Узкий путь

Впервые опубликовал по ссылке http://pravmed.cerkov.ru/uzkij-put

   
    Входите тесными вратами, потому что широки врата и пространен путь, ведущие в погибель, и многие идут ими;

    потому что тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их.
    (Матф.7:13-14).

Лев рыкающий искал её, чтобы поглотить. Внешне лев был прекрасен. Роскошная грива сверкала как Солнце. Шерсть, если и уступала гриве, то ненамного. Царственностью лев превосходил царей земных. Такой прелестный вид, такой манящий взгляд!

Только вот глаза льва были злые-презлые, голодная тьма жила в них. Она то и была сутью того, кого разумная единорожка видела львом. Посмотрев льву в глаза уже перед самой пастью, обманутая бедняжка поняла, что зря сошла с верной дороги, зря изменила узкому пути, но было уже поздно. Спутники, благородные единороги и смелые пегасы не смогли её спасти. К тому же под их охраной шли и другие, нуждающиеся в защите. Возможно их следовало оставить в надежде, что вместе отобьются и бросить все силы на спасение потерявшейся единорожки. Возможно, но сильный, красивый, такой прекрасный единорог во главе каравана рассудил иначе. Потом он пал во тьму, холодный расчёт проложил тьме дорогу в его сердце, но это уже другая история.

Единорожке, единственным оружием коей был лишь рожок способный испугать разве, что не слишком крупную собаку, оставалось лишь убегать. Ведь доселе не разу ни изменившее волшебство, на которое так полагалось единорожка, почему-то не действовало. Хотя преследующей юную единорожку был бы страшным противником и для сильнейших единорогов волшебных миров в одиночку управляющих светилами. Почему же он до сих её не догнал? Не плоть единорожки была нужна тому, кто выглядел больше, чем львом, не считая злых-презлых глаз. Души поглощала голодная тьма в его глазах!

Однако далеко не каждую душу мог поглотить даже он, а лишь души предателей, что отреклись от Солнца Правды. Поэтому в загонной охоте принимала участие и Момра. Она как пасмурный туман, как темень, как потёмки. Она вползает в души и шепчет лживым подобием внутреннего голоса…

«Прими тьму, стань мной, а я стану тобой и тогда тебе уже не нужно будет бояться», — искушала Момра рогатую лошадку, причём не лгала ни единым словом, ложь её была превыше разума единорожка, да и далеко не каждый из земных венцов творения смог бы её разоблачить. Так почему же разумная единорожка, сбившаяся с дороги, потерявшая даже имя своё в пасмурном тумане Момры, всё ещё сопротивлялась? В глубине её затуманенного сердца ярко горела искра Божия. Наверное даже тот, для кого сама Момра была лишь загонною собакою, не смог бы её погасить, ввергнув душу маленькой единорожки в беспросветный мрак своей внутренней бездны, лишь затмить той тьмой, что есть не отсутствие, а отрицание света.

…

По прямой, как стрела, дороге, по узкому пути шли плащи. Конечно, плащи шли не сами по себе. По дороге в плащах шли люди или по крайней мере человекоподобные создания со скромно надвинутыми по самые брови капюшонами, несущие тяжелые котомки за плечами. Несколько силачей, как бурлаки на Волге, вовсе тянули за собой телеги с каким-то то ли химическим, то ли алхимическим оборудованием. Шли и имели вид праведников, погружённых в мысленную молитву. Легко шли по не раз хоженой дороге.

За монахами же плёлся лысый старик в потёртом плаще с исцарапанным посохом в правой руке. Он не выглядел погружённым в молитву, а минуту назад неосторожно откинутый капюшон, показал лысую макушку. «Да зачем только благочестивые монахи взяли этого едва ли верующего нищеброда в дорогу по опасным тропам межреальности?» — мог подумать безымянный наблюдатель, приступи к наблюдению прямо сейчас.

Безымянный наблюдатель без сомнения не удивился бы при виде того, как лысый старик сходит с прямой дороги, покидая узкий путь. Может быть даже сказал ехидно: «Так старому дураку и надо!» Только вот почему, оставшимся без него, монахам вдруг стало так тяжело идти?

…

После переселения на Ферму с Фабрики, после начала жизни среди живой природы серокрылая Мидори словно бы сбросила с себя невидимый груз. Отпала тягостная необходимость строить из себя крутую. Наедине с конями можно быть самой собой.

Однако незаметно для себя самой, прежде общительная обладательница серых крылышек за спиной, чем-то похоже на ангельский нимба над головой сократила свою общение с людьми и серокрылыми до минимума. Редкие визиты в город, да и то в основном потому, что Лаборант на коего она официально работала, назначал ей встречи в подвале Фабрики, где теперь располагалась новая лаборатория под его началом. Кстати перенос упора на профилактику заболеваний с лечения больных начал приносить плоды. Даже простудные заболевания начали сходить на нет. Так, что и с серокрылыми из своего прежнего гнезда Мидори перекидывалась хоть парой слов из-за, а может благодаря, причуде Лаборанта?

Во время этих редких визитов серокрылая Мидори заглядывала и в библиотеку к серокрылой Нэму. Сдавала старые книги по биологии, экологии, животноводству, ветеринарии и садоводству. Брала новые… Нэму, волей-неволей как библиотекарь единственной библиотеки хорошо знакомая с городской жизнью, вытаскивала Мидори на прогулки по городу. С ними был и Пегасик, которой даже став из жеребёнка жеребчиком, но ещё не матёрым жеребцом, уже являлся самым сильным конём в Гли, среди представителей сильного пола по крайне мере. Так как его невесты, с которыми он, пока, ограничивался полудетскими ласками, были вряд ли слабее своего суженого.

Хотя, к примеру, по стройной, грациозной Луняше и не скажешь, что она так сильна. Да и быстра ещё к тому же. Иссиня-чёрная кобылица с серебристыми гривою и хвостом несётся порою, как ветер. Иногда почти летит над землёй даже безлунными ночами, причём без единого сколько-нибудь серьёзного повреждения. С нею Мидори находила множество целебных трав, а порою так и чудодейственных растений. Вместе смогли найти даже легендарный цветок папоротника, лекарство от всех телесных болезней. Рак и то отступил перед силой чудесного цветка!

Беляна же сама по себе живое лекарство от хандры. Там, где она, там нет печали. Лишь собственной сестре, Луне, порою бессильна помочь даже солнечная кобылица, рядом с которой так тепло и уютно.

Казалось бы живи и радуйся, но получив целый табунчик коней один другого чудеснее. Мидори захотелось большего. Захотелось говорить с ними как с людьми и серокрылыми. «Они такие смышлёные, да что там смышлёные, наверняка не глупее меня, только вот настоящего волшебства в Гли маловато, мистика, пожалуйста, хоть ложкой ешь, но…» — тут Мидори вспомнились сказки о чудесном Коньке-Горбунке и пышущем жаром Сивке-Бурке. И она взяв любимицу старца Серафима, отправилась в гости к старому пасечнику.

— Здравствуй, радость моя! Здравствуй, золотце! — с искренней радостью приветствовал обеих добрый мудрец. Единственный в Гли превосходящий даже Мидори в любви к братья и сёстрам нашим меньшим. Хотя, конечно, куда резче был контраст в его и её отношении к разумным обителям Гли.

— Недоглядел я старый, опять целая кадушка цветочного мёда засахарилась, — с улыбкою сказал многоопытный пасечник, поныне превосходящий в мастерстве иных пчеловодов Гли, да как бы не всех вместе взятых. Собственно они и являются учениками, его учеников, которые в свою очередь ученики…

Зачем в Гли столько мёда? Неужто горожане такие сладкоежки? Не без того, но всё же мёд поплоше, предназначенный для длительного хранения, уходит за Стену. Хотя едал ли кто на Земле мёд среднего качества по меркам Гли?

А и засахаренный мёд старца Серафима лучше лучшего мёда остальных пчеловодов Гли. Богатейшим человеком пусть маленького, но всё-же целого, мира мог бы стать старый пасечник, но совсем не ценит злато с серебром добрый старец, совсем не ценит по сравнению с радостными улыбками. Вот и угощает напропалую!

Мидори, дабы не чувствовать себя ленивой нахлебницей, споро накрыла на стол, а старец Серафим в этом время поговорил с Беляной. Причём казалось, что он понимает кобылицу и безо всякого волшебства.

Кадушка с большей частью золотистого мёда досталась златогривой кобылице, а хозяин с серокрылой гостьей стали чаёвничать. Причём вместо привычного серокрылым чая, старец Серафим заваривал иван-чай и заповедные травы.

— Знаю, зачем пожаловала, другой бы сразу отказал, — сказал мудрец, видя, что на Мидори напала нерешительность и она выпивает уже которое по счёту блюдце чая, прихлёбывая уже через силу.

— А нам? — встревоженно поинтересовалась Мидори.

— Тебе бы тоже отказал, а вот вам четверым отказать уже не могу, — развёл руками Серафим, не пролив из блюдца и капельки.

«Значит мои милые тоже хотят поговорить со мною по-человечески», — сделала не совсем верный вывод Мидори. Так как её любимец и любимицы огорчались из-за её огорчения их не владением человеческой речью, а не из-за самого факта не владения. Ведь и на своём языке они способны выражать нежную любовь друг к другу, уважительную любовь к своей старшей подруге.

— Только вот не в Гли ваше желание сбудется, а ещё… Ну, да пусть будет тебе сюрприз, знание будущего тяжкая ноша, — с этими словами улыбка ненадолго пропала с уст прозорливого старца, что случалось со столь жизнерадостным человеком крайне редко.

На этом беседа по-существу завершилась. Хотя побеседовали ещё об экспериментальных яблоньках, оставленных Лаборантом под присмотр Мидори. Причём древний старец показал недюжинные познания в современной биологии. Хотя и ворчал по-стариковски: Тише едешь, дальше будешь. Не доведёт до добра генная инженерия. Может быть по его совету Лаборант не стал выводить «Рыбопомидор Эль-Гиганто», который сам съедал бы насекомых — вредителей и был бы вкусен до умопомрачения, но через поколение делал бы людей подобными бесплодной смоковнице?

Впрочем, мешок экспериментальных яблок, как выяснилось, не замыкающийся в прошлом седобородый старинушка, принял с благодарностью. Возвращалась Мидори тоже не с пустыми руками. Ведь добрый старец зная, что юная девушка из любви к животным строгая постница, щедро снабдил её много чем вкусным и полезным от вроде бы банального, но такого вкусного, липового мёда, до маточного молока такого качества, таких удивительных свойств, что съел ложку и работай хоть весь день без отдыха.

Окрылённая, в переносном смысле по причине наличия крыльев, девушка решила наведаться в Гли в неурочное время и не прогадала. Нэму, наконец-то, смогла воспользоваться ошибкой плащей!

— Ки-теж, — протянула Мидори, разглядывая берестяную грамоту в книге из-за Стены.

— Китеж, — поправила её серокрылая Нэму.

— А разве Китеж не является легендарным городом? — с сомнением в голосе спросила Мидори.

— Может быть и о Гли где-нибудь рассказывают сказки или даже показывают…, — с этими словами пожала плечами Нэму.

— Жаль всё-же, что затея Акане с информационной революцией провалилась, — произнесла Мидори, которой хотелось увидеть любимых коней на движущихся картинках.

— Книги лучший источник информации! — уверенно возразила Нэму.

— Ладно, не буду спорить с такой учёной серокрылой как ты. Ты мне лучше скажи, как мне воспользоваться этой информацией с учётом откровения старца Серафима? — перешла к тому, что её по-настоящему волновало, Мидори.

— Сначала я подумала, что он имел ввиду…, — с этими словами Нэму посмотрела вверх, гладя словно бы через потолок: — однако теперь думаю, что старец вёл речь о мирке вроде нашего.

— И? — в предвкушении расправила крылья Мидори.

— По моим расчётом через час в город войдут плащи, — завершила беседу Нэму.

Нэму не ошиблась, но кроме телег с каким-то то ли химическим, то ли алхимическим оборудованием Мидори не заметила ничего необычного. Возможно потому, что удерживала иногда не в меру дружелюбного Пегасика, которому хотелось познакомиться с вновь прибывшими.

Нэму же обратила внимание на какой-то прежде невиданный знак, поданный Переговорщиком Привратнику, которым ныне служил сотник Лонгин. «Интересно, почему его называют сотником, хотя по числу подчиненных еле на десятника тянет?» — промелькнуло в мыслях Нэму.

— Вернёмся? — предложила разочарованная Мидори.

— А мешок плодов масляной яблони Пегасик назад повезёт? — поинтересовалась Нэму.

— Для Лаборанта второй урожай оказался лишним. Не знаю, куда девать эти маслянистые яблоки. Может в Старый Дом отвезти? — поинтересовалась Мидори.

— Пробовала, думаю они не для серокрылых. Людям предложи, — посоветовала Нэму.

Совет оказался верен, сытные плоды понравились крепким мужикам и здоровым парням, торгующими на рынке изделиями рук своих. Степенные мужики с весело подмигивающими парнями не оставили Мидори без отдарков и седельные сумки Пегасика наполнились полезными в хозяйстве вещами. Хотя Серокрылая и не хотела брать новые вещи в соответствии со старинным обычаем, но рыжий дядя Толя, хитро подмигнув, убедил её, что новые вещи с изъянами всё равно, что старые.

Так хозяйку в лице Мидори обрели: скребница для коней с отпечатком на ручке зубов неведомо кого, треснувшая катушка с целой нитью, ком перепутанных лент для украшения грив и хвостов, смешавшиеся между собой соль с чёрным и красным перцев, дюжина (по словам продавца) чуть погнутых гвоздей, топор без топорища, топорище без топора, почти целый точильный камень с алмазным напылением и много чего ещё подобного. Прямо-таки удивительно, откуда это у хозяйственных продавцов столько брака? Особенно смущали Мидори топор без топорища, топорище без топора точь-в-точь подходящие один к другому. Она даже хотела их вернуть, но расторговавщиеся братья, взявшие лишь по яблоку, уже ушли.

Нэму же, которая всё никак не могла оторваться от любимых книжек, накопила целую кучу листов в своём блокноте, который она называла чековой книжкой. Так, что тоже нагрузила Пегасика товарами для серокрылых Старого Дома. Впрочем, тяжёлое по меркам двух серокрылых девушек, вряд ли было таковым по меркам крепкого жеребчика. Уже сейчас бы он мог пахать с утра до вечера с перерывом лишь на обед во время страды, но даже старцу Серафиму не удалось убедить Мидори в допустимости таких нагрузок для Пегасика. Хотя коня весом без малого полтонны может уже пора называть Пегасом?

Так, что даже летом трудился Пегас лишь до обеда, да и то не каждый день. Причём кроме старца Серафима Мидори одалживала коня только своей второй подруге Ракке. Да и то чуть не каждый раз брала с неё обещание не перегружать работой «малыша». Вот и носился Пегас по лугам, не знаю куда девать избыточную силу, если не сопровождал хозяйку во время редких вылазок в город.

Беляна тоже была желанной гостьей в Старом Доме. Очень любящая детей, при этом на удивление умная кобылица с белой шерстью и золотыми волосами стала для младокрылых четвероногой няней. Причём обычно очень спокойная Беляна недовольно фыркала и упиралась всеми копытами, если Мидори пыталась увести её от детей в солнечный день до захода Солнца.

Пора было бы уже уходить, вот Нэму подошла к коню на котором из всей сбруи были только седло и седельные сумки. Причём даже седлом редко пользовалась Мидори, любящая Пегасика как младшего братишку. Однако внутренний голос велел Мидори задержаться.

И вот открылись тесные врата узкого пути. Через них с усталым вздохом вошёл лысый старик в потёртом плаще с исцарапанным посохом в правой руке, но Мидори даже не посмотрела на старца Николая, прозванного апостолом Японии. Ведь с ним шла единорожка!