кусочек тортика

Кусочек тортика

В палатку ворвался посыльный Витька Панчук:
       –– Юра, давай срочно к шефу. Корабель дневальных вызывает!
Корабель – это наш начальник, курсовой офицер капитан Кораблёв. Я, курсант Углов, в тот день дневалил или, как говорили, стоял на тумбочке. Дело было под Москвой, в районе станции Чкаловская.
Недавно зачисленные в элитный Военный Институт Иностранных Языков, мы проходили курс молодого бойца. В палатке начальника, кроме самого Кораблёва, находился дежурный – младший сержант Миша Калинов и двое дневальных: Серёжа Молчанов и Виталий Тыман. Миша – энергичный спортивный парень поступил в институт из танковых войск, где прослужил год срочной службы. Серёга Молчанов – невысокий, темноволосый курсант из рабочей семьи  с Украины. Он казался немного грустным, как- будто знал что-то неизвестное всем нам.
Тыман – высокий дородный блондин, выпускник Одесской спецшколы. Я до поступления жил в Казахстане, на ракетном полигоне, где служил мой отец.
Наш город Приозёрск, на озере Балхаш, ввиду секретности, даже не был нанесён на карте страны, чем мы мальчишки, гордились. Впрочем, в институте мне быстро объяснили, что это не имело никакого значения. Среди курсантов и абитуриентов процветал снобизм. Большинство учащихся – москвичи из генеральских и полковничьих семей. На нашем курсе учились сын одного и внук другого маршала. А также дети и племянники разных генералов. Все  иногородние попадали в категорию «кантра», от английского country side – деревня. Интересно, что так столичные ребята называли даже ленинградцев, к их  понятному  возмущению. Куда там какому-то Казахстану или Украине!
             Случилось это в понедельник, после родительского дня, когда москвичи приволокли своим чадам сумки, полные еды.
        Корабель был краток:
–– Товарищи курсанты! У нас сегодня важное мероприятие.
Мы с недоумением переглянулись.
–– Моя задача сделать из гражданских хлюпиков настоящих мужчин! Курсант должен с достоинством и честью переносить тяготы и лишения военной службы.
Я подумал:
–– Ого, шпарит по присяге.
Капитан продолжил:
–– Одни переносят эти лишения, другие жируют. Продукты хранятся без холодильников. А я не намерен отвечать, если кто-то отравится! Будем проводить шмон. Наряду приказываю: найти, изъять и уничтожить все запрещённые продукты. Вопросы?
–– У меня вопрос. Младший сержант Калинов. Как уничтожать-то будем?
–– А очень просто –– бросать всё в мусорный бак! Всем ясно?
Повисла тишина. Шёл тысяча девятьсот семьдесят пятый год. Страна, конечно, не голодала, но и изобилия в магазинах не наблюдалось. Для гражданского читателя поясню, что  мы, ступив на военный путь и сменив мамины пироги на скудный армейский паёк, ходили всё время голодными и постоянно думали о еде.  Поэтому, приказ выбрасывать продукты в мусорный бак никого из нас не обрадовал. Да и устанавливать «равенство» с москвичами таким образом не хотелось. Но, приказ есть приказ! Пришлось выполнять!
           Разнообразие продуктов в тумбочках поражало. Там было всё! От красной рыбы, копчёной колбасы и сыра, до конфет «Мишка на Севере» и шикарных тортов и пирожных. Оставлять было разрешено только овощи-фрукты, копчёную колбасу, тушёнку и хлеб.
Ну, как можно было всё это взять и выбросить!?
Тыман с надеждой спросил у начальника:
–– А можно из этого добра что-нибудь съесть?
Ответ капитана был неоднозначным:
–– Можно, но я тебе не разрешал1 Жри сколько хочешь, но под свою ответственность. Отравишься, сам будешь виноват!
Такой расклад, любившему поесть Тыману понравился. Он сразу приступил к делу: слопал несколько бутербродов с красной рыбой,запил кефиром и взялся за сладкое. Потом, увидев, что никто к нему не присоединился, решил позаботиться о нас.
–– Мужики, я не понял, вам что кушать не хочется? Ведь по – любому, всё выкинем!
Конечно, ни к кому из нас родственники в лагеря не приезжали и не подкармливали, но есть чужие продукты не хотелось. Миша Калинов, прозванный за внешнее сходство совой, мигнул двумя глазами, сглотнул слюну и отвернулся от деликатесов.
–– В общем, вы тут давайте заканчивайте, а я через пятнадцать минут приду и проверю всё ли выброшено.
После этого сержант удалился в сторону спортплощадки.
      Тут ж Тыман развернулся в полную силу:
–– Ну, что с него взять? Сова и есть сова! Заинструктирован до потери пульса и всего боится! Но нам-то чего ссать? Давайте, ребята, налетайте!
Но его призыв повис в воздухе. Ни Серёга, ни я есть ничего не стали.
       Операция «шмон» подходила к концу. Объевшийся Тыман сыто отрыгивал и похлопывал себя по животу. Оставалось выбросить несколько тортов, теснившихся на столе в ожидании своей горькой участи. И тогда Тыман, съевший по куску каждого, сказал:
–– Юрка, хоть этот попробуй. Он самый вкусный! Это – Киевский! Ты в своём Казахстане такого и не видел.
Он отрезал штык-ножом большой кусок и протянул мне. Я дрогнул. Очень любил и до сих пор неравнодушен к сладкому. Конечно, таких продуктов в нашем военторге, в городке за четыре тысячи километров от Москвы, не продавалось.
Кусочек тортика лежал на картонке. Такой аккуратный, нежный. Я почувствовал, как рот наполняется слюной. Сознание услужливо подсказало:
–– Ну, что случится, если попробовать всего лишь кусочек? Совсем чуть-чуть!
Я вытащил штык-нож и разрезал кусок пополам, пытаясь успокоить совесть…
Тортик оказался необыкновенно вкусным. Тыман спросил:
–– Ну, как?
–– Обалденно! Я такого никогда не ел!
–– Вот, а я тебе что говорил? Бери ещё!
–– Нет, хватит. Я попробовать только хотел.
–– Ну, и дурак! А я вот наелся до отвала.
           Вечером после ужина в курилке обсуждали «шмон». Возмущались, кто как мог. В разговор влез Тыман:
–– А по мне, правильно Корабель сделал! Нельзя хранить продукты без холодильника! А если бы кто траванулся, то начальнику отвечать? Зато мы с Юркой оттянулись! Нажрались от пуза!
Он привычно похлопал себя по выпирающему из-под гимнастёрки животу. Все почему-то уставились на меня. Хотя, ясно почему. Тымана на курсе уже знали, а от меня, видимо, такого поступка не ожидали.
–– Да я попробовал только. Маленький кусочек!
С трудом произнесённая фраза, повисла в тишине… Больше сказать было нечего.
–– Брось ты, Углов! Тортик-то классный! Так чего менжеваться, —подвёл итог Тыман.
Из курилки расходились притихшими. По пути в палатку меня догнал Алёхин.
–– Ну, и падла ты, Углов!
–– Слушай, всё равно ведь продукты в помойку выкинули. Ну, попробовал я чуть-чуть и что?
Игорь ничего не ответил, только махнул рукой и пошёл в другую сторону.
–– Да что с тобой говорить!
                Ночью мне не спалось. Жгло в груди. Наверное, это болела совесть. И дёрнуло же меня съесть этот кусочек! Я вновь и вновь прокручивал в голове всё произошедшее за день. Было чувство, что тортик как- будто застрял у меня в горле.
Наконец, убедил себя, что надо спать. В тёмной палатке храпели и сопели уставшие за день сослуживцы. Вдруг, до меня донеслись сдавленные всхлипывания. Звуки раздавались со стороны, где стояла койка Серёги Молчанова. Я встал и тихо подошёл к его кровати. Увидел, что он укрылся с головой и плачет под одеялом. Захотелось утешить парня. Я отогнул одеяло и увидел, что он ест серый хлеб, оставшийся после ужина. Серёга судорожно всхлипывал и запихивал кусочки в рот.
–– К-кушать очень хочется. – с трудом выговорил он.
–– Держись, Серый, не расстраивайся!
Я запахнул одеяло, опасаясь, что ещё кто-то его услышит.
                Сделал ли капитан Кораблёв из нас настоящих мужчин? Наверное, да. А может мы сами ими стали. Прошли через войны и горячие точки. Не сломались.
            Минули годы. Мне многое пришлось пережить, а тот кусочек тортика до сих пор стоит поперёк горла…
                Санкт-Петербург
                Ноябрь 2018
Юрий Угроватый