Евангелие от Ивана бездомного. гл. 4

                Глава 4



В XV в. внезапные аффекты вторгаются в политические события в та-ких масштабах, что польза и расчет то и дело отодвигаются в сторону.
                ( Хайзинга Йохан, « Осень Средневековья»)

Ну да ладно, и у Ивана были свои  боги, и ангелы, и подарки….
И ангелы были. И подарки приносили. Мудрецы, например, принесли золото, ладан и смирну. Не смешите меня! Ах, не смешите меня, потому что, когда некому отличить золото (из всех способов распознания благородного металла все присутствующие твёрдо знали только одно – не всё золото что блестит), когда некому отличить золото от не золота, то и незолото может сойти за золото. 
Даже мать, да что там мать - дед, который держал ларёк утильсырья на базаре, и тот  не мог отличить золото от подделок; а приносили же некото-рые, пытались обмануть, а, может, не пытались, может и сами не знали - ко-торые приносили ему. Из всех способов распознания благородного металла он твёрдо знал только один – не всё золото что блестит. 
 
Ему так мало дарили подарки - да и вообще не дарили, и, поэтому, чув-ство радости от подарков совсем не было знакомо Ивану… поэтому, и сам он никогда никому ничего не дарил».
Нет бы, как Перегринусу Тису, которому только то и делали, что дарили подарки. Перегинусу, которому только то и делали, что дарили подарки, и даже до того дарили, что подарки эти возбуждали, опять же,  не только вся-кие  радостные чувства, но и будили фантазии, будто он сам вдруг уносился и переносился в счастливую страну короля Секакиса и управлял целым вой-ском солдатиков, и неважно, что они были не солдатами, а солдатиками, важно, что…  что так веселее было жить… но главное, что ещё! так это то, что ему непременно казалось и хотелось при этом, чтоб ощущение весёлости, радости, веселья настоящей жизни, которое охватывало его, чтоб такая весё-лость обязательно распространялась на других, хотелось поделиться, делить-ся с другими этой, такой весёлостью. И, знаете, такое желание - поделиться радостью, бывает, приводит к тому, что герой находит как раз то, о чём он никогда и не помышлял, не помышлял, но мечтал, но втайне, чтоб никто не догадался.
Так вот кто она! – потаённая и втайне желанная:
«Родители зовут меня Розочкой, зовите и вы меня так…, милый госпо-дин Тис…  а потом глядишь, и уже я - Ваша  невеста»   
А Иван (здесь нада цезура или надо цезуры)… 

Помолчите немного!

А Иван и радовался как-то не часто, мало и не радостно. У него были свои секакисы и королевы Голконды, и, правильнее будет сказать, у него не было ни секакисов, ни королев, а может и были, только так далеко, что и са-мому ему были невидимы и не слышимы, и неведомы, и не знал он пока про них, и не слышал, и не видел.
Как бы нам здесь представить какую-то романтическую даль,  чтоб по-казать, казалось бы, такую Kleinigkeit (безделицу)! такую да без которой и жизнь нам кажется скучнее, казалась бы скучнее, да не казалась бы, а была бы, вот она есть: «Родители зовут меня Розочкой, зовите и вы меня так…, милый господин Тис…» -   в её самом переосмысленном интеграле .

И всё это, если бы Киномеханик и эта злосчастная Кума остановили ки-ноаппарат на вот том месте;

«Соседских хлопцев всех звали Иванами.
ну и пусть будет, как все – Иваном,-

 и не получился бы тогда Иван Иванович, как Акакий Акакиевич».

Ну-у, философии здесь – пруд пруди, а романтическая даль будет награ-дой тому, кто всё это выдержал.

                К О Н Е Ц