Корыто. Судаки. Земля с могилки

                МИСТИЧЕСКИЕ ИСТОРИИ

                КОРЫТО
    Наша семья в 1955 году жила на Кубани в станице Джерелиевской. У моих родителей было 5 детей – 4 мальчика и я, одна девочка. Была старшая сестра, но она умерла в возрасте 6 лет. Мы обе тяжело болели золотухой, но она не пережила, а я осталась жить за неё и за себя. Мы жили очень бедно ( бывшие кулаки ). В то время у нас не было ни света электрического, ни радио. Изба была очень маленькой, мазанка, крытая камышом. Пол также был мазаным кизяком с глиной. Топили сушёным кизяком с соломой. Мылись по очереди в деревянной кадушке. Сначала мама мыла самых маленьких детей, затем мылись родители. Когда вода остывала, клали в воду раскалённый камень из печи, а ещё пучок душистого сена, чтобы вода была ароматней. Керосиновая лампа была одна, стояла над кухонным столом, а на потолке было чёрное пятно от гари, которое забеливалось только весной во время общей побелки жилья.
     Зимой, когда было много снега и был мороз, нас детей, школьников, в школу не пускали, не в чем было ходить, не было зимней обувки. Трое валенок было на всю семью, а школа была далеко. Когда мы сидели дома, а хотелось увидеть, что делается на улице, то процарапывали замёрзшее стекло пальцем, прогретым во рту, языком, своим дыханием, смотрели во двор, на улицу, где ходили дети, взрослые, бегали собаки и ездили люди в санях, запряжённых лошадьми. Нам тоже хотелось выйти на улицу, но не в чем. В летней обуви было холодно, да и родители не выпускали. Иногда, когда мама заходила в помещение погреться от работ на улице, старшие братья успевали прыгнуть в валенки и выбежать на некоторое время во двор, чтобы поиграть в снег, а нам, меньшим, занести снег в комнату, после чего была взбучка от кого- то из родителей. Он таял, была лужа после него. Отец не разрешал никому надевать свои валенки. Ещё потому, что они очень большого размера и очень тяжёлыми. Валенки сушили у печи перевёрнутыми, от чего был запах коровника.
Однажды старший брат обул мамины валенки, вышел играть в снежки и набрал снег в валенки, а маме ничего не сказал, а когда снег растаял, они стали мокрыми внутри, мама его отругала, да ещё и от отца досталось. Больше никто без разрешения валенки не надевал.
     Вход на чердак дома был со стороны огорода. На чердаке находились вещи, которыми редко пользовались, и чтобы не мешали в домике. Где была одна комнатка, кухня и сенцы (коридор). На чердаке находилось и оцинкованное корыто – единственная ценность в семье – для стирки белья, а в нём гофрированная доска. Лестница стояла у входа на чердак.
     И вот однажды зимой ночью с чердака послышались звуки, как будто кто- то ударял в дно корыта деревянной колотушкой. Все от испуга проснулись. Мы – дети, спавшие на кухне втроём, на одной самодельной кровати, а младшие с родителями, залезли под одеяло и дрожали от страха.
    – Кто там балуется? Неужели кто из соседских ребят залез туда и барабанит? – сказал возмущённо отец.
    – Но ведь чердак закрыт – сказала мама. Я его сама лично закрывала на замок. Кто мог туда забраться?
    – Может скоро стихнет, надоест – нехотя ответил отец.
    Но продолжалось это через некоторые промежутки времени. Барабанный стук не стихал, и тогда пришлось встать, одеться, взять лампу и выйти на улицу, чтобы полезть на чердак. Мы все прижались друг к другу и ждали возвращения отца.
Каково же было его удивление, когда он залез на лестницу, а замка не было. Он открыл дверцы чердака, залез туда, но там никого не оказалось. Корыто спокойно лежало вверх дном на соломе. Обойдя чердак, вышел на лестницу и закрутил проволокой ушки от запора и вошёл в хату. Сказал всем, что никого там нет, успокойтесь. Сам разделся и лёг спокойно спать.
     Но спокойно спать ему не пришлось. Через некоторое время опять повторилось тоже. До утра ни мы ни родители так и не уснули.
Днём отец полез на чердак проверить, есть ли кто там и запереть чердак на другой замок. Ночью повторилось то же самое. Барабанная дробь не давала никому спать. Мы уже испугались не на шутку, начали плакать, отец ругаться.
    – Кто мог баловаться или что это было такое? На этот вопрос никто не мог ответить. Утором отец полез на лестницу, открыл замок, залез на чердак и снял это несчастное корыто, занёс его в сени, но и из сеней доносился стук, тогда отец занёс его в кухню, наполнил его кукурузой и поставил под детскую кровать. Дети боялись этого корыта, но родители убедили, что барабанить никто больше не будет, так, как оно полное зерна.
    Утром мама пошла к соседке и рассказала, что происходило у нас с корытом на чердаке, хотя отец запретил кому-либо рассказывать об этом. Соседка сказала, что когда приходит домовой и начинает шалить, играться, то значит, что эта семья переедет из этого дома. Когда вы приехали сюда жить, то вы не задобрили домового, не поднесли ему гостинца, за это он обиделся и поэтому выгоняет жильцов. Они ему не понравились.
    Но ведь действительно так и получилось. Весной наша семья переехала жить в Керчь. Теперь родители усвоили правила проживания в частном доме. Наливали плошку молока для домового. Задабривая его. Больше такого никогда не случалось.

СУДАКИ

    1956 году, когда мы переехали с Кубани в г Керчь, родители взяли участок в пригороде для строительства дома. Как я уже говорила, что мы жили очень бедно, а ещё и строить дом надо, жить то негде. Сначала жили на квартире. Такую семью никто не хотел принимать и пускать даже во двор. Нас называли – цыганщина. Многодетных семей было не так уж много. Боялись рожать в послевоенное время, как говорили взрослые – большую семью не прокормить, но моя мама была верующей женщиной. Не делала абортов. Говорила, что сколько Господь даст, столько и буду рожать. Боялась греха. Вот и родила шестеро детей. А последнего в 42 года. Его взрослые называли – Климом, так, как врачи ничего не обнаружили, никакой беременности. Сказали, что – климакс ранний, а когда ребёнок зашевелился, сказали, что это у вас киста на ножках. Она их убеждала, что ребёнок шевелится, а её отправили домой не веря, что у неё будет ещё один ребёнок. Родился мальчик здоровый, крепкий.
    Когда нас всё-таки пустили на квартиру, то с условием, чтобы больше не рожала, а дети вели себя тихо, ничего не воровали, по садам не лазили. Спали все на полу на матрасах, набитых кукурузной ботвой, листьями и «волосом», как мы говорили. Отец устроился на работу плотником по профессии в строительную организацию, а вечерами и ночью строили времянку (от слов – временное жильё). Сначала вырыли яму выгребную для нужды, затем погреб, чтобы было где продукты хранить, затем принялись за времянку. Летом в погребе было прохладно. Когда погреб оборудовали, то вся семья перебралась в него жить. Экономили таким образом время на хождение от квартиры и обратно. К сентябрю надо было выстроить жильё, так, как нужно детям ходить в школу, а полностью закончить к зиме. Помогали соседи, также дети были приучены помогать во всём. Играть некогда было. Каждый занимался своим делом. К зимнему сезону мама засаливала в бочках капусту, огурцы, помидоры, арбузы, яблоки. Но самое вкусное было – это хамса. Родители говорили, что хамса самая выгодная еда.
    Один раз в день поел и целый день воду пьёшь, живот никогда не бывает пустым.
Шло время, дом потихоньку строился. Благо, что отец многое умел сам делать, только тяжёлые работы делать помогали соседи. Один стропила он поднять не мог, да и шпалы также. В выходные дни мы с мамой ходили на рынок к трём часам дня. Ей одна женщина посоветовала так приходить. В три часа отходил катер с торговками на Кубань. Они старались к этому времени распродаться, а кто не продал товар, его просто оставляли на прилавках для бедных или отдавали сами детям. Было очень много рыбы, фруктов всяких, арбузов. Вот тогда у нас был праздник живота – «Ешьте, сколько влезет– так говорили женщины. Домой часто уносили фрукты в своих животах. Клубника была вперемежку с таранькой и молоком, а идти до посёлка где- то около четырёх километров. Мы приседали почти под каждым кустом. Болели животы, ныли, скулили, но шли и дома отлёживались. Мама отпаивала нас отварами из трав и больше не брала братьев на рынок, а только меня и приказывала, чтобы я на рынке ничего не ела, а только дома. У меня был холщовый мешочек, пошитый мамой, куда я складывал фрукты для меньших братьев.
    К глубокой осени крыша на доме уже стояла. Осталось только покрыть и можно было переходить жить. Удобства, естественно, были во дворе. Нам, детям, разрешали ходить на ведро в коридоре. И вот однажды отец по нужде вышел во двор. Была безлунная ночь после проливного дождя с ураганным ветром. Когда он подходил к уборной, то на дорожке увидел, что что-то валяется на огороде и вокруг. Он наступил на что -то мягкое, поднял и увидел, что это рыба. Что за странная картина? – подумал он. Стал присматриваться. Её было много. Она была не живая, но сырая. Отец забыл уже, зачем шёл. Вернулся в дом и разбудил маму.
    – Мать, вставай скорей, там кругом рыба лежит, полно её.
    – Какая ещё рыба, ты в своём уме? – сказала мама, недовольная тем, что её разбудили среди ночи.
    – Я тебе сказал, вставай, идём рыбу собирать. – настаивал на своём отец.
Мама встала. Оделась и вышла в огород. Действительно кругом лежала рыба. Мама подняла, посмотрела, понюхала. Не воняет, значит пригодная для еды. У неё задрожали руки, застучало в висках.
    – Да это же самые настоящие судаки. Откуда они здесь взялись?
    – Не знаю, но давай, пока темно и никто не вышел из соседей, собирать. Возьми холщовые мешки в подвале и туда будем складывать, только тихонько, без разговоров.
    Мама быстро принесла мешки, и они стали собирать и складывать рыбу. Смотреть по сторонам было некогда, есть ли у соседей рыба? Судаки были целые, слегка побитые, без чешуи, но с головами и в земле вываленные.
    – Да здесь одни судаки, другой рыбы нет – уверенно сказала мама, больше разбирающаяся в рыбе, чем отец.
    – Тише ты, а то соседи услышат – посоветовал отец. – Вдруг кто из соседей увидит, спросит, откуда рыбу взяли, доложат в милицию, тогда придётся всю рыбу отдать. Да и никто не поверит, что она сама к нам «приплыла» во двор, – не унимался отец.
    Обойдя весь огород и двор, собрали два мешка судаков в пыли и земле. Удивительно то, что они не заметили у соседей с обеих сторон рыбу в огороде, как ни старались увидеть. Может от страха, а может из-за темноты.
    – Странно всё это. Кто мог разбросать рыбу по огороду? – шёпотом переговаривались отец с матерью.
    Собранную рыбу занесли в подвал, а утром мама рано пошла в огород осмотреть, не осталась ли не собранная рыба и посмотреть на соседский огород, но нигде не увидела никакой рыбы. То ли соседи собрали, то ли её там просто не было. Мама сходила в магазин за солью, чтобы засолить «улов» в бочки. Вымыли от грязи и засолили две бочки судаков. Ели всю зиму, вымачивая в воде и отваривая с картошкой, чтобы не была такой солёной. Весной она уже была с ржавчиной. Мы не хотели её есть – надоела за всю зиму.
    Сколько времени прошло, но так никто и не узнал, откуда взялась рыба на огороде? Никто ни у кого не спрашивал. Все боялись, и мы тоже.
Мама тогда говорила, что это Господь не дал нам от голода умереть и высыпал с неба такой щедрый подарок.



                ЗЕМЛЯ С МОГИЛКИ

    Мой отец родом из станицы Джерелиевской, Краснодарского края. Там проживали и проживают его многочисленные родственники. У дедушки моего отца было 14 детей, у отца моего отца было семеро детей. Было и большое хозяйство, чтобы прокормить такую семью, так как жили все на одном участке и вели одно хозяйство. Все, как говорили, трудились от зари до заката. В хозяйстве были лошади, коровы, овцы, птица. Был и яблоневый сад. Рассказывали потом, как они считали овец: – если от овчарни и до колодца вереница овец шла и их хватало, значит овцы все. Первым шёл козёл с колокольчиком, а за ним овцы. Семья была безграмотной и считать никто не умел. У многих было по четыре, а то по три класса образования. Эту семью называли – кулаки.
    И вот в 1930 году по указу Ежова были раскулачены такие семьи и обобраны до нитки. Моего отца и его трёх братьев отправили на север Урала, в город Североуральск. Мой отец, как написано в документе из архива – глава кулацкого хозяйства. Это в 22 года от роду. Через несколько лет брат отца умер от истощения в карцерной земляной яме за неповиновение. Вес тела составлял 37 килограмм при росте 185 сантиметров. Такие данные были написаны в похоронке. В 1936 году, когда разрешили вольно поселиться там, отец познакомился с женщиной, которая впоследствии стала его женой. В 1937 году у них появился первый сын, мой старший брат. В 1943 году – второй сын. На войну таких, как мой отец не призывали.  Они с мамой работали на стекольном заводе, который впоследствии переоборудовали на военный завод по выпуску огнестрельного оружия и боезапаса. Приходилось там и спать у станка по несколько часов и с нова за работу. Мама работала на упаковке снарядов, а вместе с ней были рядом дети. Они спали в ящиках от патронов и снарядов. В 1946 году родилась первая дочь Валюшка, моя старшая сестричка. Я родилась в 1949 году. Мы обе очень сильно болели золотухой. Всё тело было покрыто, как говорили родители, коркой коросты, а особенно голова. В 1952 году Валя умерла, а я меньшая, осталась жить. В 1952 году на свет появился ещё один сын, а в1956 году наша семья переехала в Керчь. Когда построили дом, тоска по родине и родственникам, заставили маму поехать на Урал, к своей родне. Там она нашла могилку своей доченьки Валюшки, взяла в носовой платочек земельки с могилки, как частичку от своего ребёнка, чтобы меньше тосковалось, чтобы можно было поплакать над этой землицей. Она привезла эту землю домой, спрятала ото всех, как драгоценность, чтобы никто не нашёл. Мама не знала, что этого делать нельзя. Нельзя заносить землю в помещение с кладбища и что может случится после этого. Она эту землю не смогла найти, чтобы вынести, отнести на кладбище.

    И вот после её приезда у нас в доме начались неприятности. Можно сказать, горе одно за другим. Отец был очень ревнивым мужчиной. Однажды маму попросили готовить на столы соседи по поводу проводов в армию их сына. Мама согласилась, так, как нам все соседи помогали в строительстве, как многодетной семье. В разгар веселья отец приревновал маму к другому соседу, впоследствии чего завязалась драка. Отец схватил кухонный нож и ударил им жену почти в самое сердце. Врачи сказали, что осталось два миллиметра до сердца. Веселье на этом закончилось. Маму в больницу, отца в тюрьму, нас в интернат, троих детей. Самых младших. Мама долго лечилась, получила инвалидность, не могла работать, а отец через несколько лет умер в тюрьме. Мама сразу продала половину дома, так, как боялась, что он выйдет из тюрьмы и угрожал сделать своё дело до конца. Если бы она знала, что он умрёт там, то не стала бы продавать свою половину, но дело было сделано.
    На этом горе и беда не закончились. В половине отца умирает хозяйка. Другую половину дома продали, и там постепенно умерли хозяева. Дом сдали под квартирантов, мужчин, но и они, молодые стали умирать по каким -то причинам. Умерли два моих брата совсем молодыми. За все годы, пока жили люди, умерло 12 человек. Люди стали бояться жить в этом доме и обходили его стороной. Разные были толки. Дом стал могилой. По сей день там никто не живёт, он сгнил, как гроб.
За те годы бед, люди три раза приглашали батюшек освятить дом, но они по каким-то причинам не смогли приехать на освящение. Потом сказали, что они чувствовали причину, что с этим домом что -то творится неладное.
    Вот так, по незнанию, поступила моя мама. Царствие ей Небесное.