На перекрестке. У Никитских ворот

Едем мы как-то с Трофимычем по дороге…

Не по 6-й Авеню, не по Унтер-ден-Линден, а по улице имени известного теоретика лучшей жизни – Герцена. Потом, после расстрела парламента и прочей демократии ее взад, в Большую Никитскую переименовали, катакомбы вырыли, тракторами и экскаваторами перегородили. Ну, чтоб деньги, так сказать, освоить…
В общем, едем. Мелкие ямки с ходу форсируем, колодцы объезжаем, через колдобины переваливаемся. По сторонам поглядываем. А вокруг ничего примечательного: люди по тротуарам и проезжей части как зайцы бегают, в магазины зачем-то заглядывают и при выходе слезу предательскую утирают. Погода сумрачная, радиационный фон в норме, дома серые… Скучно. До зубной боли…

С машиной нашей, выпуска застойного периода тоже с утра никаких достопримечательных событий не происходит. Канделябает себе. Даже подозрительно. Моторчик подтраивает, колодки поскрябывают, подвеска постукивает… Все как у людей, одним словом. Все, как положено. Едем не торопясь, газульку в пол не жмем, а то останавливаться трудновато будет. Ежели по запарке покруче в тормоз дать, то малость заносит вправо. На ряд – полтора. А народ у нас от успехов грянувшей перестройки стал нервный. Шарахаться начинает, как от старых сторублевок. Так что чапаем мы без суеты и резких движений.

Так, тихим сапом, доруливаем мы до Никитских ворот. И тут загорается “желтый”. Ну, правила-то мы кое-какие знаем! Конечно, если нас внезапно спросонья и с похмелья спросить: как тащить сани-волокуши через переезд, мы можем сразу и не угадать. Но то, что на “желтый” лучше остановиться – это в крови!
Короче встаем. Сзади, понятно, народ шустрый едет, не шибко терпеливый. особенно на черных “Волгах” с антеннами. Фарами моргают , гудят, слова разные нехорошие произносят, к нашему гнутому бамперу прижимаются. Но у нас нервы толщиной в трос спидометра и в таких боях местного значения закаленные, что ежели чья артикуляция губ совсем за габариты транспортного средства выйдет, то мы можем и заглохнуть внезапно. Знак аварийной остановки из рельса сваренный выставить. Капотик приоткроем, фарки протрем, давленьице в шинах измерим… Потом поедем. Гуськом…

Ладно. Стоим мы на площади. “Красный” здесь горит долго. За газетами сходить можно. И замечаем, что слева, только в обратную сторону стоит машина. И не какая-нибудь, а “Форд”! Нулевая. В “металлик” выкрашенная. Сияет, как лысина у нашего механика Петровича. В глазах аж зайчики бегают. Трофимыч от удовольствия языком цокнул, тезис про рыночную экономику пробурчал. Любуемся. Плюрализмом делимся. Я утверждаю, что машина переднеприводная, а друган мой в прениях гнет, что “классическая”.

И тут мы разом на водителя взглянули. По первости, вроде ничего особенного. Обычный новоявленный фирмач – очечки, галстук в горошек, умытый, причесанный. А вот взгляд его нам не понравился. Я такие глаза один раз в жизни видел. В Третьяковке, у Ивана Грозного, когда он сынка своего урезонил. Так же примерно и этот иностранец вылупился. Будто ему на капот инопланетяне высадились.

И вдруг наш моторчик фыркнул и затих. Дело житейское – карбюратор-то Трофимыч с помойки принес, почистил слегка зубной щеткой и поставил. Но из-за этого малозаметного в масштабах экономических реформ события над площадью зависла тишина. При нашем-то работающем двигателе не то что “Форд”, ТУ-154 на взлете не слыхать, а как движок греметь перестал мы и усекли весь драматизм ситуации. Оказывается, ДВС у этого импортного мужика тоже потух! Хозяин, видать, данную неполадку каким-то неведомым образом учуял: наверное, потому, что машина с места не двигалась. Не знаю. Но слышим мы отчетливо, как гоняет он свои буржуазные поршни стартером, а в ответ – ни гу-гу! Даже не хрюкает. Наш-то агрегат хоть на вид и неказистый и четыре раза кисточкой крашеный, но если свечки прокалить, паяльной лампой картерок погреть и аккумулятор пару дней на зарядке выдержать, то он, хоть раз, но чихнет. К бабке не ходи! А “Форд” – ни-ни! Ни одним горшком не хватает…

Затаились мы. Интерес разобрал. Народ сзади наорался до одури, объезжать нас начал. А мы – ни с места. Пари заключили – пять литров масла против крышки распределителя. Трофимыч версию выдвигает – бензин кончился. Я опроверг: прибор-то есть! Чего-чего, а указатель топлива этот инострашка знать должен. Трофимыч свое талдычит – сломался прибор…
- Чего крутить-то? – спрашиваю. – Шланг в бак сунь, погляди: намокнет или нет.
Трофимыч у виска пальцем крутит: какой, дескать, шланг в “Форде”?!

Вообщем, перебрали мы все – от бензонасоса до датчика Холла. Чуть в рукопашной не сошлись, но никакого решения в первом чтении так и не приняли. А должен заметить, что аккумулятор в этом “Форде” какой-то термоядерный – крутит и крутит стартер. Нам столько закруток на пару лютых зим хватило бы. И соседям на прикур осталось. А капиталист, знай разряжает батарею. И все мимо. Он, бедный, от их проклятого изобилия даже представить не может такого удивительного расклада – мотор и не заводится!

Тут мне Трофимыч подмаргивает – слабо, мол? И в сторону этого горемыки пальцем тычет.
Оно, конечно… С умениями и навыками, воспитанными в нас разными сервисами и “ВАЗГАЗЗАЗтехобслуживаниями”, пролетарским интернационализмом, классовым чутьем и соответствующим набором инструмента в багажнике можно даже КАМАЗ в Верхоянске при минус 55 после недельного отстоя запустить. У нас автослесарей в одном Перовском районе столицы больше, чем во всей Америке, включая Южную, Центральную и остров Барбадос! Когда это мы выезжали из дома без зарядного устройства, “прикуривателя”, тросика, на котором впору танки из болота вытягивать и других незаменимых в пути приспособлений?! И вспомогательные средства всегда под рукой: кувалдочки, зубильца, монтировочки, газовый ключик, ломик… Но вот что смущает: машина уж больно импортная. Не очень знакомая. А если при запуске ейного мотора сломаем чего ненароком? Какую-нибудь пипку свернем, не приведи Господи?! С долларами-то у нас не Эльдорадо, сами понимаете…

Вдруг инострашка насиловать мотор перестал. Наверно рука затекла. И на нас взгляд переметнул. А глаз у него стал совсем другой. Жалобный такой… Вроде ему вместо “Мишлена” на магниевых дисках наварку после стотысячного пробега поставили.
- Хелп, - говорит, - плиз!
Трофимыч мозги до боли напряг. Он школу всего пятнадцать лет назад окончил.
- Помощи, кажется, просит, - переводит мне.
- А может пропаганда какая? – усомнился я.
Но тут фирмач опять голос подал.
- Хелп, - буробит. И руками жестикулирует в сторону переднего бампера, как Петр Ильич неподалеку, у консерватории.
Вот тогда мы и решились. Профессионализм разыгрался не на шутку, понимаете. Неужто мы ихнюю передовую техническую мысль к ногтю не приструним? Мой батя на немецком станке времен канцлера Вильгельма по сей день наяривает, а мы что хуже?! Вышли из машины, начали свой ремкомплект из багажника тягать. Заморский гость его как увидел, чуть в обморок не улегся.
- Эй-эй-эй! – кричит.
- Ты давай чего-нибудь одно! – возмущаюсь я. – А то у тебя: то хелп, то не хелп…
Но Трофимыч за него заступился. Он иногда разную литературу про машины листает, интересуется, как они при всеобщем загнивании поршневые кольца 76,4 достают… Объясняет мне, что “эй-эй-эй” – это не в смысле “страшно, аж жуть”, а в синхронном переводе с иностранного - страховая компания ААА.
- Эта ААА может даже банку бензина в пустыню Невада доставить, - говорит.
Хмыкнул я недоверчиво, напомнил этому фантазеру, как мы с ним с пустым баком прошлой зимой на Кутузовском полночи инеем покрывались, но сильно спорить не стал.

- Капот открывай, - говорю иностранцу.
Он опять руками дирижирует! А руки у него! Белые, чистые, ноготок к ноготку… Ни у одного нашего водителя я таких отродясь не видывал. Глянул я на свои, что ни дня без накидного ключа не провели, на пальцы, вместе с которыми Трофимыч намедни шкворень вышибал…
Короче выгрузили мы инострашку из лимузина, а там – мама родная! Ручек, кнопочек! Без стакана шотландского виски не разобраться. Покрутили, повертели, понажимали… Капот открыли. Пока Трофимыч пальцы загибал, цилиндры пересчитывая, я центральный проводок нащупал. Ткнули на массу – шаровая молния, а не искра! Пошебуршили там-сям, вроде на месте все, но не родное какое-то – ничего не оторвано, изоляцией не замотано, проволочкой друг к другу не прикручено… И тут Трофимыч дедуктивным методом блеснул.
- Жмот, - говорит, - этот индюк! Поприжался он на 95-й бензинчик и набабахал в бак 93-го с левого бензовоза, а октановое число там измеряла тетя Даша на глаз и на нюх, добавляя между делом 76-й! Наши моторы такие коктейли глотать привычные, а этот дюже нежный. Видать, какая-то пломба и стряслась!
- Ну, это говорю не беда! Сейчас мы ему мигом реанимацию выпишем…

Завожу я нашу ласточку и впереди “Форда” ставлю, Трофимыч тросик закрепляет, вежливо так заталкивает фирмача на правое сиденье, а сам – за руль. Втыкаю я первую со звоном, дымку подпускаю и рву по Тверскому бульвару с “Фордом” на хвосте…
Только у МХАТа Трофимыч какую-то передачу видать нашупал – жахнуло в “Форде”, аж голуби с бульвара шарахнулись, пыхнуло гарью из глушителя, и он завелся… Остановились мы, с ключика попробовали – шуршит иноземец, как швейцарские часики.
- Аллес! – говорит Трофимыч на чистом английском языке.
Иностранец за трос хватается, лопочет чего-то – “хай-фай, ноу-хау”. Точь в точь, как индеец из племени. Сел в свою машину и укатил.
- Наверное, недавно у нас, – говорит Трофимыч.
- Ничего. Оботрется…

И поехали мы дальше. Ремешок генератора посвистывает, крестовины побрякивают, редуктор погуживает, задние штанги поскрипывают… Все, как у людей. Все, как положено…

1990-й год