Связист с баяном Память об отце

               
               
  С каждым годом все меньше и меньше остается в живых ветеранов – участников давно минувшей войны. Всем нам, детям, внукам тех, кто пал на полях сражений в Великой Отечественной, умер в мирное время, бесконечно дорога память о них. Как и мне про моего отца – участника обороны Ленинграда Михаила Ивановича Бутко.
   
Уже давно его нет на этом свете, я никогда не рассказывал о нем на страницах райгазеты. Разве что знали о нем близкие и родные и односельчане из Красиловки. В армию Бутко-старшего призвали в 1939 году (в то время он уже окончил педучилище). Тогда ему пришлось воевать на финском фронте, где стал радистом-связистом. Помню его рассказы о неприступной линии Маннергейма, о том, насколько трудно было преодолевать укрепления под огнем артиллерии и авиаударами.
 
В марте 1940-го года правительства обеих стран заключили перемирие. На фронте наступила тишина. А солдат из отцовского полка перебросили под Ленинград, чтобы там продолжали нести военную службу. Тогда же он ознакомился с городом, его достопримечательностями. Оттуда писал письма в далекую Воронежскую область, где его с нетерпением ждала любимая жена Ксения. А еще – в свободное время развлекал однополчан игрой на баяне. И вот 22 июня 1941-го грянула новая война. Полк, в котором служил Михаил Бутко, попадает в окружение под Лугой. С боями пробивается в Ленинград. В лесах этим временем их продолжают «доставать» финские «кукушки»-снайперы. Город готовится к обороне, создаются боевые рабочие отряды.

 По железнодорожной ветке Луга-Ленинград ходит бронепоезд, на котором некоторое время и проходит службу мой отец. Ожесточенные бои шли возле пулковских высоток, на невском «пятачке». Кстати, там боролся с врагом еще один красиловец – Семен Федорович Жерносеков, который вернулся домой невредимым. Его в селе больше знают как  умелого мастера-печника ( ныне покойный).
 
В кровопролитной борьбе таяли силы защитников города. Пополнение набирали из тыловиков, других частей. С бронепоезда отца командировали на передовую в качестве связиста. Связь под огнем часто обрывалась, ее необходимо было восстанавливать под огнем противника. – Ползешь, чуть ли не врастая в землю, – вспоминал как-то отец, – а вокруг, как осы, свистят пули. Тогда вспоминаешь и Бога, и всех святых, и маму. Видимо, ее горячие молитвы отвлекли смерть. Молилась Мария за всех своих пятерых сыновей – Михаила, Василия, Тихона, Алексея, Ивана. И, к счастью, все вернулись живыми с войны. Вскоре врагу удалось вокруг города сомкнуть круг, началась 900-дневная блокада.
 
 Резко уменьшилась норма хлеба. Вступил в свои права голод. Убийственным для населения стал и зимний холод. Исчезли домашние животные – кошки и собаки. Кожаные изделия, столярный клей – все съедалось. От голода умирали тысячи людей. К тому же город периодически обстреливался дальнобойными пушками. Положение немного улучшилось, когда по льду Ладожского озера начали доставлять продукты питания: мука, сахар, консервы. Грузовики шли только по ночам, осторожно обЪезжая полыньи от вражеских снарядов, водители держали дверцы кабин открытыми, Некоторые машины все же  попадали в промоины , и ценный груз шел на дно. Какую-то часть удавалось спасти водолазам (в основном – мука).
   
Блокаду частично прорвали в 1943 году, а полностью – 14 января 1944 года войсками Ленинградского, Волховского, Прибалтийского фронтов. И тогда, наконец, до отца дошла долгожданная весточка из дома от жены. В ней она сообщала о зверствах фашистов, призывала сильнее бить врага, быть к нему беспощадным.
   То письмо, полное патриотизма и ненависти к врагу (к сожалению, оно не сохранилось), командир зачитал перед всеми бойцами. Но до сих пор я храню другое письмо – ответ на него моей матери от командира Юрисова. Хочу процитировать его дословно.
 
 «Здравствуйте, уважаемая Ксения Сергеевна Бутко. Мы прочли письмо, которое Вы послали Вашему мужу Михаилу Бутко. Трудно передать словами возмущение, которое охватило нас, когда мы услышали о страданиях, причиненных немцами Вам и Вашим землякам. Читая Ваши слова о насилиях, грабежах и убийствах, чинимых  немцами на нашей священной земле, мы шептали клятвы о отмщении. Вы призываете нас мстить врагам нашего народа. Мы этого никогда не забудем. Месть наша будет жестокой и беспощадной. Вместе с нами плечом к плечу стоит Ваш муж Михаил Бутко. За него можете быть спокойны и им можете гордиться. Не раз радист Бутко в бою показывал выдержку, хладнокровие и мужество, достойное мстителя-воина Красной Армии. В боевой обстановке его радиостанция всегда работает безотказно. Точные команды, передаваемые радиотелеграфистом Бутко несут смерть немецким оккупантам. А во время отдыха Михаил Бутко доставляет нам много приятных минут игрой на своем баяне.

Недалеко то время, когда Ваш муж вернется к Вам, но перед этим ему предстоит путь на Запад, где еще томятся под гнетом ненавистного фашизма наши советские люди. Там мы должны выполнить свой священный долг – долг мести. С нашим горячим приветом Вашим землякам передайте, что мы отомстим за их слезы и страдания.

Ксения Сергеевна Вы пишете о том, что испытиваете материальные затруднения. Мы постараемся Вам помочь,чем можем. Пишите нам о том, как Вы устраиваетесь после немецкой оккупации, как Вы и Ваши земляки работаете для того, чтобы помочь нам разбить немецких оккупантов.
   
С приветом  В.М. Юрисов. Наш адрес Полевая почта 86611.
   
Война для Михаила Ивановича Бутко закончилась в 1944 году с освобождением Эстонии. Население города Таллина радостно встречало своих освободителей. По этому поводу устроили гуляния. Командование разрешило нашим музыкантам играть танцы.
 
 Еще до войны организовалось  трио: отец играл на баяне, был еще скрипач и контрабасист. Играли вальсы, фокстроты, польки и, конечно, танго. Демобилизовался отец в марте 1944 года. Мы проживали тогда в селе Подгорном Воронежской области. Мне исполнилось три с половиной года. Вскоре семья переехала в Киев до старшего отцовского брата Василия, Отец устроился работать музыкантом в какой-то организации, мать – в педучилище.

Киевский период длился недолго. Мне запомнился разрушенный до основания Крещатик, группы немецких военнопленных, которые отстраивали город, Бабий Яр, где массово расстреливали евреев. На другой половине яра, в роще, проходили военные учения. Как-то я «увязался» за двумя офицерами. Они меня не сразу заметили. Обратной дороги домой самостоятельно не нашел. Поэтому меня привели в место расположения воинской части (Куреневка), и два военнослужащие доставили меня домой – на квартиру.

Хорошо, что я хоть запомнил тогда адрес (ул. Пугачева, в районе первой областной больницы). Моей матери, Ксении Сергеевне Соколовой, в облоно предложили работу учительницей младших классов в Красиловскую школу. Поэтому с тех пор мы и поселились на Іванковщине.
 
 До Красиловки добирались пешком (20 км). В лучшем случае подъезжали гужевым транспортом, иногда «подбрасывала» сельповская автомашина с водителем Ананием Ивановичем Орловым. Позже стал ходить автобус. В Красиловке мы сначала жили в доме деда Кузьмы Петухова. Это были 1950-е годы. Они плыли медленно, как мне, мальцу, тогда казалось.

На то время мой отец уже находился на пенсии по инвалидности, смастерил верстак для ремонта музыкальных инструментов. Со всей округи к нему несли на ремонт поломанные гармошки, баяны и струнные музыкальные инструменты. Иногда это был в мешке напрочь разбитый инструмент, но отцу все равно удавалось его реставрировать.

 В нашем доме всегда было многолюдно: учителя, медики, соседи, молодежь. Отец слыл отличным рассказчиком, юмористом. Его разные истории могли часами слушать с неподдельным интересом. У нас дома часто устраивали репетиции, готовили музыкальные номера к концертам художественной самодеятельности. Отец и сам был активным участником – аккомпаниатором, солистом (обладал красивым лирическим тенором).
   
До сих пор в Красиловке помнят его репертуар: «Незабываемый вальс», «Два друга», «Рано-раненько», «Спит деревушка» и другие. Красиловские участники художественной самодеятельности (среди которых были в те годы Надежда Бутко, Галина Черепнина, Лариса Петрова, Анна Полякова, Галина Кролау, учительница Нина Сидоренко, Петр Жерносеков и другие) ездили также по окрестным селам: Новые Макалевичи, Поталеевка, Шевченково, Соколы... И особенно уважали слушатели в концертных номерах фронтовую тематику.

Часто гостила у нас учительница-пенсионерка Елизавета Ивановна Голик, видимо, она была из немцев-колонистов. Это была низенькая, неприметная, короткостриженная бабушка, у которой из-под головного убора  выглядывали пряди волос цвета поблекшей соломы. Она обладала даром художнка и была страстной меломанкой. По ее просьбе отец часто исполнял на баяне «Венгерский танец» Брамса, «Музыкальный момент» Шуберта, старинный вальс «Шепот волн», танго «Брызги шампанского».

 Вскоре мы перебрались в другой дом, где нашим соседом стал Михаил Ковалев, мужчина лет пятидесяти с рыжими усами. Он проживал с женой Капиталиной и внуком Евгением. Очень любил слушать песни военной поры в исполнении Бутко-старшего и хотел научиться играть на баяне.

 Отец отремонтировал ему свой старый баян (что уже давно лежал без дела и пылился), немного научил нотной грамоте, показал азы игры.

Сосед  подбирал на баяне самостоятельно знакомые мелодии, быстро научился играть и его внучек Женька, потому что оказался способным парнишкой.

И вот когда дедушка Михаил, погостив у нас, уже собирался идти домой, он просил отца сыграть ему марш. Под те звуки, чеканя шаги, он направлялся к двери, выкрикивая: «Вперед, на Берлин!», при этом делая ударение на первом слоге...