Конфеты на елке

Огни сияют и горят. Новый Год Яночка ожидала как чуда. Уже в декабре все вокруг хорошело необычайно, и люди тоже менялись: радовались, наряжались, часто улыбались. Даже дома становилось теплее и уютнее. Мама с папой все время смеялись, шутили. Почти каждое утро мама с удовольствием сообщала о предстоящих гостях, в которые их с папой приглашали. А папа, хоть и посмеивался над мамой, но как-то добродушно, и было видно, что ему приятно бриться, надевать отутюженную рубашку, а затем послушно ждать, пока она появится из комнаты. Появление мамы в коридоре напоминало выход на сцену главной актрисы театра. Вначале вся квартира затихала. Папа сидел в кресле, уже готовый выходить из себя, а затем и из дома, и читал газету. А Яночка с братом просто ждали на диване и смотрели на дверь родительской спальни. Иногда они играли, загадывая, какое платье мама выберет в этот раз. Самое веселое выходило, когда выяснялось, что на маме новый наряд, о котором они еще не знали.

И, вот, за дверью прекращались шорохи ткани, дверца шкафа хлопала в последний раз. Затем раздавалось легкое шипенье. Когда Максим был маленький, он всегда пугался, что это вползла змея. Но Яночка, которая была старше, а, значит, намного опытнее, уже много раз снисходительно объясняла ему, что это не змея, а духи, которые мама прыскает на себя, чтобы вкусно пахнуть в гостях. Ведь неизвестно, чем пахнет в чужом доме. Поэтому лучше заранее полить на себя ароматную воду.

Затем дверь распахивалась, и мама появлялась на пороге комнаты. И в первую минуту ее невозможно было узнать. Высокая «на шпильках», под ушами у нее что-то раскачивалось и поблескивало, волосы на голове уложены в высокую прическу, и на руках тоже все блестело и звенело. А лицо… Лицо было мамино, но немножко чужое. Она смотрела поверх, надменно, т.к. понимала, что сейчас самая красивая и потому недосягаемая. Мамой хотелось восхищаться, но было страшно сказать что-то не то. Поэтому Яночка и Максим просто зарывались лицами в ее платье, стараясь при этом думать про свою обычную маму: в домашнем платье, с распущенными волосами. А папа хмыкал и говорил что-нибудь вроде:

- Мы выходим?
- Конечно! – гордо отвечала мама.

Это означало, что теперь папа может помочь ей надеть пальто и дать перчатки. Яночка видела такое в фильмах, которые мама часто смотрела. Они с Максимом радостно улыбались родителям и обещали вести себя хорошо. И уверяли, что будут играть дружно, и скучно им не будет, а спать лягут вовремя. Мама напоминала Яночке, что она СТАРШАЯ. И Яночка уныло кивало. Напоминание означало, что нужно играть в те игры, в которые хочет Максим, и перед сном читать вслух ту книжку, которую попросит он.

А папа хитро подмигивал, выходя их квартиры. И это примеряло обоих с тем, что родители ушли и оставили их одних на весь вечер. Ведь в коридоре стояла огромная, искрящаяся серебристым «дождиком» и разноцветными лампочками, нарядная, ну, почти как мама, елка. А на ней… На ней уже были развешаны завернутые в серебристую фольгу маленькие дольки шоколада! И, как только за родителями закрывалась дверь, дети бросались к елке, брались за руки и, задрав головы, долго смотрели на елку, вдыхая аромат шоколада, которым пропитывалось все вокруг. Они уже представляли, как сейчас вместе будут снимать по одной конфетке для каждого: обсасывать, откусывать и подолгу держать во рту, пока шоколад полностью не растает. А потом еще можно облизать пальцы друг у друга, чтобы точно понять, была это одна шоколадка или разные. В прошлый раз Яночке попались обычные дольки, а у Максима была еще и вишневая.

Засыпали оба с приятным ощущением, что назавтра запас на елке опять чудесным образом пополнится. Но кто и когда это сделает, всегда оставалось неизвестным.