Мэнли Уэйд Уэллман. Брожу и дивлюсь

(Совместно с Л. Козлова)
УДИВИТЕЛЬНЫЕ ВСТРЕЧИ ДЖОНА В ВОЛШЕБНЫХ ГОРАХ
И ВДРУГ ЯВИЛОСЬ НЕЧТО

Я уж подумал, что в этой роще никого, кроме меня, нету, и чтобы не чувствовать себя совсем одиноким, присев, стал перебирать серебряные струны гитары, наигрывая «Красотку Саро»[1]. Но вдруг к моей мелодии присоединилось нежное звучание флейты.

 
А вот и музыкант. Я увидел его прямо перед собой в зарослях лавра. Молодого. Без рубашки. Светлый пушок на подбородке еще не знал бритвы. Он держал у рта полую палочку, а его тонкие пальцы так и порхали над отверстиями в ней, извлекая ноту за нотой. Играя, он улыбнулся мне.

Я улыбнулся ему в ответ и заиграл «У колечка, у кольца ни начала, ни конца»[2].  Он тут же подхватил. Звук его дудочки был, хоть и высоким, но не пронзительным, а нежным и приятным.

Небось подружиться хочет, решил я и, поднявшись, протянул ему руку.

Он развернулся и через мгновение убежал, но я успел заметить, что человеческим у него был только торс. А ниже – четыре ноги, как у лошади.
 
ИСТОРИЯ О ХОПЕ

Полуденное солнце жарко припекало заросли, но в его домишке стаяла голубоватая мгла.

– Да, мэм? – Черные брови хозяина сошлись над стального цвета глазами в одну линию.

– Я собираю предания для книги, – начала она. – Ее лицо нежно розовело, а волосы были золотистыми, как масло. – Слыхала, вы знаете историю о Хопе. Как сто лет назад моряки в ужасную бурю выбросили Хопа за борт, но море вынесло его на берег. Потом он шел и шел, пока не забрел в эти горы. И как он стал досаждать горцам тем, что насылал на них всякие напасти и ночные кошмары.

Его узкое бледное лицо расплылось в улыбке, обнажившей длинные белые зубы.

– Так вы уже все и без меня знаете.

– Нет, не все. Зачем Хоп мучил людей, что им двигало?

– Он питался кровью хорошеньких женщин, – последовал ответ. – Раз в год он требовал у местных красотку, а через год, высосав ее досуха, вынуждал прислать новую.

– А потом и сам умер, – попыталась закончить она.

– Нет, не умер. Никто не знал, что его можно было убить лишь серебряной пулей.

И он протянул к ней косматые лапы с длинными когтями.

Она вскрикнула.

И тогда я выстрелил в Хопа серебряной пулей из своего укрытия в темном углу.
 
СИНЯЯ ОБЕЗЬЯНА

– Все камешки в этом горшке я превращу в золото, – посулил нам в полночь один толстяк, – но есть одно условие. Никто из вас не станет думать о синей обезьяне.[3]

В горшок он добавил вина, оливкового масла и щепотку соли, сопроводив каждое действие особым наговором. Потом накрыл его крышкой и трижды обошел вокруг него, читая нараспев заклинание. Наконец он перевернул горшок, но оттуда высыпались обычные камешки.

– Кто смел подумать о синей обезьяне?

Мы сознались, что только о ней и думали. Кроме меня – я старался запомнить все, что он говорил и делал.

Все сошлись на том, что уже давненько так не веселились, как от этой шутливой добычи золота.

А год спустя, в полночь, вдали от тех мест и в другой компании я, набрав полный горшок мелких камней, пообещал превратить их в золото, если никто из присутствующих не будет думать о копченой селедке[4].

Налил вина, оливкового масла, посолил, все как положено, с теми же словами. Накрыл горшок, трижды обошел, прочел заклинание. А потом спросил:

– Кто-нибудь думал про синюю обезьяну?

– Но, Джон, – воскликнула самая хорошенькая девушка, – ты же запрещал думать о копченой селедке! И теперь я никак не могу выкинуть ее из головы.

– Я так сказал, чтобы никто не думал о синей обезьяне, – и попытался перевернуть горшок.

Не тут-то было! Он так отяжелел, что не сдвинуть. Тогда я снял крышку. От камешков внутри шло желтое сияние. Симпатичная девушка достала несколько штук, и они звякнули в ее розовой ладошке.

– Золото! – взвизгнула она. – Да ты теперь богач, Джон!

– Поделите его между собой, – сказал я. – Золото – это не то, что я ищу, оно – не богатство.
 
НАЙДИТЕ САМИ

Может и правда, что на этом доме лежит проклятие. Расположен он в укромном проходе меж горами, о котором мало кто знает, ну, а если кто и знает, то не скажет. Поэтому, если захотите туда попасть, придется искать его самостоятельно.

А когда доберетесь, то он покажется сначала совсем заурядным. Просто маленький домик, половина которого сложена из длинных, а половина из коротких распиленных бревен. Такой тихий, серый, ничем не примечательный. Его приоткрытая дверь так и манит войти.

Но не вздумайте туда соваться и не разглядывайте куст возле порога, усеянный трехцветными цветами. Они посмотрят на вас злыми, суровыми глазами и не отпустят ваш взгляд.

В кронах над головой захлопают крылья, но это будут не птицы. Вокруг послышатся голоса, тихие и невнятные, словно из далекого прошлого, и станут нашептывать то, что вы предпочли бы забыть.

А если пройдете мимо, оглянитесь назад, и вы увидите, что тропинка позади виляет, будто змея, ползущая за ящерицей. Вот тогда надо бежать, мчаться во всю прыть, как та ящерица, и уповать на то, что это достаточно быстро.
 
ЗВЕЗДЫ ПОД НОГАМИ

– Я не шучу, – повторила она. – Дальше хода нет, это край земли.

Вероятно, она была на пару лет старше меня или чуть моложе. Стройненькая, с темными волосами и миндалевидными глазами. Вечер стоял прохладный, и солнечный диск за моей спиной уже почти исчез за горизонтом.

– Эта планета круглая, как шар. – Я пинком сбросил камень со скалы. – И у нее нет ни начала, ни конца.

Я прислушивался, ожидая удара камня о дно, но его все не было.

– Я не дурачу тебя. Это край земли. Не подходи к нему.

– Мне просто хочется разглядеть долину внизу, – ответил я. – Там какой-то туман.

– Это не туман.

И она была права.

Там внизу во всей своей красе вспыхивали звезды, точно также, как над нашими головами. Целое небо звезд. В непостижимой бездне.

– Да уж, зря я тебе не поверил, – заметил я. – И в самом деле край. Прыгнешь туда, и будешь падать и падать веки вечные.

– Веки вечные, – повторила она. – Вот и я так думаю. Вот на это я и надеюсь. Потому я сюда и пришла.

И прежде чем я успел схватить ее, она прыгнула. Склонившись над пропастью, я видел, как она падает на фоне звезд, становясь все меньше и меньше, и, наконец, совсем исчезает из виду.
 
Я БЫ ТАК НЕ УТВЕРЖДАЛ

Я обозвал колдовские байки Джосса Кифта ложью, и тогда он поклялся, что за тринадцать дней сведет меня черной магией в могилу.

Потом мне на пути попадается кукла: вылитый я, сердце проткнуто булавкой. Потом черный петух с перерезанным горлом, хлопая крыльями, перебегает дорогу. Потом – черная собака, повешенная на дереве, и так далее. На рассвете тринадцатого дня – шепот откуда ни возьмись, мол, в полночь посох с моей душой будет переломлен тринадцать раз и сожжен в особом огне.

Я лежал на соломенном тюфяке в хижине Трэма Колли. Не двигался, не говорил, не открывал рот, чтобы проглотить воду, которую ложкой пытался в меня влить Трэм. Настала полночь. Снаружи потрескивал костер. Воняло дымом. Друзья вокруг слышали, как посох ломается снова и снова, слышали, как смеется Джосс. Затем он просунул голову в окошко надо мной и, хихикая, спросил:

– Не правда ли, выглядит как живой?

Я обхватил его шею обеими руками, и он перевесился через подоконник, словно носок. Когда мои друзья дотронулись до него, сердце его уже не билось, остановившись от страха.

– Прошу прощения, что с ним так вышло, – сказал я, вставая. – Я только притворялся, что нахожусь под действием заклинания. Хотел его проучить.

Трэмм Колли перевел взгляд с меня живого на Джосса мертвого.

– Больше не будет произносить всякие безумные слова и ужасные приказания.

– Дед, кажись, вышло как вы и говорили, – сказал парень. – Колдуны не в силах одолеть чистое сердце.

Я бы так не утверждал.

Ибо это не верно. Мое сердце грешно, но я каждый день надеюсь, что сегодня согрешил меньше.
 
ВСТРЕЧА
Наконец я признал:

– Вынужден вам поверить, вы предоставили слишком много доказательств, что явились из будущего. Либо вы и впрямь совершили временной прыжок в сорок лет, либо я не знаю, что и думать.

– Джон, ты поверил потому, что веришь в чудеса, – сказал мой немолодой собеседник. – Многие не поверили бы и слову.

– А на этой войне, что будет, – начал было я, – и в которой никто не победит...

– В которой все проиграют, – перебил он. – Я вернулся в этот день и час, чтобы предотвратить эту войну, если смогу. Идем со мной, Джон. Отправимся к тем, кто правит миром. Заставим их тоже поверить, заставим понять, что война не должна начаться.

– Но сначала объясните мне... – начал я.

– Что?

– Если через сорок лет в будущем вы старик, то сейчас, наверное, молоды. – Я говорил медленно, стараясь четко для нас обоих выразить мысль. – А коли так, что если вы встретитесь с самим собой?

– Джон. – Он мягко улыбнулся. – Как думаешь, почему из всех ныне живущих я выбрал именно тебя?

– Господи помилуй! – воскликнул я.

– На кого же еще мне рассчитывать?

– Господи помилуй! – еще раз произнес я.

1972 г.


[1] «Pretty Saro» — старинная народная песня
[2] Слова из «The Riddle Song» С. Кука
[3] Отсылка к восточной притче под названием «Притча о белой обезьяне»
[4] Игра слов: red herring — копчёная селёдка, (англ., идиом.) отвлекающий маневр