Пьяный автобус
Это случилось в сентябре 1982 года. В погожий воскресный день сотрудники одного из московских предприятий поехали в подшефный колхоз "на картошку".
"Шефы" около часа катились по Минскому шоссе, потом свернули на проселочную дорогу и вскоре оказались на закрепленном за ними поле. На нем рядами лежал уже выкопанный картофель, который надлежало собрать в мешки, а мешки погрузить на машину.
Мешков на поле не было, ответственных от колхоза тоже. Зато день выдался чудесный: нежный, прозрачный, медовый! Прямо к душе прикасался!
Механик Парамонов взял инициативу на себя: поехал в правление, нашел какого-то начальника (начальник так удивился, словно на его поле высадился отряд трудовых марсиан!). Тем не менее, мешки появились, и работа закипела.
Трудились славно. Но недолго. Хозяйственник, приехавший из правления, куда-то испарился, а ребята с завода, в основном, молодые люди, разбрелись по лесу: собирали хворост для костра. Грех долго работать в выходной, да еще в такую погоду, когда припасено с собой, что выпить и чем закусить.
В поле остался только механик Парамонов и несколько женщин из технического отдела. Женщины наполняли мешки, а он переносил их на край поля — к дороге.
Парамонов не любил перекуров. Работал горячо, радостно: всегда все делал от души — охотно, весело. Женщины тоже совсем не умели сидеть без дела и трудились, как заправские колхозницы,аккуратно собирая картофелины, стараясь не пропустить ни одной.
А в лесу, тем временем, события шли своим чередом. Компания человек из двенадцати, собралась у костра на опушке. Выпили раз, потом другой. Расслабились. В центре, у самого огня, сидели трое: Спортсмен. Философ. Подъелдык.
"Выпили. Расслабились… А что плохого, что выпили, закусили и отпустили тормоза?" — риторически спрашивал вещий Философ. И сам же себе отвечал:
"Дураков работа любит, в у нас в коллективе дураков нет. Двадцатый же век, понимаешь, потому…"
"У, гад!" — проворчал Подъелдык, размышляя о чем-то своем.
"Ты чего это?" — не понял Философ.
"Да о Парамонове я, об этом контуженном, который в поле корячится! Ненавижу таких, кто против людей! Только бы себя показать, покочевряжиться… Против коллектива пойти! А ведь только и думает сам, как бы в начальнички выбиться!"
Подъелдык посмотрел на Спортсмена почти говорящим взглядом:
"Заложит он нас! Как пить дать заложит! Он ведь с нами не пил? Не пил! А может вздуть его сейчас для профилактики, чтобы друзей уважал?"
"Брось, Эдик!! Нечего руки пачкать! Что ты, Парамонова не знаешь, что ли? Один на весь цех такой: не пьет, не курит. Работу любит! Только у нас за это уважать не будут!"
Спортсмен являл собой негу, безмятежность, само миролюбие и к решительным действиям был совершенно не готов.
Философ поддержал миротворческую позицию:
"Правильно! Давайте лучше выпьем, пацаны! Все пройдет, а водка останется! Выпьем, закусим, — снова заживем! Древнегреческий мыслитель Эпикур завещал нам пофигизм и перекур!"
Тем временем, Парамонов с помощью трудолюбивых женщин успел собрать и перенести к обочине дороги несколько десятков мешков. Вскоре и грузовик, наконец-то, подъехал. Вместе с шофером Парамонов загрузил кузов доверху, по самый борт.
Перевалило за полдень. Солнце скрылось за тучу. Начал накрапывать дождь.
Парамонов сидел на корточках, разминая пальцами серо-желтый суглинок, и грустно думал о том, сколько бензину пожгли сегодня зря; и еще о том, что течение жизни то ли остановилось, то ли ломануло вдруг вспять; что совесть куда-то улетучилась у многих, растаяла вместе с героическими годами Страны...
А что же было? Чем заполнились праздные души? Природа, говорят, не терпит пустоты! Потребности утробы. Пустая тупая болтовня, в которой меньше смысла, чем в хрюканье или в лае! Сонная оторопь руководителей и подчиненных…
Как разбудить жизнь для добрых разумных дел? Как вдохнуть душу в этих агонизирующих? Социализм, построенный Людьми, рушили нелепые мутанты!
Его пальцы переминали землю во все более мелкую пыль.
"Дышит, бедолага!" — думал он о земле. Почему земля "бедолага", он и сам не знал! Быть может, из-за тех, засевших в лесу и не любивших ее?
Небо совсем погрустнело. Посерело. Стало холодным. В лесу зашевелились:
— Все. Поработали, и будет!
— Пора домой!
— Где водитель?
— Здесь! Спит на фуфайке.
— Разбуди его, дай опохмелиться и — вперед!
Недоразбуженный шофер лихо развернул автобус, чуть не смяв честную компанию.
— Эй, ты! Поосторожнее там!
— Все! Зовите с поля баб и нашего, идейного!
— А может, здесь его оставить? Раз так хорошо у него получается? Пусть до Москвы пешком топает, а то совсем в колхозе остается, раз так понравилось. — Колхозник! А нам на заводе колхозники без надобности!
Посмеялись, залезли в автобус, закурили. Парамонов и женщины сели на передние свободные места. Можно было ехать.
Потряслись, как полагается, на проселочной дороге, выехали на шоссе. Здесь можно было и поднажать. Настроение у веселой компании, что надо! Хорошо отдохнули!
Парамонов сидел рядом с женщинами и молчал. Его спутницы тоже молчали, подавленные разгулом стихии.
Тем временем, к Подъелдыку, лежащему на заднем сидении, вновь пришла тревожная мысль:
"У, Парамон! Как огурчик, — трезвый, чистенький сидит. А я говорю, что заложит он нас! Завтра же в партком настучит!"
"Кто? Этот?" — вдруг заинтересовался Спортсмен.
Гора мяса и мускулов поднялась с места и, покачиваясь, опираясь руками на спинки кресел, тяжело поперла вперед, к Парамонову.
"Эй, ты! А ну! Встать! На колени! Встал! Живо!"
"Что?" — успел переспросить Парамонов, но пудовый кулак уже нашел его лицо. Парамонов свалился с сидения. Вскрикнула одна из женщин.
Спортсмен нагнулся к шоферу.
"Эй, тормозни-ка, командир! Надо одну падаль на свежий воздух выбросить! Ребята, а ну, подмогните! Да ладно! Сидите. Я сам!"
Автобус остановился. Спортсмен выволок Парамонова и бросил его у края дороги. Следом выскочили женщины.
"Эй, вы! Чего? Не поедете, что ли? Оплакивать остаетесь? Ха-ха!"
Взвыл мотор. Автобус рванулся с места и умчался.
Женщины хлопотали рядом с поверженным Парамоновым.
Транспортное веселье не утихало. Философ глаголил в синем табачном дыму:
"Видите! Какие-нибудь там гангстеры из кино просто выбросили бы его на ходу: чего с ним таким церемониться! А вот мы, душевные люди, не можем некультурно поступать. Поучили неуча, и на обочину выложили, аккуратно и все путем… Пусть осознает, что нельзя против большинства переть: все пьют, и ты пей, а не паясничай в поле назло всем!"
Шофер мучительно и долго боролся со сном. Наконец, сон победил. Автобус со спящим водителем пронесся по прямой, проскочил деревеньку, пролетел перекресток.
И все было бы хорошо, если бы не случился поворот!
Под мощным щитом: "Подъем Нечерноземья — дело всех и каждого" автобус не догадался повернуть вместе с дорогой. Сбив столб, он съехал в неглубокое болото и зарылся по самые двери.
___________
История эта закончилась довольно обыденно, но вспоминая ее, я испытываю и грусть, и тревогу. Потому что мчится по моей земле "пьяный автобус", и нескоро остановят его…
Свидетельство о публикации №219030200423