Учитель сказал... Часть 3, глава 3

3

     Поздним утром Лыков и Клэр впервые почувствовали приближение упоительной южной осени... Изнурительная жара во дворах, в захолустных проулках и на семейных огородах постепенно спадала. Зной на улицах и на окрестном шляху теперь не ожидался. Тёмная пыль на обочинах дорог почти не клубилась. Перелётные птицы горласто суетились в небесной лазури... И было удобно и радостно в проветренных комнатах заниматься колдовскими приёмами древних волхвов...
     Четыре дня она упорно обретала непоколебимую уверенность в себе... Усердная Клэр уже научилась мысленно приказывать своему подсознанию, но её последние сомнения в успешности старинного способа внушений исчезли только нынче...
     Разнеженные Лыков и Клэр неожиданно для самих себя вдруг полюбили совместные прогулки, и престарелые зеваки-пенсионеры праздно и докучливо созерцали безупречно одетую чету... А жреческие методики внушений ретивая, но вежливая Клэр терпеливо совершенствовала в престижных магазинах и модных кафе. И наблюдал за тайными тренировками своей старательной наперсницы умилённый, но деловитый Лыков...
     Однажды в причудливых тенях от колючих и старых акаций он уселся рядом с нею на бульварную скамейку и с тихой искренностью произнёс:
     - В очаровательную погоду хочется мне поболтать... На тебя назойливо пялятся, а мне завидуют. И сплетен родится в избытке... Тебя обзовут бесстыдной иждивенкой... А меня непременно обвинят в дешёвых понтах. И намекнут, что я выпендриваюсь... Дескать, не надо позёру-инвалиду рыпаться... А воздух бодрит и нежит... Почти пустынно в парке и скверах... ведь будни... И наши белые одежды вполне соответствуют сезону. И твоё короткое с платье с оборками, и мой классический костюм без галстука. Поистине: ангельские расцветки! Даже твоя заграничная дамская сумочка – бела... Но ослепительно белоснежным бывает и саван... погребальный... могильный...
     И она ласково, но тревожно его прервала:
     - Незачем рассуждать о грустном. Всё у нас хорошо и достаточно мило...
     - Но втемяшилось мне философски покалякать... – И он брюзгливо изогнул красивые и барственные губы... – Смерть меня не страшит... Я давеча спросил себя: а пожелал бы я с плодами долгих раздумий, навыками боя, умением внушать и изощрённым сексуальным опытом явиться в хулиганский седьмой класс обшарпанной средней школы, находясь в гибком и свежем теле моих юношеских времён?.. Я безжалостно и искусно поколотил бы моих задиристых обидчиков, я лихо соблазнил бы неискушённых и смазливых одноклассниц, которые пренебрегали мною, и я потряс бы познаниями опытных педагогов! А после окончания школы я оказался бы звездой на своём факультете! Я мог бы прославиться на весь подлунный мир, как божественный оракул, безошибочно предсказывая итоги политических баталий...
     И Лыков иронично усмехнулся, и она любознательно попросила его:
     - Пожалуйста, продолжай...
     А потом она непроизвольно и чувственно провела ногтями холёных пальцев по левому колену своего учителя...
     А он размышлял вслух:
     - Однако я не вырос бы таким, какой я ныне есть... Я позволил бы другому человеку жить и действовать вместо меня... Но главная причина в том, что было бы мне постоянно и нестерпимо скучно... Неужели банальность победоносна?.. Но редко в земной юдоли случается что-либо более жестокое и необоримое, нежели банальность!.. Непрерывная скука означает достижение каждым человеком доступного только для него предела познаний. И тогда нельзя избегнуть чёткого повеления от нашего подсознания к бренному телу: дряхлеть и умирать!.. Неизбывная скука отвращает от занятий бесполезными делами, и, значит, она является чрезвычайно важной сущностью в нашей жизни... Но если не хочу я начать свою вторую жизнь, сохраняя в новой юности нынешний уровень собственного ума, то незачем бояться смерти.
     И он застенчиво улыбнулся и замолк, а Клер, поглядев на перистую тучку, вдруг сильно призадумалась о грядущей своей реакции на его размеренные и тихие суждения... Напряжённый разум Клэр старательно искал ответные фразы, но её подсознание решительно отвергало возможные их варианты. И, наконец, она привычным способом отключила собственный рассудок, уверенная вполне, что под влиянием только интуиции не будет она сейчас говорить и действовать во вред самой себе... И через мгновение Клэр услышала свои исповедально-искренние слова:
     - Твоя неожиданная правдивость воистину ошеломила меня! И предельной моей откровенностью я намерена тебе отплатить... Моё природное воображение стало теперь болезненно интенсивным. А непроизвольная, – но возрастающая, – мнительность уже надоела мне... Пожалуйста, вникни, пойми и помоги!.. До созерцания картины, спрятанной в подвале, я не просто видела Христа, но пылко и нежно ласкала божественную плоть!.. А если бы я оказалась беременной, то я бы непременно верила, что именно от священного семени милосердного Иисуса зачат мой чудесный ребёнок. И был Спаситель точно таким же, как на дивном шедевре знаменитого Леонардо, хотя живописное изображение Божьего Сына я пристрастно, но очень внимательно рассмотрела только после моей несравненной близости с Небесным Женихом...
     И она замолчала с ироничной, но гордой улыбкой. А Лыков ошарашенно удивился тому, что свою любовницу не считает он сумасшедшей. И вскоре он почувствовал своё непроизвольное благоговение к ней...
     «Неужели правда?.. – подумалось ему, – а ведь неистово хочется мне поверить в мистическую и странную галиматью. Наверное, моя физическая кончина – уже близка... И от постыдного страха перед моей телесной смертью готов я признать священным Кораном и мутную эзотерику, и схоластическую ахинею, и высокопарную дребедень... Но Клэр – не рехнулась...»
     И она слегка изменила позу и тихо произнесла:
     - Иногда я здравый смысл мучительно ненавижу... а сейчас я проклинаю его... Любые случайности можно резонно объяснить совокупностью и чередой материальных причин, однако по-настоящему сладостны только иллюзии... А разве грёзы не имеют религиозную и скрытую от нашего сознания цель?.. Вполне допустимо их воспринимать и Божеским знамением...
     И вслух она спросила себя:
     - Зачем прозябать мне в ранге обычной женщины, если  я способна искренне верить, что меня наяву посетил Христос?.. И неужели еретический тезис о чёрной яме небытия и могильной гнили с гробовыми червяками более притягателен, чем ожидание благоуханных райских кущ? Во имя какого счастья должна я лишиться моей сладострастной веры? И почему блаженные грёзы вместе с приятными иллюзиями не могут для меня оказаться подлинной реальностью? И какая авторитетная философия доказала, что реален только материальный мир?
     И бледная Клэр печально и молча опустила веки с длинными ресницами, и Лыков заметил, что она нервически вздрогнула... И его сладострастные, но отныне и сакрально-почтительные чувства к ней побудили его говорить безмерно ей желанные и даже почти молитвенные фразы:
     - А я доселе не смекнул, почему временами хочется мне покаяться, ползая на коленях перед тобою... Вероятно, Иисусу было угодно милостиво возложить на тебя особую миссию... А я, дурак, не догадался... Однако поразительная и святая метаморфоза случилась именно в моём сиротском доме... И, значит, нищенская лачуга отмечена Господней благодатью... Ведь твоё преображение свершилось у меня!..
     И Лыкову вдруг почудилось, что по воле Божьей открылись ему пугающие картины истинной яви на земле... И кошмарно мерещилось ему, что живой и прелестный мир состоит из хищных энергетических коконов серебристо-серого цвета, а чарующая красота человеческого тела и животворной природы только воображается, – хотя подробно и ярко, – трусливыми людьми от неизбывного страха перед омерзительно-жестокой, но подлинной реальностью... И извечно по наследству человеческим потомкам передаётся – с помощью культуры – неверное, но наркотически сладостное описание воображаемого мира...
     Лыкову внезапно захотелось исступлённо и яростно вскрикнуть, но, криво усмехаясь, он сдержал себя. А вкрадчивая и нежная Клэр, повинуясь безошибочной интуиции, улещала его:
     - А ты веди себя так, словно я – святая. И вскоре ты фанатически поверишь в мою спасительную святость... А я люблю тебя! И я в сексуальной близости вовеки тебе не откажу... И разве тебе не будет безмерно приятно делить меня с Иисусом?.. Только боготвори и обожай меня!.. И я радостно утолю самые извращённые инстинкты... и любые блаженно порочные рефлексы... Ведь не существует покаяния без греха...
     И вдруг трепетный Лыков увидел на её породистом лице мимолётную и непроизвольно-циничную ухмылку... А Клэр неожиданно вспорхнула со старой скамейки и, прихватив белую итальянскую сумочку из натуральной кожи, протянула – с выражением ласковой заботы на лице – холёную левую ладонь своему послушному любовнику... И Лыков с умилением встал... Она слегка оперлась на его морщинистую правую руку, и они, болтая о тёплой осени и ясной погоде, пошли восвояси...
     Но их прогулочная беседа быстро иссякла... Лыков бездумно, но весело щурился, а Клэр спокойно и расчётливо размышляла:
     «А ведь мне безоговорочно верят... Лыков хорошо обучил меня... и сам на удочку попался... Я порой актёрствую, но образы мои отныне сомнений не вызывают... Меня готовы величать святой... И перечить мне теперь не будут... Мои действия с отключённым разумом и под влиянием только подсознания – безупречны и выгодны... Но в кого я превращусь, обладая непререкаемой властью?.. И неужели этой безбрежной властью наделил меня Христос?.. Вероятно, всемилостивый Господь посылает мне посильное бремя... А ещё я вдруг проникла в фамильную и заветную тайну, которая сохранила, – по заверению драгоценного моего учителя, – земные жизни, а значит, и суть благородной миссии князей из древнего рода Лыковых... Но как в грядущем надлежит мне поступать?.. А сейчас я довольна...»
     И она с поощрительной улыбкой стиснула правую ладонь своего престарелого спутника, а возле их усадебной калитки пылко его поцеловала в расслабленные и чувственные губы...

4      

     Городской историко-художественный музей располагался в одноэтажном, но весьма просторном особняке на тихой и тенистой улице. К музею примыкал неширокий булыжный дворик, где под хлипким навесом из шифера лежали каменные скифские вожди с мечами-акинаками на пышных поясах и в узорчатых ножнах, украшенных бутеролями...