Тумбалалайка

               
    Сейчас немало людей едут работать за границу. Это было и раньше, только,  не так явно и в не таких масштабах.
Я тоже было, хотел поехать, но у меня произошёл такой случай, что я, почти поработал, как бы, за границей, не выезжая из собственной страны…
  Один араб снимал в аренду, у моего друга Александра, в кафе кондитерский цех. Надо сказать, что кексы и всякие пирожные у него были отменные – не  придерёшься.
  И вот, как-то приводит он к моему шефу своего приятеля, тоже араба по имени, как сейчас помню – Муави.
   Тот, учился в нашем городе, женился на местной девушке и остался здесь жить.
  Весь сыр-бор был из-за того, что в нашем кафе пустовал один зал, который мы никак не могли отремонтировать, потому, что, вечно, не хватало денег.  Тут  араб со своим предложением и подвернулся – оформить зал и взять, не знаю, на какой срок,  в аренду под компьютерные игры, которые в то время были очень популярные.
 А, мы, с моим напарником Серёгой сидим в баре, никого не трогаем, попиваем пивко и за порядком следим.     Подходит к нам наша официантка и говорит:
- Хватит «нашару»  пиво «дрыскать», шеф вас  к себе требует.
                Вот, вражина, весь кайф нам испортила, делать нечего, быстренько допиваем и «шмельком» - в кабинет.
  Заходим, а там какой-то мелкий араб сидит.
  Александр говорит:
- Вот познакомьтесь – это Муави, ему надо помочь с оформлением зала.             
 В общем, набросал я, не дорого, за бутылку Армянского конька, небольшой  эскизик: потолки подвесные, для быстроты отделки, на стенах панели из МДФа, а на свободной стене решил панно наваять по мотивам компьютерных игр. Нашему арабскому заказчику всё понравилось, и он, выделив деньги на материалы, поехал закупать компьютеры и сопутствующее оборудование.
   А я, найдя еще двух помощников, рьяно, взялся за работу, и уже через пару  недель, зал был почти готов. 
  Я, дорисовываю панно, ребята светильники монтируют, плафоны прикручивают, а тут и Муави появился, и не один, а с целой «шайкой-лейкой» арабских друзей. Они заносят оборудование, а я «творю» и тихонечко подпеваю себе под нос песню, которую вчера на дне рождения у моего кума пели.  Надо сказать, что у него на треть еврейские корни, а его дядя, тот вообще – наполовину имел онные, не говоря, про остальных родственников. Ну, и музыкальное оформление было соответствщее. Они, носят, ходят,  туда-сюда, работать мешают, вот думаю:  «Припёрлись, нашли время, да ещё под конец рабочего дня».
   Глянув на часы, а было уже девятнадцать сорок, ну я тихонько  запел:
         «В семь-сорок он подъедет,
         В семь-сорок он приедет,
         Наш старый, наш добрый, еврейский  паровоз,
         Тянет с собой вагоны, тянет с собой вагоны,
         На-абитые людями,  бу-уд-то   сельдивоз…»               
  А Муави, как услышал эту мелодию, его, аж,  передёрнуло, он и говорит:  -Ты, что это еврейские песни поёшь?
  - Да, - отвечаю, - что тут такого?
 - Мы, - продолжает он, - евреев ненавидим - с ними воевали, и дальше будем бороться!               
 Тогда, я подумал: «Я вырос в центре Харькова, и у нас в доме жило около половины еврейских семей, да и в классе – не меньше учеников».
- А, что тебе лично евреи плохого сделали, что ты их так не любишь?
- Ничего не сделали, но я их не люблю – и всё! - перешёл на громкий тон Муави.
   Да и ещё его соплеменники, тоже «подвязались», начали его поддерживать. Думаю: «Хорошо, что работаю  в своей стране, а нигде ни будь в Эмиратах, а то меня бы, точно, за такие речи камнями побили».
  - Ладно, всё понятно, - и, чтобы перевести разговор, говорю,- как тебе панно?  И кто-то за эскизы бутылку конька обещал?
   Муави, что-то хотел было возразить, но тут с лестницы спускается мой напарник Серёга, а у него рост – метр девяносто с хвостиком, и арабы, еле достающие ему до плеча, аж отпрянули, а он спокойно продолжает:
- Да, да точно, ты, так коньяк и не выставил.
 - А у меня с собой нет,- решил съехать с «базара» Муави.
 - Ничего,- говорю, – у нас на баре есть, так, что пожалуйте, вперёд – за  бутылкой!
   Он, видно последнего слова не понял, но делать нечего,  вздохнувши, поплёлся вместе со своей бригадой в бар.
    Когда он вернулся с  коньком, уже стемнело, и мы даже свет включили. 
     Его друзей не было, видно решили не  возвращаться – от  греха подальше.               
   Тогда, я, пацанам, говорю:
 - Всё, шабаш, давайте коньячком обмоем завершение рабочего дня и – по  домам.
   Взяли рюмки, садимся за стол, смотрим и наш арабский товарищ, тоже присоседивается  к нам с большим бокалом. Тогда, я, ему удивленно, говорю:
- Ты же араб, а у вас Коран, запрещает спиртные напитки употреблять.
   А он, как ни в чём не бывало, парирует:
- Так, уже темно, и Аллах – не видит, он спит, - и хлоп – опрокинул   вместе со всеми, бокал.
 - Видно, тебя сильно засосало наше болото, - и продолжаю,- ладно, теперь я угощаю, - и  обращаюсь к Серёге, – принеси  ещё одну  за  мой счёт                . Он кивнул и побежал в бар…
    Вечер получился насыщенный и весёлый, и уже после второй бутылки, потянуло меня на песни, и я, не удержавшись, запел:
             « Тумбала, тумбала, тумбалайка,
              Тумбала, тумбала, тумбалала,
              Тумбалайка сердцу  с играй-ка,
              Пусть веселится вместе с тобой.
              Думает парень ночь напролёт:
              «Ту ли девчонку он замуж берёт?
              Можно влюбиться  и  ошибиться,
              Если б всю правду,  знать наперёд…»
   Муави, как услышал, чуть коньяком не поперхнулся:
-Ты, опять, - говорит,- еврейские песни поёшь?
 А я парирую:
- Какая ж она еврейская, когда поётся  в ней, про балалайку – русский народный инструмент, а евреи у нас её просто – спёрли.
Изрядно захмелевший араб, добавил:
 -Точно! Вот за это я евреев и не люблю: Синайский полуостров – занимали,  Голандские высоты – оккупировали, так и глядишь, опять чего-нибудь – сопрут.               
- Как я тебя понимаю, друг,- говорю,- за это надо выпить – я угощаю. 
  - Нет – я! – сказал, Муави, окосевши окончательно.
 - Тогда – пополам, за русско-арабскую дружбу,-  предложил я, а «новый друг» только кивнул.
  А,  когда подняли очередную чарку, меня опять «прорвало» и я запел:
                «Тумбала,тубала-тумбалайка,
                Тумбала, тубала, тубала-ла,
                Шпиль балалайка тумбалайка,
                Шпиль,балалайка,тумбала-ла…»
    На это, Муави, уже не как никак не  реагировал, он спокойно лежал лицом в салате,а мы собрались, и тихонечко вышли из зала…
      На  следующее утро вся  наша бригада, как ни в чём не бывало, заканчивала работу: я наводил последние штрихи, ребята помогали расставлять аппаратуру, и только наш вчерашний арабский друг, со страдальческим лицом, молча пил кофе.
 К обеду всё было готово, и я сказал:               
- Ну, теперь – расчёт и надо, это дело обмыть, я – угощаю.
   Муави, поморщился то ли от похмелья, то ли от того, что
деньги надо отдавать, но делать нечего – отсчитал обещанную сумму, и мы тут,  же решили, это дело отметить и заодно  опохмелиться. 
    Протягивая ему рюмку, я сказал:
- Это не выпивка – это у нас называется лекарство, так что Аллах, даже если увидит, против – не  будет.   
   Он, слегка скривив губы,  залпом осушил чарочку и закусил долькой лимона. Выпив ещё «напосошок», мы попрощались, и уже, выходя из зала, я запел:
                «Хавейну шалом алейхем, 
                Хавейну шалом алейхем, 
                Хавейну ша-алом алейхем ,
                Хавейну шалом, шалом, шалом алейхем…»