Тишина

Эрик не мог бы сказать точно, когда это началось.
 Просто однажды ночью он долго не мог заснуть, несмотря на то, что, как всегда, принял снотворное.
Он лежал в кровати при выключенном свете и пристально всматривался в густую темноту. Шторы были плотно задернуты, но сквозь случайную щель между ними сочился яркий неоновый свет, сквозивший непостижимым холодом.
Эрик знал, что настала ночь. Об этом ему сообщал циферблат особых настенных часов. Они источали бледный мертвенно-зеленый свет, словно далекий недосягаемый квазар.    Уже ночь, но, если отдернуть шторы – темнота пропадет, и комнату заполнит слепящий глаза искусственный свет. Свет электрического инея: пульсирующий, неизбежный, постоянный свет. Там, за окном, горят и мигают детали огромного искусственного солнца, созданного людьми.
Эрик лежал в оцепенении, скомкав одеяло  непослушными пальцами.
А что, если люди боятся ночи? Ее обнаженной правды и бездонности, безбрежности и всеохватности. В людях до сих пор жив детский страх темноты, и существ, ее населяющих. В темноте мы теряем опору, мы не видим тех нитей, за которые нужно дергать – они обрываются. В темноте мы боимся самих себя. Наш мозг населен чудовищными видениями, которые дремлют днем. Они подавляются звуками, светом, движением. Но стоит закрыть глаза…
Человек, живущий на рубеже двух эпох: эпохи электричества и ядерной энергии и эпохи искусственного интеллекта и межгалактических полетов, оказавшись в темноте, за считанные секунды вспять преодолевает тысячи лет эволюции и истории, возвращаясь к своему первопредку. Тому, что под сводами глубокой пещеры, прикрыв загорелое грязное тело звериной шкурой, сидел, пододвинувшись к рыжему живому огню, и с тревогой вглядывался в ночную тьму, в которой загорались и медленно гасли глаза хищников. А свежие наскальные рисунки на сводах, нанесенные красным и черным, медленно досыхали и, мистическим образом оживая в кроваво-янтарных отблесках пламени, плясали и двигались, предсказывая будущее.
Люди боятся ночи.
И Эрик боится тоже.
 Осознание этого пришло внезапно. Настигло, сбило с ног, взбудоражило.
Эрик не мог приказать себе заснуть, но и заставить себя думать о чем-то ином было не в его силах.
«Это новое снотворное… Почему оно не действует?...»
Эрик с трудом заставил себя выбраться из-под одеяла и сел на кровати. Рядом, на столике, лежала недавно распечатанная пачка снотворного. Он потянулся к ней, но тут же передумал. Коснулся ладонью лба.
Холодный пот.
«Я заболел, наверное…»
Эрик хотел встать и выйти из комнаты, снять телефонную трубку и вызвать врача.
«Может, он пропишет более сильное снотворное средство?...»
Хотел, но не пошел. Вместо этого он недвижно сидел на краю кровати, словно на краю холодного белого айсберга, свесив ноги в бескрайний и могучий океан с черной водой – океан темноты, в глубинах которого еле слышно ворочают плавниками гигантские темные рыбы.
Это было необычно. Раньше, очутившись дома, всегда в 10 вечера и ни минутой позже, он принимал лекарство, ложился и… А что же дальше?.. Сознание гасло, пропадали скудные запахи и ощущения, пропадала эта комната. Пропадал он сам.
Снотворное… Лекарство от мыслей, от идей и сомнений. Беспробудный сон длится, пока действует препарат. Ровно 8 часов.
Эрику сделалось совсем не по себе. Он оставил попытки побороть свой беспричинный страх и снова улегся в постель.
Мы разучились спать. Наши нервы так напряжены и расстроены неестественными шумами и яркими красками, бешеным темпом жизни, что просто не могут расслабиться. Как перетянутые струны,  они либо натужно звенят, либо лопаются.
На помощь пришли препараты. Сначала выпускались легкие, не вызывавшие привыкания, теперь только сильнодействующие.
«А кто из людей их сейчас не принимает? Все живут на таблетках.»
Эрик подумал, как много свободного времени таит в себе ночь. Каждая минута тянулась бесконечной белой нитью из темноты в темноту. Она могла бы вместить в себя много мыслей и дел, которые никем не запланированы. Днем на это нет ни сил, ни времени. Жизнь расписана по часам. Нельзя остановиться и просто подумать: «Я есть». Потому что ты – пчела. Ты строишь огромные кибер-соты, ты движешься в них, из ячейки А в ячейку В. И этот автоматизированный мир – совершенный и неохватный цифровой диск, день за днем поглощающий информацию. И на этот диск запишут тебя, чтобы потом считать с него твой интеллект. А мечты, фантазия, чувства – это опасные вирусы, которые будут немедленно уничтожены.
Эрик закрыл глаза. Темнота была не только снаружи: он видел ее под веками, ощущал, как она таится в его черепной коробке. Прислушался. И почувствовал себя погребенным под лавиной звуков. Он впервые слушал  мир. Когда-то казалось, что тишина – гудение электроприборов, гул проносящихся машин, болтовня круглосуточного радио. Сейчас эти звуки занозами впивались в сознание. Тишины не существует.
Эрик бросил взгляд на часы. Далеко за полночь. Сна ни в одном глазу.
По потолку внезапно побежали нечеткие картины воображения. Взглянул на стену – она растворилась, уступив дорогу фантазии. Мысль преодолевала стену за стеной, стену за стеной, пока не пронзила весь город и не вынесла Эрика, словно усталую медузу, на берег безбрежности, к звездам. Казалось, он видит их во всем их блеске и яркости, воображение точно рисовало их, хотя глазам ни разу не доводилось за пеленой городского освещения разглядеть даже самую яркую.
«Шесть утра! Пятница! Пятое число! Шесть утра! Пятница! Пятое число!» - чей-то гнусавый бесстрастный голос вывел Эрика из состояния задумчивого оцепенения. В комнате резко вспыхнул искусственный свет. Он больно резанул по глазам. Эрик тихонько застонал, с трудом оторвав голову от подушки, и впервые в жизни с ненавистью смотрел на будильник, который продолжал истошно вопить: «Шесть утра! Пятница!..»
«Заткнись!» - раздраженно крикнул Эрик; он чувствовал себя ужасно разбитым и слабым, кое-как слез с постели и попытался привести в порядок спутанные мысли.
«Пятница! Пятница!»
Такой визгливый будильник был в каждом доме. Он автоматически заводился на шесть утра и трезвонил до тех пор, пока не убеждался, что человек бодрствует. Этот прибор невозможно было отключить или сломать, тем более, выкинуть. Подобного рода вандализм по отношению к механизмам гособразца сурово карался законом.
Эрик схватил будильник и, что было силы, ударил его об пол. Будильник запрыгал на тонких подвижных ножках, убегая от преследователя и поблескивая своим противоударным корпусом. Эрик настиг его и плотно сжал в ладони.
«Шесть ноль пять! Шесть ноль пять! Вы проспали! Вы проспали!» - визгливо сообщил электронный голос и тут же замолк.
«Подумаешь, пять минут! Проспал… Я и не спал вовсе! Пять минут – это мелочь. Я наверняка успею к сроку, если откажусь от завтрака»
Так он пытался успокоить себя, второпях натягивая рабочий комбинезон, но внутри его существа уже зарождались тревога и страх. Он понимал, что происходит что-то непоправимое.
Ровно в шесть просыпался весь город. Ровно в семь начинались рабочие смены. И так каждый день. Без выходных.
Отдых – преступная слабость! Отдыхать? Никогда! Некогда! Организации и предприятия не могут простаивать! Мы делаем топливо! Топливо! Топливо! Синтез пищи, кислорода, воды, сырья!
Давно заученные наизусть лозунги снова и снова всплывали в его памяти и пудовыми молотками колотили по лобным долям.
Никто не работал в ночную смену – ночью работали машины. Однако их громоздкие механизмы потребляли слишком много энергии или топлива, а потому человеческий труд ценился государством гораздо выше. Если когда-нибудь будут изобретены таблетки, избавляющие от усталости, люди начнут работать круглые сутки напролет. И, по словам ученых, день этот близок.
  Эрик нехотя умылся, съел что-то безвкусное из пищевого пакета. Автоматический шкаф услужливо и настойчиво предложил ему рабочую форму. Контуженый будильник очнулся и трусливо попискивал из соседней комнаты: «Без десять шесть! Без десять шесть! Вы опаздываете!»
«Чтоб у тебя микросхемы полетели!» - Эрик с остервенением хлопнул входной дверью и скользнул в неуютный, серенький и зябкий утренний мир.
Как пуля, выпущенная из духового ружья, по тоннелю бесшумно помчался серебристый вагон метро.
Эрик сидел, охваченный «умным» креслом, которое в точности повторяло все изгибы его тела. Он был измучен усталостью и новизной ощущений, которые по мере приближения к центру города становились все болезненней. Тяжесть и гудение заполняли голову, но сна не было и в помине.
Эрик вяло огляделся вокруг. Пассажиры пялились в стереовизоры, вмонтированные в потолок, расслабленно откинувшись на автоматических креслах. Этот стеклянный, безучастный взгляд неприятно удивлял: что-то неживое, бездушно-кукольное было в бледных спокойных лицах и застывших крохотных зрачках.
Перед тем как экраны погасли, диктор сказал механическим голосом: «Конечная остановка. Шесть часов пятьдесят пять минут! До начала рабочего дня осталось четыре минуты сорок пять секунд! Успешного дня!»
Вагон плавно качнулся, остановился и разинул рот, выпуская из себя потоки людей, походившие на полчища термитов, киша, выбегающих из-под развороченного гнилого пня. Поезд стошнило людьми, а затем он включил дежурные красные огни и так же бесшумно скрылся в одной из многокилометровых червоточин города.
Люди в безмолвии потянулись к дверям с табличками «Выход в город», шелестя одеждой. Этот мутный бесформенный поток окружал со всех сторон. В его мощное русло вливались все новые и новые живые ручейки – он становился мощнее. И вот, течение подхватило Эрика и вынесло на поверхность.
Он работал на желатиновом заводе. Этот компьютеризированный гигант производил сотни тонн желатина в сутки. Желатин входил в состав содержимого практически всех пищевых пакетов. Он был ароматизирован и подкрашен, содержал искусственно синтезированные витамины, жиры, углеводы и минеральные вещества. К сожалению, человек все еще не мог без них обходиться.
Производство желатиновой универсальной пищи было поставлено на поток. Она была не только самой дешевой и окупающейся. Помимо всего прочего желатиновая пища обладала колоссальной сытностью. Что лучше набухших желатиновых шариков может создать у человека ощущение насыщения, которое длится долго? Именно поэтому люди чаще всего ели только раз в день – с утра.
Просторный хорошо освещенный лифт вынес Эрика на площадку первого уровня А1.
На уровне А1 вырабатывали желатин.
На А2 добавляли красители и ароматизаторы.
На А3 – витамины и различные пищевые добавки.
Сколько хватало глаз, по этажу тянулся белоснежный цех с высокими потолками, залитый ярким светом огромных вращающихся ламп. От этого ядовито-белого цвета ужасно разболелись и заслезились глаза. Эрик с тревогой подумал, что этой ночью не следовало так долго и пристально всматриваться в темноту. Она могла повредить оболочку глаза или зрительный нерв. Даже ребенок знает, что в  темноте глаза нужно закрывать, надежно защищая их веками.
Вдоль стен располагались такие же бесконечные, как и сам цех, ряды машин, синтезировавших желатиновую массу. Между каждым рядом был узкий проход, по которому белым питоном «ползла» труба, собиравшая желатин из баков готовой продукции, с тем, чтобы препроводить его на уровень А2.
Эрик подошел к рабочему месту и нажал на кнопку включения, как делал сотни раз до этого. На жидкокристаллическом мониторе вместо привычной надписи «Доброе утро! Удачного дня!» замигала яркая красная надпись «Ваше устройство заблокировано! Срок опоздания – три минуты. Вы уволены.»
 Экран погас.
Эрик ощутил, как к горлу подступает мучительная тошнота. В ушах зазвенело. Белый беспощадный свет и бесконечно низкий гул машин дергали тело за воспаленные нервы, мешали дышать, раскраивали мозг на части.
«Хватит… Хватит. Хва-а-тит!!!!» - Эрик ощутил, как из груди вырывается неуправляемый животный крик. Горло тут же свело судорогой, и вопль прервался, утонув в производственном шуме. Эрик упал на холодный пол, как тряпичная кукла. Из носа пошла кровь. Каждый шорох и звук превращался в гром, в сходящую с горного пика лавину, погребающую заживо.
Кто-то или что-то подхватило его безвольное тело и вздернуло вверх, поднимая на ноги.  Он не сопротивлялся – не было сил. Не хотелось нарушать рабочий кодекс дважды.
«10. 5. Опоздание рабочего лица на место работы согласно трудовому кодексу № 12986540 и статье № 900 «Об ответственности рабочих лиц» рассматривается как грубейшее нарушение. Рабочее лицо, совершившее данное правонарушение, немедленно отчисляется из штата рабочих лиц.»
«11. 16. Сопротивление должностному лицу или же полицейскому роботу, вводящему и осуществляющему карательные санкции, является грубым правонарушением и карается согласно пункту № 459 статьи № 900 «Об ответственности рабочих лиц»
Эрик чувствовал, что его тащат куда-то, вдоль узких коридоров, вверх и вниз по лестницам. Затем –  гудение и синий свет служебного спецлифта. Эрика усадили в неудобное кресло, расположенное почти вертикально. Ноги, руки и шею зафиксировали эластичные жгуты, автоматически выстрелившие из кресла. По телу пробежал легкий электрический разряд. Эрик рефлекторно вздрогнул и широко открыл глаза.
Он находился в небольшой хорошо освещенной комнате, по углам которой металлически поблескивали всевозможные приборы. Над креслом склонился высокий узколицый человек, облаченный в белый облегающий комбинезон. По левую руку стояло человекоподобное существо, в котором Эрик узнал андроида.
Еле шевеля узкими бескровными губами, мужчина произнес: «Оператор механизма 1011, вы слышите меня?»
«Слышу,» - отозвался Эрик, с трудом ворочая опухшим языком. Из носа продолжала течь теплая струйка крови.
«Оператор 1011! Теперь Вы вне структуры. Знаете ли Вы, что являетесь нарушителем трудовой дисциплины?» - безразличным тоном продолжил мужчина в белом. Он говорил негромко, но Эрику казалось, что тот кричит невыносимо громко, сотрясая барабанные перепонки волнами боли.
- Отвечайте на мой вопрос, отстраненный.
- Да, знаю…
- Теперь ваш номер числится в черном списке. Нарушение кодекса трудовой дисциплины – очень тяжелое преступление. Вы будете незамедлительно наказаны.
- Как?!
- Это зависит от результатов осмотра, который я намерен провести.
- Отвечайте, кто Вы и по какому праву так бесцеремонно обращаетесь со мной?!
- По праву закона. Я доктор, а ЭКССО-674 – мой ассистент. Вы находитесь на уровне С. Здесь и решится Ваша дальнейшая судьба. Право трех вопросов вы использовали. С этой минуты вопросы задаю здесь только я. А Вы – отвечаете.
Мужчина кивнул андроиду и тот мигом подал защитные перчатки. Доктор осмотрел зрачки Эрика, подергал щипцами за кончик языка, провел по телу намагниченной спиралью, которая поминутно пищала: «Нервная система возбуждена.  Процентное содержание снотворного препарата в крови – 0,0000000005%. Тонус мышц – низкий. Дыхание и пульс – учащенные…»
Доктор с любопытством осмотрел кровоподтеки, засыхающие на лице пациента.
- Почему Вы не спали этой ночью?
- Не знаю… Не мог заснуть.
- Вы приняли препарат?
- Да.
- Обычную дозу?
- Да.
- И препарат не подействовал?
- Нет!
- Не повышайте на меня голос! Сейчас Вы не имеете на это права. Почему же вы не приняли препарат повторно?
- Не захотел.
- Почему?
- Просто не захотел и все.
- Чем же Вы были заняты целую ночь?
- Смотрел в темноту… и думал.
- Думали?! О чем?
- О многом.
- Например.
- О пещерном человеке.
- О ком?...
- О нашем предке.
- И что Вы ощутили?
- Я ощутил себя им. Я был пещерным человеком. Мне было страшно.
- М-м… Так. Почему Вы опоздали с утра? Чем были заняты?
- Я пытался разбить будильник.
- Но это невозможно! Вы же знаете…
- Все равно хотел.
- Вас что-нибудь раздражает?
- Да. Всё. Шум, яркий свет, работа… Вы… Ваши идиотские вопросы!
- Если бы Ваши резкие выпады не были оправданы редким психическим нарушением…
- Я абсолютно здоров!
- Ошибаетесь. Думаю, сильно поражен мозг… Отсюда – кровотечение, бессонница, резь в глазах…
- С глазами все в порядке! Это свет слишком ярок!
 Однако доктор уже не слушал Эрика. Он говорил с андроидом: «Отослать на уровень Q отчет – молнию. Думаю, он пройдет по второму пункту статьи ZP30500, как «отстранен по причине болезни». Пункт «сознательное нарушение» не подтвердился. Значит, второй пункт».
Андроид бешено вращал глазами: «Какой пункт из блока «Наказание»?»
- В целом тело здорово… Поврежден только мозг. Отметь пункт «Переработка». Из него выйдет неплохая база для биоробота. Нужно заменить головной и спинной мозг на искусственные, запустить программу «Имитатор мышления» - и все. Делов - то. Банальная роботрансбиация. Составить направление на завод биороботов. Всё.
«Что Вы делаете? Я абсолютно здоров!» - Эрик безуспешно пытался высвободиться из цепких объятий кресла.
- Я же сказал: вопросов больше не задавать!
Доктор коснулся головы Эрика длинной хромированной трубкой, из которой торчали узкие штыри.
Резкая боль. И сознание угасает…

«Тревога! Тревога! Вирус в системе!»
«Тревога! Тревога! Вирус в системе!»
Истошные вопли системы аварийного оповещения – это первое, что услышал Эрик, когда сознание стало возвращаться к нему неровными и мятыми газетными обрывками зрения, памяти, чувствами боли и холода. В голове четкими слепками возникли образы высокого доктора в белом и робота. Эти образы вспыхнули, как допотопная лампа накаливания, и немедленно погасли, уступив место реальности.
Воспаленные веки слипались. Ему с трудом удалось открыть глаза.
Над собой он увидел бешеную пляску багряно-красных отсветов световой сирены и лишь спустя минуту уловил смысл слов, клокотавших в динамиках.
«Тревога! Тревога! Вирус в системе!»
«Бред…» - слабо простонал Эрик, пытаясь пошевелить рукою. Налитое усталостью и тупой болью, тело не спешило выполнять настойчивые команды сознания. С огромным трудом он огляделся вокруг.
Так. Он лежит на полу. Вагон поезда… Всюду покалеченные человеческие тела. Ни стона, ни движения. Мертвы. Или находятся в беспамятстве, из которого чудом удалось выкарабкаться Эрику.
«Авария, - пронеслось у него в голове, - или теракт… В любом случае, это мне на руку.»
Ему потребовалось около пяти минут, чтобы перевернуться на живот. Теперь картина катастрофы предстала гораздо яснее и объемнее.
Вагон слегка накренен вправо – очевидно, он сошел с магнитолиний. Сигнал бедствия, посланный главным компьютером, наверняка был блокирован вирусом. Пока.
А это значило, что есть время. Его мало, но оно есть. Прежде чем прибудет аварийная служба, восстановит работу системы и наладит движение поезда, прежде чем его безответных пассажиров вновь разместят по гробам-ячейкам и отправят на странную смерть – роботрансбиацию – ЕСТЬ ВРЕМЯ.
Перед ним, метрах в десяти, призывно зияла распахнутая дверь. Она больше не подчинялась программе и безвольно съехала в сторону, зияя темно-синей дырой, словно кто-то пальцем проткнул плотный лист фольги.
Эрик жадно впился глазами в темно-синий лоскут неба: в эту минуту все мысли и чувства, все страхи и сомнения бесследно растаяли. Не было ничего: ни прошлого, ни настоящего, ни смерти, ни боли… возможно, и самого Эрика не было. Был только этот холодный и синий простор. Весь мир был сосредоточен в нем. И Эрик устремил все силы тела и души к достижению этой цели. Мужчину вела та же древняя могучая сила, что охватывала его пещерного предка, стремящегося за звездой, за море.
Он ни то полз, ни то шел, ящерицей извиваясь меж окоченевших изуродованных тел. Вскоре навстречу ему потек животворный прохладный воздух. С жадностью вдыхая его, хрипя от боли и давясь слезами, Эрик достиг своей цели. Цепляясь ослабевшими пальцами за смятый железный край, он выглянул наружу. Увидел гладкое и серебристое, неестественно скрученное набок, тело поезда-питона, в кишках у которого метались в агонии красные аварийные огни. Кроме этих огней и воя сирен ничто не нарушало безмолвия, в которое были погружены транспортные пути. Ни роботов-ремонтников, ни людей.
Эта транспортная ветка являлась промышленной. В округе не было ни больших городов, ни крупных станций. По ней «отстраненных» увозили на многие сотни километров, подальше от мегаполисов. Эти одинокие пути тянулись вдоль безжизненных и немых равнин: подземных атомных полигонов,  химических заводов и  комбинатов, где работали только роботы, вдоль оскудевших и отравленных полей. Дорога шла мимо земель, некогда засеянных овсом и пшеницей, мимо огромных уродливых ям, некогда бывших карьерами, мимо осушенных или засыпанных озер, некогда богатых рыбой.
На соседней промышленной ветке ждал отправления еще один «товарняк».  Вагоны выкрашены в темно-коричневый цвет, по бокам каждого – надпись «РОБОТРЭШ». Эта фирма занималась вывозом бракованных роботов на заводы по утилизации. Ветка шла на северо-запад, мимо заброшенных диких земель, где вновь поднявшиеся леса отвоевывали право на жизнь у полуразрушенных городов и заброшенных строек.
Эрик неуклюже перевалился с боку на бок, перекинул ногу, другую. Повис на руках. Сорвался и упал на землю. Разбил колено и сорвал кожу на щеке и ладонях. С трудом приподнялся и пополз к соседним путям. Мысли путались, ногу сводила болезненная судорога, но он упрямо двигался вперед. В нем набирало силу могучее, дотоле дремавшее чувство, навык, переданный сотнями поколений людей, - инстинкт самосохранения.
Не помня как, двигаясь почти бессознательно, Эрик очутился на довольно широком уступчике, находившемся  между вагонами. Здесь можно было присесть. Он сжался в комок, пытаясь согреть себя теплом собственного тела: сгущалась ночь, становилось зябко.
Быть может, прошла минута, а, может, с полчаса, но внизу что-то загудело. Вагоны мелко завибрировали, и состав тронулся с места. Эрик почувствовал движение и встречные холодные потоки ветра, бившие по телу. Поезд быстро набирал скорость. Уткнувшись лицом в колени, Эрик не то дремал, не то проваливался в беспамятство. Товарняк мчался по серым и черным равнинам, а ночь мчалась следом.
Потом наступил мягкий зеленый рассвет и день, полный странного света. Цвета лимонной корочки и теплой воды. Как он был непохож на мертвенно-белый, искусственный свет городов-куполов!
А затем вновь опустился на землю глубокий и влажный вечер.
Голова с каждым часом свежела и прояснялась, события прошлых ночей складывались в ней в одну тревожную картину. Эрику ужасно хотелось спать, но он не мог заснуть. От усталости и стресса ему почти не хотелось есть, зато мучила нестерпимая жажда.
Пустынные поля с бесформенными грудами шлака постепенно сменились степями, поросшими слабой, еле зеленой травой. Затем вдоль путей потянулись вереницы низеньких хилых деревьев. За ними начиналась «дикая зона»: обжитые некогда места, покинутые людьми. Теперь эти земли снова засевал семенами ветер, а трудолюбивые родники очищали озера и питали корни.
К полуночи поезд замедлил ход. Настолько, что можно было в деталях разглядеть проплывавшие мимо густые смешанные леса, а в небе – неподвижные крупные звезды.
Эрик размял затекшие ноги, по-кошачьи потянулся и, осторожно приподнявшись, подошел к самому краю уступа. Посмотрел вниз. Не слишком высоко. Что-то подсказывало ему, что нужно немедленно прыгать. Как бы то ни было, рано или поздно поезд привезет его, живого или мертвого, на утилизационный завод. Там Эрику нечего было делать.
Есть риск упасть неудачно и разбиться, но есть и другая перспектива – доехать мертвым до завода. В первом случае его укроет трава, сквозь него протянутся корешки растений. Он превратится в живую почву. Во втором – его органы пойдут на запчасти для очередного киборга. Выбор очевидно прост.
Эрик прыгнул.
Ему повезло: он угодил в спутанные упругие ветви кустарника, росшего на склоне, у самых путей,  и мягко покатился вниз, на дно поросшего травою овражка.
Какое-то время он лежал без движения и сдавленно негромко дышал – словно старался понять, жив или нет. Потом не спеша поднялся, потирая ушибленную спину. Поразмыслив, Эрик решил, что нужно уходить подальше от дороги.
Когда он переступил границу леса, на него со всех сторон обрушились бессчетные незнакомые запахи: прелые и пряные, душистые, хвойно-мятные, терпкие и сладкие. Земля, трава, хвоя, смола и кора – все источало неописуемый аромат, приятно щекотавший ноздри.
Эрик брел и не мог надышаться. Этот мир наполняли не только таинственные запахи, но и новые робкие вкрадчивые звуки потрескивающих под ногою веток, шелест листвы и песня ветра, еле уловимый шепот звезд и шорох ночных бабочек.
Эрик брел и не замечал, как и куда течет время, такое безмятежное и бесконечно-неисчислимое здесь, вдалеке от людей. На ум приходили неспешные мысли. Мысли о том, что прежде было сенсацией, потом стало слухом, затем слишком красивой легендой, угасающим преданием, а нынче – глупой сказкой. Сказкой о том, что в таких вот, когда-то забытых цивилизацией, вновь одичавших местах, все еще живут дальние потомки потомков тех чудаков, что несколько столетий назад добровольно отказались от всех благ и зол цивилизации и покинули города и заводы, укрывшись в лесах и оврагах. Этих людей называли дикарями, изгоями. Они были бельмом на глазу общества, поскольку любили лес и заботились о всем живом, призывали к экологической революции и взывали к совести.
О них очень быстро забыли. Эти люди, по мнению большинства, обрекли себя на погибель, удаляясь туда, где нет электричества, антибиотиков и желатиновых заводов.
…А что, если это не сказка? Что, если потомки первых самоотстранившихся живы и до сих пор обитают в лесах? Они не боятся темноты, умеют добывать воду и пищу, умеют смотреть на огонь и … засыпать.
Журчание воды привлекло его внимание. Он пошел на звук, напряженно прислушиваясь. Под сплетением старых крючковатых кореньев, между камней пульсировал жизнью прохладный ручей. Эрик опустил в него руки и зачерпнул дрожащими ладонями ускользающую, шуструю, как ящерица, серебристую, как звезда, и холодную, как ночь, воду. Она была мягкой и свежей на вкус.
Лес величаво расступался перед одиноким путником, открывая взору безбрежное море полевых трав, катившее к лесу свои душистые волны. Эрик окунулся в них и решил, что будет идти вперед и вперед, через запахи и звуки тишины, пока его не оставят силы.
За полем виднелся небольшой каменистый холм. С вершины Эрик увидел новое поле, еще бескрайнее прежнего. Мир оказался таким бесконечным!
У самого горизонта подрагивали теплые рыжие огоньки. Так румяно и тепло может гореть только живой, настоящий огонь. Где-то там, в полудреме стояли невысокие деревянные домики, во дворах которых горели костры. В каждом доме на столе трепетала свеча, или тускло светил фонарь на зверином жиру, в каждом доме пылала печь, и по обмазанным глиной дымоходам к небу выбегали приветливые уютные дымки. Они поднимались все выше и выше, наверное, к самым звездам, но ветер подхватывал их на полпути и уносил в поле.
Эрику казалось, он уже ощущал этот слабый запах горящих дров, запах свежего хлеба.
Он упал, потому что уставшие разбитые ноги изменили ему. Увидел траву и цветы, прораставшие в небо, само небо, бесконечно глубокое, словно студеный колодец.
Он хотел бы идти, но не мог. Путь остается. Путнику нужен отдых.
Занавес вселенной распахнулся: темно-лиловые облака то прятали, то возвращали на место сияющий восковой шарик луны, кометы жидкими алмазами катились по щеке небосклона и гасли.
Когда-то давно, многие столетия назад, люди, завидев падающую звезду, загадывали самое заветное желание. И оно сбывалось.
Эрик думал о том, как похожи огни далеких деревень на огни этой бесконечной вселенной и сам не заметил, как впервые за эти дни, впервые за всю свою жизнь, уснул.