Воспоминания о встречах. Арсений Тарковский

     Уговорившись о встрече, я шла в дом Арсения Александровича Тарковского. В справочнике, который дал просмотреть Григорий Михайлович, прочитала, что в том же дворе жили многие писатели.
     Пока от метро подходила к улице Черняховского, казалось, что сейчас кто-нибудь особенно любимый, может быть, даже Андре6й Вознесенский, ему тогда чуть более тридцати, обязательно должен объявиться где-то рядом.
     Размечтавшись, не заметила машину. Она ехала медленно. Вынырнула неожиданно из-за арки. Чуть-чуть толкнула. Я потеряла равновесие. Упала. Поднялась. Все было в полном порядке, но уже открылись дверцы и мне навстречу бежали двое. Мать и сын.
    Они беспокоились и звали к себе пить чай.
- Благодарю вас, мне некогда.
     Они продолжали настаивать. Заходим вместе во двор. Я иду по указанному адресу. Дом тот же, подъезд тот же. Вызывают лифт, убежденные, что ведут меня к себе. Этаж тот же. Что это?
     Как удивилась, когда женщина своим ключом открыла дверь необходимой мне квартиры №16.
     В первый момент подумала, Тарковский живет с соседями, но выяснилось, что на меня наехали жена и сын Арсения Александровича. Сын - тот самый Андрей Тарковский, чьи фильмы так восхищали и радовали.

     Арсений Тарковский провел меня в свой кабинет. На голове темно-синий берет, на шее небрежно повязана цветная косынка. Лицо французского художника. В комнате артистический беспорядок, много книг, на стенах картины.
- С Цветаевой я познакомился у Н.Яковлевой, - начал рассказывать Тарковский, - часто приходил к ней в дом на Покровских воротах. Она жила там в подвальном помещении. Однажды захожу - Марина Ивановна распаковывает вещи и счищает с туфель землю. Спросил, что она делает.
    Ответила, что в этих туфлях не ходила после Парижа:,
 - Тут французская земля. Положу ее в медальон.
     -Она чувствовала себя бесконечно одинокой. Приятельниц имела много. Довольно серых, но очень добрых. Марина разбиралась в людях. Любила делать подарки.

     Мне как-то в четыре часа ночи преподнесла платок. Ахматовой подарила шаль,а та ей бусы, которые Марина выменяла или продала. Жила не просто бедно, нищенски.
С Ахматовой Марина переписывалась очень долго, а встреч было две.
    Первая длилась часов шесть. Разговор интересный, приятный, теплый, а в дверях прощаясь сказала ей: -А, все-таки, вы обыкновенная дамочка.

     Цветаеву отличал вечный бунт и оппозиция к любому строю, необычайная горделивость. Драматург Волькинштейн, увидев ее в кафе, отвернулся. Она подозвала и дала пощечину.

     Как-то ночуя с Асей у Звягинцевой, стены соседской квартиры разукрасили надписями: Здесь ночевали Ася и Марина Цветаевы. Может,это было еще от юношеской бесшабашности, от ненависти к мещанству.

     Марина смертельно боялась войны, особенно после того, как видела падение Чехии и Германии. Ходили с ней за разрешением на эвакуацию, затем долго сидели на бревнах. Она говорила,что скоро умрет и сын тоже.
    - Моя нога на палубе корабля, плывшего в Россию - шаг к смерти.

     Должно быть, ее состояние усугубилось тем, что она очень болезненно переживала случившееся с дочерью Алей и Сергеем Эфроном. Одно время Сергей был врангелевским офицером, затем работал у Врангеля в прессе. Позднее, разочаровавшись в добровольчестве,в Коминтерновском ТАСС, подчиненном сталинскому ГПУ.
     Он хотел вернуться в Россию как до, так и после Испании. В конце концов,  как раскрывшийся агент, попадает в страну и что же? Арестован и растрелян. Жуткая судьба!
     Марина не могла оставаться в Париже. Приближались немцы. Многие знали о связи ее мужа с Россией…
- Я считаю, - продолжал А.А., - что Цветаева сделала все, что могла и умерла мертвой. Об этом же есть у меня и в стихах “Через 22 года”:

Не речи, - нет я не хочу
Твоих сокровищ - клятв и плачей,
Пера я не переучу
И горла не переиначу, -
Не смелости пред смертью:                Ты все замыслы довоплотила
В свои тетради до черты,
Где кончились твои чернила.
 
Она эвакуировалась. Я провожал ее на пристань.
Тарковский показал мне воспоминания Тарасенковой. В них о жизни во время войны. Немного о Цветаевой, но больше о времени и об окружавших ее людях.

     Цветаева очень доверяла Николаю Асееву. Уезжая в эвакуацию, она оставила у него все, что у нее было: вещи, произведения, дневники. Ничего этого жена Асеева Оксана Белкина не вернула. Сказала, было трудно и она продавала на базаре и цветаевское и других людей, доверившим им на хранение свои архивы.

     Жена Тарковского торопилась в гости, но время от времени вставляла реплики. Молодящаяся, голубоволосая о Цветаевой она дополнила то, что увиделось ей:
- Яичницу готовила Муру, да картошку. Ничего больше не могла.

    Арсений Александрович подарил мне рукописный сборник своих стихов. Он назвал его “Марине Цветаевой”. На титульном листе он написал: ”Этот цикл стихотворений уже не принадлежит автору - им владеет его адресат, навсегда покинувший нас в суровую пору испытаний 1941г”.
Семь стихотворений, пронизанных болью разлуки и смерти, горечью и виной. Вот одно из них - “Август на Каме”:



Друзья, правдолюбы, хозяева,
продутых смертями времен,
Что вам прочитала Цветаева,
Прийдя со своих похорон?

Присыпаны глиною волосы
и глины желтее рука,
и стало так тихо, что голоса
не слышал я издалека…

Какие над Камой последние
Слова ей на память пришли
В ту горькую,все еще летнюю,
Горючую пору земли…

Всем клином,всей вашей державою
Вы там,за последней чертой.
Со всей вашей правдой неправою
И праведной неправотой.               
1963г.
    
     Держу в руках крошечную тетрадку с этими стихами, А Арсений Александрович:
- Вы видели нью-иоркское издание прозы Цветаевой?
- Нет.
- Приходите. Покажу.

     Через несколько дней снова сидела у него в кабинете. Читала книгу Цветаевой. Казалось, ее каждое слово обращено ко мне. Все существо переполняет осязание духовной высоты и силы. Эта сила переливается в меня. Рождает огромную радость понимания, сопричасности, ощущаемую почти физически. Когда и в каком состоянии не открывала бы цветаевскую прозу - оказывает магическое действие.

     Цветаеву приняла сразу. 1961г. В лектории я, еще подросток, впервые услышала несколько строк и имя - вот, пожалуй, и все. Сразу же кинулась искать, тогда выходившие журналы “Нового мира” с книгой Эренбурга “Люди.Годы.Жизнь”. Взахлеб обо всем, но, особенно, о Цветаевой.
     Много позже доставала дореволюционные сборники стихов и спустя еще некоторое время, стали публиковать цветаевскую прозу.
В Коктебеле, в волошинском доме - для меня закрыт - издали глядела через занавес -комнаты, книги. Она жила там и все это видела. И в Москве в Трехпрудном переулке тополь столетний и долгое - она смотрела на небо из окна, но дома уже не было.