Семейные реликвии

Рассказ "Семейные реликвии" опубликован в книге Ильи Васильевича Маслова
 "Большая жизнь", изданной Хакасским книжным издательством "АБАКАН" в 1955 году.

     *****

     СЕМЕЙНЫЕ РЕЛИКВИИ

1

     Ещё вечером мама сказала:
     — Кирюша, завтра ты останешься с Ниночкой дома, — я пойду полоть картошку. Не шали, смотри за сестрёнкой. Да не обижай её. И не шарься нигде, ничего не бери. Особенно не лезь в сундук. Понял меня?
     — Понял, понял, мама!
     Утром она накормила детей и пошла по своим делам.
     Кирюша проводил её до ворот.

     Ах, как хорошо на улице! Здесь так много интересного, заманчивого!.. А ты вот сиди с Ниночкой. Ведь не будет же он с сестрёнкой в куклы играть! Этого ещё не хватало, чтобы с тряпками возиться!
     Когда шёл в избу, под ноги подвернулась баночка. Ударил по ней. Баночка описала дугу и упала в корытце, к ногам поросёнка. Поросёнок отпрянул в сторону, недовольно захрюкал; корытце лежало перевёрнутым.
     Мальчик засмеялся.
     — Чудак, не нарочно же я ударил тебя.

     Поднималось красное солнышко. Весёлые лучи залили снегом макушки деревьев, крыши домов.
     «Вон, по крыше сарая, подкрадывается к воробьям рыжий кот. Ишь, как ползёт. А они взъерошились, гоняются друг за другом и не видят ничего. Поймает ведь», — и Кирюша кидает в него камень.
     Перепуганный кот молниеносно исчезает.
     Мальчику очень смешно: «Как он: хвост торчком, прыг — и нет. А воробьи-то: вона уже где — на огороде».
     Посмотрел за огород — нет ли ребят. У него закадычные друзья — Саня, Стёпа, Петя.
     «Смотри ты, солнышко высоко, а их никого нет. Или дрыхнут ещё, или на пашню уехали», — и мальчику сразу, стало скучно.

     Пригревшись на солнышке, на куче золы сидели куры. Поднял камень и бросил в них. Куры с кудахтаньем разлетелись в стороны, в воздухе плавала серая зола, — а он пошёл в избу.
     В уголке, отгороженном табуретками, играла четырёхлетняя Ниночка. Здесь её любимое место. И когда кто-нибудь подойдёт, она говорит: «Нельзя, это мой дом».    Сейчас она принимала гостей, угощала их, развозила на санях по домам.

     Кирюша подошёл к зеркалу. На него смотрели голубенькие, с хитрецой глаза. А волосы-то — белесые, взъерошенные. Нос облупился. Он плюёт на ладони, потирает их и форсисто поглаживает голову; не забыл потереть и нос. «Теперь хорошо. Красиво! Вот только ноги... да на них слюней-то и не хватит», — и стал смотреть на сестрёнку.
     Она была увлечена игрой.
     Брат осторожно подошёл к зелёному сундуку и поднял крышку.
     — Кирюша, ты зачем полез в ящик? Я маме скажу, ведь она же не велела.
     Он промолчал. А что скажешь, когда сестрёнка права. Да никогда бы не полез, если бы в нём не лежала такая красивая отцовская сабля и серая партизанская папаха. Отец не раз показывал ему эти реликвии и говорил:
     — А сабля — подарок от самого товарища Щетинкина Петра Ефимовича. Ох, и здорово мы рубали беляков!

     Затаив дыхание, сынишка слушал увлекательные отцовские рассказы о героике гражданской войны, о боевых делах партизан. Иногда после рассказа он долго стоял, потупив взор, а потом осмеливался и тихо говорил:
     — Папаня, дай сабельку поиграть немножко.
     — Нет, сынок, нельзя, — ласково отвечал отец. — Такими вещами не играют. Это — дорогая память.
     А теперь папы нет, умер, и сын нередко тайком от матери доставал саблю, папаху и за огородами начиналась «война». Высокий и густой бурьян, сочные кусты белены, жилистый татарник — да все сорняки — были «беляками», а он со своими друзьями — «красными». «Главных» Кирюша рубил сам, а «неглавных» — его приятели.
     Лихо рубались!

     Вот и сейчас мальчик надел отцовскую папаху, нацепил на бок саблю и важно сказал:
     — Пойдём, Ниночка, играть.
     — А я вот скажу маме, что ты делаешь.
     — Не говори, сеструня, я тебе сахарку дам.
     — А ленточку дашь?
     — И ленточку дам.
     Обоюдное соглашение было достигнуто, и они ушли!
     Долго играли. А когда вернулись, увидели: по столе вольготно разгуливали куры. Рыжий кот и поросёнок уплетали вкусное молоко; на полу валялись черепки разбитой кринки.

2

     Прошло много времени. Кирюша вырос, возмужал и стал Кириллом Петровичем. Он уже колхозный агроном, проводит опыты с новыми сортами хлебных злаков и добивается таких обильных урожаев, каких раньше не получал ещё никто. Но отцовскую саблю берёг больше всего. Она по-прежнему лежала на дне сундука.
     Наступили незабываемые дни Великой Отечественной войны. Вероломный враг напал на нашу социалистическую родину, и весь народ, как один, выступил с оружием в руках на защиту Октябрьских завоеваний.
    
     Ушёл на фронт и Кирилл Петрович. Без малого четыре года сражался он с немецко-фашистскими полчищами. Вместе со всеми громил их и в лесах под Москвой, и у стен Сталинграда, сгибал в дугу под Курском, и сажал в котёл под Корсунью, купал в древних водах Днепра и сбрасывал с круч Карпатских гор. А после — добили фашистского зверя в его берлоге — Берлине...
     Тысяча девятьсот сорок пятый год. Май. Великий русский народ торжествовал победу. Цветами, песнями встречала героев страна. Воины-отцы несли на руках детей. Матери и жёны сжимали в руках платки, не замечая, что по их лицам текут слёзы, — то были слёзы радости.
    
     Вернулся в родной дом и Кирилл Петрович. Первым делом прибил над кроватью большой ворсистый ковёр. На нём пристроил серую отцовскую папаху, чуть пониже — заветную саблю, а ещё ниже разместил на ярко красной атласной подушечке свои ордена и медали.
     — Коля, ты здесь ничего не трогай, — сказал он восьмилетнему курносому, с белесыми вихрами наследнику. — Понял меня?
     — Понял, понял, папа! — скороговоркой выпалил сын, а сам не спускал голубеньких глазёнок с заманчиво красивых реликвий.
    
     Но обет этот был нетвёрд. Стоило отцу отлучиться куда-нибудь надолго, а матери пойти, скажем, в бригады, читать газеты, как Коля надевал папаху, старательно нацеплял саблю, навешивал реликвии отца. За огородом его ждали сверстники, вооружённые деревянными саблями и щитами. А там так было много сорняков: высокого, густого бурьяна, сочных кустов белены, жилистого татарника — да всех не перечтёшь. Лихо рубали «фашистов»!
     И так же, как отец, Коля рубил «главных», а «неглавных» уничтожали его приятели.

     КОНЕЦ.

     *****