Брисбен Водолазкина

«Брисбен» – новый роман Евгения Водолазкина. Название роману дает город на востоке Австралии, построенный потомками каторжников. Ничего общего с российскими реалиями, русской прозой и судьбой самого автора. А между тем…

Город Брисбен мелькает на втором, даже на третьем плане повествования. Это такая линия, вплетенная в роман, удалив которую, не сразу заметишь и потери. Брисбен – это «воплощение беззаботности» и несбыточная мечта, идефикс матери главного героя, Глеба Яновского. Для русского человека «хорошо там, где нас нет». Вот Брисбен и оказался выбором персонажа, конечной станцией жизненного пути, австралийскими Петушками, где «не умолкают птицы ни днем ни ночью, где ни зимой, ни летом не отцветает жасмин», куда ехать-ехать и никак не доехать.

Тут, на глазах у нас, произошло то, что происходит у Водолазкина на протяжении всего повествования. Метафора иного и несбыточной мечты разрушается, переворачивается и превращается в свою противоположность. Название города наделяется зловещим смыслом и сближается со смертью. Сначала умирает девочка Вера, и матери сообщают, что она уехала в Брисбен, в Австралию. Подобным образом у Владимира Маканина в рассказе «Ключарев и Алимушкин» кодовым названием смерти становится остров Мадагаскар. А в эпилоге романа выясняется, что мать по пути в аэропорт, чтобы лететь в город своей мечты, загадочно исчезает – скорее всего, ее убивают члены преступной группировки среди таксистов.   

Читатель давно может догадаться, что с Брисбеном что-то неладно. Мать героя говорит о нем напропалую и, кажется, давно уже уехала, а на самом деле она вот рядом, периодически появляется в двухкомнатной коммунальной квартире вместе с сыном Глебом и своей матерью. Скорее всего, Брисбен стал техническим приемом, чтоб устранить мать от воспитания сына, препоручить его бабушке.

Но зачем, спрашивается, тогда Брисбен, если главный герой романа ни в какой Брисбен не стремится?

А между тем куда-то стремится его автор, Евгений Водолазкин.

«Брисбен», уже замечено многими, автобиографический роман. Канва жизни Глеба Яновского очень точно накладывается на жизненный путь Водолазкина. Водолазкин более укоренил своего героя в украинской культуре, сделав его отца украинцем, не говорящим по-русски. Далее все общее: школа с углубленным изучением украинского языка; занятия домброй и гитарой; переезд, учеба и работа в Ленинграде; жена-немка; жизнь в Мюнхене; любовь к пению-гудению; мировая слава у обоих. Родина – Киев.

В своих романах Водолазкин осваивает те территории, на которых ему приходится жить. Первый свой роман «Похищение Европы» Водолазкин написал по следам пребывания в Мюнхене. В «Соловьеве и Ларионове» занимался изысканиями своего прошлого – у него прадед Михаил Прокофьевич Адамишин служил в Белой армии – и пореволюционного прошлого своей страны. В «Лавре» отражены исследования древнерусской литературой и средневековьем, топика Кирилло-Белозерского монастыря. В «Авиаторе» происходило самоутверждение в «петербургском тексте» и «островном хронотопе». А в «Брисбене» происходит возвращением к «своим берегам», не в какой-то выдуманный или выбранный наугад город на планете, а к отеческим гробам и родному пепелищу, к образам бабушки и дедушки, к «киевскому тексту».

Но две родины писателя: Киев и Питер – распределяются очень интересно. Киев – это материк (вспомним и стародавнее: Киев – мать городов русских, иначе метрополия), своего рода историческая ось мира. А Питер – как ни крути – остров, три стихии кругом: вода, камень и безумие. Островная символика Петербурга предопределяет то, что Владимир Топоров назвал «петербургским текстом». А островное мышление предопределяет то, что островитяне, отсоединенные от всемирной истории, сами творят свое собственное мироздание, свой собственный язык, толкующий все на свете и создающий метафоры в языке. Вот вместо понятия смерть русские писатели выдумывают: уехал на Мадагаскар, уехала в Брисбен.

Говоря по существу, в «Брисбене» Водолазкин рискнул повернуть от островного мышления к материковому. «Островные» Брисбен и Австралия, если под последней понимать все-таки остров, неполно противопоставляются Киеву как мечта – памяти. Островное ощущение иного (мечта, иллюзия) противопоставляется вечному возвращению к началу, к себе.

Написанный в 2018 году роман «Брисбен» мог бы дать ответы на давно поставленные вопросы: как дальше жить, как дальше жить после двух Майданов, Крыма и ДЛНР-ов.

Но ответы звучат глухо.

Отец Глеба еще в семидесятые годы рассказывает о различных путях русских и украинцев: у первых, видите ли, путь мужского рода, у вторых – женского. У отца-украинца есть сильная мотивация, в нем говорит казацкая кровь, взгляд обращен на запад, а там Польша. В нынешних категориях Федор – западенец и бандеровец.

Глеб же, полукровка, воспитанный русской бабушкой, впитал иную философию: «Просто я не очень разделяю эти народы». В нем, как заметил писатель Нестеров (прозванный Нестором), «соединяются два народа». Рассказывая о себе, в одном из интервью, Водолазкин описывает именно то, чем был Киев до Майданов: «В нем было то, что очень верно Солженицын назвал дремотным неразличением наций. Русская культура плавно переходила в украинскую, и наоборот. И это было очень хорошо. Никаких нынешних прискорбных бурлений не было». В 2014 году Глеб Яновский («Брисбен»), приехав хоронить отца, попадает на Майдан и чуть не был убит «свидомым» комиссаром Миколой. Это единственный эпизод из новейшей истории, попавший в книгу, и кажется, что мало.

Но вполне достаточно, чтобы осознать, что прошлое, свое собственное прошлое оказалось разрушенным. Что зацикленность украинцев на себе в свою очередь делает Киев и всю Украину островом. Что украинский национализм отбрасывает украинскую культуру далеко назад и выявляет раскол между «единой» и «синтетической» Украиной. Что   

Когда я читал роман, мне хотелось, чтобы автор острее выразил эту проблему, отчетливее прорисовал геополитические фокусы, заморочившие оба народа. Точнее, хотелось бы, чтобы Водолазкин поставил оба народа на чаше весов и сказал: этот прав, а этот не прав.

Вспомнилось, что в передаче с Владимиром Познером году в 2015-м питерский интеллигент гундосил и мямлил что-то про внутреннюю эмиграцию и молчание как способ выражения своего отношения к политике. Политических взглядов у меня нет, - сказал тогда же доктор наук как-то в интервью. Но уж доктор наук должен иметь суждение о политике, о том, что происходит. И «киевский текст» заслуживает того, чтобы писатель пооткровенничал и поставил нужные акценты. В речи Водолазкина нет-нет, да и проскользнут меткие слова с украинской интонацией в изнанке.

Но теперь понимаю: если в Водолазкине-человеке сходятся два народа, то и как автор он не может критиковать кого-то и восхвалять другого? Просто физически не может. Куда уж более чем то, что уже сказал на Майдане его герой: «Послушайте, мы ведь один народ». За это убить могут.
 
Позиция Водолазкина в этом вопросе предельно ясна: эта позиция родовая, кровная. Так получилось, что значительная часть украинцев и русских проросли друг в друга. Имея две малых родины, они не имеют причин разрывать связи и давать превосходство одной из родин, одной из семей.

Таким образом, происходит очередное, но на сей раз более развернутое и непоправимое переворачивание метафоры Брисбена. Мать не доехала до Брисбена, и герой не смог вернуться на Родину, ту Родину, в которой родился. Брисбен стал символом смерти, а Киев – началом распада.


2019-02-28, Мюнхен, тоже остров в Германии