и получив нужные наставления,  один за другим покинули зал.

Катя подошла к Егору последней, готовясь передать ему приглашение,  и ахнула, увидев, насколько сильно он устал за время занятия. В его чудесных лазах едва теплился свет.

- Да, Катя, тяжелая группа, - кивнул ей бледный Егор. – Извини, я никогда не знаю заранее, как пойдет практика. Один, два напряженных или озлобленных человека, и их состояние передается остальным.  Думал тебя впечатлить, - невесело рассмеялся он, - а остался без сил. Опустошен.

- Я могу тебе помочь, поддержать? – спросила Катя, понимая, что ей следовало уйти вслед за остальными и не мучить Егора бесполезными словами.

Егор внимательно посмотрел на нее, словно на что-то решаясь,  и с явной тревогой уточнил  :

-   Мы с тобой подружились, верно?

Изумленная Катя  ответила:

- Да, конечно, - добавив про себя: «Это ты со мной подружился, а в тебя влюбилась».

- Тогда ты можешь мне помочь, если действительно хочешь, - Егор все также пытливо вглядывался в Катю, -понимаешь,  дружба – очень теплое чувство, и друзья могут друг друга согревать, делиться энергиями. Тебя это не пугает – поделиться частью себя? Я, скорее всего, кажусь тебе сумасшедшим. Прости, - горько добавил он.

- Я  готова, скажи, как это сделать, -Катя безотчетно сделала маленький шажок к Егору. – Готова.

Никогда прежде мужчина так прямо не просил ее о помощи и не говорил ей, что ему нужно ее тепло. Да, конечно же, знакомые Кати делились с ней проблемами и, признавая  ее острый ум, порой просили делового совета,  но с усталостью справлялись сами,  кто как мог и хотел.  Кто-то тихо или шумно напивался, как поступал Андрей, кто-то   отправлялся на эротический массаж, кто-то сорил деньгами, кто-то затевал ссоры с женами и любовницами. Петр приезжал к Кате, чтобы побыть в тишине.

Катя сгорала от желания поддержать Егора. Было бы мне чем поделиться, печально подумала она,  я – самый нетеплый человек на свете.

- Тогда пойдем ко мне, в бамбуковую рощу- ответил Егор, - здесь все еще остается напряжение. Вот вымоют полы, станет свежее. Удивительно, Катя, как уборка выравнивает энергии . Не замечала? Обрати внимание.    

Они молча прошли в тайную комнату Егора, благоухавшую чаем. За высоким окном все также парил снег. Но в это раз Катя и Егор поменялись ролями. Теперь дружеская помощь требовалась самому мастеру тай-цзы. 

- Садись Катя, устраивайся, - Егор подал Кате подушку. -  Станет тяжело или не по себе, сразу говори, - и, дождавшись, когда Катя удобно сядет, он неожиданно для нее на спину, положив голову ей на колени и закрыв глаза.

Повинуясь неожиданному чувству, что так нужно было сделать, Катя положила руку на лоб Егора.

Он улыбнулся, не открывая глаз:

-Да, именно так. Думай о чем-нибудь хорошем. Я полежу минут десять. Вспомни день или час, когда ты испытывала счастье или покой. Те минуты всегда с тобой. 

Катя  прикрыла глаза. Хорошие воспоминания? Когда ей было лет десять, отец учил ее запускать воздушного змея. Да, в то лето они снимали просторный дом на Волге, недалеко от Твери; мать много писала акварелью, повторяя на разные лады один и тот же, и, вместе с тем, всякий раз новый пейзаж – реку, небо, лес на другом берегу. Катя быстро поняла, как правильно обращаться со змеем, заслужив редкую похвалу отца.  И он, и мать тогда были молоды, красивы, вечны, их любовь еще не стала привычкой, им еще не нужны были другие, чтобы оставаться вместе самим. Тогда, вблизи своих родителей,  Катя чувствовала себя счастливой. Егор оказался прав – то чистое переживание единения с прекрасным миром,  полным светлых чудес, оставалось с ней все эти годы. Повинуясь импульсу, поднявшемуся к ее сознанию из самых глубин души,  Катя представила рядом с собой мальчика,  своего ровесника – Егора. Они вместе стояли на огибавшей небольшое поле тропинке, наблюдая за парившим высоко в небе воздушным змеем.

- Ты- очень сложная женщина, Катя, - тихо сказал Егор, вернув Катю из давно ушедшего лета в  настоящий миг, - и поэтому твоя жизнь кажется обманчиво простой. Я внимательно читаю все, что ты мне пишешь в переписке. Работа, твой друг – все как бы на поверхности. Я же по сравнению с тобой – поверхностен, и поэтому кажусь тебе сложным. Понимаешь? Ты так глубока и сильна, что тебе нечего скрывать, я же храню свои маленькие тайны, стремясь стать немного интереснее окружающим.      

Катя вспомнила свои собственные размышления о тайнах, бережно охраняемых людьми даже от самых близких, потому что именно темная сторона души составляла человеческую индивидуальность, в то время как ясность и открытость стирали границы между людьми. Мы созвучны, подумала Катя, созвучны.

Она положила вторую ладонь на грудь Егора.

Он больше не был незнакомцем. В тишине уединенной комнатки, затерянной в огромном городе, затерянной в бесконечном, непознаваемом мире, между ними исподволь устанавливалась глубочайшая связь, не имевшая отношения ни к чему внешнему. Катя ощущала биение его сердца, и с каждым ударом Егор обретал человечность, становясь для Кати живым человеком. Он был создан из плоти и крови,  у него сложился свой характер, судя по всему, нелегкий, установились свои привычки; что-то ему нравилось, что-то – раздражало, он создал для себя несколько масок, одной из которых, возможно самой изящной, стала маска мастера тай-цзы.  Кем он был на самом деле что оставил в давно покинутом родном городе? Все это Кате предстояло узнать, в свое время, заслужив доверие Егора.

- Я  в порядке,- Егор открыл глаза, - ты меня вылечила, Катя.

Он потянулся, и движение его тела подняло в Кате волну желания. Будь это фильм, мелькнуло у нее в мыслях, последовала бы откровенная сцена секса. Когда-нибудь, возможно, мы дойдем до близости  и в реальном мире, сказала себе Катя. Когда-нибудь. Возможно. Но в такой же степени вероятно и то, что мы останемся безгрешными друзьями. Я готова и к этому. Почему мне так важна физическая близость с понравившимся мне мужчиной? Исконно женское стремление привязать к себе избранника, впустив его в свое тело? Как глупо, если вдуматься. Откуда появилась идея, что темп развития отношений определяет женщина, направляя мужчину туда, куда хочет идти она сама? Вести должен мужчина. Может быть, кстати, Егору нравится совсем другой тип женщин. Катя, не торопи события,  не торопи. Только не  с Егором.

Волна желания отступила, и Кате не менее сильно захотелось немного пощекотать Егора, вовсе не торопившегося поднимать голову с ее коленей.  Он по прежнему лежал, вполне довольный своей позой, ясный и нарядный в ничуть не помявшемся костюме мастера тай-цзы . Катя подняла было руку и, не выдержав, рассмеялась.

- Что такое? – Егор тоже улыбнулся. – Смеешься прекрасно. Искреннее.

- Борюсь с собой – хочется тебя пощекотать, - пояснила Катя. – Ты такой нарядный в своем костюмчике,  такой … возвышенный, - и, сказав это, Катя вдруг подумала, что ее слова могли показаться Егору совершенно неуместными.

Но, не успела она ужаснуться тому, что сказала, как Егор стремительным, неуловимым движением поднял руку и быстро пощекотал саму Катю подмышкой. Она охнула и хохоча,  попробовала увернуться, но, с головой Егора на коленях, это оказалось не так-то просто.

- Одни ребра, - с нарочитым упреком сказал Егор, остановившись  - Катя, ты ведь знаешь, что людям нужно есть?

- Я ем, - Катя кивнула головой, - ем. Вот сегодня ела суп из морепродуктов, а вчера – стейк. Или позавчера?    

Егор сел.

- Что делаешь на праздники? – спросил он. – Улетаешь куда-нибудь?

- В Амстердам, - ответила Катя. – А ты?

- Остаюсь в Москве, - Егор чуть покачал головой. – Не готов пока к новым поездкам. Я говорил тебе, всю осень странствовал по Азии.

Его глаза вновь лучились теплом.

Я и вправду помогла ему,  с изумлением казала себе Катя. Всего лишь побыла с ним, и помогла. Удивительно.

- Я не люблю праздники, - продолжил Егор, - вернее, не люблю праздничные дни, когда положено веселиться, - он рассмеялся, - жизнь полна чудесных минут и часов, но радоваться по расписанию? Скучно.

Катя вспомнила, как осторожно поздравила Егора с двадцать третьим февраля, скорее упомянув праздник в отравленном ему сообщении –она не знала, значил для него что-нибудь этот день, служил ли он в армии, что казалось ей маловероятным. К ее удивлению, тогда Егор коротко ответил: «Спасибо. Я служил. День не отмечаю, однако жизненный опыт был хороший».   

- Полностью согласна, - отозвалась Катя. – Впрочем, я всегда на связи, такой у меня род занятий.  Я – не праздничный человек, - добавила она.

- Праздничный, - мягко возразил Егор. – Ты – праздничный человек. Тебе нужна спонтанность. Этого тебе не хватает, Катя – возможности жить спонтанно.  Ты не можешь позволить себе делать то, что хочешь, тогда, когда хочешь, насколько я успел тебя понять, и поэтому тебе кажется, что ты ощущаешь свой возраст, как будто цифры что-то значат, позволю себе заметить.

- Ты прав, - Катя вновь поразилась тому, как глубоко ее понимал Егор, - я упустила юность, возможно – стремилась быть во всем самой лучшей, - и она вспомнила отца.

Затем Катя добавила, смягчая откровенность шуткой:

- Но я хотя бы выбираю, с кем мне делать то, чего я хочу. Это уже неплохо.

- Это прекрасно, - искренне сказал Егор. – Для счастья нужно мужество, Катя, и мужчинам, и женщинам.  И оно у тебя есть, я знаю, что оно есть. 

Он рассмеялся:

- Так и хочется поныть: «Выбери меня, выбери меня». Но тебя нужно заслужить, верно?

- Конечно, примерным поведением и небывалыми успехами, - ответила Катя, наслаждаясь флиртом.

- Я стараюсь, - заверил ее Егор. – Спасибо тебе, что помогла мне, Катя. 

- Обращайся, - хихикнула та и украдкой зевнула, - я в Сети двадцать четыре часа в сутки. Мои колени к твоим услугам, - и она вновь зевнула, уже открыто. – Похоже, пора расходиться.   

- А что у тебя за конвертик с собой? – с любопытством спросил Егор, превратившись на мгновение в маленького мальчика. – Заметил, ты с ним не расстаешься весь вечер. Письмо от старомодного поклонника?

Я едва не забыла о приглашении, внутренне вскричала Катя, едва не забыла пригласить Егора на выставку матери!

- Вообще-то, это тебе, - рассмеялась она, передавая Егору лежавший рядом с ней конверт, - письмо от старомодной поклонницы. Если серьезно, это – приглашение на выставку моей мамы. Я тебе говорила, она – художница. Официальное открытие в субботу, семнадцатого марта.

Егор взял у нее конверт и вынул из него открытку .

- О, спасибо, Катя.  Ее пейзаж? Прекрасно. Ты не упоминала, что твоя мать пишет в восточном стиле.   Очень интересно.

Он быстро прочел приглашение и добавил:

- У меня в субботу дневное занятие, заканчивается в шесть. Так что я приду, - и он искреннее расхохотался, - не надейся, что меня там не будет.

- Приходи в этом костюме, - рассмеялась и Катя. – Будешь соответствовать обстановке.

- Непременно, в нем и приду.

Егор широко и озорно улыбнулся:

-А ты меня выбрала, хотя бы на вечер. Ура! Ха-ха, выбрала. Но идем, ты устала, бедная, возиться со мной.

Катя не стала возражать. Они поднялись и вышли из тайной комнатки Егора. Он не обнял Катю на прощание, но посмотрел на нее долгим мужским взглядом, и Катя поняла, что произошло. Егор больше не питал иллюзию возникшей между ними дружбы – за время их уединения Катя из друга превратилась в желанную ему женщину, и прикосновения к ней стали интимными, приобретя для него особую важность.   

- До связи, - сказала на прощание Катя, - отдыхай!

-Напишу тебе, как обычно, - Егор сложил руки в восточном знаке благодарности, - утром.       

Катя неторопливо направилась в раздевалку. Клуб все еще был полон людей, приехавших после работы.   Те, кто мог позволить себе дорогую клубную карту, не заканчивали свои дела ровно в шесть  вечера. В лучшем случае они, как и Катя , освобождались ближе к семи, восьми часам, и лишь в те дни, когда не происходило ничего срочного. Их жизнь требовала тщательного планирования.

Катя вспомнила слова Егора о том, что ей не хватало спонтанности. Он прав, прав, прав, сказала она себе. Я так привыкла к своему московскому ритму, что и на отдыхе по привычке жестко расписываю каждый день – завтрак, бассейн, гостиничный фитнес-центр, душ, массаж, ланч, и так далее, до самого отхода ко сну.  Попробую расслабиться в Амстердаме, решила она. Не стану решать, что делать, заранее. И она улыбнулась себе, добавив: «Уж точно не раньше завтрака».

Дома, уютно устроившись в кровати и собираясь заснуть,, Катя поняла, что неосознанно ждала завершающего вечер сообщения от Егора. Но ее коммуникатор молчал. Он устал, сказала себе Катя, ему не до меня. Он напишет мне утром, до того, как начнутся его занятия в клубе, как и сказал – так, как делал все предыдущие дни, когда наше общение начиналось с его раннего послания.

Но Егор не написал Кате ни утром следующего дня, ни днем. Его не было в Сети. Или так, или он заблокировал ее номер.  Катя замерла в ожидании. Что происходило? Егор испугался? Ее жгло воспоминание о его требовательном мужском взгляде при их прощании.  Я что-то сделала не так, говорила себе Катя, что-то настолько важное, что Егор решил остановить общение. Простейшая вещь – написать ему самой и спросить, как у него дела, казалась невозможной.      

День шел мучительно медленно. Катя мрачно занималась делами, едва ли не вздрагивая при каждой трели коммуникатора. Я не могла ошибиться, повторяла она, я знаю этот мужской взгляд, он был не раз обращен на меня, и всякий раз означал, что смотревший на меня мужчина хотел со мной близости. Или я заблуждаюсь, горько думала она, и мы с Егором – всего лишь знакомые, приятели, и никто из нас ничего не должен другому, мы просто то и дело оказываемся вместе в клубе, будь он не ладен?!

Часа в три дня полыхнул, как говорила Катя, пожар. У одного из ее клиентов возникла сложная проблема, и Катя провела несколько часов в лихорадочной переписке по мессенджерам и в звонках,  ища наилучшее решение.

К девяти вечера выход из нехорошей ситуации был найден.

Катя в изнеможении отложила коммуникатор и вышла из своего кабинета, чтобы заглянуть к отцу. Он оставался в офисе, но не принимал прямого участия в тушении пожара. Катя знала, что, не сумей она справиться с серьезной проблемой, отце вмешался бы, подняв свои личные связи, приберегаемые как раз для таких  случаев. Я справилась, устало сказала себе Катя, у меня появились и свои влиятельные знакомые, к которым я могу обратиться напрямую, сама по себе не как дочь своего отца. Из меня вышел превосходный сын, с иронией подумала она.

Свет в небольшой приемной отца был погашен, из приоткрытой двери в его кабинет доносилась тихая музыка. В сложные дни отец всегда слушал классический джаз.  Что его тревожит, спросила себя Катя, дела или проблемы с возлюбленной?

- Все улажено, - сухо сказала она, войдя в кабинет. – Уезжаю. Ты остаешься?

Виктор с любопытством посмотрел на дочь. Исключительная женщина. Неудивительно, что она живет одна; мужчины меркнут рядом с ней, теряются перед ее силой. И я начинаю теряться, неожиданно понял Виктор,  дочь превзошла и меня, и свою мать, обретя в некий миг способность находить жизненную опору в самой себе, чего никогда не удавалось и не удастся нам с Елизаветой. Мы – дети, которым нужна компания таких же детей, чтобы не бояться ночи и чудовища под кроватью или злой колдуньи в шкафу. Катя же ведет свой бой в одиночку, принимая и победы, и поражения.

- Если не спешишь, поужинай со мной, окажи честь, - Виктор встал из-за стола. – Давно не проводили время вместе. Выбирай, что хочешь.

- Пиццу, - сразу же ответила Катя, - в «Бьянке» на Белой площади. Они работают круглосуточно.   

- С довольствием, - Виктор кивнул головой. – Готов выезжать.

- Только куртку возьму, - Катя улыбнулась отцу, немного теплея, и быстро набрала что-то в коммуникаторе. – Отправляю тебе адрес. Там увидимся, - и она неожиданно, искренне расхохоталась, - Я приеду первой, папа.   

Виктор рассмеялся вслед за ней. Соревнование? Ну  что же, девочка, думаешь, обгонишь моего водителя, профессионала? Затем Виктор вспомнил, что в тот день был за рулем сам – водитель понадобился Елизавете.  Он с досадой подхватил пальто.

Так, выключить свет. Закрыть дверь в офис. Сдать ключ охраннику. Спросить, ушла ли Екатерина. Да, минуту назад. Ну, минута не критична. Вызвать лифт. Бесконечно долго спускаться на подземный паркинг. И понять, что Катя уже выехала, невероятная женщина – ее парковочное место опустело. Ладно, нагоним в дороге.

Когда Виктор вошел в ресторан, Катя, как и следовало ожидать, сидела за столиком.  Перед ней стоял бокал с минеральной водой. Виктора поразила ее ранимость. Он помедлил, всматриваясь в дочь, рассеянно смотревшую на экран коммуникатора.

Когда-то, очень, очень давно, его также болезненно задевала уязвимость маленькой девочки, ее бессилие перед злом и равнодушием окружавшего мира.. Всякий мог обидеть ее, и это было неправильно. Тогда Виктор дал себе слово воспитать Катю сильной, способной постоять за себя, решительной, целеустремленной, ничем не похожей на мать, нуждавшуюся в постоянной опеке. Но маленькая девочка не исчезла. Она все также оставалась во взрослой, жесткой, резкой Екатерине, и его дочь по прежнему можно было ранить. Она всего лишь научилась скрывать боль.             

-Сдаюсь на милость победительницы, - Виктор повесил пальто на спинку стула, не очень удобного на вид, и сел напротив дочери. – Давно приехала?

- Минут десять, - Катя улыбнулась. – Но я знаю, где здесь легко припарковаться. Не тратила время на  круги.

- Часто здесь бываешь? – Виктор огляделся. – Кухня хорошая?

- Очень, - отозвалась Катя, -  готовят прекрасно.

Затем она добавила, отвечая на второй вопрос отца:

- Бывала здесь с Андреем, - и спокойно уточнила, - мы расстались в прошлом году. Ты его видел несколько раз.

У Виктора сжалось сердце. Дочь не иронизировала, она действительно считала, что он мог забыть и ее бывшего друга, и то, что он с ним встречался. И Катя была права, права – Андрей ничем не запомнился Виктору, красивый и безликий одновременно, как стало все чаще случаться с современными молодыми мужчинами. Не удивительно, что женщины искали себе зрелых спутников, успевших приобрести хотя бы некоторую индивидуальность.

- Я помню, - сказал Виктор, - помню, Катя.

Официант положил перед ними меню.

- Что порекомендуешь, Катя? – Виктор читал названия пицц и понимал, что съел бы любую из них, а, возможно, и две, нарушив все свои принципы питания. Иногда он позволял себе такие вольности, всякий раз чувствуя себя молодым и безрассудным.

- С лососем, - Катя закрыла меню, - и вторую – с грушей и горгонзолой.   

- Мне яблочный сок – добавил Виктор, - свежий, большой.

Он не знал как спросить Катю, что происходило в ее личной жизни. Но что-то происходило; Катя, не осознавая этого, время от времени болезненно потирала переносицу и быстро, украдкой, бросала взгляд на лежавший на столе коммуникатор, словно могла не услышать звонка или трели пришедшего сообщения. Опыт человека, всю жизнь переходившего от одного романа к другому, подсказывал Виктору, что источником Катиной боли служили любовные неурядицы. Но как спросить об этом?!

Он собрался с духом и начал издалека:

- Возвращаясь к Андрею, и прости, если это некстати, но меня он не впечатлил.

- Вопрос не в том, впечатлил ли он тебя или меня, - также спокойно ответила Катя, сосредоточенно глядя на бокал  с водой, - вопрос не в этом.

Она подняла на отца тяжелый взгляд, полный и боли, и жестокости, глубокой неприязни к самой себе:

- Во мне этого просто нет, папа, не способности поддерживать отношения. Изъян личности.

Она рассмеялась, и Виктора на миг пробил озноб от слов дочери:

- Но это прекрасно для работы, не так ли?

- Катя, ты – чудесная женщина, - горячо, и вместе с тем  слабо возразил Виктор, - любой был бы счастлив…

- Но мне не нужен любой, - Катя внимательно смотрела на отца, затем вновь рассмеялась:

- Петя говорит, что мне нужен астрофизик. Петя – мой давнишний друг, - добавила она на всякий случай.

Уж Петра Виктор помнил превосходно, Катя не раз приводила его на то или иное мероприятие, беспутного красавца было невозможно забыть.

Виктор вздохнул.

Официант принес ему сок, и некоторое время отец и дочь молчали, собираясь с мыслями.

Затем Виктор как можно мягче произнес:

- Катя, ни я, ни твоя мать никогда не вмешивались и не будем вмешиваться в твою жизнь. Возможно, мы неправы., - он чуть улыбнулся, - нужно требовать внуков.

Катя сделал глоток воды и также мягко ответила:

- Папа, какие внуки? У тебя самого могут быть дети. Сын. Не говори, что не допускаешь эту вероятность.

Очевидно, что-то, происходившее с Катей, вызывало в ней такую душевную боль, что в те минуты она была совершенно, абсолютно откровенна. Ее проницательность и ужаснула Виктора, и восхитила.  Такие мысли к нему приходили. Поздний, поздний ребенок от молодой женщины, подарок или проклятие завершающего этапа жизни.
Виктор не нашелся, что ответить.  Он никогда не задавался вопросом, знала ли Катя о его романах. Очевидно, он решил, но не помнил, почему пришел к такому заключению, что дочь, также, как и жена, допускает вероятность его личной жизни за пределами семьи и принимает такое положение как неизбежное, философски-спокойно. ,Однако Катя могла внутренне протестовать против открытых отношений родителей. Дочь могла презирать их, могла осуждать. Виктора выручил официант, появившийся с пиццей. Виктор не помнил, когда он в последний раз так искренне радовался появлению официанта.

Затем он понял, что следовало сказать:


- Катя, как бы мы, я и Елизавета, ни были виноваты перед тобой, как бы мы ни были эгоистичны, у тебя есть право на счастье.   

Катя сосредоточенно ела кусочек пиццы. Время от времени у нее заметно дергалась правая бровь. Дожевав, она промокнула губы салфеткой и сказала, вновь поразив Виктора своим интуитивным пониманием людей:

- Я не сужу и не осуждаю ни тебя, ни маму, папа. С чего бы?! Я знаю, что у тебя есть своя, сугубо личная жизнь. Не знаю, есть такая жизнь у мамы. Возможно; а  если вдуматься, то, скорее всего, наверняка есть. Но я не думаю о том, как устроены ваши отношения, - жестко продолжила Катя, - это совершенно не мое дело.  И я всегда ценила и буду ценить свою свободу. В не меньшей степени, чем и вы цените вашу.

Затем она любезно улыбнулась отцу, и тот вспомнил, какой язвительной Катя бывала в юности:

- Очевидно, я такая дочь, что со мной лучше не ужинать. 

-Ты – прекрасная дочь, - Виктор искренне махнул на Кать рукой, - мы тебя не заслужили. Нам с тобой , напротив, нужно ужинать как можно чаще. Я понимаю, что не знаю тебя, - горько добавил он, подумав, что не знал не только дочь, что сам уклад его жизни исключал подлинное сближение с кем бы то ни было.

- Ешь, папа, пицца хорошая, - ответила Катя. – День выдался тяжелый. Прекрасная идея – перекусить вместе.

В этот момент вспыхнул экран ее коммуникатора.

Виктор непроизвольно вздрогнул, Катя же, болезненно закусив губу, взглянула на экран и резко побледнела.

- Прости, это важно, мне нужно прочесть, - быстро проговорила она и взяла коммуникатор.

- Конечно, мне и самому хорошо бы проверить почту, - Виктор кивнул дочери.- Не торопись.

Пришедшее сообщение было от Егора.

« Катя, объясню тебе при встрече, что происходит. Завтра вечером в клубе?»

По крайней мере, я не ошиблась – что-то действительно происходит, подумала Катя.

Но Егор помнит обо мне, собирается рассказать мне в чем дело.  Она быстро набрала ответ: «Хорошо, Буду после 19.00. Увидимся!»

Дикое напряжение мгновенно,  разом выпустило  Катю из своих тисков. Теперь ей не хотелось спешить.  До вечера следующего дня она могла продолжать верить, что между ней и Егором установилась связь, что встреча с ним была неслучайной.   
Затем должно было последовать жестокое отрезвление. Но пока, пока все еще можно было грезить о прекрасной зрелой любви, озарявшей мягким светом жизни женщины и мужчины, нашедших друг друга по воле благосклонных небес.

Но небеса не добры, горько подумала Катя,  не добры и не злы. Я сознательно выбираю заблуждение – на несколько часов, до завтрашней встречи с Егором. Почему? Очевидно, я упускаю что-то очень важное для отношений, не понимаю чего-то самого главного. Но что ускользает от меня?

Катя сделала глоток воды и, поражаясь своим словам, спросила отца:

- Папа, почему ты все эти годы остаешься с мамой? В чем твой секрет, в чем ваш секрет?

Подобный вопрос был бы немыслим до ее встречи с Егором. Я сошла с ума, быстро сказала себе Катя,  Егор пробудил во мне откровенность, которую я отринула в ранней юности, решив никогда не раскрывать свою душу ни родителям, ни кому другому.  Все мое сосуществование с родителями, со всеми людьми в моей жизни построено на умении не задавать неудобных вопросов.  Тихо, тихо, еще тише, делай, что хочешь, но молчком. Не говори мне, не говори нам, мы не желаем знать.

Отец  ответил ей мгновенно, не раздумывая,  и Катя поняла, что он знал ответ, потому что сам задавал себе этот же вопрос, много раз:

- Потому что я люблю ее, Елизавету. Как полюбил в молодости, так и люблю до сих пор. Это не та любовь, моя милая девочка, когда двое всю жизнь держатся за руки. Но это любовь, хотя тебе я желаю как раз встретить того,  кто не захочет  выпускать твою руку. 

И он с нежной, непривычной для Кати улыбкой добавил:

- Ты – дитя любви, Катя, поэтому и такая красивая.

Катя искренне рассмеялась, и у Виктора отлегло от сердца. Непривычно откровенный разговор с дочерью обессилил его, и он с решимостью взял еще кусочек пиццы, затем  – второй.

Однако для одного вечера откровений было достаточно. И Катя, и Виктор чувствовали себя безмерно уставшими.  Следовало завершить ужин на другой, легкой ноте.   

- Как там мамина выставка,  кстати, - спросила Катя, меняя тему разговора. – Я не спрашиваю у нее напрямую – сам знаешь, как она не любит вопросы о творчестве.

-  Волнуется и слушает японскую флейту, - ответил Виктор, примериваясь к третьему кусочку пиццы, - она же говорила тебе, что на открытии будет флейтист?

- Говорила, - отозвалась Катя. – Должно быть чудесно.

Отец и дочь обменялись понимающими взглядами. Перед каждой выставкой Елизавета, и в обычные дни человек не легкий, могла быть невыносимой. Ее раздражал весь мир: голос Виктора, когда тот легкомысленно начинал деловой разговор, не закрыв прежде дверь своего домашнего кабинета, шаги Лили, давнишней помощницы по домашнему хозяйству, ходившей по квартире  Разумовских в  тапочках на войлочной подошве,  и так бесшумно, что ей позавидовал бы ниндзя, отдаленный вой автомобильной сирены, и так далее, и так далее.  Но такова была Елизавета.

- Конечно, будет чудесно. И я рад, что вся сегодняшняя ситуация разрешилась, - Виктор улыбнулся, - ты – молодец, Катя.

В это момент и ему пришло сообщение.  Писала Вера; она спрашивала, как прошел его день, и Виктор непроизвольно поморщился от этой неуместной игры в семью. Он отводил своим подругам другую роль, они должны были развлекать его, приносить отдых, дарить иллюзию молодости, оставаясь на самой кромке его жизни. Как будто он стал бы отвечать, вдаваясь в подробности  своих дел! Виктор решил написать Вере позднее. Роман шел к завершению, настало время двигаться дальше.  Шаг за шагом, Виктор уже уходил; у него не было времени ждать, вразумлять, воспитывать ни одну из своих подруг, даже такую очаровательную, как Вера.

Отец и дочь доели пиццы, немного посудачив о делах, затем Виктор сказал:

- Пора отдыхать, Катя.  Хорошо поговорили.   Надо нам  с тобой взять за правило хотя бы раз в месяц вот так проводить вечер вместе, - и он от души улыбнулся, - и Бог с ними, со всеми остальными, пока мы едим пиццу! Верно?

Катя рассмеялась и подняла руку, подзывая официанта, чтобы попросить счет. Она заметила, как на мгновение изменился отец, читая пришедшее ему сообщение. Оно было от его любовницы,  почувствовала Катя, именно от нее, и та неведомая ей женщина сделала неверный шаг. Катя знала, что отец не мог не быть жестким человеком и в личной жизни – также, как и сама она, его дочь, пока не встретила Егора. 

Отец сделает все возможное, чтобы этот вечер нашего с ним откровенного разговора  погрузился в самые глубины его памяти, подумала Катя по дороге к своей машине.  Мы все не в том возрасте, чтобы менять устоявшийся в нашей семье  стиль отношений. Ну что же, так тому и быть.            

Катя отправилась прямиком домой. В машине она не стала включать ни музыку, ни радио. Я хочу погрузиться в тишину, подумала Катя, задержать дыхание до завтрашнего дня и нырнуть в безмыслие  так глубоко, как только смогу, чтобы набраться сил для встречи с Егором. Недавний незнакомец завладел мной – мной, деловой, состоятельной женщиной, с юности избегавшей эмоциональной зависимости от мужчин! Как такое стало возможным?! Мы всего лишь обменивались сообщениями, несколько раз говорили по телефону, быстро, на ходу, спрашивали друг друга, как шли дела, встречаясь в клубе. 

Кстати, перейду в другой клуб, сердито сказала себе Катя, и тут же  рассмеялась. Прелестно, да и только! Перейти в другой клуб, переехать в другой город, улететь на другую планету – и там понять, что невозможно уйти от самой себя. Останься и сражайся, Екатерина, вступи в бой со своими демонами, не из-за Егора, не для того, чтобы его завоевать – для самой себя, для обретения целостности.

Дома Катя приняла душ и легла спать. Она провалилась в бездонный целительный сон, стоило ей выключить свет. За окнами ее квартиры началась метель. Зима не желала уходить и  пригоршнями бросала колючий снег в стекло, словно требуя, чтобы ее впустили внутрь, в тепло.  Там она спела бы влюбленной женщине колыбельную о том, что любовь – это сладчайшая человеческая иллюзия, а одиночество – единственная реальность мира, в котором каждое чувствующее существо предоставлено самому себе, и не стоило волноваться, не стоило переживать, не стоило сражаться, а следовало лишь позволить холоду проникнуть в душу и прекратить страдания..

Но Катя крепко спала, и окно осталось закрытым.   

Утром, едва Катя открыла глаза, ее подхватил поток важных дел. Умело потушенный ею накануне пожар, тем не менее, оставил за собой опасно тлевшие вопросы, и с ними тоже следовало незамедлительно разобраться.  До самого вечера у Кати не было времени думать о Егоре.  В обществе напряженных состоятельных мужчин, ждавших от Кати решительных слов и действий, мастер тай-цзы стал сказочным персонажем из сказки, изящным рисунком на странице книге, силуэтом на китайском свитке.  Катя и поела только в пять часов дня, наскоро, не чувствуя вкуса ароматного рыбного супа – она то и дело отвлекалась на то, чтобы отвечать на приходившие деловые  сообщения.

Но Егор оставался реальным человеком, и Катино сердце дрогнуло, когда она увидела его при входе в клуб.  Он сидел на диванчике у входа, один, и, сложив руки на коленях, смотрел прямо перед собой, словно ему было отрыто окно в измерение, доступное только ему, никому другому. Егора окружала создаваемая им самим тишина, настолько глубокая, что никто не решился бы подойти к нему и нарушить бдительное созерцание поглощенного собой человека.   

Однако Егор сразу же увидел вошедшую в фойе клуба Катю и поднялся ей навстречу.

Катю немного качнуло. Теперь нереальным стало все, кроме Егора, и никто, ничто не могло иметь для нее малейшего  значения.

- Катя, здравствуй, - едва улыбнулся ей Егор, - и позволь сразу же объясниться. Это недолго.  Присядем?

Катя кивнула головой, собираясь с духом. Жесточайшим усилием воли она держалась естественно, словно не погибала  каждую секунду от ужаса ожидания того, что ей собирался сказать Егор.

-  Сдам пальто, и присядем, - Катя спокойно поставила спортивную сумку на скамеечку, - какой сегодня ветреный день! Наверное, снова будет снегопад.

Простые слова придали ей сил. Чтобы ни случилось, выживу, быстро подумала Катя.  Выживу.

Она сдала пальто, улыбнулась гардеробщице, взяла номерок , подхватила свои сумки и последовала за Егором в безлюдный бар, за самый дальний столик.

- Катя, - начал Егор, едва они сели, - Катя, я знаю, что не написал тебе, как обещал, но в сообщении невозможно объяснить вот что. Вернее, неправильно это объяснять в сообщении, нужно глаза в глаза.

Катя никогда еще не видела Егора таким взволнованным, и очевидное волнение придавало ему человечность, волшебный мастер восточного искусства становился  живым мужчиной из плоти и крови, способным чувствовать и страдать . Катя внутренне ахнула, осознав это бесповоротное превращение.

- Мне нужно полностью сосредоточиться на своей личной практике, - тихо продолжил Егор, не отводя от Кати внимательного, полного боли взгляда, - Катя, это сложно понять. Но и не нужно понимать, просто прими это, как часть меня. Знаю, мы едва знакомы. И все же, молю, прими.  Сейчас мне нужна абсолютная тишина. Тишина внутри меня.

Он говорит со мной, как говорил бы с близким человеком, с изумлением поняла Катя, как с очень близким, дорогим человеком. Такие слова не предназначаются случайным знакомым. Я была права, между нами действительно возникло чувство. Будь то любовь или дружба, но чувство. И это чувство требует искренности.

-  Я могу постараться принять, - взвешивая каждое свое слово, ответила Катя, - дело в том, что я не могу обещать того, чего не знаю, - и она чуть улыбнулась, - я никогда раньше не встречала мастера тай-цзы, которому стала нужна тишина. Но я хочу это принять. В этом я уверена. В том, что хочу тебя принять. 

Егор улыбнулся вслед за ней.

-  Это все, о чем я прошу – постараться принять, Катя. Знай, я глубоко благодарен тебе.

Он с видимым облегчением вздохнул и продолжил:

- Я стану проводить много времени в уединенном, тихом месте. Занятия в клубе продолжатся, ко болтовни с учениками не будет.  Ничего, что может отвлечь меня. Не знаю, сколько продлится мое молчание. Неделю, месяц.

- Иными словами, ты уйдешь в монастырь,  в горный монастырь, - Катя неосознанно потерла правый висок , в котором зарождалась головная боль, - и будешь там столько, сколько тебе потребуется, прежде чем спустишься вниз.

Егор кивнул, соглашаясь с ее словами:

- Прекрасный образ, Катя. Ты – удивительная женщина. Удивительная. Когда я спущусь, то сразу же найду тебя. Сразу же.  Клянусь своей душой. Спасибо тебе, - и он легко встал. – Удачной тренировки!

Катя осталась за столиком.  Ей нужно было несколько минут покоя, ее собственной тишины. В баре по прежнему никого, кроме нее, не было. За стойкой чуть слышно играла музыка – должно быть, тоненький мальчик-бармен одиноко  развлекал себя в ожидании клиентов.  Где-то в клубе шла обычная вечерняя жизнь,  Катя же словно находилась за невидимой, но непроницаемой стеной, защищавшей ее от любого вторжения извне.  Покой. Равновесие.  Головная боль утихла сама собой, не успев начаться. За стеклянными дверями клуба началась метель. Некоторое время Катя просто смотрела на снег, не осознавая, что полностью повторяла то, что  перед ее приходом делал Егор. Затем она встала и заказала себе апельсиновый сок. 

Следовало жить дальше – жить и ждать Егора.   

(продолжение http://proza.ru/2019/04/19/1281)