Ожидаемое безумие

               
Давно подмечено, что дорога успокаивает, отвлекает, настраивает. Мелькающие картинки, тем более незнакомые, пробуждают любопытство, а с ним и разного рода желания. Увидеть, потрогать, разузнать, присвоить наконец. И вот уже клокочет энергия и вырывается любимым мотивом под ровный шум мотора преданного автомобиля и свист ветра в открытое окно. Особенно когда несёшься бесцельно. Опостылевшая работа, семейные заботы, горечь разлуки и подлость друзей - всё остаётся в другом, ирреальном мире.

Куда мы едим, Лёшка?
Чорт его знает. Кривая вывезет. Да и какая тебе разница. Наслаждайся.
На заднем сидении подрёмывал Борис, вздрагивая и тараща спросонья глаза, когда на поворотах ящик упирался в бок. Точного маршрута у трёх друзей не было. Верьте - не верьте, но ещё пару недель назад никто из них даже и не мечтал о путешествии. Нет, Лёшка-то думал, конечно. Он ещё в институте был организатором затей и сказок.

Их осталось трое друзей после давно забытой студенческой поры. Жизнь непредсказуема и неожиданно выкидывает дивные коленца. Так оказалось, что в пору поздней зрелости, уже в новом тысячелетии, они встретились в портовом городке Нью Йорке.
И обалдели!
Ты что-ли, Лёшк? А где кудри? А где набриолиненный кок, которым сводил с ума девчонок. Слушай, какая у тебя оказывается плоская черепушка. Там ещё что-то осталось или всё истратил на развитие советской науки.
И Володька заржал. Густые, белые волосы разлетелись от налетевшего шального ветерка с океана. Алексей, бессмысленно улыбаясь, озирался по сторонам, видя удивление в глазах спешащих американских граждан, не понимающих ни языка, ни подоплёки приступа внезапной радости у двух почтенных джентльменов.
Пуф! Пуф! Раздался сбоку громкий возглас. Всех убивахом. Падай братва.
Привыкшие к грабежам граждане Гарлема совсем опешили, некоторые пригнулись. Лёшка с Володькой обернулись и увидев бегущего господина, держащего трость наперевес словно винтовку, заржали в два голоса. Картинно вздев руки, они стали медленно оседать на тротуар.  Тут уж граждане вообще были ошарашены. Некоторые защебетали почему-то на английском языке. Некоторые на одесском.
Киносъёмка, киносъёмка. А где же камеры, где свет? Где массовка?
Граждане с любопытством озирались вокруг.   
Володька с поднятыми руками шел на господина. А тот уже издали орал.
А, сдаёшься! Это тебе не Карабах. Но перед смертью сыграешь мне любимый фокстрот генерала Эйзенхауэра. Затем они трижды “со слезами на глазах” прослушали памятный фокстрот в уютном ресторанчике на Брайтон Бич.

Вот так встретились и уже почитай  десять лет, вновь сдружившись, испытывали муки адовы, если по пятницам вечерком не встречались в том ресторанчике. Только апокалипсис мог помешать.  Правда, Борис приходил не всегда. А когда бывал, то в разговорах, тем более шутках и розыгрышах, почти не участвовал. Молчал, катал хлебные шарики и почти не пил. Поначалу Володька, помня его весёлый нрав в пору студенчества, старался расшевелить друга. Но тот лишь виновато улыбался, порой пытался что-то схохмить, но не получалось. И он замолкал. Друзья интуитивно чувствовали  глубокую, душевную травму и не расспрашивали. Сам расскажет. Придёт время.
 
Нередко в разгар вечера хозяйка шутливо объявляла, что известный шансонье проездом из древнего Еревана даст единственный концерт для уважаемой публикум. Армяно-еврейские обитатели близких кварталов шумно встречали седовласого Володьку. В такие вечера стол ломился от бесплатных напитков и лишь приезд одной из трёх жен друзей сохранял здоровье и спасал от опасного знакомства с полицией. Чаще приезжала жена Алексея, крупная рыжеволосая женщина с выдающейся грудью. Орлиным взором она окидывала зал ресторана, находила расшалившихся друзей и властно приказывала мужу следовать за ней. Бодрость Алексея моментально пропадала и он, словно послушный ребёнок, следовал, бормоча признания и стараясь целовать руки супруги. За ними вскоре уходили и друзья. Реже появлялась черноокая горянка Нателла, жена Володьки. Но никогда не возникала жена Бориса.

Изредка неизвестные почитатели подбрасывали  жидкие конверты с денюшкой. Так и родилась идея о путешествии. Деньги - это свобода. Но ещё некоторое время идея не могла осуществиться. Работа, работа, работа. Будь она трижды проклята. Алексей преподавал в русскоязычных колледжах и обучал на дому юных оболтусов богатеньких российских нуворишей. А кроме того подрабатывал редактированием в русскоязычных газетах, да и сам частенько марал бумагу с удовольствием. Вот и в дорогу прихватил своего друга Ноутбука. Не мог без него.  Володька содержал модное фотоателье и магазинчик по продаже  фурнитуры для дорогих фотоаппаратов. Борис владел  мастерской по ремонту автомобилей. Жены трёх друзей как-то не сладили друг с другом. Особенно с женой Бориса. А уж если жены не ладят, то как говорится против  лома нет приёма...   
И всё же друзья переломили судьбу. Скопив денюшек, выбрались на светлые необъятные просторы чужого океана. Старенькая “Антилопа-Гну” помчала возбуждённых джентльменов, предчувствующих небывалые приключения, на дикий Запад.

Экспедиция началась из предместья Чикаго, где знакомый с удовольствием освободился от старенькой японки, а умелые руки молчаливого Бориса в два дня восстановили карету. Антилопа плыла, другого слова не подберёшь, вдоль канадской границы по великолепной  90-ой федеральной дороге. По сторонам проплывали ландшафты срединной Америки - чистые, ухоженные, строго распланированные. Лесистые, густо зелёные холмы южной Миннесоты с обилием озёр и речушек, застроенных  обширными домами  старинной колониальной архитектуры. Покинув “холодные” холмы,  дорога вывела в широченную корытообразную долину Миссури в Южной Дакоте. Ещё день пути строго на запад, через плоские распаханные прерии Вайоминга, как две капли воды похожие на Барабинские степи и вот возникли холмы Блэк-Хилс. Здесь, с осмотра каменных симфоний на куполообразном древнем поднятии и начались небольшие приключения.
В череде разновысотных гранитных сопок, что скопились возле городка Кейстон, друзья заночевали. На следующий день до полудня восхищались природой и  Володька бегал как затравленный пёс, беспрестанно щёлкая затвором. Потом зашли в бистро перекусить. И двигаться дальше. Но судьба распорядилась по иному. Она отныне будет открыто распоряжаться нашими действиями.

В бистро было шумно. Все столики были заняты и лишь в углу возле огромного окна под нависающими листьями фикуса виднелся свободный стол. Туда мы и направились. Только было приземлились, как подошли трое растрёпанных молодых людей и неожиданно развязно стали требовать освободить столик. Они были навеселе и размахивая руками, что-то угрожающе говорили. Мы многое не понимали, но выражение лиц и отдельные фразы были весьма убедительны. Володька попытался урезонить, объясняя что мол мы первыми подошли к столу. Но молодые люди внезапно от слов перешли к действию и один из них, тощенький и слюнявый, решительно схватился за спинку стула, за которым сидел Борис.
Тут и произошла жуткая сцена. Внезапная вспышка дикого необузданного гнева у Бориса. Алексей и Володька опешили, не успев издать и звука, увидев как Борис неожиданно резко вскочил и схватил слюнявого парня двумя руками за рубашку на груди. Рывком приподнял над полом и упёрся кулаками в подбородок с такой силой, что голова “врага” чуть не отлетела в сторону. В глазах Бориса полыхала дикая ярость. Повисший в воздухе парень испугался и заплакал как ребёнок. От испуга он лепетал.
Excuse me! Excuse me, uncle...
А Борис, посерев от неистовой внезапной злобы, орал, повторяя одну и ту же фразу.
Убью подонок!!! Убью, сучье вымя!!!
Слава Богу, что говорил по русски и никто не понимал. Испуганный слюнявый, когда его, наконец, отпустил Борис быстро ушел с друзьями. Вышли и путешественники. Точнее Алексей и Володька вытащили Бориса из бистро. Тот не упирался. Также внезапно, как в ярости вскочил, так минутами позже свалился в ступор. Друзья подтащили Бориса к лавочке в маленьком парке. Он упал мешком, не шевелясь.

Они долго сидели. Молчали. Курили. Алексей полуобняв друга, запустил ладонь в его густую жесткую шевелюру и тихонько гладил черепушку.
Наконец Борис очнулся. Тихим голосом произнёс.
Давайте парни подбросьте меня до ближайшего аэропорта. Не буду вам портить отпуск. Полечу домой. Не по себе мне.
Володька встрепенулся как петушок на насесте. И вновь вмешалась судьба.
Нет, мой дорогой. Отдохнём денёк и тронемся вместе дальше. Тебя отдыхать отпустили, а ты вдруг прилетишь. Внезапно, как муж из командировки.  Картина Репина - не ждали...
И он захохотал, разведя руками. Борис грустно улыбнулся. Друзья пошли в мотель.
А что други - продолжал по пути неуёмный Володька - а не организовать-ли нам междусобойчик. Российский. Как бывалоча раньше в общаге. У меня и фляжка с собой. Посидим, себя и близких вспомним и придём в наилучшее настроение. Спешить нам некуда. Никто не дёргает и не отвлекает.
Алексей осторожно тронул Бориса.
Ты как? Может не стоит.
Борис в ответ лишь грустно улыбнулся.
Не там ударение делаешь, Лёха -  кричал Володька. Сейчас всё будет нормалёк. Только забежим вон туда. Там видел лавчонку “Деликатесы”. Заправимся и в мотель.

В тот длинный вечер Борис поведал друзьям печальную и героическую историю.
Счастливчики вы. У тебя трое детей, да и внуками Бог одарил. У Володьки две внучки в Канаде. А меня обидел. Крепко! Так крепко, что жизнь порой не мила, что петля иногда кажется избавлением. Если бы не страдания Марины, если бы не её упорство, давно бы уже...
Он тяжело исподлобья, не мигая, смотрел в одну точку. Пальцы крепких рук дрожали, вопили взбухшие вены на кистях. Они выпили всего-то немножко, но после такого вступления молчавшего ранее Бориса, уже как-то и не тянуло к стакану. Молчание затягивалось. И резко оборвалось от голоса Бориса.

У меня есть сын. Тоже Борис. Ему тридцать. Но ни одна живая душа из наших с женой близких друзей и вообще приятелей, да и родственники, никогда его не видели. Когда он родился, мы работали на Камчатке. Ты наверное помнишь, Алексей. Я под началом твоего приятеля Илларионова, а Марина на местном радио дикторшей. Красавица Марина. Местная знаменитость. Мужики прохода не давали в Петропавловске. Не было меры моей гордости. В поля уезжал страдал, а возвращаясь гоголем ходил по Ленинской. Когда сыну исполнилось четыре года возвратились в Москву.  Помнишь Лёшка, как весной вдвоём сидели в “Праге”. Отмечали день рождения твоей Танюши и моего Борис Борисыча. Они родились в один день. Мир казался прекрасным и будущее лежало на ладони. Это были последние дни безмятежной жизни.
Вскоре Марина заметила, что сын стал хромать. Да и воспитатели в детском садике обратили внимание, что мальчик быстро устаёт, мало ест. Мышцы рук, шеи, ног не растут, да и напрячь их не может. Больно. Плачет. Тогда-то и обратились ко врачу. И вскоре страшный диагноз потряс Марину и меня. Мышечная дистрофия. Редчайшая болезнь с летальным исходом к 25-30 годам. Мы не поверили. Жена забросила работу, да и я стал редко на ней бывать. Перешел в технический отдел, забыл о полевых изысканиях.

Чего мы только не перепробовали. Каких врачей, какие лекарства. Всё распродали. Мотались по всей стране, по всем народным целителям. Даже в Туве были у тайных шаманов. Шли годы, а Борису становилось всё хуже. Бывали периоды, когда легчало и казалось болезнь уходит. Но вновь становилось невмоготу. Он почти не двигался. Руки висели как плети, а голова держалась только благодаря специальному устройству. Марина сходила с ума. По ночам рыдала и каталась по полу. А утром вставала и продолжала, продолжала драться... Парни! Дорогие мои!

Борис вскочил и забегал по комнате. Друзья, как кролики смотрящие на удава, потрясённые молчали. У сентиментального Володьки на глазах сверкали слёзы.

Вы бы видели глаза моего Бориса. Умные, молящие. Сделайте что-нибудь! Мамочка. Папа! Потом они потухли, даже порой сверкали злобой. Тут рухнула советская власть. И мы поспешили в Израиль. Есть там знаменитая клиника Хадасса.  Сделали генетический тест и по анализу крови подтвердилось, что это точно дистрофия Дюшенна. Проклятый ген! Проклятая жизнь!

Борис замолчал. Выпил. Скатал кусочек чёрного хлебца, глубоко вдохнул запах и зажевал. Выпили молча и друзья, боясь и не зная что сказать.

Там долго лечили разными комбинациями препаратов и физиотерапией. Ничего по настоящему не помогало. Даже наоборот появилась дыхательная недостаточность, возникли нарушения функции сердца. Тогда мне помог один богатый человек в России. У него дочь тоже лечилась в Израиле. Дал денег и мы вот оказались в Америке. Сначала в клинике Ассута в Пенсильвании, а потом прикатили в Нью Йорк, где уже не лечат. Лишь поддерживают, продлевают уровень и качество жизни моего Бориса.
Там один мудрый человек сказал, что надо привыкнуть к мысли о смерти. Любить и прощаться ежедневно. Так и живём. Утром ухожу на работу и не знаю увижу ли сына вечером. Жена поседела, давно забыв о своём женском счастье. Красавица Марина! Вот весной Борису будет тридцать. Если будет... А он всё понимает и привык к мысли, что скоро уйдёт. Смотрит телик и я иногда из кухни слышу его задыхающийся смех. Мороз по коже. А Маринка столбенеет, у неё подгибаются колени и она с трудом держится за стол. Готова отдать Богу душу. Взамен…
Понимаете парни. Жизнь только начавшись, быстро прошла. Мы с женой не знали радости. Ни на час! Вот ведь впервые за тридцать лет выбрался в горы, в леса и в степи. Развеется немножко. Марина приказала. Даже мобильный отняла у меня. Святая Марина!!!
Я  согласился, парни. Видимо мы уже привыкли к мысли о смерти. Да нет! К ней невозможно привыкнуть. Накапливается горе. Вот и взрывается, как давеча в бистро. Вы уж простите.

Они выпили ещё по одной и уже больше не говорили друг другу значащих слов.
Что тут можно было добавить. Мужественность крепкого и красивого мужика казалась заоблачной.
Утро Володька начал с  анекдотов. Он знал их тысячи, а уж как живописал. Всегда гогот стоял гомерический.  Он и сегодня очень старался и видя как смеётся Борис и Алексей, чувствовал себя героем.
Плотно позавтракав и напоив Антилопу, путешественники ринулись в путь. Постепенно  в машине установилась напряженная тишина. Борис задумчиво крутил баранку, анекдоты таяли на губах Володьки, Алексей не знал о чем говорить. Но через день студенческие воспоминания размыли остроту переживаний друга, она забылась, потускнела в дорожной болтовне. Да и было отчего. Путешественники окунулись в мир красных гранитных сопок и широких безжизненных плоских долин. Дорога летела по восточной части Вайоминга, поднимаясь к главной достопримечательности края, к небольшому поселку Дэвил-Тауэр. Джентльмены  подъезжали к нему вечером, когда жаркое солнце уходило на покой. Зной спадал и лёгкий прохладный ветерок всё настойчивее напоминал о желаемом ужине и все непременном посещении местного пивного общества, собирающегося в пабе.
И вдруг в косых лучах заходящего солнца, за очередным поворотом, странники углядели нечто поразительное. До того вокруг простиралась всхолмленная равнина, заселённая редкими сосновыми колками и густой степной дурманящей растительностью. Лишь где-то далеко за горизонтом маячили черно-синие горы Миссури-Батс. Алексей знал по рекламным проспектам Tour Book, что вот-вот должно появится чудо, названное Башней Дьявола.

С полудня дорога часами петляла вдоль плоского выжженного днища долины пересохшей реки с крутыми бортами.  Вскоре дорога выскочила на поверхность высокой плоской террасы и резко повернула вправо.
В этот момент джентльмены не сговариваясь издали вопль. Представшее зрелище ошеломило. На горизонте в лучах заходящего солнца торчала…. Пизанская башня собственной персоной. Американцы не были-бы американцами, если-бы не провели к чуду идеальную дорогу. Из любого чуда можно и нужно извлекать прибыль. Это - американская аксиома. Не доезжая полумили дорогу облагораживала яркая будочка. На стеночке открытый ящичек с проспектами и конвертами. Надпись на “чисто” английском языке гласила.
Уважаемые сэры, сэрухи и ихние взрослые дети! Не забудьте опустить в ящик $5 ( дети и пенсионеры $3) и наклеить на ветровое стекло разрешение на въезд. И ни одного служащего на расстоянии десятков миль вокруг. Попробуй не положить, замучает совесть до конца дней твоих. Молодцы!!! Психологи, пробуждающие лучшие качества людей.

Туристов не было. Они были совершенно одни. Ярко-красные и желтые сланцы и песчаники украшали основание башни. Странники вскарабкались по довольно крутому основанию и задрав головы залюбовались природной конструкцией. Перед ними отвесно вздымалась 200-метровая овальная скалистая глыба диаметром в 240 метров. Было заметно, что кверху башня немного сужается, а вершина, как гласит проспект, совершенно плоская. Чёрную башню составляли сотни накрепко сцементированных столбчатых отдельностей гладкого крепчайшего фонолитового порфира. В массе порфира, словно звёздочки, мерцало великое множество хаотично разбросанных кристаллов полевого шпата-ортоклаза. Словно великий зодчий искусно вклеил в породу крупные кристаллы “алмазов”, нестерпимо  блестящих и постепенно гаснущих в уходящих лучах солнца.
По мере удаления, благодаря меняющейся яркости блеска “алмазов”, казалось башня медленно вращается. Ошеломляющая картина одинокой покинутой крепости Кащея Бессмертного, застывшей в мире окружающего безмолвия.
Пора было покидать Башню Дьявола. Володька вдоволь нащёлкался, да и солнце вот-вот должно было зайти за горизонт и тогда жуткая темнота навеет страх одиночества. Они это знали по прошлым скитаниям по тундрам и пустыням. Потянуло к людям. До посёлка Дэвил Тауэр было чуть менее получаса езды. Уже в темноте, в слабом мерцании редких фонарей, расставленных вдоль единственной Мэйн стрит, с трудом отыскали  мотель. Посёлок казалось давно заснул. Даже собаки не обратили внимание на появление Антилопы. В головах уставших путешественников сверкала лишь одна мысль. Уже и в паб не тянуло. Лишь бы добраться до койки, да хлебнуть стакан горячего сладкого чифиря с бубличком и … провалиться в небытие.

Но судьба в этот примечательный день решила продлить праздник. Расцветить новым чудом. Джентльмены, под звон входного колокольчика, вошли в небольшой холл гостинички, тесно уставленный старыми диванами, креслами и кадками с пыльными неизвестными растениями. Открылась боковая дверь и … взошло солнце. Озарило! В проёме двери стояла смуглая Женщина в открытом длинном обтягивающем сарафане. Воплощение красоты и чарующей невинности.
Вот тебе и второе чудо природы - тихо произнёс Алексей, пристально глядя на женщину - не много-ли для одного дня. С ума сойти, как хороша!
Только вот - открыл рот Володька -  первое чудо назвали дьявольским, а это явно ангельского происхождения. В одном месте, в одно время. Такого не может быть. Это сон!
Словно не слушая его, Алексей продолжал откровенно философствовать, понимая какой абракадаброй звучит в этой глуши русский язык..
Подкупает в ней даже не столько красота, уважаемые сэры, сколько неподкупная гордость, необъяснимая  нежность и целительная девственность. Не та пошлая, сэры, а душевная девственность. Всмотритесь внимательно. Она проявляются в каждой черточке лица, в улыбке, в блеске ровного ряда белых зубов, в пухлых губах бантиком. А какая стать!

Женщина нахмурилась, вслушиваясь в незнакомую речь солидных джентльменов. Потом вдруг широко открыла глаза, словно почувствовав давно ожидаемое событие. Из глаз брызнул сноп света.
Обратите внимание, шеф - продолжал Володька. Образ Нефертити в индейском варианте. Она божественна и прекрасна. Господи! А какая шея, грудь. И это кому-то принадлежит. Убей меня Бог!
Ваши сентенции, Владимир, попахивают пошлостью, в данной ситуации оскорбительной, потому как объект не понимает вас. Здесь сама чистота!

И вдруг вперёд неожиданно вышел до того молчащий Борис. Нежным взволнованным голосом, никогда доселе не слышимым друзьями, негромко произнёс.
Мэм! Нам необходима комната или две на три койки.
Решительно подошел к стойке и предъявил водительское удостоверение. Подошла к стойке и женщина. Они глядели друг другу в глаза, как давно знакомые люди. Хозяйка предлагала варианты. Борис выбирал и явно старался затянуть разговор. Женщина охотно следовала немой просьбе мужчины. Глаза её светились и в обычных фразах звучало столько подтекста, что понимающие друзья разинули рты. Удивлялись не столько поведению женщины, Борис был ещё статен словно былинный герой славянского эпоса, сколько внезапной перемены обычно хмурого друга.
А ведь это судьба, Лёшка - шепнул Володька - она посылает ему счастье. Она его разбудила. Словно внезапный бурный паводок прорвал плотину Ты ж помнишь Бориса! Теперь эту женщину ничего не спасёт. Да и она кажется готова раствориться в паводке. Дай им Бог!
Неожиданно патетически закончил Володька.
Так что спрячем наши слова и глаза. На этой сцене мы только статисты. Бери сумки и пошли в уголок. Перекурим. Перетрём.

Они курили... пятеро суток. Словно рыцари, охраняющие любовь друга. Но Боже! Какие это были дни. Друзья видели Бориса и хозяйку только за завтраком и ужином. Туристов не было. Маленькая семейная гостиница пустовала. Завтракали вчетвером в пустой зальце, сидя на лавках за длинным массивным дубовым столом. Единственное кресло, словно трон, стояло во главе стола. Над ним, в центре стены, висели пучки перьев, курительные трубки, сумки с замысловатыми амулетами. Отдельно, в углу под потолком, красовалось чучело огромного чёрного ворона с горящими глазами. Точно родовые святыни эти старинные амулеты  охраняли покой дома. Джэнни, так звали хозяйку, не баловала разнообразием блюд. Всякий раз предлагала сладкие горячие пончики с вишней, козий сыр и ароматный крепчайший кофе. Она теперь постоянно сидела по правую руку от Бориса, усадив избранника во главе стола. На трон. И откровенно любовалась, рассматривая словно идола, принёсшего ей счастье. А бледнолицый славянский идол багровел от смущения, терял дар речи, поглощал в огромном количестве пышные пончики. И молчал.

Возмещали пустоту молчания Алексей и Володька. Относительно небольшие запасы английских фраз и выражений не мешали яркости речи. Володька горячился, помогая себе выразительной мимикой лица и отчаянными взмахами волосатых рук. Он очень старался объяснить Джэнни, как бородатый богатырь Борис в одиночку ходил на медведя в горах заснеженной Камчатки, как руками вылавливал десятки огромных рыбин, весной из приморской речки, как бочками готовил красную икру, как ставил капканы на белоснежных песцов... Борис багровел ещё больше, испуганно смотрел на Алексея, умоляя прекратить бред сивой кобылы. Тогда вставал не избранный шеф.
Заканчивайте сэр! Нам пора на пленэр. Солнце уже высоко.
Он решительно и мягко тянул за собой Владимира. Дженни, до того молчавшая, инстинктивно схватывалась за Бориса, прося не уезжать с друзьями.
И уже никакой гордости не было во взгляде. Лишь молящий взор одинокой женщины.
Так было три утра. И каждый раз Алексей делал вид, что сдаётся. Они с Володькой запрягали Антилопу и выезжали по дальним и ближним окрестностям. А влюблённый друг исчезал с Дженни в призрачном мире окружающих прерий. Дженни подсказала  дорогу до горного озера в 10 милях от посёлка. Два джентльмена загорали, купались, лазали по диковинным скалам, заросших толстыми соснами. И философствовали о перипетиях странной судьбы. Володька говорил с восхищением и завистью о сияющих лицах влюблённых, о непредсказуемости праздников в жизни, а рассудительный Алексей -  о том, что всё когда-нибудь кончается и ...тут он морщился словно от боли... за каждый праздник надо платить. И чаще горькими событиями. Эти мысли, возникающие теперь словно горный поток, Алексей аккуратно заносил в компьютер.
 
К ужину четвертого дня два джентльмена вышли со страстным желанием обсудить вопрос о движении дальше. Любовь без сомнения важна, но движение вперёд прогрессивнее. Так решили друзья, выставив на стол бутылку водки, как символ прощания.
Дженни сразу поняла, встрепенулась, душой прикипев к трём невиданным славянам, умом решив не расставаться с ними до гроба. В любом случае с одним из них.  Она вдруг заговорила о себе. Встала, подошла к стене с амулетами. Скрестив руки под грудью, гордо и надменно оглядывая друзей, Дженни говорила возбужденно, стараясь поразить воображение мужчин незнакомого народа.
Я из племени западных сиу. Наш бэнд называл себя катаваба. Мы пришли в степи с востока из долин и предгорий Аппалачи. Мы двигались за стадами вольных бизонов, миллионами кочевавших по прериям. Земля дрожала, когда по степи неслись косматые чудовища со скоростью стрел. Охотники боялись бизонов. Но когда у нас появились лошади, мы научились использовать их в смертельной охоте. Выменивали лошадей у белых поселенцев на шкурки пушных зверей. С той поры каждое лето племя собиралось и охотилось вместе. Наши вожди высылали в прерии разведчиков, намечавщих места охоты. В одиночку никогда не охотились. За это вожди сурово наказывали. Охота давала нам и пищу, и одежду, и шкуры для покрытия жилищ-шипи. Верховые охотники убивали выборочно. Только самых крупных самцов. Это не мешало расти стадам. Мой прямой потомок великий жрец и вождь Сидящий Бык. На нашем языке Татанка Ийотаке. Хранитель нашей веры и традиций. Таких называли Никие -  наследственный покровитель племени. Здесь на стене висят завещанные им тотемы.  Мудрый человек. Он оставил слова о смысле существования индейцев прерий и они были переданы мне. На хранение. Я помню их наизусть.

Жизнь такова, какова она есть. Так оно есть и так должно быть. И все наши обычаи ведут своё начало от жизни и входят в жизнь. Мы ничего не можем объяснить. Мы ничего не думаем. Мы боимся не смерти, но страданий. Поэтому должны строго следовать нашим традициям и обычаям, возникшим у предков, всегда строго почитавших безликую силу духа земли, воды, воздуха и огня. Мы называем её Ваканда. От обладания этой таинственной силой зависит всякая удача человека, его успех на охоте, на войне, в продолжении рода.

Дженни говорила спокойно и уверенно. Без тени волнения, без смущения. Как-будто с амвона читала проповедь. Как-будто выступала с последним словом перед судом. Володька бегал с фотоаппаратом то припадая на колено, то валясь на пол и беспрестанно щёлкал затвором. От возбуждения что-то даже напевал.

Потом на наши земли пришли белые люди с длинными ружьями. Начали истреблять зубров без разбора. Всех подряд. Убивать сотнями тысяч. Им не нужно было столько мяса. Они брали только шкуры, а мясо гнило в степи, отравляя воздух и воду. Белые люди  стали оттеснять нас в горы, лишая пищи. Уводили самых красивых и здоровых женщин.

И тогда мой предок, владевший Вакандой, возглавил восстание племён и разбил генерала Кастера на Литтл-Бигхорн. Но затем был схвачен и убит в 1890 году. Нас крестили и загоняли в церкви. Мы не сопротивлялись. Но сердца наших женщин ждали и до сих пор ждут появление новых крепких бойцов. Мы знаем, что они придут! По нашим древним верованиям души после смерти воплощаются вновь и входят в тело человека - одного из потомков умершего или убитого воина. Чаще всего во внука или правнука. В каждом ребёнке сидит душа его деда или прадеда. А чья именно душа - определяет шаман. Моё настоящее имя Мут-си-ах-во-тан-акки. Дух моего знаменитого предка витает надо мной и ждёт воплощения. Я долго искала достойного его великого духа, соблюдая чистоту и отвергая недостойных.  Слишком долго ждала.

Дженни теперь смотрела только на Бориса пронизывающим откровенным взглядом.

Я много читала и много слышала про вашу страну. Знаю о долгой кровавой истории вашего народа. О любви и уважении к красному цвету. В сердце крепла смутная непонятная уверенность, что моим избранником должен быть мужчина из славянского племени. И вот вы неожиданно возникли.

Горящий взор прекрасной индианки буквально поднял Бориса, взволнованного страстным откровением. Она подошла к нему и обняв, прижалась всем телом.
Я хочу быть всегда с тобой. Я, праправнучка Сидящего Быка, обязана показать своего избранника совету старейшин и главному шаману катаваба на очередном обрядовом празднике. Он будет скоро в священной долине озера Tenaya, что на половине пути между Yosemite и Mono lake на востоке Калифорнии. Прошу тебя Борис и вас всех последовать вместе в священную долину.

И замерла! Борис скрипел зубами, не зная что ответить. Его обуревали самые нежные чувства, с губ готовы были сорваться слова верности, готовности последовать за прекрасной индианкой хоть на край света.
Так Боб! Попал как кур в ощип. Какая прекрасная мистическая сказка. Или сон! Лёха ущипни меня. Сервантес, Шекспир, Андерсен и Булгаков, вместе взятые не смогли бы придумать ничего похожего. И это в XXI веке в традиционно спокойной Америке. Оказывается зреет бунт краснокожих. И вождём станет сын былинного славянского витязя, чей отец и дед были ярыми коммунистами. С ума сойти! Именно этого России так не хватает. Куда теперь податься нам армянам и евреям?
Перестань фиглярничать - тихо заметил Алексей. Борис! Что ты молчишь. Какие у тебя планы?
Муторно мне парни. Ночами не сплю. То решаю бросить всё и остаться с ней, а через минуту до судорог вспоминаю, нет, ясно вижу глаза сына и слёзы Марины. Его вопрошающий взгляд. Что ты делаешь отец! А мы как? Подохну я парни. Не знаю что делать. Лёшка! Ты всегда был мудрый. Скажи!

Пока он говорил, глаза индианки наполнялись тревогой. Она инстинктивно, как дитя Природы, ощущала непонятную борьбу чувств любимого человека.
Ты ей говорил о жене, о состоянии сына.
Только то, что женат. Но для сиу это оказывается не столь важно. У них принято иметь несколько жен.
Значит про сына ты умолчал. Знаешь Боб. Время лучший лекарь. Давай предложим закрыть к чёртовой матери её странноприимный дом и отправиться с нами в Yosemite. За эти 2 - 3 дня ты всё ей расскажешь. Она женщина! Она всё поймёт и примет правильное решение.

Скрипели половицы лестниц старого дома, скрипели стулья и деревянные кровати в комнатах. Казалось, что  машина времени вернула участников разыгравшейся трагедии в эпоху  колонизации дикого Запада и сейчас на улице возникнет стрельба, погоня, захват почтового дилижанса с деньгами или на худой конец с молоденькими курсистками, возвращающимися с каникул.
С этим все и уснули.

Проснулись очень рано и хлебнув горячего кофе со вчерашними пончиками, выскочили на улицу и поспешили попрощаться с Башней Дьявола. И слава Богу, что поспешили. Застали необыкновенное зрелище. Первые лучи солнца осветили вершину башни и заскользили по её поверхности. Началась неистовая пляска  постоянно меняющихся границ света и тени,  сказочных фигур, возникающих в блеске фонарей-алмазов и танцующих под звуки волшебных флейт, создаваемых  ветром в межколонных трещинах.  Мы забыли о вчерашнем разговоре. Нет, наверное. Судя по настороженным взглядам Алексея, деланно весёлым шуткам Володьки и Дженни и гробовому молчанию Бориса.

Антилопа, урча от удовольствия, как застоявшаяся лошадь, мчала трёх джентльменов и красавицу индианку по  ровной бесконечности прерий Южной Дакоты и Небраски. Редкие фермы, белеющие вдали от дорог, да  бескрайние распаханные поля. Людей вообще не видно. Кажется, что и за рулём, редко пробегающих автомобилей, никого нет. Всё сухо и безжизненно и только миражи от перегретого воздуха создают болезненное ощущение  непонятных желаний. Остановились в красивом мотеле маленького городка.
Четверо странников двигались по тропинке вдоль края глубокого каньона. Впереди шли Дженни и Владимир. Женщина держала раскрашенный игрушечный лук и старалась смеяться над неисчерпаемыми шутками собеседника. Было видно, что это ей плохо удавалось, а Володька не понимал причин. Что случилось? Ведь она влюблена и ещё вчера в глазах светилось солнце.
Поодаль шли Борис и Алексей. Шли молча. Алексей был предельно напряжен. Ещё вчера, ложась спать, он получил письмо от жены.
Звонила жена Бориса. Их сын при смерти. Я ничего об этом не знала.Срочно, самолетом, возвращайтесь.
Алексей шел и выбирал момент, чтобы рассказать всё Борису. Шел и искоса поглядывал на поведение друга. На скуластом лице Бориса часто менялось выражение. То мрачное и решительное, то светлое и безвольное. Словно играющие пятна на солнце.
Борис остановился возле распластанной по камням кривой сосне, шагнул к пропасти, качнулся и вдруг распростер руки, словно крылья.
Господи! Прими душу! Никому-то она не приносит счастья. Что ж за судьба такая. Почему вы имеете право влюбляться, а я нет.
Алексей схватил его за куртку.
Ты что! Обезумел! Что задумал? Ты же не желторотый мальчишка. Тебе уже под шестьдесят.
А что мне делать? Душа разрывается на части.
Борис повернулся к Алексею. В глазах крепкого седовласого мужика стояли слёзы.
Понимаешь, Лёха. Она отпустила меня. Понимаешь! Отпустила!!! Великая женщина. Я всё ей рассказал вчера ночью. Всё выплеснул. Она даже не плакала. Слушала, словно окаменев. Только губы шевелились в какой-то молитве. И произнесла в конце разговора.
Ты мой муж. Где-бы ты не был. Ты всё равно придёшь ко мне...
 Она дитя природы. И так нежно ласкала, что я обревелся.  Лёшка, друг ты мой. Ей нельзя быть долго со мной.  Я приношу несчастье. Я давным-давно исчерпал свой запас счастья. Более трёх десятилетий живём с Мариной в диком напряжении. Давно не видим друг в друге мужчину-женщину. Как две безмолвные няньки. Ничего себе не позволяя. Ни отдыха, ни удовольствий, ни развлечений. Не хотел ехать с вами. Понимал, что испорчу вам отдых. Предчувствовал.
Подошла Дженни и увела Бориса. День прошел нервно. Алексей и Владимир чувствовали развязку нарастающей трагедии. Борис присоединился к друзьям через пару часов. Был хмур и непроницаем. Друзья боялись расспрашивать. Володька пытался шутить, но остроты, словно тупые стрелы, не долетали и падали, не производя эффекта.
Алексей на вас лица нет. Что-то случилось. В Нью Йорке. У Бориса. Она мгновенно почувствовала состояние друга. Всё поняла и оценила.
Говорите. Говорите. Не надо молчать, жалеть. Он выдержит. Я уверена.
Борис!
Алексею было муторно. Остановился возле друга и пристально посмотрел на него.
Что, Лёха. ! Что случилось. Не молчи Он жив!.
Вчера пришло письмо от Марины. Открой компьютер и прочти.
Друзья вышли из вигвама, оставив Бориса. Повалились на траву. Казалось прошла вечность, прежде чем показался Борис. В проёме двери стояла Дженни.  Невидящий, угрюмый решительный вид друга и спокойствие, уверенность индианки поразили Алексея.
Они прощались. Как на исповеди. Борис облегчил душу перед древним индейским Богом.
Я уезжаю парни. Спасибо, что дали мне десять дней и ночей счастья.
Вскоре Володька осторожно вёл машину через перевал, а ещё через пару часов, выскочив  в степь, Антилопа резво мчалась, увозя друзей в ближний Сан Франциско.
В аэропорту они простились с Борисом. Он улетал, а им надо было вернуть Антилопу в Чикаго. Там они пересели на машину Алексея и не спеша возвратились домой.

Будешь звонить ему, Лёха.
Не знаю. Боюсь. Подожду с недельку.
Не забудь меня оповестить.  Ну в общем, если что… Я всегда с вами.
Они и встретились через недельку. На похоронах.
В небольшом изящном гробу лежал тощий сморщенный желтый старичок, сложив ручки на груди. У изголовья стояли Борис и Марина, не отрываясь смотря на сына. Тупое равнодушие зверски усталых людей сквозило в их взгляде. Слёз не было.  Мимо, прощаясь, проходили друзья и знакомые. Их было очень мало. Алексей шел медленно вдоль гроба. На секунду остановился. Мелькнула дурацкая мысль.
Мощный, статный красавец Борис и нежная милая Марина. И единственный результат любви. Неужели и оно божье создание…
От небольшого пирса отошел бело-голубой катер, украшенный множеством венков и цветов. Он шел на восток, в открытый океан. Плавная длинная волна встретила кораблик и небольшую группу людей. На корме стояли двое. Чуть поодаль все остальные. Когда город почти скрылся из вида, катер остановился. Под звуки колыбельной Блантера мужчина сделал шаг вперёд, открыл небольшую коробочку и рассыпал по волне пепел. Женщина опустилась на колени и склонила голову.
Остальные бросали цветы и венки в зелёную бездну вод.

Прошло полгода. Шесть месяцев не виделись друзья. Работа, поездки, домашние заботы, да и опасение разбередить прошлое - всё как-то препятствовало встречи. Они не изменились. Русский ресторанчик встретил ласково и вкусно. За окном “бушевала” нью-йоркская метель. Шел обильный снег и порывы ветра устраивали к радости мальчишек и девчонок снежную истерику. Снег облеплял дома, заметал машины, а по утрам лёгкий морозец рисовал на окнах узоры.
Володька всё также громко веселил Бориса и Алексея с женой и его анекдоты, словно горячительный напиток, вызывали бурное веселье и не столько у друзей, сколько людей за соседними столиками. Но сегодня он был в особенном ударе. Часто вскакивал, бегал кому-то звонить и возвращаясь хитро поблескивал глазами.
Как- ты Боб? Алексей расстегнул пиджак и поправил галстук.
Да чё как. Бобылём живу. Лёха. В мастерской чаще и ночую.
Что так. А где-же Марина?
Бросила, Лёха. Не могла жить со мной, горемычным. Ходила неделями по дому, натыкалась на Борисовы вещи и предметы и плакала. Вся изрыдалась моя Марина. А потом как-то тихо собрала вещички, обняла меня, извинилась и сказала, что улетает к сестре под Ярославль. На Волгу. Не может больше. И даже не звонит и не пишет. Пропала начисто, друг ты мой ситный.
А я вот всё колупаюсь по школам, да по газеткам. Знаешь, если-бы не моё бумагомарательство, то давно-бы загнулся. Оно единственно держит на плаву.
Они замолчали. Подбежал Володька с бутылкой шампанского.
Что загрустили, други. Жизнь только начинается. Сегодня начинается.
Ты чего-то разошелся минхерц. Али богатая клиентка возникла.

В это время морозный воздух ворвался в зал. Володька аж взвизгнул от радости и устремился ко входу. Друзья обернулись. И замерли. Борис стал медленно подниматься, не отрывая взгляд от дивной картины.
К нему шла Дженни, на ходу растёгивая дублёнку и снимая белый шарф. Вот она сбросила шубку и протянула к Борису руки. И тут мужественный славянин… заплакал. Молча, лишь вздрагивали плечи. Она наклоняясь, обняла мужа. Мешал огромный, опущенный к ногам живот.
Хлопнула пробка. И Володька, подняв бокал, заорал во всю глотку.
За рождение Вождя западных Сиу. За Вождя! 
И тихо добавил.
И за мой новый альбомчик. Он принесёт мне успех...

3 марта 2019 года