Внутри озоновой жеоды

Бьёрн легко оттолкнулся от засыпанной голубыми кристалликами поверхности, несколько секунд наслаждаясь невесомостью полета, и плавно опустился в рыхлый мерцающий сугроб. Тяжести скафандра он почти не чувствовал. Он уже научился кайфовать от вынужденного одиночества и не упускал возможности разыграть самого себя, все больше окунаясь в беспечность неожиданной свободы.

Он вспоминал те времена дикой и пьяной от адреналина юности, когда на нем была потертая косуха, сшитая из толстой кожи бизона, кожаные штаны и брутальные ботинки.  Бьёрн был загонщиком. В той, прошлой жизни. Память часто воскрешала слоистые красные закаты его родной планеты, бешеную обжигающую скорость и неистовый нрав скалистых узких дорог.

И как же Бьёрна влекла невесомость прыжка! Всегда! И жизни было не жалко ради нескольких мгновений абсолютной свободы, когда нет ни тела, ни мыслей, ни проблем, ни ярости, только восторг! Когда в голове: «Дави на газ, Бьёрн! Жги, жги их! Гони к ущелью!» - и шум десятков легких байков вперемешку с тугим горячим ветром.

Еще один мягкий прыжок. Крошечные снежинки заплясали вокруг черного скафандра Бьёрна блестящей взвесью не желая затихать и опускаться. Сквозь оранжевую пыль воспоминаний неизменно проступала холодная бледно-голубая реальность. И тишина. И отсутствие неба с горизонтом.  Ненавистное предсказуемое пространство, окутанное плотным ледяным туманом.
 
Эта чертова планета была замкнута на самой себе – удаленность от затухающего солнца, слабая гравитация, высокая концентрация озона в атмосфере создали уникальный климатический организм.

«Атмосфера есть, она тяжелыми тучами сгущена, создавая холодный парник с циркулирующей конденсацией. Циклы ритмично повторяются и высчитываются с математической точностью. С неба свисают тонкими нитями сосульки, густой лес сосулек по всей планете. Они постепенно кристаллизуются, обрастая гранями, отражаясь друг в друге. Кристаллы звенят и вибрируют на высоких частотах, складываясь в унисон, тогда происходит резонанс. И по цепной реакции начинает вибрировать вся планета, зарождаются звуковые ураганы, которые уничтожают этот хренов стеклянный мир замерзшей воды. Потом цикл повторяется», - слушал в пол-уха когда-то Бьёрн дневник первого вахтенного, который читался командиром с нескрываемой усмешкой. Этот мир казался безопасным.

Воздух, которым дышал Бьёрн, гуляя в скафандре, был обжигающе горячим, к такому он привык с детства, но сейчас это было роскошью и неразумной тратой энергии. Но по-другому не получалось. Только так  можно было избежать мыслей о враждебности окружающей среды, отталкивая от себя губительный страх неизвестности. Закрыть глаза, набрать полные легкие теплых воспоминаний, ненадолго притвориться, что тебя здесь нет и никогда не было.

В последнее время, месяцы тишины и ожидания, в голову приходило всякое. Оно являлось без надобности, неожиданно, грубо нарушая хрупкое душевное равновесие. Бьёрн ненавидел космос, ненавидел эту агрессивную стерильную среду озоновой планеты. Но был вынужден жить здесь. И уже не раз признавал, какой это был опрометчивый шаг – променять оранжево-красную бесконечность Великого Каньона, с его мятежными буднями, наполненными скоростью и риском, на холодную чуждую статику.

Бьёрн не думал о последствиях, конечно же, его увлекала игра и невесомость. Он был уверен, что рожден выживать, что он силен, умен и находчив. Но не предвидел одного – внезапного одиночества. Да он и не знал, что оно вообще существует! Всю жизнь он был окружен людьми, братьями по оружию. Он вырос в клане охотников на ящеров. Прибыльный бизнес вот уже несколько столетий обеспечивал стабильную, вполне комфортную и сытую жизнь. Пока ненавистные земляне не отобрали у них все. Нужно было искать другой источник дохода. Ну вот, завербовался. У Бьёрна была семья, росли две замечательные дочки похожие на него и его славную Елену.

Вроде все хорошо – вахтенный метод работы, хорошая компания из таких же, как и он искателей новой жизни, скафандр, напоминающий его вторую кожу, риск и невесомость. Но все пошло не так.

Навигатор показывал кратчайший путь через ущелье. Оставалось пройти совсем немного. Плавными прыжками, словно во сне, Бьёрн передвигался все ближе к своей цели. Он открыл в себе странное, не сразу, конечно, - интерес к этому безжизненному миру. Он не был исследователем. Бьёрн завербовался в качестве обычного работяги. Он делал простую работу, не требующей каких-либо умственных усилий. Выполняй приказы да отдыхай, пей пиво да отсыпайся. Но неожиданно для себя Бьёрн научился видеть. И прежде всего красоту и порядок. И раз уж он остался совершенно один, и, похоже, что надолго, то, что ж терять время зазря, можно ведь взять исследовательскую работу на себя. Так за пребывание здесь ему еще и больше заплатят. Азарт проснулся. Пророс, именно здесь, где ничего не расти не могло.

Вот оно – знакомое плато, с которого открывается великолепный вид. У Бьёрна каждый раз ёкало в груди – очень похоже на его прежний мир, почти тот же Великий Каньон, только серо-голубой. «К вечеру станет серебристо-фиолетовым», - подумал Бьёрн и отстегнул кейс. Он пришел сегодня с миссией. Он решил поставить эксперимент!
 
Случайно Бьёрн открыл удивительное явление – кристаллические фракталы похожие на гигантские живые снежинки.
Младшая дочь дала в дорогу напоминание о себе, дала, наверное, не думая, для чего, просто кусочек своего мира. Это был детский веер, похожий на крыло птеродактиля, только что без когтей. У Повелительницы Ветров была любимая забава - направлять густой стоячий воздух сильными рывками в лицо сестры, мамы и, особенно, в пыльное лицо отца, когда тот возвращался с охоты. Бьёрн закрывал глаза и наслаждался приливом прохлады и свежестью заливистого смеха дочери.
 
Однажды, кутаясь в воспоминания, он взял крыло птеродактиля и, выйдя из колбы термоса наружу, решил забавы ради создать маленький смерч в неподвижном сиреневом пространстве. Помахав веером, он заметил, что завиток воздуха тут же кристаллизуется, а если помахать равномерно со всех сторон, то образуется серединка воронки, потом она скручивается в спираль и выпускает лучи. Они приобретают свою волю и растут самостоятельно, по инерции, симметрично завихряясь, создавая собственные потоки. Все новые и новые лучи  распространяются в пространстве, и тут же, на глазах, создается узор. Так сложная фигура снежинки росла, пока не сталкивалась с поверхностью. Потом она разбивалась и осыпалась. Ее нежный хрустальный звон был едва слышен. И можно было начинать сначала.

 Так Бьёрн развлекался целыми днями, фотографировал, создавая коллекцию фрактальных снежинок. Любуясь неповторимой красотой и симметрией. 

Итак, эксперимент. Бьёрн осторожно вышел на выступающий над пропастью утес, достал из кейса веер, и принялся за создание гигантского шедевра. Он направлял порцию подвижного воздуха так, чтобы воронка, скручиваясь, приобрела необходимую скорость и достаточную инерцию для самостоятельной долгой жизни. Крыло птеродактиля отлично подходило для творения, и все это действо напоминало шаманский танец над молчаливой бездной - успеть бы запечатлеть рукотворное, почти живое существо. А может быть еще и уловить ускользающий смысл хрупкой жизни.

Гигантская снежинка на глазах превращалась в настоящую гидру. Она росла вверх и вниз, вправо и влево, не встречая препятствий. Довольный и гордый собой Бьёрн был похож на ребенка, который встретился с диковинкой. Фрактал был великолепен, симметричен и сложен, как целая вселенная. В ледяных гранях неожиданно отразился черный скафандр. Он выглядел уродливым пятном на совершенном творении. Бьёрн не сразу обратил на него внимание, приняв его за отражение, но пятно двигалось по прямой, справа налево. Преломляясь и дробясь. И тут он понял, что это другой.

Бьёрн убил его, сбросил с утеса и стер из памяти. Давно уже. Он с Ларсом возвращался на базу. Пешком, их сноумоб заглох, здесь техника быстро выходит из строя. Пришли, а станции со ста сорока тремя членами экспедиции - нет. Сверились по навигатору – все верно, они правильно прибыли. Ни станции, ни ангаров, ни термосных колб жилых помещений, ни роботов, ни техники. Только зияющая пустота ущелья с фиолетовым туманом внизу. И тишина вокруг. И шум сбивчивого горячего дыхания в звенящей растерянности.
 
Бьёрн еще не понял, что делать дальше, еще не осознал величины проблемы, как был сбит с ног Ларсом. Тот был моложе, быстрее сообразил, что воздуха не хватит дойти до ближайшего пункта. Но если одолжить у товарища, то шансы есть. Хоть Ларс и служил в космическом флоте, но что он мог противопоставить, всю свою сознательную жизнь просидев в уютной кабине корабля, управляя невесомыми манипуляторами, жилистому телу загонщика на рептилий? В любом случае кто-то один должен был выжить. Судьба улыбнулась Бьёрну.
 
Или же это ещё одна экспедиция прибыла, но как? Это невозможно – цикл еще не закончился. Небеса разверзаются через несколько недель. Черная фигурка человека мозаично плясала сквозь ледяные грани фрактальной гидры и упрямо направлялась на восток.
 
Бьёрн наспех сделал несколько фотографий и, сжав зубы, хлестнул по пульсирующему сердцу снежинки. Звона умирающего фрактала Бьёрн не расслышал, он жадно вглядывался вдаль, на ту сторону пропасти. Но там никого не было.

Мысли путались в голове. Озоновый мир выглядел как обычно - тишина, бледно-голубые горы, размытые туманом, будто утонувшие в акварельных разводах, фиолетовое небо со свисающими сиреневыми нитями сосулек где-то высоко, ровно обложенные рваными стоячими облаками, как сахарной ватой. И никого.

«Не нравится мне это. Похоже, потерял бдительность, - Бьёрн в задумчивости возвращался на базу. - Тут никогда не знаешь, что произойдет. Чужое оно все. Хватит этой пустой экзальтации! Вернись к реальности! – ворчал он вслух. -  Для начала, думаю, надо плотнее поужинать, а там и решать будем. Да, хреново, брат».

«Бахус! Бахус!» – Бьёрна развезло. Он выкрикивал это странное слово в тесноту скафандра и хохотал. Каким же нелепым казалось ему все происходящее! Хмельной бог обнажён и улыбается в веселье! Впервые за несколько месяцев одиночества Бьёрн позволил себе расслабиться. Устроил пир – нажарил мяса на гриле, выдул две бутылки дорогущего терпкого вина. В колбе были найдены богатые запасы, но до сего дня они были неприкосновенны. Видимо, пришел их срок.

Только сейчас Бьёрн понял, в каком томительном унынии он все это время жил. «К черту ограничения, вот кто меня по-настоящему успокаивает, мирит, утешает - с душой вина на губах, с душой вина! Только ты, Бахус, дружище!»

Бьёрн лежал в сугробе невесомый, качаясь на волнах алкогольной эйфории, и любовался электрическими ночными всполохами ощетинившегося неба. Мягкие хлопья снежинок летели в туннеле фонарного света (откуда здесь фонарь?) в лицо и, казалось, что не снежинки летят к земле, а Бьёрн летит в небо. Смутное воспоминание – они с отцом выходят из трактира под названием «Акрополь», идет густой снег, это было в какой-то северной стране на Земле, хмельная легкость и парение вверх, со скоростью падения ледяных хлопьев. Бьёрн приподнялся и осмотрелся. Недалеко от него пробежала собака, что-то вынюхивая в сугробе, пробежала мимо, сосем близко, оставляя за собой мерцающую взвесь.

Холод. Бьёрн внезапно очнулся и оцепенел от ужаса, он не мог пошевелиться. Холод сковал его до костей. Рывком, через боль, Бьёрн превозмог неподвижность и поднялся, стряхнув со скафандра прозрачные колкие щетинки льда. Он не сразу смог распознать, в какой стороне колба - все утонуло в молочном тумане. Несколько поспешных попыток наугад, несколько неуверенных шагов на непослушных ногах – и вот он, теплый термос родного дома. Совсем рядом послышался гулкий равномерный шум – гигантская пика сосульки падала с неба, раскалывалась на одинаковые кусочки, соприкасаясь с поверхностью, ее длина была, наверное, несколько сотен метров, а Бьёрн стоял и непонимающе смотрел. Совсем рядом.
 
Но вот все стихло, и Бьёрн сделал шаг к колбе. Он почувствовал мягкий толчок в спину. Несильный, но такой, что замерзающий одиночка пролетел несколько метров и распластался прямо у порога своего жилища. Бьёрн пролежал еще несколько минут силясь понять, что происходит. «Вставай!» - еще один рывок и дверь станции распахнулась, впуская испуганного  человека.

Разоблачившись, бывший охотник на рептилий, проклиная Бахуса, пил обжигающий кофе. Потом отогрелся в сауне и привел себя в порядок. Что это было? Тревога не отпускала: «Валить пора отсюда. Небеса разверзаются на северо-западе, это несколько дней пути. Ну, его нафиг, пока не улетел в пропасть или еще чего – делать ноги, тем более я единственный, кто может запустить спутник, мне нельзя умирать. Нельзя»

Несколько часов на сборы. Только самое важное: личные вещи, фотографии семьи и друзей, красный булыжник с его родной планеты, пахнущий раскаленными  днями. Еще запас еды на несколько дней перехода, запас кислорода, антифриза, бортовой компьютер, с лично собранной информацией.  Бьёрн повертел в руках хрустальную небольшую жеоду. Их много здесь. И маленькие, и большие, даже есть гигантские. Они «живут» группами. Их изучали – любопытные создания. Хрустальный шар сложной симметричной огранки, с желобками разной формы по всей поверхности словно украшенный письменами. Внутри жеод росли кристаллы - от изумительно прозрачных  до темно-фиолетовых, почти черных.

У Бьёрна была собранна коллекция. Он распиливал их и выставлял на всех доступных поверхностях своей обители. Они тихо мерцали, а Бьёрн представлял, как обрадуются дочери, когда он привезет им сувениры с далекой планеты. Теперь нужно решить, что с ними делать. Оставить? На новом месте можно насобирать еще, времени будет полно. Но что-то Бьёрну подсказывало взять их с собой. Они как свидетели его жизни, они слушали его бесконечные разговоры с самим собой, его песни, его проклятия. Привык он к ним.
 
Ладно, жалко лишаться часа, но что ж поделаешь – они, как домашние питомцы. Не бросать же. Упакованные ящики с вещами Бьёрн перенес в ангар, ввел себе sleepless-инъекцию на трое суток, законсервировал станцию, щедро обработал антифризом сноумоб. С легким сердцем прощался Бьёрн с домом, время выбрано правильно – скоро ураган, а после него сразу же разверзаются небеса. Всего несколько часов можно будет любоваться звездами и провожать взглядом уносящийся в космос шаттл со спутником.

Дорога – это лучшее, что может случиться в жизни. Мысли цепляются друг за друга, синхронно со мчащимся мимо смазанным ландшафтом, непривязанность к реальности освежает и бодрит. Бьёрн, устроившись поудобнее в кабине сноумоба, легко оттолкнулся от недавнего прошлого и отпустил его. Только он и дорога. Капризная, извилистая и непредсказуемая. Табло навигатора осветилось сложной оранжевой кривой на голубом клетчатом фоне, по горной цепи, разрезанной гигантскими трещинами. Глубины провалов так и остались неисследованными, также как и тайны взвешенных морей – отправленные зонды и роботы исчезали там навсегда.

День пути по горному хребту, потом побережье Мерцающего моря, потом еще одна горная гряда, два перевала и выход к Сливочному Блюдцу. Всего трое суток перехода, обустроиться на новом месте – и ждать.

Сноумоб шел легко, едва касаясь поверхности, маневрируя между отвесными скалами, обходя «поселения» жеод, срезая макушки растущих на любой доступной поверхности ледяных кристаллов, оставляя после себя шлейф алмазной пыли. Путешествие только началось. И вот же досада! Слева от себя, на другом краю фиолетовой бездны,  Бьёрн увидел танцующую фигурку человека.
 
Сомнений не было. В черном скафандре он плясал над пропастью. И был хорошо различим на бледно-голубом фоне обледеневшей скалы. Пришлось срочно остановиться. Быстро и ловко Бьёрн спустился по острым выступам, пробираясь ближе к краю выступающей над пропастью каменной глыбы. И вот он уже может подать сигнал, обратить на себя внимание. Ведь не может быть такого, что его не видят! Но тут у Бьёрна перехватило горячее дыхание – над пропастью он увидел растущую во все стороны ледяную гидру! А на той стороне стоял человек, преломляясь и дробясь в ее прозрачных гранях.

«Я знаю, что сейчас произойдет!» - успел подумать Бьёрн. Человек на той стороне замер на несколько секунд и – ударил в сердце фрактала. Потом видение исчезло вместе с еле слышным хрустальным звоном.

«Вот я и попался», – с раздражением отметил Бьёрн. Поднялся в сноумоб, завел двигатель и поспешил оставить проклятое место.
 
«Они охотятся за нашими воспоминаниями, зачем-то, а мы пытаемся вычислить их капканы. Мы здесь за этим. Правда, кто они – так и не стало известно. А вот мы, похоже, как на ладони. Вернее, я один. Да уж… Значит так – не останавливайся! Сам капкан бесполезно искать, хотя хорошие деньги за него можно было бы выручить - живым бы добраться».
 
И опять замелькали обросшие ледяными гранями пологие стены ущелья, и от сердца понемногу, маленькими живыми частичками, отваливалась тревога. Думать об этом происшествии не было смысла. Никак не увязывалось в голове Бьёрна встреча двух – себя будущего и себя прошлого. Кто из них был настоящим? И те, кто мог бы объяснить эффект временного капкана – мертвы, и единственное что приходило на ум – это раздражающий безответный вопрос: «Может ли зеркало не отражать?» Не вопрос, а так - уловка для ума. Бьёрн ощущал себя пойманным, поэтому и ответа найти не мог.

День уже клонился к концу, ничего особенного не происходило. Несколько часов быстрой езды, - и душу опять разогрел азарт. Опять, как и прежде стало бессмысленно легко и упоительно радостно. И эта паршивая зеркальная планета опять стала казаться безопасной.

Бьёрн выехал на плато, откуда виднелась полоска Мерцающего моря - абсолютно ровное пространство! Безмолвная раздерть раскрыла свои девственные просторы, и нетерпеливый беспечный ездок, не помня себя от возбуждения, врезался в принимающую мягкость ласковой взвеси. И вот он уже несется навстречу млечным сумеркам! И как хочется, чтобы путешествие длилось без пугающих неожиданностей. И вот очередной привет от них – на плато одна за другой стали вырастать огромные живые статуи. И проносясь мимо на огромной скорости, можно было совершенно ясно рассмотреть каждую из них.
 
В одной Бьёрн узнал свою младшую дочь. Та стояла и смотрела с вопросом в сонных глазах. Будто бы ее недавно разбудили, внезапно включив только что снившийся сон в ее привычную реальность. Не сбавляя скорости, он рассматривал дочь, но тут она треснула наискось, и верхняя часть поплыла вниз.
 
«Это просто голограмма», - вцепившись в штурвал, успокаивал себя Бьёрн. На скорости изображения сливались в как будто бы связанные сюжеты, и стало казаться, что это всего лишь бред уставшего сознания. Видения обрели непрерывность, а мчащийся ездок уже не видел окружающей голубизны пространства, - призрачные образы его поглотили. Уповать приходилось только на навигатор.

Море было все ближе, небольшой перевал, и внизу показалась безбрежность взвешенной стихии. У Бьёрна похолодело все внутри – побережье скрылось под взвесью. Море поглотило его. И упрямая оранжевая кривая на карте вела в пучину, откуда никто не возвращался. Позади месиво воспоминаний, а впереди неизвестность бездны. И нет времени на раздумья и сомнения. Сноумоб нехотя заползал в пасть гигантскому чудовищу.

«Только, если повезет…» - промелькнула трусливая мысль.
- Каковы мои шансы? - спросил Бьёрн у Боргильды.
- Пятнадцать процентов, - ответил бортовой компьютер.
- Ничего себе, как много! Значит, жизнь восторжествует?
- Без сомнения, - ободряюще, гремя виртуальной пикой и цепями, пропела валькирия.
- Ну, тогда вперед!

Из спускающейся фиолетовой ночи, Бьёрн плавно переместился в пульсирующий электрический свет загадочной уймищи моря. Густая взвесь крошечных ледяных кристаллов отражала всполохи глубинных змеистых молний и плавно расступалась перед несущимся сноумобом. Видимость была нулевая. Морское дно даже у побережья было хищно-скалистым, и надежда была только на чувствительные сонары.
 
«Вот уже час пути и ничего не происходит, - тело начало сводить от напряжения, - странная поездка, будто стоишь на месте, если бы не приборы, то я бы заподозрил, что меня разыграли. Эти загадочные «они».
 
- Бьёрси, - позвала жена. Ее голос слышался совершенно отчетливо, правда, было непонятно, звучит он внутри, в воспоминаниях, или снаружи. И тут поток звуков хлынул в сознание Бьёрна. Смех играющих дочерей, раздраженный крик Елены, когда они ссорились, рев моторов и пронзительное шипение загнанных в ловушку рептилий, неровный пьяный гул отмечающих успешную охоту товарищей, шум смертельного обвала в горах. И образы… Они давили друг друга, пытаясь опередить, наслаивались и поглощали настоящее, замеченные, разрывали душу, насытившись, они раскалывались со звоном на куски и опадали. И тут же приходили новые. Хаотично, откуда-то из глубин памяти – младенческий крик, шепот матери, зловещий шелест листвы.
 
Звуки начали искажаться. Будто бы их запустили вспять. Бьёрна рвало, выворачивало без остатка, выжимало все до желчной капли. Время было проглочено безумием и уничтожено. Бьёрну не оставили ни мгновения, ни толику воли, чтобы зафиксировать и осознать происходящее. Это был хаос небытия.
 
Погруженный во чрево хищного моря, пристегнутый к креслу, яростно вцепившийся в штурвал, он плевался кровью, истекая потом и слезами. И уже не оставалось дерзновения мыслить, потому что любая мысль превращалась в уродливый гротеск и поглощала создателя. Силы покинули Бьёрна, осталась одна лишь рваная оболочка пустого тела. Прекрасные валькирии носились где-то рядом, но не спускались, а взбешенно шипели, как пойманные рептилии.

Тишина. Бело-голубой живописный горный пейзаж. Огонек жизни в остекленевших глазах. Он очнулся. В сгустках собственной крови и желтой слизи. В кабине нестерпимо жарко, мучительно жарко. Онемевшей рукой Бьёрн дотронулся до табло климат-контроля и понизил значение температуры. Сделал вдох и выдох, и еще.  Глубже. И еще глубже. Сердце учащенно забилось. Это была радость выжившего. Он остановил идущий на автопилоте сноумоб и не смог справиться с рыданиями. Загонщик на рептилий только что родился.

«Чертова эйфория! - Бьёрн устал от многочасового выматывающего счастья, самым желанным событием был бы долгий-долгий сон. Но спать нельзя. Худшее уже позади. Даже намек на мысль о пережитом вызывал приступ тошноты, - смотри вперед и не думай ни о чем. Еще пару суток пути». Пару суток!

- Каковы мои шансы? Глупый вопрос, понимаю, но ведь рождение не дает еще никаких гарантий, - отгоняя нехорошие предчувствия, вопрошал у Боргильды недавно выживший.
- Шестнадцать процентов.
- Что?! Почему так мало? Чертова, хренова планета! Когда же я свалю отсюда? Идиот, кретин! Никогда больше, никогда, слышишь?! Ни за какие деньги!!!

День пути. Ни езда, ни  умиротворяющий пейзаж снаружи не доставляли никакого удовольствия. Невысокие горы с плавными, волнистыми очертаниями делали поездку приятной, притупляя фоновый страх. Но теперь Бьёрн был во власти злости. Она никак не могла выплеснуться, хотелось убить кого-нибудь. Сноумоб разрушил поселение жеод, потом еще одно. «Уничтожить, уничтожить! Дайте мне оружие, я разнесу здесь абсолютно все!» - наслаждаясь буйной своей жестокостью, кричал недавно родившийся.

О, эта сладость мести! Бьёрн развернул сноумоб восточнее – найти и разрушить! Хрустальные жеоды лопались, и из них вырывался предсмертный хрип с белым завитком плотного пара. В кабине приборы навигации панически пищали, Бьёрна это только веселило.
- Я тебе сейчас голову оторву, - угрожающе прошипела Боргильда, - иди намеченным курсом!
- Что!? Это ты мне? – не сразу сообразил человек. – И как это понимать?
И все же он нехотя развернулся, приходя в себя, размышляя о предательстве бортового компьютера. И вот красная стрелка опять покорно передвигается по оранжевой кривой, но в голову уже закрались нехорошие мысли: «Доеду ли я вообще, и туда ли путь мой лежит? Боргильда скверной оказалась подругой, раз дала взломать себя. Можно ли теперь ей доверять? Еще одна ловушка, но если я отключу систему навигации, то никогда не достигну цели. Придется мириться с тем, что есть. Вот же хрень. И... Может ли зеркало не отражать?»

- Впереди перевал, будь осторожен, там небо очень близко к поверхности, - как ни в чем не бывало, пропела Боргильда. – Тебе придется взять управление на себя. Не волнуйся, это всего на пару часов.
- Хорошо, волноваться не буду, - хмыкнул Бьёрн. Дотронувшись до панели, он достал из кофейного аппарата стаканчик с горячей невкусной жидкостью. – Я уже совладал с эмоциями.
  - Если чувства не будут истинны, то весь разум окажется ложным.
- Да иди ты! – Бьёрн допил кофе, проверил бортовой журнал. Записи с предательским шипением ИИ-валькирии он не обнаружил. И не удивился. Возможно, показалось. Лучше грешить на сбой своего незащищенного мозга, чем на сложную совершенную машину. Да, так даже спокойнее.

Вот и перевал. Сноумоб легко взобрался к подножию срединного плато, и стали отчетливо различимы острые пики спускающихся с неба фиолетовых нитей. Зловещая щетина озона. Верхушки окрестных гор уже давно срослись со сводчатым ледяным потолком, и их поглотил плотный туман. Успеть бы проскочить сквозь закрывающиеся ворота бездушных небес! Ехать-то всего ничего, но опыт подсказывал – никогда нельзя расслабляться. Так что смотри в оба глаза, Бьёрн! Внимательнее, вверх и вперед!

Медленно, невесомо сорвалась и упала перед сноумобом сначала одна сосулька, за ней вторая, потом пошел ледяной смертоносный дождь. А может что-то случилось со временем? Может это оно замедлилось? А может, изменилось восприятие Бьёрна? Это оно стало тягучим, растянутым, плавным? Машина ловко маневрировала между аметистовыми струями льда, оставляя за собой растущую ломаную кучу, и человек в ней был весь внимание. Он забыл кто он и откуда, что ему здесь нужно, о чем он мечтал и что только что ненавидел. Он опять выживал. Одно неловкое, ошибочное движение, и путь его оборвется. Навсегда.

Можно выдохнуть. Позади остался адреналиновый грохот, сноумоб мчался вниз, покидая разъяренные небеса. А там впереди было видно - небо уже соединилось с верхним перевалом.  Еще одна задачка. Спустившиеся ледяные нити вросли в скальную поверхность и уже выпустили щетинки кристаллов. По мере взросления, кристаллы искажают пространственно-временные показатели, сейчас они молоды, а значит – почти безопасны.
 
- Даже интересно, что на этот раз, - поделился Бьёрн своими мыслями с валькирией. Но та молчала. В этом немом ответе было что-то зловещее. – Ладно, разберемся. Деваться-то некуда. Ночь простоять да день продержаться. И я дома.

Достигнув высохшего русла реки между горными хребтами, Бьёрн заглушил двигатель,  накинул защитный капюшон скафандра и вышел наружу. Нужно как следует подготовиться к сложному участку пути, обработать сноумоб антифризом, осмотреться, отдохнуть немного. Под ногами стукнулись друг об друга небольшие шарики жеод. Бьёрн поднял одну и всмотрелся в хрустальный бело-сиреневый замкнутый мир. Завороженный, он не помнил, сколько времени прошло. Но, оторвав свой взгляд от игрушечного космоса, он обнаружил себя стоящим в своей колбе с такой же жеодой в руке.

Нехотя Бьёрн осмотрелся. Положил хрустальную сферу на полку, потрогал стол несмелой рукой, сел на стул и попытался сообразить, что делать дальше. Перед ним стояла коробка с его личными вещами. Это были те, поспешные, сборы. Когда надо было решить - брать ли коллекцию жеод с собой. В прострации он посидел еще немного, потом двинулся на кухню, из кладовой вытащил упаковку с ароматными зернами кофе и опустил в нее голову. Глубоко и жадно вдыхал горький терпкий запах и видел только оранжевое небо. Бесконечное, до горизонта.  И красный каньон. Густой одуряющий дух прошлой жизни. Наверное, утраченной навсегда.

«Надо быть готовым к тому, что придется заново пройти весь путь. А сил уже нет. Хоть оставайся здесь и помирай», - сбитый с толку, Бьёрн облачился в черный скафандр и, выходя из колбы, он мельком глянул в зеркало, которое никогда не замечал здесь. В нем отразилась вся комната, с расставленными тут и там мерцающими жеодами.

- Оставайтесь здесь.
Бьёрн шагнул в голубое пространство,  и под ногами стукнулись друг об дружку шарики жеод. Сноумоб стоял еще не обработанный антифризом, а пора бы. Ведь небо уже соединилось с поверхностью верхнего перевала. Нужно торопиться.

Ночь на этой планете не одевается в скорбное покрывало тьмы. Ночи здесь красивые, таинственные. Электрическими цветными всполохами прошивается сапфировое небо, бледной светящейся рябью гуляет туман по крутым склонам и острым выступам гор, разрозненные кучки жеод разговаривают друг с другом крошечными молниями, иногда посылая в соседнее поселение разряд посильнее. В каждом кристаллике вокруг отражается световое непрерывное шоу миллионы лет. И ты тут такой идешь всеми забытый, одинокий и чужой. И никому нет до тебя дела. Здесь просто холодно.
Здесь просто нужно выжить.

Вопреки здравому смыслу.
Зачем же, Бьёрн, ты вышел из кабины? Силы-то ведь на исходе, да и времени в обрез. Какая злая сила выманила тебя? Посылай теперь проклятия безбожным небесам, они все равно тебя не услышат. Собирай себя по кусочку – вспоминай молитвы и мантры. Отражайся в миллионах гранях, раздробленный и расщепленный. Может, ты успеешь достигнуть дна своего отчаянья и оттолкнуться от него? Это не просто одиночество – это миллионы жадных рук разорвали тебя, это глубочайшая бездна. Так, где же дно? И если его нет, то и тебя тоже нет.

- Все гоним отсюда! – Бьёрн очнулся от морока, похолодевший от ужаса, запрыгнул в сноумоб и взял ручное управление на себя. Колонны аметистовых сосулек ощетинились зеркалами кристаллов. И в каждой растерянно кружил человечек в черном скафандре. Разорванный на молекулы отражений. Хорошо, что небесные сосульки росли на значительном расстоянии друг от друга. Это очень облегчало передвижение. Сноумоб плутал, легко объезжая их.

- Не может зеркало не отражать! Не может! – орал в пространство кабины человек. Он знал - его никто не услышит. Потому что никому нет до него дела.

Пройти верхний перевал. И все. А там Сливочное Блюдце. Наверное, самое безопасное место на этой планете. Концентрация озона там минимальна – и можно дышать. Одно из немногих мест, где разверзаются небеса. Благословенная земля.

Аметистовый зал озарялся бледно-желтыми всполохами молний, и мерещилось, что конца и края ему не будет.
- Будет, будет, это просто нетерпение, – думал одну и ту же мысль Бьёрн. Он был сильно вымотан, – нервы не к черту.
 
Он хотел уснуть. Окунуться в собственные глубины, в собственное бытие. В красного цвета прошлое. Отдохнуть там. Казалось, сознание было связано с телом тонкой нитью, которая вот-вот порвется.

Сноумоб летел вниз. Колонны сосулек уже и тут срослись с поверхностью, но вот видны просветы, вот они уже оторвались от земли, и вот они над головой. Теперь склон стал круче, а видимость четче. Сноумоб достиг русла реки, теперь можно нестись на автопилоте и передохнуть. Горы расступились, небо посветлело, здесь голубой плавно переходил в белый. Еще немного. Там внизу озеро. Сливочного цвета. Самое безопасное место на этой странной планете.

Дежа вю. Взобравшись на небольшой перевал, Бьёрн посмотрел вниз и ужаснулся.
- Нет, только не это, - под ним лежало Мерцающее море.
        - Бежать! – он мельком глянул на навигатор, и тело свело судорогой. Прибор показывал то самое место два дня назад – он был в начале пути. – Нет, я не смогу!

Сноумоб развернулся и рванул обратно. «Да, я же в ловушке, бежать некуда», - и там где еще недавно был крутой подъем к верхнему перевалу, Бьёрн увидел пустоту фиолетового, начавшего светлеть, неба. Это должно было быть утро последнего дня перехода. Но перед ним лежало хищное море, скрывшее под взбешенной взвесью собственное побережье.

Отчаявшийся человек сделал еще несколько нелепых попыток к бегству, но море подступило к нему уже со всех сторон.

- Вот и коллапс ко мне пришел, прощайте, друзья, - сказал он вслух в надежде, что когда-нибудь сноумоб будет найден, и бортовой журнал расшифрован. Он заглушил двигатель и решил ничего не делать.
 
Успокоиться и собраться с мыслями. Разложить все по полочкам, пока мозг еще не захвачен. Выстроить свой коридор событий.

И вот сноумоб утоплен пучиной и плотно облеплен любопытной взвесью.
«Кислорода хватит на несколько суток, если…если… Лучше не думать об этом. Думай о другом. Решай задачку. Будто бы есть ключ ко всему этому. Будто бы я должен открыть дверь. Будто бы это тот же самый толчок в спину к дверям моей колбы, когда я был с серьезного похмелья, замерзший. Да и теперь, мое состояние можно также назвать. Будто проснуться не могу. Не могу прийти в себя. Это из-за страха. Попытайся успокоиться», - Бьёрн с усилием раздвигал роящееся марево обрывочных мыслей в голове и старался рассмотреть панораму пройденного пути. – «Допустим, все, что происходило не случайность, а имеет смысл. Допустим, я что-то сделал неправильно. Например, я мыслю не правильно. Я что-то не учитываю. Это – что-то важное. Какой-то элемент незнакомый мне», - вот и все, что Бьёрн смог выдумать. А дальше – ничего. Ни одной толковой идеи.
 
В прострации сидел он, внутри мерцающего миража. И слушал пустоту внутри. Откуда не возвращаются зонды.

«Или все-таки возвращаются? Но в другом качестве. Бывает, внезапная мысль приходит из ниоткуда. Она то и становится решением. Так что жди и слушай пустоту».

«Сейчас бы заснуть. Во сне так все причудливо складывается. Такое же месиво из впечатлений. Но во сне эта нелепица кажется нормальной. Потому что сознание не оценивает. И не привязывается ни к чему. Потом – раз и проснулся отдохнувшим. И ты знаешь, что все чудесным образом встало на свои места. В голове – ясность».
 
Бьёрн нехотя вернулся к началу путешествия. Вспомнил, как он напился и отпустил свою уныние и тоску. Потом пришел страх. Сборы были поспешными. Пожадничал. Взял с собой коллекцию жеод. Им, похоже, это не понравилось. Потом была беспечность вперемешку со страхом. Потом отчаянье. Здесь надо бы подробнее рассмотреть, но сил на это нет. Что-то ужасное, невыносимое там было. Но в итоге – жизнь продолжилась. И еще испытание. Нужно было максимально сосредоточиться. Получилось. Потом странный морок и вот теперь он здесь. В глубинах таинственной пучины. Будто в самом себе.
 
«Да, странно, когда противостоишь разумной стихии, и понимаешь, что она играет с тобой. А ты пытаешься присвоить себе власть над собственной жизнью. Это называется ответственностью. А она разбивает твои иллюзии к чертям. В этом мире проще самому стать зеркалом и просто отразить обратно всю эту сложность. Остаться позади, в тишине, не причастным. Остаться позади. Вот оно! Тот стоит за своим зеркалом и показывает мне мое! - как же просто».
 
Бьёрн, смеясь, представил, как он навел большое зеркало на этот кристаллический мир, а тот также спрятался за таким же зеркалом.
 
И получается длинный-длинный коридор, самоподобное множество. Как фрактал.
«Погоди-ка, мой фрактал над бездной. С него то и началось все. Ведь в каждом его фрагменте заключено целое», - мысль предательски выскальзывала, не давалась. Здесь было самое важное, Бьёрн нутром это чуял. Он ведь был загонщиком. Инстинкт, его не пропьешь. «Гони ее, жги. Впереди ловушка, - туда!» - опять азарт. Мысль была сложной. Невыносимой, неподъемной. Бьёрн закрыл глаза и перенесся на край утеса над бездной. Вспомнил восторг, когда ледяная гидра, закручивалась в спирали, словно живая, ритмично выпуская новые щупальца. И в каждом была изначальная, цельная идея. Одновременно фрагмент и целое. Прибавить к этому явлению временные ловушки и…

- Тук. Тук-тук. Тук-тук. – Кто-то постучал снаружи в боковое стекло кабины.
«Ну, вот – началось», - только и успел подумать Бьёрн.
И опять:
- Тук. Тук-тук. Тук-тук, - взвесь расступилась, и к окну, пытаясь рассмотреть, что там внутри, приблизилось лицо. Это был Ларс. Он опять настойчиво постучал. Он был без шлема.
 
«Морок», - подумал Бьёрн. Но тут он увидел, что кабину уже не облепляет взвесь, что пространство снаружи сливочно-белое. Что сноумоб стоит на берегу благословенного озера, и вдалеке видны серебряные корпуса жилых колб.

«С ума сошел», - рука сама, повинуясь бессознательной вере, дернула рычаг, и шлюз отъехал вверх. Тело измученного Бьёрна выскользнуло наружу, и Ларс успел подхватить его.
- К черту эту планету! Никогда и ни за какие деньги! – прохрипел Бьёрн.
- Ты теперь сталкер, дружище! Ты теперь один из нас! – Ларс, поддерживая товарища, медленно направился с ним к станции. – Ты думал – это выбор? А это не выбор, это – судьба. Ты прирожденный охотник за смыслами. За теми, которые постоянно ускользают. У тебя получилось!

Тревожно пахло озоном, две человеческие фигурки медленно поднимались к станции.

- Ахудивительное приключение, - сострил Бьерн.  Ларс засмеялся:
- Дружище, мы все через это прошли. И это еще не все. Скоро небеса упадут на поверхность, пережить ураган – это нечто. Ну, ничего! Смотри, там все наши. Как выспишься, устроим пир в твою честь! Твоя колба тебя уже ждет. Сон укрепит тебя, ты будешь рассуждать мудро.

Так говорил Ларс, идя с загонщиком по пляжу Сливочного озера. Крошечные шарики жеод приятно шуршали под ногами, они были похожи на икринки гигантской электрической рыбы, которая жила где-то в небесах. Которая безмятежно плавала в открытом космосе, наслаждаясь изначальной своей свободой. Ей не было ни до чего дела. Особенно до ледяной планетки с зеркальным названием  Латкарф.