Случай на реке

Рассказ "Случай на реке" опубликован в книге Ильи Васильевича Маслова
 "Большая жизнь", изданной Хакасским книжным издательством "АБАКАН" в 1955 году.

     *****

     СЛУЧАЙ НА РЕКЕ

     Право, мне даже неловко слушать, когда говорят: «Учитесь у Антонины Павловны воспитанию детей», или - «Перенимайте опыт у Антонины Павловны». Какой же у меня опыт? Педагог я молодой, и сама, пожалуй, еще не научилась держать себя в классе как следует. Если хотите, расскажу вам о другом, — о случае, который произошёл на днях с одним из учеников моего класса.

     В седьмом «б», где я классным руководителем, учится пионер Серёжа Кусков. Способный, умный мальчик. Ни одной тройки не имел за этот год. Много читает, ведет себя в классе хорошо. Отец его — торговый работник, часто бывает в длительных командировках, и поэтому не имеет возможности повседневно заниматься воспитанием сына.
     Ну, так вот.. Сегодня у нас пятница? А это было в понедельник. Прихожу в школу. Встречает меня пионервожатая нашего класса Катя Никонова.
     — Мне нужно с вами поговорить, Антонина Павловна.
     — Ну, что ж, — отвечаю, — пойдём в учительскую.

     Шли занятия, в комнате никого не было, и она подробно рассказала мне о происшествии, приключившемся в воскресенье с Серёжей Кусковым.
     — Как быть, Антонина Павловна? — закончила пионервожатая.
     Я думала: «Да, как поступить в таком случае? Происшествие это оставить без внимания нельзя. И тем более невозможно, что о нём знают некоторые ученики. Оно может найти подражателей среди других».
     Решила рассказать о нём секретарю нашей комсомольской организации Константину Яковлевичу. Это наш учитель физики. Посоветовались и договорились, не отлагая, провести беседу среди пионеров и комсомольцев.

     После консультации пионервожатая сказала, чтобы ребята остались в классе. Стали ждать секретаря комитета. Вскоре пришёл Константин Яковлевич и сел за парту рядом с двумя ученицами.
     — Как у вас душно. Ребята, откройте окна.
     Женя Самойлов и Серёжа Кусков всегда первыми откликались на просьбы учителей. Так поступили они и на этот раз.
     Распахнулись рамы и в класс ворвалась струя свежего воздуха. Комната наполнилась ароматом цветущей акации. За окнами в палисаднике прыгали по веткам и неистово чирикали взъерошенные воробьи. Серёжа смотрел на них и улыбался. Он не подозревал, что разговор пойдёт о нём; да и вообще никто из учеников не знал, о чём будет беседа.

     — Ну, вот, сразу стало легче дышать, — заметил Константин Яковлевич. — А теперь можно приступить к делу. Начинайте, Антонина Павловна.
     Я поднялась из-за стола.
     — Серёжа Кусков, расскажи, как ты провёл выходной день.
     Он встал, красный как кумач. Все в недоумении смотрели то на меня, то на Серёжу: в чём дело, почему с таким вопросом обращаются именно к нему, а не ко всем.
     — Мы ждём, — требовательно проговорила я спустя некоторое время.
Серёжа Кусков молчал, виновато опустив голову. Тогда Константин Яковлевич сказал:
     — Самойлов, расскажи, как было дело.

     Женя Самойлов встал, тряхнул головой и, чуть улыбаясь, стал рассказывать:
     — Вчера, в воскресенье, примерно, в час дня, я пошёл купаться на Иртыш. Прихожу, а на берегу много-много народу, особенно ребят, и все купаются. Смотрю — Серёжа Кусков идёт и вёсла на плечах, а в руке книжка. «Ты куда?» — спрашиваю. «Купаться, — говорит, — с лодки нырять». — «Возьми меня». «Поедем». Сели мы в лодку, положили якорь с длинной верёвкой и поплыли. На середине Иртыша бросили якорь и стали купаться...

     — Как же вы купались, ведь там очень быстрое течение? — перебил Константин Яковлевич.
     — А Серёжа привязал за корму лодки верёвку, а на конец верёвки — пустой бидон в роли поплавка. Бидон и поддерживал верёвку, а мы прыгали в воду и хватались за верёвку. Купались долго, у меня даже голова заболела. Потом Серёжа отвёз меня на берег, а сам поехал на остров.
     — Ты просился на остров?
     — Нет, я говорю — у меня голова заболела. Пошёл домой.
     — Понятно. Капан Оспанов, ты был на реке, видел происшествие? Расскажи!
     В углу на последней парте сидел черноволосый с бронзовым загаром мальчик. Встал. Был он высок и строен.
     — У меня есть двоюродный брат, зовут его Кали. Ещё вечером мы договорились с ним ехать рыбачить. Приходит он...
     — А покороче можно?

     Капан добродушно сверкнул белоснежными зубами и продолжал:
     — Можно. В общем, когда мы возвращались с рыбалки, видим — лодка на середине Иртыша, на ней никого нет. Я говорю: «Кали, давай подъедем». А он: «Ну тебя! Есть нужда к каждой лодке подворачивать». Я говорю: «Не к каждой, а только к этой, она мне знакомая». Подъезжаем, и верно: лодка Серёжи Кускова, и сам он в ней на дне вытянулся на досках и книгу читает. Я говорю: «Здорово! Что читаешь?» А он поднял голову, посмотрел на меня и ничего не ответил. Меня зло взяло и я сказал: «Задавала! Давай, Кали, раскачивать его лодку!» Ухватились за борт и стали качать. А Сергей — за весло да к нам. Мы бросили и поехали. Он опять лёг.
    
     На берегу мы стали купаться. Вдруг видим: пароход из-за острова показался и прямо на лодку плывет. Тут, которые были на берегу, стали махать руками, кричать: «Плыви с фарватера!» А Сергей поднял голову, посмотрел на пароход, на берег и опять лёг. Я думал, что он рехнулся, — тут все засмеялись, — хотел плыть к нему, взять на буксир, а пароход уже подходит. Поздно, думаю. Капитан дал гудок, потом другой. Лодка — на месте. Тогда пароход немного влево взял и проплыл мимо. Тут только Сергей снялся с якоря и давай к берегу грести.

     Капан окончил рассказ. Все молча смотрели на Кускова. А он стоял за партой с опущенной головой.
     Константин Яковлевич спросил:
     — Серёжа, почему ты так сделал?
     Кусков молчит, словно воды в рот набрал.
     — Или ты перепугался и не знал, что делать? — допытывался он. — Или хотел показать: вот какой я храбрый, смелый, смотрите на меня. Так?
     А ребята смотрят на него и, по лицам видно, завидуют. В глазах ребят он сегодня — герой. Еще бы! Пойти на такой поступок не каждый может.
     Встала комсомолка Зина Пальмова.
     — Разрешите мне, Антонина Павловна?

     Все посмотрели в её сторону. От смущения на щеках Зины выступил яркий румянец. Она склонила голову, вышла из-за парты и затем окинула всех твёрдым взглядом.
     — Серёжа Кусков у нас примерный ученик. За ним никогда, ничего не замечалось плохого. Об этом надо прямо сказать. И наша пионерская организация готовила его в комсомол. А теперь подумать надо: достоин ли он после такого поступка быть в комсомоле... Я хотела сказать ещё и о смелости. Вот наши ребята думают, если мальчик дерётся со всеми, задирается, так он значит смелый. Или — вылезет в окно на третьем этаже, спустит на улицу ноги и сидит, тоже думает: вот он какой храбрый! А по-моему, это не смелость и не храбрость, а дурость! Вот. Потом Серёжа Кусков издевается над своим дедушкой...
     — Это неправда! — выкрикнул Серёжа. — Докажи!
     Он стоял взъерошенный.
     Я постучала карандашом по столу.
     — Кусков, к порядку.
 
     — А вот и докажу! — продолжала Зина. — Мы с ним соседи. Однажды я прихожу к Кусковым, а дедушка их, Семён Матвеич, бегает с палкой по двору, гоняется за курами. Он уже старенький, плохо видит. Я и спрашиваю: «Дедушка, какую вам загнать?» — «Да вот эту, чёрненькую, с хохолком».
     Я поймала её, а он говорит: «Неси на гнездо. Целый час за ней бегаю, без ног остался, а она всё не идёт. Вот какая вредная». Я принесла к гнезду, а там чёрная курица уже сидит. «Дедушка, — говорю, — да тут есть курица». — Правда? Когда она успела сесть? Ах, я слепой тетеря! Это значит не квочка. А я-то бегаю за ней». Посмеялись мы с ним. Вот и вы смеётесь. А смешного здесь ничего нет: оказывается, когда тетя Матрёна уходила на рынок, наказала Сергею смотреть за квочкой. А он убежал к товарищу. Видите ли, ему нужно было книжку отнести, которую брал читать. «Дедушка, ты тут посадишь квочку». Вот он и сажал...

     — Не по существу! — крикнул кто-то.
     — Нет по существу! — звонко ответила Зина. — Над стариками нельзя смеяться... А тем более пионерам и комсомольцам, — и села.
     — Ещё кто выскажется? — спросила я.
     Руку поднял Алик Морозов. Сын врача, хорошо воспитанный, он ни с кем никогда не ссорился и часто любил порассуждать, как взрослый. Ребята уважали его и слушались. Алик поправил на носу роговые очки и солидно сказал.
     — Вот тут Константин Яковлевич спрашивал Сергея: «Кусков, почему ты так сделал?» Он ничего не ответил. Почему? Потому, что он трус. Если бы он не был трусом, то сказал бы...

     — Не думал, Алик, что ты такой, — бросил реплику Кусков.
     — Какой? — повернулся к нему лицом Морозов. — Я правду говорю. А правда не всем нравится. По-моему, Кусков это сделал не от того, что он храбрый или смелый. Нет. До смелого ему далеко, а до героя — тем более. Сделал он это потому, что хотел похвастать перед всеми: вот, мол, я какой, на середине Иртыша отдыхаю, книги читаю. А тут — пароход. Сергей растерялся и не знал, что делать. К берегу ехать — не успеет. Тогда он лёг на дно и закрыл глаза... Когда страусу грозит опасность, он прячет голову под крыло. Так и Сергей.

     Не успел Алик Морозов сесть, как за ним поднялся Вася Пушко и с обычной своей флегматичностью сказал.
     - А я думаю, Серёжа Кусков сделал это потому, что хотел испытать капитана... Чему вы улыбаетесь? Да, капитана. А кого ещё? Не наш капитан сразу бы на него наехал. Разве ему жалко человека? А вот наш, советский, не наехал, потому что знает — нельзя, в лодке человек... Потому пароход и свернул.
     Ребятам очень понравилась речь Васи Пушко. Как никто, он коротко и ясно выразил свою мысль. Ему дружно аплодировали. Константин Яковлевич смотрел на него и улыбался.

     После взяла слово я. Прежде всего я разъяснила ребятам, как нужно понимать героизм, откуда его истоки, и какова разница между героизмом и удалью, молодечеством.
     — Родина требует от вас одного, — сказала я, — учитесь хорошо, будьте справедливыми и честными, а это, в свою очередь, обусловит вам в будущем и стойкость, и героизм, и преданность интересам народа. Помните краснодонцев? Зою Космодемьянскую, Лизу Чайкину, Володю Дубинина. Ведь они, чтобы показать свою смелость и отвагу, не бросались в мирное время под поезда и пароходы. А когда пришло время защищать отчизну, они стали героями, отдали свою жизнь за народ.

     После моего выступления руку подняли сразу двое — Нина Локшина и Капан Оспанов. Но Капан уже говорил, и я предоставила слово Нине. Краснея и смущаясь, она дополнила.
     — Его ещё хотели в милицию отвести. Милиционер там был. Но один военный дяденька отговорил.
     Все ребята заерзали на партах. Серёжа Кусков ещё больше привлёк их внимание. А он вновь покраснел и стоял с опущенной головой.
     Константин Яковлевич посмотрел на него продолжительным, укоризненным взглядом и покачал головой.
     — Видишь, к чему привёл твой необдуманный поступок. Стыд. Срам. Ты хоть родителям сказал об этом? Нет? Ещё хуже...

     Я очень сожалею, что мне не пришлось выслушать рассказ Антонины Павловны до конца: раздался звонок и она ушла в класс. В дверях дополнила:
     — После экзаменов у нас состоится пионерский сбор, посвященный теме: «Подлинный и мнимый героизм». Приходите, послушаете.
     Я обещался, но вскоре уехал в длительную командировку, и до сих пор не знаю, чем окончилась эта история.
А вы как полагаете, чем?


     КОНЕЦ.