89. Ночь перед отъездом

В эту ночь я изнемогал от любви и желания, а она даже во время секса думала, всё ли предусмотрела. Постарался помучить её. Она, вроде, здорово помучилась, чуть майку на мне не порвала. Я её целую, ласкаю, шепчу ласковые слова. А она вдруг вспомнила, что не подумала, как я буду питаться дорогой. Ещё у неё одышка не прошла, а переживает, что дорогой чёрт-те с чем в киосках пирожки продают. «Ты мясные не бери. Лучше с повидлом или картошкой. С яйцом тоже не бери, сальмонеллез подхватишь, не подумаешь.» Я обещаю, целую, ласкаю, она, вроде, со страстью отдаётся, кричала даже, когда кончали. Ещё отдышаться не успели, а она опять переживает, как я там, на заводе питаться буду. Завод в упадке, может, и столовой никакой нет. Завтра же собирается Мае по этому поводу позвонить. Если что, она организует.
Я опять двигаться начал.
-- Ты же говорил, нельзя чётное число раз делать.
-- Так мы уже два раза кончили. Надо третий раз сделать.
-- Как третий? Неужели я два раза кончила? Отвлеклась, видимо. А ты сколько?
-- Тоже два.
-- Тогда давай. Только мозги мне больше не пудри, а то совсем запутаюсь.
В этот раз моя Фаина ещё мощнее реагировала. Как я ни старался удержаться, она вынудила одновременно кончить. До того ласкалась, что в страсти засосов на груди наставила. Я думал, что она уже отвлеклась, а она переживает, что на поезде целых 6 дней ехать. Она бы сняла денег со счёта, но они в таком банке, который только в Питере есть и в Москве. Хоть бы на скорый поезд тогда билет взяли. Член мне вытирает, а сама о моих трудностях в дороге переживает. Я её в объятиях тискаю, целую в засос, она тоже ластится, а то и дело сбивается на разные темы по моей командировке.
Я уснул, натрахавшись вволю. Три этих захода часа на три-четыре растянулись. Но выспался. А она встала с потемневшими веками. Говорит, почти до утра не могла уснуть, думала, не пропустила ли чего. Мне ехать, а она переживает.
На следующую ночь Анечка пришла с коньяком. Я ей говорю, что я выпившим ненасытный в постели бываю. А она говорит, что этого и хочет. Чтобы до моего возвращения меня в себе чувствовать. И ведь коньяк где-то настоящий нашла!
То ли после ночи с Фаиной, то ли ещё от чего, я раза в два реже кончаю. Кажется, измучил её с первого захода. А она ночью меня будит и повторить просит. Я, вроде, ещё реже кончал. Не знаю сколько времени на ней пластался. А она и утром меня разбудила задолго до будильника. Сейчас, говорит, скоро Фаина придти должна. Оделась уже. Осталось только верхнюю одежду одеть, чтобы на улицу выйти. Ластится, как кошка, слезинки вытирает. А сама опять к столу встала и просит ещё раз её ублажить. Так её у стола раком и отделал. Только она себя в порядок привела, Фаина зашла. Мне что-то стыдно перед Фаиной стало. Вроде как с её же разрешения, а вдруг Фаине меня не хватит? Залез под одеяло и уснул. Фаина потом говорит, Анечка перед уходом меня поцеловала, а я даже не слышал это, не почувствовал.
Проснулся засветло. День полярный в это время не больше пары часов. Солнце от горизонта даже не отрывается. А в моих объятиях Фаина лежит. Калачиком свернулась, как всегда. Смотрю, у неё колено из-под одеяла выставляется. Попытался прикрыть, а одеяло сам прижал – не тянется. Вроде и шевелился осторожно, а она ко мне лицом повернулась, прижалась. Сама тёпленькая, а колено ледяное. Что же, говорю, не накрылась, как полагается. Тебя, говорит, пожалела. Анечка, говорит, сказала, что измучила тебя ночью. Всё, говорит, никак не могла насытиться.
Я Фаину ласкаю, а сам радуюсь. Редко когда удавалось её донага раздеть. А тут лежит со мной совсем-совсем голенькая. У меня сердце от умиления разбухло. Как я её ни целую, как ни ласкаю, ни в чём не отказывает. Днём она прежде даже ласкать не позволяла, а тут сама так целует, что я задыхаюсь от избытка чувств. Попытался на её незаметно забраться, она будто ждала этого. Навозились мы с ней, полежали. Она спрашивает, может, выпьем по рюмочке? Анечкиного коньяка ещё полбутылки осталось. Выпили и снова сплелись. Я, и во время, и после смотрю ей в лицо и возмущаюсь любя: красивейшая женщина, милейшие черты, а всё себя хоронит: старуха, старая для тебя. На лице три морщинки, да и те такие, что без них половина красоты пропадёт. Осторожно так личико у неё исцеловал и снова в бой. Так до утра и прошло время. Нацелуемся, наластимся, чуть поспим, по глотку коньяку, и опять возимся. Мне кажется, раз двадцать так было. Который раз просыпаюсь и чувствую, как она осторожно двигается, чтобы меня не разбудить. Стоит только показать, что я не сплю, как она буйствовать начинает. Хорошо, что комната маленькая, до стола можно дотянуться с постели не вставая. По рюмочке, по рюмочке к утру весь коньяк оприходовали.
За эти полторы суток я член чувствовать перестал. Такое ощущение было, будто в штанах свинцовая отливка болтается. Я на завтраке Фаине говорю:
-- Такое впечатление, будто вы меня в последний смертный бой отправляете. Ни от которой такой страсти не ожидал.
-- «С любимыми не расставайтесь! С любимыми не расставайтесь! И каждый раз на век прощайтесь, когда уходите на миг.» Разве неправильно сказано?
-- Тебя я и без этого люблю. Если что, на карачках приползу, чтобы перед смертью повидать. А к Анечке я равнодушен.
-- Зато она с ума сходит. Хорошо, что дети есть, а то она, как я, прицепилась бы к тебе. Если бы не знала твоё отношение, ревновать бы стала. До тебя она о здоровье как-то переживала, потому и согласилась на любовные встречи. А теперь и на здоровье наплевать, лишь бы ты не отказался от неё.
-- А уже можно?
-- Ещё чуть-чуть нет. Она это понимает и лебезит передо мной, чтобы я не запретила ей к тебе приходить. Дома говорит, что уходит на ночное дежурство, а я её каждый раз подменяю, чтобы она ночь с тобой провела. Иной раз меня даже ревность берёт.
-- А ты как ко мне относишься?
-- А сам не чувствуешь? Как прежде, по-матерински. Ночью, правда, забываюсь. Для меня главное, чтобы тебя для будущей жены сохранить. Не хочу сама в тебя влюбиться, и ты чтобы не влюбился.
-- Поздно. Я теперь без тебя жизни не представляю.
-- Ну, ты привык к моей материнской заботе. Ты для меня любимый ребёнок, сынок, дитятко. Говорю же, только ночью забываюсь – тогда любовницей становлюсь. Ты и женишься, я тебе матерью буду. Я же этого, сам знаешь, лишена.
-- А если я долго не женюсь?
-- Придётся и мне долго страдать. Но я тебе долго холостяковать не дам. Увижу достойную женщину, а лучше девушку твоего возраста, костьми лягу, чтобы вас вместе свести. Стану самой заботливой и любящей бабушкой твоим детям и свекровью для твоей жены. Так что и сам приглядывай себе пару. Очень хочется хоть бабушкой побыть, раз уж матерью стать не получилось. Пошли. Пора к поезду. Анечка, наверно, заждалась.