Кн. 4, ч. 2 Вопросы без ответов, гл. 1

                ГЛАВА 1


Вацлав Ганичек подъехал прямо к подъезду и лихо притормозил, едва не врезавшись в краевой бронзовый столбик, на котором колыхался узорчатый фонарь, разбрасывая тусклый свет куда угодно, но только не на дорожку. Ганичеку это позволялось.

Позволялись строптивость, колкость, отсутствие пиетета перед авторитетами и спонсорами и самостоятельность. Многие годы он оставался единственным, кто взял на себя бремя врачебной опеки и обитателей поместья, и его гостей, и нёс его стоически, несмотря на то, что все его предшественники закончили плохо и насильственным путём. Его, по счастью, каким-то чудом миновала скверна, допросы почти не коснулись – да и не знал он ничего такого, что могло бы подвести его под монастырь. 
 
Тогда – не знал. Потом – узнал, да в городе к тому моменту закончился мор, интриги, журналистский бум, следственные потуги, и уже начало устанавливаться равновесие и относительный мир.

Итак, Ганичек энергично вбежал, почти влетел в холл, за ним размашисто шагала высокая девушка с обычным чемоданчиком медсестры, а следом едва поспевал Чиллито, выскочивший налегке в парк, чтобы встретить «Скорую» и заодно вдохнуть свежего воздуха. В холле доктор и девушка быстро стряхнули с плеч на кушетку ветровки.

Спутница Ганичека оказалась смуглой, скуластой девушкой с короткими  волосами цвета старой меди, немного раскосой и самую малость курносой. Особое обаяние ей придавали ямочки на щеках, а также сочетание голубых глаз с тёмными волосами. Она чем-то неуловимо напомнила Виктору ту самую лукавую рыжекудрую куклу-ведьму из Доровичей, с башмачками из жгучего красного перца. Девушка кивнула в знак приветствия.

- Алва Земец, моя племянница, – представил Ганичек свою помощницу.

- Земец… Кажется, эти фамилии в ходу на самом юге Гростии? – спросил Герфил.

- Совершенно верно. Ведите меня, господин Чиллито. Рассказывайте, что стряслось.

- Бертран вышел в душ, а когда вернулся, Фернандес был неподвижен и не дышал.

Ганичек пошёл вслед за управляющим, а девушка поспешила за Ганичеком. Виктору не слишком хотелось снова возвращаться к убитому, но необходима была информация.

- Вы его трогали? - спросил Ганичек, бросив на Фернандеса лишь один взгляд с порога. Девушка сочувственно хмурилась.

- Да, повернули голову. И увидели… это.

- Полицию вызвали?

- Нет, - почему-то виновато отозвался Чиллито и вопросительно глянул на Виктора.

Виктор откашлялся: - Мы решили… решили провести следствие самостоятельно, не обращаясь к следователю. Если вы сможете что-то установить, мы будем благодарны.
Ганичек изумлённо вскинул брови: - Смею надеяться, что вы ведаете, что творите. Но жить в огромном, наполовину нежилом доме, в котором гуляет убийца, - это вам не кинотриллер. Кстати, я давно говорил, что все до единого помещения следует запереть на замки.

Ганичек помолчал и не преминул упрекнуть: - Если бы часть дома была сдана, и в доме было больше народу, убийство могло бы не произойти.

Виктор проигнорировал намёк.

- Почему вы решили, что он не умер, а убит?

- Намётанный взгляд, - коротко ответил Ганичек. – Вообще-то я имею право лишь констатировать смерть, всё остальное – прерогативы эксперта. Тут и отпечатки пальцев, и исследование следов и знаков на полу, белье и мебели, свои эксклюзивные средства исследований…

- Какие знаки на полу? Мы давно их затоптали. Доктор. Нам очень важно именно ваше мнение…

Ганичек пожал плечами. Он подошёл к кровати, внимательно осмотрел лежащее тело: - Мне нужно осмотреть его целиком. Позволите?

Ганичек и его помощница перевернули Фернандеса и откинули одеяло. Девушки отвернулись, Виктор тоже отвёл глаза. Бертран был близок к обмороку – расторопная Алва вовремя подоспела с нашатырём, а Чиллито его поддержал. Они отвели Бертрана в соседнюю комнатку, потом Алва вернулась за чемоданчиком. Виктор видел, что она достала одноразовый шприц, чтобы сделать осиротевшему любовнику релаксирующий укол, и обратил внимание на то, что Алва не просто бережна и ловка, но и заботлива. Она ласково, словно уговаривая ребёнка, шептала Бертрану что-то успокоительное, гладила его по руке и по волнистым каштановым волосам, и этот голос, словно молитва, ворожил и баюкал. Виктор засмотрелся – и потряс головой: не тем он занят, не тем.

- Причина смерти, по всему, обширное мозговое кровоизлияние, видите – левая часть лица и шея успели налиться синевой. Травма нанесена длинным острым колющим предметом – например, вязальной спицей, - сказал Ганичек. – На теле никаких следов насилия или травм нет. В вашей семье кто-нибудь вяжет или шьёт?

- Н-нет… вроде бы нет…
 
- Сейчас уже нет, - отозвался Чиллито. – Некогда. Раньше Антонина вязала, но уже года три не вяжет: устаёт. Фернандес сам сказал ей… - Чиллито судорожно сглотнул: - Сам сказал ей: «Зачем мучить себя и перенапрягать глаза? Если можно пойти в универмаг или на рынок – и купить всё, что пожелаешь». Он жалел её – они с мужем нам помогли наладить быт и хозяйство. Мы им обязаны. Но шить ей приходится – исключительно починка и штопка. Золотые руки.

- У вас имеется швейная машинка, или всё – вручную?

- Конечно, машинка. Прежде всего.

- Если это игла, то не обычная швейная игла, - сказал Ганичек и выпрямился. – Это сапожное шило. Поищите орудие в доме, его могли обронить или выбросить поблизости. Либо ищите место, откуда оно было позаимствовано. Это всё чем я могу вам помочь.

- Вы думаете, наши компаньоны виноваты? Это невозможно. Антонина просто ангел, её волнует только кулинария и огород…

- Я не следователь и не собираюсь копаться в ваших внутренних проблемах и связях. Ангел, не ангел – меня это не волнует, – отрезал Ганичек. – Я просто констатирую факт. Иглу можно приобрести где угодно и за пределами поместья. Они часто бывают вовне?

- Мы все часто бываем вовне. Почему вы настаиваете на игле, а не ноже?

- Каким бы тонким и узким ни был клинок, он непременно рассёк или расцарапал бы кожу, особенно если господин Вега дёрнулся от испуга или сделал попытку увернуться. Шило сначала вошло прямиком вглубь, точно, даже не оцарапав кожу. Это мгновением позже жертва задёргалась – и выдернутое шило разодрало щёку. Хотя, собственно, вытаскивать его не было большой необходимости. Удар был сделан очень аккуратно, с поразительной точностью, силой и быстротой, жертва не успела среагировать. Возможно, он задремал, а убийца подкрался чрезвычайно, феноменально неслышно. Либо Вега решил, что это кто-то свой, кого он ожидает. Либо даже видел этого кого-то. Я лично склонен к последней версии.

Всем стало неуютно. Чиллито тихонько ускользнул из комнаты.

Виктор и девушки переглянулись и одновременно подумали об одном: «Свой, кого он ожидает? Феноменально неслышно? Над этим стоит поразмышлять».

- Но для того, чтобы определить конфигурацию колющего предмета, необходимо более детальное исследование, лупа, микроскопический анализ тканей и так далее. Возможно, вскрытие, - продолжал Ганичек. – Если это не шило, а игла шприца, то прокол будет иным. Сейчас я попробую очистить глаз от крови – вдруг шило осталось внутри? Это всё, что я могу сделать.

Ганичек подложил под голову Фернандеса свернутое полотенце, достал ватные тампоны, спирт и тонкий пинцет, и принялся вымывать бурые кровавые сгустки. Он делал это неспешно, тщательно, тихонько насвистывая себе под нос. Затем осторожно прощупал контур глаза.

- Ну вот, кровь почти вся ушла внутрь, вытекло совсем мало. Теперь я вижу, что внутри чисто. Никаких игл…

- Когда его убили, доктор?

- Думаю, часа три назад. Впрочем, без экспертизы точного времени не скажу. Я вам не судмедэксперт.

- Спасибо, нас устраивает ваша версия, - поспешно сказал Виктор, и Ганичек подозрительно глянул на него искоса.

- Где мне можно вымыть руки? – спросил он.

- Я вас провожу! – поспешно сказал Виктор. Невольно повторяя недавний путь Бертрана, они вышли в маленький холл, из него – в коридорчик, из коридорчика – в душевую и ванную комнату, превосходящую размерами холл. Виктор достал из шкафа чистое полотенце. Ганичек мыл руки, не глядя по сторонам – его раздражали многочисленные зеркала снизу доверху.

- Многовато вам придётся занавешивать, - сказал он вдруг, кивнув своему отражению в зеркале.

- Что? – вздрогнул Виктор. – Не понял…

- Зеркала. Их ведь необходимо будет занавесить. Я вам посоветовал бы ателье Михайлока Гавриша – он недавно получил несколько рулонов недорогого чёрного крепа.

- Михайлок Гавриш, - автоматически повторил Виктор. – Это уже Чиллито. Чиллито решит.

- Просто в нашей городской похоронной конторе креп другого качества, и потому дороже, - пояснил Ганичек. – А качество здесь не столь важно, верно? Кто будет обращать внимание на качество крепа? Зато экономия лишней не бывает.

- Да, верно. Спасибо, я всё понял, - выдавил Виктор.

Тем же путём они вернулись в спальню. Где-то далеко тихонько стукнула входная дверь – это явился Чиллито, бегавший в гостевой домик. Виктор подумал, что, как бы ни был обширен дом, многих звуков избежать не удаётся, и чьё-то присутствие непременно обозначило бы себя – хотя бы гулкостью шагов, эхом, отголосками шорохов и движений.

- Он будет спать, - сказала, появляясь из спальни, Алва Земец. – Постарайтесь не тревожить, но когда проснётся, лучше, чтобы кто-то был рядом. А потом хорошо бы увести отсюда, раз не получилось сразу. Я ещё загляну к нему, смерю лишний раз давление. Но надолго остаться не смогу.

- Я буду рядом, - сказал Георгий хрипло, повернулся и ушёл в комнату к Бертрану. Его мутило, он сам был близок к необходимости успокоительного укола.

Кому мог помешать Фернандес, сама доброжелательность, услужливость, верность? Откуда мог взяться убийца в этом тихом, миролюбивом, устоявшемся мирке? Словно фантомы погибших слуг сгустились в одну чёрную фигуру призрака-мстителя. Может, этот призрак теперь станет убирать всех по очереди, всех, кто участвовал в обезличивании и убийстве сотен людей и всех, кто причастен к этой семье?

Мститель дождался своего часа: в дом явились наследники, и нет ничего невозможного в том, чтобы вся спираль раскрутилась заново. Зачем? Зачем им это нужно? Куда безопасней заниматься искусством и не тревожить тени прошлого.

Георгий так и скажет Виктору… Бедный Берт, он ещё не скоро отойдёт от этого ужасного события. Его личная семья рухнула. Он остался один. Как и Георгий…
А вдруг?.. Страшная догадка обожгла Георгия: вдруг в дом пробрался кто-то из новых агентов старых преследователей? Вдруг гонения начались по-новому?

Чиллито появился запыхавшийся, обеспокоенный, нервно одёргивающий воротничок, отозвал Виктора взглядом за дверь и прошептал ему на ухо: - Двое слуг мертвы. Один жив, но без сознания. И еще двое в коме. Что делать?

Виктор задумался.

- Вызови охранника. Двоих убрать из общежития. Быстро и тихо – успеете?

Чиллито кивнул: - Я задействую Фёдора. Заодно сообщу Тоне. Куда?

- Куда успеете. Лучше в куб. Остальных осмотрит Ганичек.

Виктор дождался, когда рявкнул мопед, и Чиллито исчез в сумраке парка. И вернулся в комнату. Ганичек и Алва уже готовились уходить.

- Доктор, вы не взглянете ещё на одного… ммм… пациента? – спросил Виктор. – Не пройдёте ли за мной? Тут недалеко, в гостевом.

- Тоже убийство?

- Не думаю…

- Алва, за мной.

Им пришлось накинуть куртки, выйти из дома и почти бегом добраться до гостевого домика, где сейчас было оборудовано общежитие для слуг. Небо расчистилось, засияло звёздами, ночь стояла ясная и холодная, напоминая о том, что не всё в жизни так размягчено-комфортно, существуют и стужа, и неуют, и даже конец жизни.
Чиллито уже ждал их, нервно потирая руки. Чтобы сэкономить время, он открыл боковую дверь и провёл внутрь домика, в общежитие, минуя общую с половиной Антонины прихожую. Виктор вдруг подумал, что Чиллито с Фёдором либо перетащили трупы в прихожую Алевтины, либо припрятали в кустах, ибо они ну никак не могли успеть дотащить их до куба. Он содрогнулся. «Бедная Алевтина! Каково ей? Нет, у меня просто бред, это никак не возможно».

- Слуги-кровники? – коротко спросил Ганичек, едва вошёл. Чиллито кивнул.

Саша и Вейки лежали неподвижно, но больше походили на неживых, и даже грудь под комбинезонами не двигалась в такт дыханию. Однако Ганичек уверил, что они живы, но вот когда выйдут из комы – бог весть. «Раз вы не желаете слышать о больнице, придётся наблюдать самим, но я бы рекомендовал… Внешне они целы… и невредимы, гм. Но судя по прошлым прецедентам, гм, они скоро вернутся, и без особых… гм… потерь. И вообще, перенесите их в подобающее помещение, разместите со всеми удобствами!» - так распорядился он.

Кристину досталось крепче, он был без сознания, но живой, хотя невредимый лишь относительно. Он лежал на кушетке в слишком просторном для одного слуги общежитии, мерно и очень тихо дышал, настолько тихо, что, даже находясь рядом, можно было подумать, что он мёртв. Половину лица заливал чудовищный кровоподтёк, один глаз заплыл синевой и совсем закрылся. По всему, когда начались судороги, он упал и ударился об угол громоздкого шкафа с рабочей одеждой, или о край длинной скамейки вдоль северной стены. Или вообще долго бился одним боком о пол. Поразительно, как он не повредил кости или суставы – не вывихнул и не сломал.

Ганичек с помощью девушки измерил Кристину артериальное давление, внимательно прослушал сердце, проверил на сгибание-разгибание конечностей - на предмет каталепсии – всё, что он мог сделать. Кристин не шевельнулся. Но мышцы и сухожилия работали нормально, сердце билось ритмично, хотя замедленно, и казалось идеально здоровым. Дыхание тоже было замедленным, но ровным и неслышным.

- Внешне – словно спит, может, от шока впал в летаргию. На кому не похоже. Прослушиваются неполадки в левом желудочке. Наверняка, страдал скрытой гипертензией.

Виктор пытался осмыслить услышанное.

«Неполадки с сердцем у кровника? Не мудрено. Кто знает, через какой ад проходят они, когда умирает их Хозяин, с чьей жизнью они связаны в одно неразрывное целое», - подумал Виктор. – «Понятно, почему Герфил избегал встречаться с последними слугами дома Мендесов, они слишком о многом ему напоминали. Как это скверно и неприятно».

- Мне трудно оценить его психическое состояние, вы сами понимаете, - сказал Ганичек. – Необходимо детальное обследование – энцефалография, компьютерная томография, и тому подобное. Рентген, наконец – вдруг у него сотрясение мозга? Если пожелаете – я это проделаю. Он жив, вопреки всему, я не нашёл отклонений в работе сердечно-сосудистой системы. Я не рискну сейчас делать инъекции – как успокоительные, так и взбадривающие. Хотите – я заберу его в больницу, всё же, гм, повреждения имеются, вполне видимые, гм.

- Нет. Пожалуй, нет. Его не стоит вывозить из поместья. Если он остался жив, в этом нет необходимости. Что касается сотрясения мозга – то, кажется, покой ему не повредит?

- Как пожелаете, вам виднее, надеюсь, что вы избрали правильную линию поведения.
- Ганичек пожал плечами и устало вздохнул: у него не было сил и желания сражаться с этими чокнутыми, пусть варятся в собственном соку в компании со своими трупами. – Тогда ждите, когда он очнётся. Перенесите его в дом и обустройте поудобнее, как и остальных. Постарайтесь, чтобы не было переохлаждения, но и перегревать не стоит: чревато кожными проблемами. Они могут пролежать очень долго, а может очнуться быстро. Их состояние мне не кажется слишком тяжёлым, но кто знает. Если вдруг что случится серьёзное – вы не сумеете среагировать вовремя и вызвать врача.

- Что серьёзное может случиться, как вы полагаете?

- Всё, что угодно. Судорожный синдром, например. Или – смерть. А если они не пожелают ни умереть, ни очнуться – то придётся приготовиться к длительной спячке, организовать уход и внутривенное питание. А пока оставьте возле них сиделку. Хотите -  пришлю портативный энцефалограф и кардиограф?

- Прекрасная идея, я сам хотел попросить вас об этом. Насчёт сиделки… Вы не сможете нам помочь в этом? В смысле, оборудовать комнату? Наверное, всем понадобятся процедуры, смена белья, массаж и что-то ещё в этом же роде?

- Это недёшево. Проще и дешевле поместить в больницу, хотя и там условий нет: вы же знаете, всё дорожает, спонсоров после вашего Хозяина не находится, у больницы сейчас нет денег даже на достойный ремонт, а большая часть оборудования устарела, - Ганичек прямо и недвусмысленно посмотрел на Виктора. Он вообще отличался прямолинейностью.

- Я постараюсь найти средства… - пробормотал Виктор, едва не покраснев – и тут же рассердился сам на себя за излишнюю робость перед этим человеком.

- Что вы думаете по поводу похорон? – продолжал Ганичек. – Наверняка, вам пока и в голову не приходило озаботиться этим.

- Мы похороним Вегу здесь, в поместье, самостоятельно, - твёрдо сказал Чиллито. – Он всегда желал только этого. У нас есть всё необходимое. Думаю, ему будет комфортно рядом с гробницей Хозяина.

Ганичек страдальчески сморщился, но ничего не ответил.

- Как пожелаете, - только и сказал он.

- Доктор, я надеюсь, всё произошедшее останется между нами?

- Как пожелаете, - повторил Ганичек, не пряча неприязненного взгляда.

…

- Ну и нравы, - ворчал доктор Ганичек, выезжая за ворота поместья. – Ну и семейка. Одни бабы!

Алва не выдержала и прыснула.

Он не возмущался и не злорадствовал, просто констатировал факт. Для него, по старинке, формула маскулинности содержала не только физиологические компоненты и внешние половые признаки, но, разумеется, чисто мужские черты характера, психологии и мужскую ментальность. Мужчине – мужское.

Доктор Вацлав Ганичек был резок и беспощаден с коллегами, и мягок и заботлив с пациентами. Но за кого полагать обитателей поместья в Полицах? За коллег или пациентов? И какого они пола – вот ещё вопрос!

Мендес-младший выглядит слишком инертным, медлительным и углублённым. Похоже, он уже почти совсем готов перейти в «голубую обитель». Смерть Фернандеса пришла вовремя. Возможно, парень убережётся от опасного поветрия и останется настоящим мужчиной.

Герфил выглядит просто маньяком. Он готов обхаживать и бывшего босса, и его возлюбленного. И наверняка подбивал бабки под своего воспитанника, на которого смотрит, не скрывая голода. Впрочем, на него все пялятся, как коты на сметану. И любой бы приголУбил… или приголубИл, что одно и то же.

Что касаемо Ганичека, то лично он таких, как этот живописец, порол бы нещадно – в качестве воспитательного метода. Не понарошку, а так, чтобы было больно, и клочья летели.

Девушки хороши по-настоящему. Одна – светловолосая, как раз во вкусе Вацлава. Очень мила. Чем-то похожа на мать. Вторая – чересчур современна и самостоятельна. Не похожа на гулящую. Скорее, из тех деловых, которые рожают ребёнка для себя и потом тщательно оберегают его от отца. А если и захотят создать семью, то три раза по три отмерят. И будут диктовать супругу. Вацлаву Ганичеку это не совсем по нраву. Не то, чтобы он не ценил самостоятельных девушек, он именно в этом духе всегда воспитывал Алву. Но в семье главным должен быть мужчина, это Вацлав знал точно. Может быть, именно потому и остался холостяком. И перенёс всю заботу и любовь на сестру и на единственную племянницу.

Но что бы там ни было, он готов принять эстафету доктора Штофа и стать семейным врачом новой семьи Мендесов. Замостинская больница, испытав головокружительный взлёт, ныне переживала далеко не лучшие времена. Не то чтобы падение, но явный упадок. После исчезновения Мендесов и зверского убийства доктора Штофа щедрое финансирование Медицинского Центра прекратилось, врачи начали потихоньку разбегаться, оборудование тихо-мирно старело. Провинция, гордо выпятившая было грудь и задравшая к небу подбородок, опять скукожилась, выпустила пары и опустила плечи.

- Я им не завидую. Они решили проглотить слишком много – и поперхнулись. Теперь завистник убрал соперника. Знал, что за пределы дома это событие не выйдет.

- Какой соперник?

- Молодой наместник.

- Кого ты имеешь в виду? Того красивого молодого человека, который рыдал?

- Нет. Черноволосого юношу, хозяина…

- Которого убили? Но он не юноша…

- Да нет же. Который распоряжался и задавал вопросы.

- А мне он понравился, - сказала Алва. – И на убийцу не похож. Тем более, такого умелого и изощрённого. Просто симпатичный, серьёзный мальчик. Видно, что умный.

- Посмотрим, до чего докопается этот умный мальчик. Не пожалеет ли в один прекрасный момент, что отказался от услуг профессионалов.

- Наверное, ты прав, дядюшка Вацлав, ты всегда прав, - вздохнула Алва. – Может, ты зря не настоял на помощнике или сиделке-телохранителе? А что, эти мрачные шкафы в этих мрачных комнатах скрывают по мрачному скелету?

- И даже не по одному, Ал, а великое множество, - тихо отозвался Вацлав.

- Неужели? – Алва всплеснула руками и аж подпрыгнула от возбуждения: - Ты мне ничего не рассказывал! Я тут с тобою уже целый год, а ты так и не посвятил меня в великие и ужасные тайны Замостина! Мне и в голову не могло прийти, что тут скрывается Замок Тёмного Колдуна и Чародея!

- Ты начиталась своих дурацких фэнтези, девочка, а здесь тебе не сказка и не миф, а реальные и не слишком приятные события. Прямо скажем, события отвратительные.

- Лично мне Полицы показались миленьким местечком, а его жители – чудесные и милые люди.

- У тебя все чудесные, милые, распрекрасные.

- Дядя Вацлав, перестань издеваться, ну расскажи, пожалуйста!

- А на дорогу кто будет смотреть, а? Ладно, ладно, дождись, пока доберёмся до дома, я постараюсь вкратце…

- Нет, не вкратце. Я хочу знать всё, что связано с этим городом и этой семьёй. Всё-всё. Ты не имеешь права мне отказать, коль уж мне пришлось столкнуться с ней.
 
- Ладно, ладно, уговорила. Расскажу всё, что знаю и всё, что наблюдал. Только потом не упрекай, что я рассказал тебе страшную сказку на ночь.

- Я давно уже вышла из детского возраста, - обиделась Алва. – Меня не пугает кровь. Я даже в анатомичке никогда не падала в обморок. Меня поэтому всегда заставляли резать…

Вацлав резко затормозил у совершенно пустого перекрёстка, дисциплинированно дождался зелёного света и рванул далее. Через десять минут, которые Алва просидела смирно и терпеливо, Ганичек въехал в ворота своего особняка, в котором, как надеялся Ганичек, его племянница проживала временно: её следовало выдать замуж за достойного человека как можно быстрее, чтобы не задурила.

Половину особняка Ганичек давно сдал внаём бизнесмену средней руки, и тот, в тайной надежде со временем её выкупить, даже произвел ремонт. Но с появлением Алвы Земец, единственной наследницы Вацлава Ганичека, эти надежды значительно приугасли. Бизнесмен попробовал поухаживать за девушкой, но получил отпор сразу и от неё, и от дяди, и теперь только горестно вздыхал, глядя ей вслед. Но он не был достойным человеком.

Половина Ганичека являлась довольно запущенным обиталищем старого холостяка. Алва поселилась на втором этаже, и каждое утро, ещё лёжа в постели, Вацлав слышал её бодрые, энергичные, быстрые шаги по лестнице, звяканье кофейника и чашек в кухне, хлопанье входной двери, а каждую ночь – шаги наверху и звонкий голосок, напевающий, точно псалом, очередную главу учебника – так Алва лучше запоминала.

Наверняка, те же самые шаги и голос слышал и их квартирант. Ганичек представлял себе, как бизнесмен поднимает глаза к потолку и пытается пронзить его алчущим взглядом, чтобы увидеть то, что ему никогда не будет доступно. И Ганичек от этой картины испытывал некое мистическое удовлетворение.

И теперь, войдя в дом, Алва первым делом побежала в кухню готовить чай с тостами. Когда хлебцы, джем, сгущёнка, мармелад и чай воцарились на столе, Алва села и требовательно уставилась на дядю: - Дядя Вацлав, вы обещали!

Ганичек знал, что Алва не отстанет от него.

- Ты подготовилась к завтрашней практике?

- Обижаешь, начальник!

- Поклянись.

- Торжественно клянусь – сдавать зачёты и лабораторные только на пять с плюсом, старый ворчун.

- Так вот, Алва, тебе повезло. Ты сегодня видела первый и последний раз того человека, который был самым близким компаньоном Хозяина здешних мест. И этот человек – Фернандес Вега…