Даниил Кравченко Запоздалое раскаяние и мольба о п

Даниил Кравченко «Запоздалое раскаяние и мольба о прощении» 

После рождения, я почти два года подряд с чувством врожденного аппетита и неземного физиологического наслаждения от еды, хватал, жадно присасывался и втягивал в себя благодатный цилиндрический сосок божественной материнской груди.

Прошло много тяжелых, временами – смертельно опасных и голодных десятилетий. 

И вот МАТЬ-ГЕРОИНЯ, - Екатерина Романовна, в непорочном, длинною в жизнь, союзе с моим отцом, давшая всем своим детям достойную жизнь, в возрасте восьмидесяти лет, в тяжких предсмертных муках начала отходить в небесную обитель Всевышнего. Двумя часами попозже, когда её истерзанное жизнью тело еще не успело полностью остыть, она была принудительно доставлена в свой родной дом на улице Подснежной №3 в городе Мариуполе (см. http://www.proza.ru/2017/08/28/1029).

Последний раз я общался с мамой за сутки до её кончины. На прощание, перед уездом в Донецк, с глубокой печалью и смертельно тоскливым чувством расставания навек, мычал пустопорожние, ей уже не нужные, слова надежды на исцеление, переезд в столицу Донбасса на лечение и др.

Убежден, Мама, некогда изумительно красивая, мудрая и кристально честная, ныне, преждевременно умирая в муках, испытывала не только жгучую инфарктную боль, но и
не высказанную обиду на окружающих её в этот миг, кровных бессердечных родственников. Спустя всего лишь сутки после нашей последней встречи, она предстала предо мною одиноко лежащей на жесткой довоенной деревянной кушетке, в выстуженной и наглухо запертой комнате в своем собственном доме, в котором прожила более полувека.

Сердце разрывалось от горечи невосполнимой утраты. Не было ни условий, ни сил созерцать её бледное измученное болью лицо, а до намеченного часа прощания с нею, оставалось еще более сотни томительных минут. Не выдержав душевных мук, решил сходить на погост и проведать могилку отца.

Не знаю почему, но к месту погребения на закрытом Успенском кладбище понесло меня через Третий участок. Ох, лучше бы я воспользовался иным, более коротким, тысячекратно мною изведанным путем…

Неожиданно на проспекте Победы заметил продавщицу цветов. Стоящее рядом с нею ведерко, было наполнено красными гвоздиками. Спонтанно возникло желание купить хотя бы несколько штук «для мамы». Приблизившись, услышал из уст торгующейся с нею покупательницы, их цену. Она, что вполне естественно для зимы, была довольно высокой.

И вот, вместо того, чтобы сразу, не раздумывая, купить если не десяток, то хотя бы парочку красных, пусть даже не очень свежих и уже немного подмороженных гвоздик, я с пустыми руками медленным шагом направился к месту вечного успокоения усопших. Остановившись, решил заглянуть в свой кошелек. Деньги были. Их должно было хватить, хотя и с рискованной натяжкой, не только на гвоздики, но и на билеты до Донецка.

Неожиданно на меня накатила сатанинская волна сомнений: положить на могилку матери цветы сомнительного качества – недостойно и недопустимо; на поездку в город в центральный цветочный магазин для покупки живых цветов времени не осталось; к чему «эта» бессмысленная трата, ведь родной мамочке они уже не нужны; в жизни своей, насколько я помнил, мама любила только те цветы, которые в летнее время сама выращивала в своем благодатном саду. И т.д.

В расчетливой башке вертелось сонмище и других причин, как бы оправдывающих меня в глазах уже ушедшей в вечность кормилицы. Да и моих тоже!

Не входя в дальнейшие подробности, после нескольких возвратно-поступательных   хождений мимо замызганного ведёрышка с цветами, я медленной походкой побрёл к отцу.  Но чем дальше отдалялся от цветочницы, тем больше всякого рода сомнений вгрызались в  мою душу и сердце.

В конце концов, дополз до могилки родителя. Долго стоял и страдал, понимая, что теперь уже стал круглым сиротой. Поразмыслив, решил бежать назад и все же купить  «маме», пусть и не самые лучшие цветы, в знак хотя бы крошечной благодарности за всю её любовь ко мне и непосильный изнурительный многолетний труд. 

Взглянув на часы, понял: времени - в обрез! А на возможно бестолковые возвратно-поступательные хождения его уже не было вовсе.

Стоя у могилки отца, от бессилия и презрения к самому себе, стенающая душа моя не выдержала и я, обливаясь слезами, сам того не ожидая, вначале завыл как волк на «ночное светило», потом замычал, а минутой позже - заскулил и горько разрыдался.

Попрощаться с мамой все же успел. Но даже в её навеки закрытые глаза смотреть не посмел! Не хватило мужества! С низко опущенной головой стоял у гроба, слушал прощальные «напутственные» слова её родного брата Леонида Романовича и умывался соленными слезами. А обильный холодный дождь со снегом полоскал мою раскрытую голову, стекал по лицу, по шее, за ворот, жестокие укоры поруганной совести когтями терзали душу, но изменить или исправить что-либо уже было не в моих силах!

Не знаю, как я выглядел в глазах присутствующих, но в своих собственных - чувствовал себя жалким, мелочным и неблагодарным бессовестным чудовищем. 

Не садясь за накрытый большой поминальный стол, ни с кем не попрощавшись, я в  угнетенном полу шоковом состоянием трусливо «успешно сбежал» на отходящий в Донецк электропоезд...

Прошла почти четверть века! Но даже сейчас, в минуты написания этой миниатюры, я по-прежнему чувствую глубочайшее, не ослабевающее со временем, презрение к самому себе за тот непростительный постыдный проступок с цветами для мамы.

Мамочка, пожалуйста, если можешь, прости своего сына, явно недостойного твоей бывшей  безграничной трепетной любви и повседневной заботы о нем! 

Пока, благодарение Отцу небесному, я еще хожу по нашей благословенной земле. Временами испытываю чувство стыда, которое, пусть гипотетически, как бы вынуждает меня  ж и т ь  и тем самым отдалять миг возможной встречи с тобою, страстно любимой моей мамочкой…

Даниил

Одесса

воскресенье, 3 марта 2019 г.