Кутюрье Таня Стаканов

                Кутюрье Таня Стаканов


По жизни Таня служил средней руки артистом императорских Вологодского и Керченского театров, был также бюджетного уровня политтехнологом (не выше заветных дум областных Дум), второй свежести поэтом, поп-звездой семнадцатой степени яркости и безусловным гением.

Гениальность его заключалась в том, что с самого раннего детства, едва начав осознавать себя, и во всю оставшуюся жизнь он любил только одно занятие – наряжать кукол Барби.

Таковых кукол (выпрашиваемых у малоимущих родителей всеми средствами воздействия: тихим плачем в подушку, объявлением голодовки и бойкота, уходами из дому и вплоть до попыток самоубийства включительно) у Тани к зрелому возрасту набралось 383 штуки (включая как сетевой ширпотреб, так и роскошные коллекционные экземпляры), после чего он любимого занятия не оставил, и новых Барбешек продолжал скупать.

Дело, собственно, не в том, что он, не первый, звезданулся на виртуально-длинных ножках и синих ультра-ангельских глазках Западной Очаровашки, за которые решительно все прощаешь их продажному, подлому миру.

А в том, что все остальные человеческие сокровища были в равной степени Тане фиолетовы, и все остальные людские занятия, кроме пошива нарядов на кукол, не вызывали никакого отклика в его цельной, из единой атомной кристаллической структуры состоящей душе.

Отец-сталевар назвал сына Титанием в честь самого прочного металла на Земле, который идет на корпуса подводных лодок, авиаброню и обшивку ядерных реакторов.

Но ювелирные изделия из него производят тоже.

Таким ювелирным изделием и оказался избыточно-изящный Таня. Эдакая антикварная брошь среди дешевой народной бижутерии. Неудивительно, что невидимая  рука рынка быстро выхватила его с прилавка.

Диплом кутюрье Таня получил в одном из заповедных колледжей Швейцарии, что обошлось в целое состояние (зачислял средства на счет учебного заведения, конечно, не он, но на трансакцию полагалась страховка, и он ее обеспечивал тем, что был Таней, самим собою, то есть).

К двадцати пяти годам Танюша, как называли его влюбленные олигархи (Танюшка-душка, Танюшка-подушка и даже Танюшка-раскладушка) обверсачил Версаче, затруссардил Труссарди, перешанелил Шанель.

Что, собственно, никого на европейских подиумах особо не впечатлило – и не таких видали.

Удивить, что ли, захотел, много вас таких тут ходит.

Свой звездный час Стаканову суждено было пережить в ПГТ Умчувадск Подгеенского района, куда прибыл он из столицы, по президентской программе, в составе жюри, судящего окружной конкурс красоты «Мисс Оленевод 000».

Полунощная Самоядь

Сиятельная Саамедна.

Земля на краю света.

Полгода ночь, полгода день.

С местными ведьмами, знахарями-нойдами, нечистью, богами.

Коих дошлый Таня не преминул подробно изучить, в целях освежения собственного замыленного культурой и цивилизацией  глаза и  формирования актуального имиджа жителя Заполярной нефтяной глубинки.

Времена тогда в новой России стояли еще (уже) бесколбасные, и народ порядком пообтрепался.

Сам бог войны, сосланный на север еще в сталинскую эху маршал, ходил в шинелишке времен второй мировой, седую голову закрывал от снежных осадков старой отцовской буденовкой.

Чудовищно располневшая от опарышей «Роллтон» самоедская Весна-Красна, бывшая стройная лань, на светские тусовки надевала все то же несгораемое крепдешиновое платьице с подплечниками и песцовую, еще приличную горжетку члена правительства, которыми ее когда-то премировал, как передовую чумработницу, сам Хрущев.

Что уж говорить о простых смертных – те обходились небывало-шикарными турецкими костюмами «Адидас» и стильно застиранными до полной потери цвета экс-блу-джинсами из гуманитарной помощи.

А кому по жизни очень повезло, тот затоваривал себя и всю семью в секонд-хэнде соседнего норвежского города Тронхейм.

Не было приличных нарядов и у стильно-кривоногих местных девочек.

Но девочки не сдавались.

В войнах красоты с безобразием девочки сдаются последними.

Взнузданные природным инстинктом провинциальных Маргарит на выданье, они стремились подать себя (а не продать!) любой ценой.

За любовь, а не за деньги!

Десятилетием раньше все порядочные люди носили длинные балахоны с капюшонами, которые вывязывали на спицах из звериной шерсти саамские бабушки. В единообразных одеждах этих жители походили не то на ликвидаторов очага радиационного поражения, не то на слепых летучих мышей. Что было, впрочем, удобной униформой  в условиях позднего советского застоя.

Новое время требовало новых нарядов.

И, скинув привиденческие покрывала, для всех одинаковые, самоеды встали перед волнующей проблемой обретения гламура.

И дрогнули их, ослабленные вечным поеданием самих себя (самоеды!), незримые сущности.

Каждому захотелось быть особенным. Не таким, как другие.

Прибыв в Умчувадск, Стаканов привычно ожидал появления на районном подиуме каких-нибудь люрексовых, а-ля-рюс сарафанов.

Душегрей каких-нибудь собачьих, господа.

Чехлов на танки и кокошников из пластмассовых павлиньих перьев.

Что, впрочем, его, как профессионала, развлекало гораздо больше, чем последняя, живая еще коллекция Живанши.

А увидел он свою Надэй.

Она шла по высокому помосту в лесном невестинском наряде: вышитой вереском юбке на ивовом каркасе, в тугом корсаже, отороченным нежными метелочками мятлика, с длинным шлейфом, простеганном белой пушицей и с веером из крыльев белой гаги в руках.

Надэй в детстве тоже любила шить на кукол Барби.

Она была во всем конгениальна Тане, пожалуй, даже гениальней его.

Она стала его Музой, его Девой Света, его Лесным Олененком и Принцессой Грезой.

Но Таня хотел (всей мощью кристаллической своей души) лишь одевать куколок, и ничего другого.

А Надэй хотела:

1. одевать кукол Барби,

2. выйти замуж и

3. рожать детей.

И последние два желания отнимали у нее часть ее гениальности.

И поэтому Таня Стаканов был сильнее ее.

               

                Все устаканилось


Таня промотался между Умчувадском и Парижем лет пятнадцать, вдоволь порезвился и предложил мировому сообществу:

- маленькое черное платье из упругой кожи арктической гадюки, моделирующее любое тело под любые размеры;

- камуфляж из спинок хамелеона, подгоняющий личность под любые политические взгляды;

- перчатки, к которым сами липнут дензнаки;

- непотопляемые мокасины в форме подводных лодок НАТО;

- актуальную крысиную доху для бегства с тонущего корабля;

- золотой плащ-парашют из нана-шелка-wwx 666, позволяющий свергнутым олигархам благополучно пикировать с небес на землю;

- джинсы с вибраторами из живых шершней.

И еще пропасть разных брендов, которые ныне заняли прочное место в каталогах  всех стран и народов.

Стаканов представил на Елисейских полях культовую коллекцию «Влюбленные скоты» и одел весь Париж в оленью упряжь.

Передовая молодежь носила замшевые намордники и никелированные удила, стильные темно-вишневые седла на спинах и лакированные копыта.

Взрослые модники ходили с тросточками-хореями, инкрустированными перламутром и резной костью. На шее – бисерные  ошейнички, на ногах – каньги из кожи птеродактилей.

Дамы средних лет предпочитали тонкие замшевые робы, розовые и голубые, а также лебяжьи венчики в пышных прическах, порт букеты на груди, а в руках парасоли из гагачьего пуха.

Целые состояния были нажиты на тундровых аксессуарах: патронташи, удочки, вещмешки и плащи-чумы.

Стаканов разработал вицмундир для губернаторов Полунощной Самояди: сыромятный сюртук, переливчатые ботфорты акульей кожи, серебряный шлем в виде головы Сокола-Иаука, божества счастья, и над ним – плюмаж "Туманность Андромеды".

Чиновникам трех низших каст полагались ватники а-ля Гулаг, штаны чертовой кожи, пыжиковые шапки с кривыми оленьими рожками и народные резиновые сапоги с портянками.

Одаренных детей, отличников и победителей школьных олимпиад можно было издалека узнавать по пришитыми к лопаткам сорочьим крылышкам.

Стаканов, проникнувшись любовью к братьям меньшим, сшил новые шубки лесным зверям и птицам.

То ли Стаканов учился у природы, то ли она у него, уже нельзя было разобрать.

Он одел саму Смерть, госпожу Уховертку Аспидовну Сороконогову. В актуальный саван, расписанный зелено-серыми ромбиками (это жизнь - черно-белая, а смерть рядится в камуфляж).

Он одел нечистую силу из северного фольклора, Роука - злой рок тундры.

Несгораемый комбинезончик акулы, с тремя сменными хвостами.

Акулий же, в три ряда, зубной протез.

И гигиенические перчатки с присосками.




                Триумф великого маэстро

Надэй после пятнадцати лет всей этой свистопляски, постарела, раздалась и ничем уж не напоминала олененка, мало того, провинциальные ножки ее почему-то еще покривели.

Но она продолжала носить те двусмысленные ивовые и стрекозиные наряды, в которых Таня только и мог представить себе любовь, а потому он не видел никаких изменений, по умолчанию.

Для истинного кутюрье размер не имеет значения, толстая корова тоже годится и даже предпочитается – тем он больше гений.

Надя вечно оставалась для него избранной моделью, куколкой Бога, в невестинской накидке, отороченной лирическими метелками мятлика и лиловыми колокольчиками шалфея, и в этом смысле он, конечно, обладал рецептом бессмертия.

Шалфей, шалость фей.

Но детей у них все еще не было, что, в ином дискурсе, бессмертия Титания Игоревича лишало.

Впрочем, ей богу, зачем дети Богу.

В рамках ежегодного государственного коммутативно-прогрессорного реалити-шоу «Сонгел-гэйм», вошедшего в шорт-лист несгораемых госбюджетных мероприятий, Стаканов одел и обул стахановскими (стакановскими) методами весь самоедский бомонд.

Две Таниных верных швеи, Даша Колдунова и Вера Страхолюдова в Белом Чуме Любви (так называлось его ателье-бутик в Дырдыгирке) строчили день и ночь, чтобы поспеть к презентации.

В том, что одежда делает человека, Таня Стаканов не сомневался никогда.

На то он и был гением – в голову ему не приходило сомневаться.

Любимой женщиной для него была та, что представала в одеждах любимой женщины.

Царем – тот, кто носил облачения царя.

Богом – тот, кто одевался, как Бог.

Он задал себе честно вопрос, кто в Полуночной Самояди достоин быть Богом, и понял, что кроме собственной кандидатуры, вариантов нет.

Он пошил себе приличный к случаю туалет Бога.

Нет, не вытертую шкуру старого оленя, как вы подумали, и не зеленый, в стразах и люрексе людоедский фрак…

Авторское решение Стаканов держал в секрете до местного праздника,  особенно любимого населением заполярного края, Дня огненного рода Аллкаш.

Этот день стал триумфом великого маэстро.


..Надэй забеременела.  С глазами, полными слез, принесла Стаканову тест о двух полосках. Девять месяцев демонстрировала на подиуме нежнейшие, трогательные наряды для дам в интересном положении. Питалась почти исключительно солеными морскими огурцами.

В условленный срок врач престижной Лондонской клиники принял у нее роды. Таня примчался на выписку.

И медсестра подала ему завернутую в изысканные кружевные, шелковые, сиренево-золотые пеленки… ну, вы догадались.

Куколку Барби.

Почти неотличимую от настоящего ребенка.



По лестнице, ведущей в небо крался лисо-подобный манекенщик в огненной, несгораемой лисьей дохе.

С крыльями махаона, с сачком, приросшим к руке, фланировал другой.

Третий в штанах чертовой кожи, в бескозырке с надписью «Аврора», в резиновых сапогах с уже отмененными декретом, и посему еще более актуальными портянками.

Четвертый катился по подиуму в бочке-сельдянке с горящей свечой из песцового сала в руке — саамский Диоген. Ищу человека в стодневный Полярный День.

Даже скакал Некто на одной ноге (в аккурат, посередине туловища), гений баланса, массовик-затейник, придумавший весь этот наш ежедневный неизбывный бег в мешках.

Хорошо ему – в любом бутике может обувь спереть, она там только на одну ногу выставлена, а ему и хватит.

И с затянутой в рюмочку талией, подпертая фижмами из китового уса, с зонтиком из шкурок горностая, в аметистовых башмачках с бантиками из крыльев бабочки – выступала самая красивая двоечница областной гимназии.

От мошкары прелестница занавешивалась длинной синей вуалью, сплетенной из полярных диких орхидей. И еще была у нее маска, неотличимая от человеческого лица, изготовленная из очень нежной лайки… Поставьте ей лайки.

А отличница, тоже симпатичная, выехала верхом на ездовой лайке, из рода тех, что везли Роберта Пири на Полюс.

В завершении показа коллекции на подиум, ведущий с земли на небо, вышел сам Таня Стаканов.

Он же Бог богов.

Глава местного пантеона.

Как говорилось в сказаниях, врачеватель и облакогонитель, пролагатель воздушных троп, ворон варитель, вдовушек и сирот даритель, совести щипатель, медведей задиратель.

А также вице-президент компании «Самоядь-Нефтюгань LTD».

Облачен был Бог в черный квадрат Малевича.

А потому каждый видел в нем что-то свое, что-то самое желанное.

Зрители охарактеризовали его потом очень по-разному.

Всем запомнились в облике Бога только две детали.

Охотничий камуфляжный рюкзак за спиной — вукс с баксами.

И длинное ивовое удилище с разноцветным огнем играющими блеснами.

На эти блесны, как говорилось в местных преданиях, Бог богов ловил весь мир. Собирая коллекцию из клюнувших и попавшихся.

Коллекция эта хранилась у него высоко в небесах.

Чем-то Бог богов был глубоко родственен Тане.

Овации и крики «браво» не смолкали минут семь-десять, что для этих бедных кислородом широт было абсолютным рекордом.

Таня взмахнул удилищем, демонстрируя, что ему не западло изловить на свои блесна всю Вселенную, бессмертную гламурную Юниверс.
 
Зацепился алмазным крючком за рюкзак-вукс на спине.

И швырнул сам себя, окончательно пополняя коллекцию Бога, высоко в облака.

Где и остался навеки.