83. Начало походов

После двухчасового прохода по бухте мы снова встали к причальной стенке. В этот раз, как обещали гражданские специалисты, в последний раз. От офицеров до матросов всех устраивала такая жизнь. Матросы жили на судне вне казармы, а пользовались всеми остальными благами. Лукьяненко был определён боцманом на судне и жил вместе со всеми, но в отдельной каюте. Кроме личного времени и времени сна, он не давал прохлаждаться никому. Если офицеры не находили занятия своим подчинённым, Лукьяненко задействовал любого. Когда судно было выдраено до блеска, он в подобный порядок привёл и причал. Вскоре на причале появились переносные столбики и сетка для волейбола. Потом на одном из кронштейнов борта закрепили корзину для баскетбола.  Лукьяненко порой выгонял матросов на причал и заставлял их играть, зато потом смеялся, что разыгравшихся приходилось загонять спать. После этого матросы не только драили и чистили, но и подбирали с палубы любой мусор, чтобы боцман потом не прервал игру.
Офицеры были довольны тем, что жили дома. По договорённости с институтом и командованием каким-то образом сумели выдавать зарплату экипажу наличными. Теперь к получаемой задолженности прошлого года мои офицеры получили зарплату и за прошедший месяц. Это очень стимулировало их активность.
Я откликнулся на звонок вагонного попутчика и собрал ему камин, который удовлетворил его. Расплатился он достаточно щедро и не только деньгами. Он и обеспечил нам часть спортивного инвентаря. С него начало разрастаться дерево рекламы. Пошли заявки от других предпринимателей. Для ускорения работы и обоснования расхода денег на экипаж, я стал задействовать членов экипажа. Делать это приходилось тайком, хотя командование знало о наших нарушениях порядка. Закрывали глаза, потому что хоть кто-то переставал требовать задолженность. Пробовали менять офицеров и даже команды, но дело доходило до скандалов. Офицеры не хотели покидать судно даже переводом на повышение в должности.
Неожиданно для меня организаторские способности развернул Лукьяненко. Не смотря на малочисленность экипажа, он сумел организовать волейбольную команду, которая на соревнованиях команд экипажей заняла второе место в порту. Второе место заняла и команда тяжелоатлетов. На судне работал кружок единоборств и … дайверов. Водолазный кружок ему организовать не разрешили из-за недостатка оборудования и соответствующего инструктора. А дайверный кружок он сумел организовать, восстановив просроченное удостоверение дайвера-инструктора. Кто бы мог подумать о таком его таланте? В пустующем трюме я разрешил ему сделать подобие спортивного зала. Вскоре там появился довольно изношенный борцовский мат, боксёрская груша, боксёрские перчатки, мячи и сетки для командных игр. Хотя на настоящую футбольную команду людей не набиралось, погонять мяч в свободное время выходили даже офицеры. Из-за малого количества высокорослых матросов не получалась и баскетбольная команда. В ящике, подобном сейфу, появились акваланги и небольшой компрессор для заполнения баллонов. Правда, аквалангистов было всего четверо. Желающих поплавать в холодной воде оказалось мало.
Командованию, по существу, было не до нас. В течение прошедшего времени не получалось заготовить топливо на зиму. Вставал вопрос о замораживании жилых домов. Часть жилья удалось передать гражданской администрации, только это почти не снижало напряжения. Поиски решения ни к чему не приводили. Правительство не помогало, а банки всё сильнее давили.
Были попытки решить вопрос обогрева и электроснабжения атомными установками кораблей и подводных лодок, но несовместимость используемой энергии требовала дополнительных дорогих установок, на которые опять же не хватало средств. Приходилось брать кредиты, чтобы погасить проценты и задолженности по погашению кредитов. «На иголки» пускали совсем новые суда. Однако, круг не размыкался. Этот год обещал быть самым тяжёлым.
Я разрывался между службой и заработками. Это понимало и начальство, но требовало отбывать положенное время. Не всегда получалось, поэтому меня часто прикрывали наши офицеры. Чтобы они не считали мою помощь подачками, я иногда привлекал их к левым работам, договаривался с клиентами о расчёте продуктами или товарами. Их мы распределяли между офицерами или отдавали наиболее нуждающимся.
Лешка, согласно закона, получил с первого июля первый очередной отпуск. Меня попросили задержаться, на что я с радостью согласился. А в самом конце июля специальное оборудование наконец довели до ума, оно заработало без сбоев. Начались серьёзные испытания и настройки. Группа водолазов, принятая на борт, определяла расстояния до обнаруженных объектов, их размеры и формы. Программисты из гражданских и военных приводили компьютерные программы в соответствие, чтобы сама программа могла определять размеры. В компьютерный отсек судна из состава экипажа имели допуск только я и Лукьяненко. Я не очень понимал процессы, но было интересно видеть своеобразную объёмную структуру обработанного нами пространства, слои воды разной солёности и температуры, течения, их направления и скорости потоков. Всё это обозначалось разными цветами. Но главной целью установки было дистанционное определение формы объекта с возможностью определения размеров.
На подводных лодках и многих современных кораблях эхолоты могут определять направление на обнаруженный объект, его общий размер. Но нет возможности «видеть» его форму. Наша установка создавала бинокулярное видение объекта, а на основе этого и объёмное изображение в пределах возможностей аппаратуры. Акустически прозрачные и полупрозрачные объекты изображались в хороших объёмах с явными границами. К ним относились слои воды. Из-за разной «прозрачности» воды для разных частот применялось несколько головок излучения и улавливания. На первых порах как раз гражданские сотрудники и военные операторы занимались объединением получаемых изображений в одно целое.
Непрозрачные объекты, как предметы и камни на дне, а так же непрозрачное для излучений материнское дно виделись так же, как мы видим их глазами. То есть, мы не можем увидеть то, что находится за пределами видимости. Изображения на мониторах напоминали кадры МРТ снимков, которые в конечном итоге можно собрать в объемное или полуобъёмное изображение. Было очень хорошо видно полуутонувший в иле опрокинутый танк, попавший на дно ещё во время войны. Видны были даже отдельные катки. Но только то, что можно видеть сверху. Под танком и в танке не было видно ничего. Показывая его мне, его повернули на экране вокруг вертикальной оси, чуть наклонили в одну сторону, в другую. Я не представляю сильной большой значимости слишком сложного оборудования для военных целей. Для гидрографов и геофизиков, возможно, это очень нужно. Установка показывала рельеф дна с фотографической точностью, хотя до него мог не доходить свет, и оно может быть покрыто слоем ила. Ил выглядел туманом. Чем толще или плотнее слой ила, тем больше сгущается в глубину туман. При достаточно толстом слое поверхность твёрдого дна бывает не видна.
Из-за отсутствия оборудования траления и команды траления пустовали предназначенные для них трюмы и каюты. Трюмы теперь были заняты спортивными снарядами, а каюты и кубрики занимали гражданские специалисты и матросы-электронщики.
Неделю мы медленно двигались по определённому маршруту, при нахождении объекта водолазы прыгали за борт, замеряли расстояние и форму, фотографировали объект, а программисты вводили нужные поправки. В результате этого изображение становилось реальным. По нему в масштабе можно было дистанционно определять размеры составных частей. Хуже было со слоями воды, которые визуально не подтверждались. Как в этом разобрались специалисты, я очень плохо представляю.
При первом же проходе вдоль причала мы обнаружили авиационную бомбу, зарывшуюся в ил. Возможно, её и не могли обнаружить другими способами, потому что она вся скрывалась в иле. По тревоге от причала отвели все суда на безопасное расстояние, очистили причал от людей, закрыли щитами окна. Подводные сапёры спустились вниз. Из-за кессонного эффекта им пришлось делать передышку при подъёме. Они определили, что это была авиационная бомба американского производства без взрывателя. Скорее всего она попала на дно при разгрузке какого-то судна привёзшего боеприпасы по ленд-лизу. Поднимали снаряд уже без особого опасения и обычным судовым краном. Эта находка насторожила портовое начальство. Таких сюрпризов только с опасным содержимым может быть на дне достаточно. Во время войны здесь бомбили и кидали авиационные торпеды. Тут могут быть и неразорвавшиеся снаряды.
Было решено провести полное сканирование дна залива, начиная от причала. Но чтобы нас не тормозили водолазы, им дали какое-то плавучее корыто, а мы, подстраивая по ходу оборудование, стали, просто, ходить по заливу, покрывая его поверхность условной затушёвкой поверхности. Над обнаруженными объектами ставили буи разных цветов. Над опасными и подозрительными – оранжевые, над остальными с номерами. На карте залива отмечали эти места. Оранжевые отметки водолазы обследовали немедленно, а остальные по мере возможности. Кроме якорей, якорных цепей, пары затонувших небольших судёнышек и различного портового и бытового хлама больше ничего не обнаруживалось. Мы обследовали почти всё судоходное пространство залива. На самом глубоком месте обнаружили торпеду. Пришлось несколько раз пройти над этим местом в разных направлениях, чтобы определить, что это не простая труба. При таком обследовании торпеда осматривалась с больших позиций.
Отпускать водолазов на такую глубину было нежелательно – их подъем будет занимать несколько часов. Всё равно торпеда будет взорвана, даже если её поднимут. После нескольких совещаний решили подорвать её глубинной управляемой бомбой. Это стандартная противолодочная бомба с управляемым по проводам взрывателем. Перед подрывом убедились, что её положили именно на торпеду, отогнали все суда и подорвали. Я, да и все остальные члены экипажа, впервые видели взрыв глубинного заряда. Для непривычного человека зрелище было потрясающим. Хотя мы были на безопасном расстоянии, показалось, что фонтаны воды поднялись метров на тридцать над поверхностью. Вроде в безрыбном заливе всплыло удивительно много оглушённой и убитой живности. Некоторое время к месту взрыва сапёры ещё не допускали никого, но на моторках и вёсельных лодках приплыло большое количество желающих поживиться лёгкой дармовой добычей. Пока сапёры выжидали возможного задержавшегося взрыва, часть рыбы пришла в себя и ушла. Остальную собрали рыбными сачками приплывшие любители дармовщины. Несколько хороших рыбин выловили и сапёры, поделившись с нами.
Такие «подарки прошлого» обеспокоили начальство. Было решено таким образом обследовать и другие судоходные и несудоходные места в других бухтах и в заливе. Согласовав с представителями НИИ, составили карту обследования. Оборудование «брало» глубины до 50 метров чистой воды. Глубже отражённый сигнал так искажался, что объёмное изображение не получалось. Снижали «дальность» и разнородные слои воды и её мутность. Уменьшали глубину и наслоения ила. То же было и в горизонтальном плане. Вникнув в проблемы, нам контуром обвели районы обследования, а количество и частоту проходов должны определить мы. Чем больше была глубина, тем меньшую поверхность дна мы могли обследовать. И наоборот, при малой глубине оборудование рисовало широкую полосу захвата. Очень сильно сказывалась скорость судна. Чем глубже было дно, тем быстрее можно было двигаться судну. При малой глубине начинались разрывы между кадрами. По ходу работы отрабатывали и зависимость скорости от глубины.
Пока мы были вблизи своего порта, завтракали и ужинали матросы в гарнизонной столовой. Обед нам привозили на моторной лодке. Удобно было и представителям НИИ. Но вскоре удаление стало таким, что мы попросили кока, который готовил еду в корабельном камбузе. Мы пытались на ночь возвращаться в порт, но это занимало много времени. Лукьяненко постоянно твердил о необходимости обучения взаимозаменяемости членов экипажа. Взаимозаменяемость спасла во время войны много жизней. В начале он добился взаимозаменяемости в командах, а затем и в специальностях. К этому времени уже многие матросы других команд могли заменять рулевых, мотористов, электриков. Добился он и подобного в компьютерном хозяйстве. Там любой программист мог занять место главного оператора и вести наблюдение. Это позволило организовать круглосуточное обследование обозначенных зон. К сентябрю всё очерченное пространство было обследовано. Нашли с десяток опасных объектов, которыми занялись подводные сапёры.
Для безопасного вождения судна не хватало курсового эхолокатора. Особенно это сказывалось при ночном движении. Мы могли натолкнуться на необозначенную подводную скалу или затонувшее судно. Ведь мы обследовали не только судоходные акватории. Не раз подобное появлялось перед судном, но мы узнавали об этом, когда над объектом оказывалось испытываемое оборудование. А оно крепилось в средине корпуса.