Постконформизм

Я иногда удивляюсь: как много живущих на земле. Есть властители, есть богачи,  очень много тружеников.  И все живут  по-разному. Бедняки – от зарплаты до зарплаты маются заботой накормить детей и себя.  Богачи испытывают разные наслаждения и развлечения.  Но, у кого жизнь более качественная – я не знаю.

   Мне хочется рассказать благожелательной публике об одном дне из моей юности.  В то время я был студентом Ленинградской Академии художеств, или “Репинки”, что расположена на Университетской набережной и охраняется двумя подлинными древнеегипетскими сфинксами.  Я проживал в общежитии № 1, что рядом и позади самой Академии.    Нас было немного, так как само общежитие – крошечное.  Зато веселья, дружбы любовных приключений и увлекательной учёбы хватало с избытком.  В то время мы проходили практику в Эрмитаже.  И в этот день, а именно в понедельник, когда музей на законном основании отдыхает от своих посетителей, нас допустили,  в  залы Нового Эрмитажа с картинами голландских художников 17 – 18 веков.  Среди нас было немало сумасшедших, то есть вдруг увлекшихся какими-нибудь экстравагантными художественными или философскими идеями, что было естественно для неофитов, вырвавшихся из-под опеки родителей и знакомившихся с наиболее интересными художественными и мировоззренческими понятиями человеческой культуры.  Была, например, чудачка, твердившая, что есть и пить – это низкие проявления жизни и от них нужно отказаться. Были искатели новых форм в живописи:  спорили о Павле Филонове и Сёра, Петрове-Водкине и Рерихе,  Борисове-Мусатове,   Тулуз-Лотреке, Павле Кузнецове, Кончаловском , Тырсе, Николае Лапшине,  Семёне Павлове и прочих.  Спорили много, да создать убедительное своё – не получалось. 

   На обед мы не выходили. Поэтому помимо этюдников мы принесли сумки с бутербродами, термосами и алкоголем.  Через пару часов работы сделали перерыв. Бутылки с портвейном неслышно взывали к общению. Да и обжиться с выбранной концепцией создаваемой копии  было бы полезно.  На закуске мы экономили: её было немного, зато алкоголя закупали с запасом. После первого тоста разговор свернул на психологию.  Недаром же мы копировали знаменитые портреты.  У нас был свой философ и психолог – Шоп, иногда – Шопа.  Его вначале окрестили Шопенгауэром:  за привычку всегда обобщать и во всём видеть действие метафизики.  Но вскоре всем надоела длина его клички, и он превратился  в Шопа.  Когда его хотели задеть, то меняли первую букву на Ж.

   Шопа, как всегда, начал с общих утверждений. Он  сказал  - Все люди похожи на компы: в каждом работает набор программ.  Если программа может создавать для некоторой предметной области сложные и интересные объекты, то говорят:  это – талант.   Если в человеке действует скрытая, непонятная прога, постоянно толкающая своего носителя на  деконструктивное поведение, то говорят,  что это – Рок.  Например:  Петя Чайковский, всю жизнь боровшийся с собой, но посрамлённый своей страстью;  или миллионы пьяниц и наркоманов, заразившихся   вирусной программкой наркотика.     Нужно признать, что есть индивидуумы без скрытых загадочных программ – они всем скучны и неинтересны

  Возражение:   « А как же Бетховен с  его « хватать судьбу за горло и побеждать?»  Шоп, парировал утверждением, что  Бетховен – это гений, у него программа ощущения музыки настолько мощная, что не уступала ресурсов другим программам:  страха или лени, или отчаяния.

  Подняли очередной тост – за талант. В каждом из нас тлела тайная надежда, что он – Бетховен в живописи.  Шоп продолжил свою мысль.  По его мнению, выходило, что мы все – это тела, вброшенные в некоторое пространство со многими центрами притяжения.  Одних притягивает власть, других деньги, третьих – сладострастие, похоть.  Существуют центры силы чревоугодия, трусости, зависти, разнообразных талантов.  Получалось, что никто не свободен. Никто не может строить свою жизнь согласно с разумом волей.
   
  Многие запротестовали, ссылаясь на своих родителей,  живших, по их мнению, скучно, но абсолютно рационально и правильно.

 А Декл, наш чтец-декламатор, в  миру  Витька Немцов, поддержал тезис о всеобщей несвободе, припомнив истории из постоянно читаемых им книжек. Так он вспомнил рассказик Джека Лондона «Буйный характер Алоизия Пенкберна», где алкоголик Алоизий попал в руки капитана корабля дальнего плавания и в течение нескольких лет, не сходя на берег, где можно поживиться алкоголем,   очищал от ржавчины якорные цепи.  Завершался рассказ о вылечившемся пьянице его горькой сентенцией: «Вы сломили мой  буйный  характер »  То есть,  чтобы измениться – нужно сломаться.  Или  французские классики – братья Гонкур в романе «Жермини Лассерте» рассказали об удивительной истории вполне доброго и хорошего человека – молодой служанки Жермини, которая подпала по власть похоти. После каждого падения она плакала и каялась, но потом снова выходила на охоту за случайным любовником. И не было силы, которая бы ей помогла.   А «Человек – зверь»  Эмиля Золя? 

  Филосов Шопа  сказал: «Правильно вещаешь, товарищ, хотя и пьян»  И продолжил: «Мне неясно только одно: чем являются эти силы, властвующие нами:  это наши внутренние программы или это некие внешние силы?»  Существование  объективных законов природы, манипулирующих нами помимо нашей воли, существует  для философов уже столетия, но до сих пор нет однозначного ответа на вопрос: сами мы решаем, как жить или внешние идеи насильно управляют  нами?  Далее  вспомнили о подсознательных силах Фрейда и об архетипах  Юнга. Но мне это было слушать неинтересно:  время этих кумиров интеллигенции  уже миновало.

  Постоянно угрюмый Прошка, названый  так за сходство с Прохором из фильма «Угрюм-река», рассказал про своего соседа по коммуналке. Мол маленький парнишка, живший через стенку,  до пятнадцати лет был очень ласковым и интересным, был жизнерадостным фантазёром. Но после пятнадцати он совершенно изменился: стал злым, скучным и врал, как дышал – легко. После двадцати он стал напиваться, нередко дрался; очевидно, было, что он уверен, что все ему должны и все – сволочи.   Причём его родители были обыкновенными работягами добрыми и умными и в семье конфликтов – никогда не было.  Да и вообще, добавил Прохор: «Все мы врём. А не от того ли, что знаем, что своей правды никому не доказать, что у всех своя правда, то есть единой истины – нет» И похоже что: «Мой знакомый мальчишка в юном возрасте усвоил эту горькую истину и потому изменился»

  Среди нас был забавный персонаж - Самоделкин. Он прибился к нам по недоразумению. Руки у него были – золотые: любые поделки из дерева, например,  мебель, шкатулки,  маркетри и так далее – всё получалось у него шутя,  быстро и талантливо.  Он выплавлял из меди, сплавов алюминия удивительные статуэтки, мог ремонтировать автомобили, был и кузнецом, и сварщиком.  Когда же он брался за кисти и грифель, то, несмотря на большой и долгий труд – результат был  скромным.  Все советовали Самоделкину заниматься ремонтом или стройкой, к чему у него был талант. Наш мазохист отвечал, что дал обещание своему давно почившему дедушке работать в поте лица своего,  чтобы  было трудно.  Поэтому он взялся за живопись, которую не любил и не понимал, но был самоотверженно трудоспособен. Так вот этот чудак тоже  внес свои пять копеек в дискуссию. Он заявил, что мы все говорим глупости, что нет никаких программ внутри человека, как нет и внешних сил,  типа Рока. Всё дело в несвободе уверенно заявил он. Мы все - невольники.  Во-первых, ежедневная наёмная работа под  оком начальников. Во-вторых,  постоянная конкуренция с другими: за место в транспорте,  в очереди, за свое собственное достоинство при контактах c соседями,  начальниками, властью, наконец.  Душа всё время испуганно насторожена, постоянно терпит – вот и  регулярное пьянство и т.п.  Даже при осмысленном перенапряжении возникает потребность в бессмысленном ничего неделании и алкоголе.  А когда бестолковые начальники заставляют то копать, то закапывать – то  кто выдержит и не сопьётся?  Всё просто: дайте каждому возможность жить, как он хочет и не будет ни наркоманов, ни пьяниц, ни ожирения, ни самоубийств.

  История не знает такого устройства общества. Поэтому выход люди находят в противоположном направлении:  в сверхчеловеке, который как Бог, может одной мыслью  уничтожить и врагов, и трудности жизни.  Но если возможно появление таких Богов,  то по определению,  они будут сражаться за власть пока не останется один, единственный – победитель. Очевидно, что нормальному человеку идея сверхчеловека и заманчива, и отвратительна.  Однако, признаемся, что  большинство много времени своей жизни пожертвовали глупым мечтам о сверхчеловеке.  Выпили за мечты: «пусть, они сбудутся,  какими бы опасными и глупыми  ни были»

  Потом слово взял Циркуль – Колька Мазин, умеющий рисовать окружности любых размеров настолько правильными,  как будто пользовался козьей ножкой. Он сказал: «Зря, ребята, вы фантазируете на пустом месте. Тот, кто правильно живёт – у него уйма забот:  учёба, работа, книги,  друзья, любовь. Потом дети, забота о семье и работа на износ. Никто не даст времени на сомнения, фантазии, лень. Каждый день – бой за благополучие и здоровье своей семьи. Так жили тысячи лет и были счастливы именно такой вроде бы простой  жизнью»  Все воскликнули:  «Ура!» и  выпили за сермяжную правду жизни.

  Наконец мы угомонились и  разбрелись к своим мольбертам и этюдникам и снова стали выпытывать глазами у избранных шедевров их тайну.  У меня работа не клеилась, и я пошёл в соседний зал еще раз поглядеть на приглянувшийся мне портрет.  Я сел на единственную банкетку в этом зале и погрузился в созерцание. Вскоре мне показалось, что портрет молодого мужчины улыбнулся мне, и я услышал, как он тихо произнёс: «Господин художник, я невольно слышал ваши мнения  и, если Вы позволите,  выскажусь тоже»  Так как я не возразил, портрет продолжил: «Видите ли, нам далеко отходить от своей картины не удаётся, но уж весь-то музей мы исследовали и, глядя на картины старых и относительно новых художников, пришли к одному мнению, которое я сейчас Вам и выскажу.  Сравните сами хотя бы портреты 18 и 20  веков. Первые готовы рассказывать о тайнах жизни человеческой.  Эти тайны  видны в глазах, в лике портрета.  Картины же 20 века, в большой своей части, не имеют ни лика, ни тайны. Они демонстрируют условный образ не индивидуума, а горожанина.  Создаётся ощущение, что художник испытывал презрение к портретируемому, А у старых художников было благоговение к создаваемому образу. Я знаю  отчего так изменилась парадигма у современного Вам человека.  В далёкие прошлые времена люди верили:  в Бога, в чудеса, в тайны, в приметы.  Традиции были главными регуляторами и контролёрами для людей. Прошло время, молодёжь  взбунтовались против устаревших взглядов и твёрдых порядков. Они предложили главным критерием считать не веру и традиции, а разум и индивидуальную ценность. Наступил короткий век модернизма,  в России случился самый мощный модернистский проект – коммунизм. Правда Ваш вождь,   Сталин,  быстро свернул модернизм происходящего и вернулся к консервативному способу организации жизни: возникла дисциплинированная армия чиновников, задушивших свободные проявления.  Также, разрушенные и преданные модернизмом патриархальные основы жизни, позволили произойти страшным мировым войнам, геноциду еврейского и советского народов.   Имея такую историю за плечами, мировоззрение современных людей разрушилось.  Идеалов нет. Веры в Бога, в справедливость – нет. Правительству, лидерам, начальникам – верят только недалёкие обыватели. Большинство из вас теперь знает, что жизнь их не стоит и канистры бензина.  Что в старости придётся претерпеть смертные муки и некому будет их утешить. Потому что никто  не верит никому: ни детям, ни родителям, ни себе.  Не верит потому, что зная всё, включая Гулаг и Освенцим,  – нет сил верить.  И это отсутствие надежды, и предчувствие отчаяния не у каких-то отщепенцев, а у большинства народа в теории обозначается как эпоха постмодерна, а в практически значит, что всем вам – хана!  Вряд ли вы имеете  ресурсы для последующих эпох.  Думаю, что вы проживаете  последние исторические деньки. Забавно, что динозавры вымерли из-за оледенения, а люди - из-за собственных умозрительных схем и понятий»

 Я ощутил страх и проснулся. Вскочил с банкетки и погрозил кулаком портрету. Потом с тяжёлым сердцем вернулся к работающим друзьям.  Там я приложился к бутылке бормотухи и глупый сон начал забываться.