Глава VIII Наезд

Абрикосов уже не просто прижился в объединённой из двух мастерских коллективе, но и постепенно обзавелся сотрудниками, это были две девушки-архитекторы, спасшиеся после развала второй мастерской, которая просуществовала под руководством Львовой, не долго, чуть больше года и подпав под гонения Развалова, потеряла своих архитекторов, которые уволились. Осталась только группа конструкторов, под предводительством Давыденко Наталии.
Павел делал два объекта. Поликлинику на триста посещений в смену, и блок начальных классов, сокращенно БНК.
С поликлиникой он должен был скоро заходить в экспертизу, а БНК, только обрастал фасадными решениями, уже имея, хорошо сбитую, и согласованную, благодаря Правовой, с министерством образования – планировку.
И, вот настал момент, когда буклет БНК был отдан на подпись Венеровой. Он мог там погибнуть среди всех других, принесённых ей, так, как данный процесс в институте никто не контролировал, ведь должность главного архитектора пустовала. Саша изредка звонил Чебыркулевой, узнать ситуацию. Этот процесс иногда продолжался неделями. Так, как Венерова бывала очень редко у себя в кабинете, решая задачи и поважнее. Те же, кто хотел добиться её аудиенции, караулили часами, в надежде на то, что она уделит крупицу своего драгоценного внимания простым смертным.
Наступило затишье. Ведь теперь им оставалось только ждать результата. Двигаться дальше не было смысла. Поэтому все силы мастерской были брошены на прохождение экспертизы с поликлиникой.

- Александр Александрович, как там наши дела с буклетом? – поинтересовался Паша, когда Саша зашёл к нему в комнату.
- Тишина. Полная.
- А вы давно звонили?
- Позавчера.
- Надо ещё раз позвонить. Интересно же, что она там скажет.
- Хорошо. Давай прямо сейчас, от тебя, - согласился Саша и набрал номер в телефоне.
Послышались долгие гудки, примерно после пятого, Чебыркулева ответила:
- Я вас слушаю.
- Добрый день Василиса Натановна. Это я, Шумейко Саша. Как наши дела дела с буклетом?
- Привет Саш. Вот, как раз иду к вам о неё.. Не подписывает. Говорит, чтобы всю архитектуру переделали. Не нравится ей. Что я могу поделать?
- Блин! Ведь нормальные же фасады! Что же это она? – возмутился Саша, расценивая это как полное недоверие к себе со стороны руководства.
- Я сама не знаю, что делать. Может пестроты прибавить? Они у тебя ведь выдержанные все, а ей нравится, всё то же самое, что и Острецову.
Ладно. Я зайду к вам на этаж минут через десять за буклетом. Вы же у Правовой будете?
- Да. Заходи, только быстро. Минут через пять, а то у меня совещание начнётся.

- Будем переделывать фасады, Венеровой не нравятся, - сказал Саша Паше.
Тот, как человек внешне очень спокойный, отреагировал адекватно:
- Да!? Ну, ладно. Но, интересно, что именно ей не понравилось?
Саша, ничего не ответив, вышел из комнаты, забыв с какой целью заходил, и пошёл к себе. Он не знал, что говорят в таких случаях, когда теряют работу. Выстраданную, сделанную в соответствии со всеми требованиями, устраивающую по площадям, фасадам, сметам. Вдруг дверь Пашиной комнаты открылась.
- Александр Александрович, можно вас на минутку? – позвал его Паша.
- Да, конечно Паша. Что случилось? – спросил Саша, нехотя остановившись возле стнены коридора, под планшетом со школой на восемьсот  учащихся, подозревая, что односторонне прерванный им разговор, всё же будет иметь теперь продолжение.
- Понимаете, дело в том, что мне дали почему-то меньше денег в этот раз, а мне сегодня, точнее вчера надо было оплатить квартиру. Мы с женой снимаем.
- Так. И чем же я могу помочь? Сходить с тобой в бухгалтерию?
- Нет, туда я уже сходил. Они всё пересчитали. В следующем месяце доплатят. Это была их ошибка. Но, я хотел попросить у вас до следующей зарплаты, - выдохнул Паша, сплошным текстом, практичесски без пауз.
- А сколько тебе надо?
- Тридцать тысяч.
- У меня тридцать одна с половиной на карточке. Тогда у меня останется всего полторы, на целую неделю. Может я меньше дам, а ты ещё у кого-то отдолжишь? – предложил компромисс Саша.
- Конец дня, все разбежались. Да, и если честно, то я уже у всех спрашивал. Ни у кого нет. Выручайте Александр Александрович своего бедного ГАПа, - улыбнулся Паша.
- Хорошо Паш, но только из уважения к твоему официально оформленному браку. – сдался Саша, сам не понимая, при этом, зачем он отдаёт последние деньги.
- Спасибо Александр Александрович! Хотите я с вами к банкомату схожу!? – не скрывая своей радости, но, как будто ещё не до конца веря в обещанное, боясь упустить из виду своего руководителя, сказал Паша.
- Ну, давай, если не лень.

Какая-то тревога висела в воздухе.
Саша оказался в некоем вакууме, он не чувствовал под собой ног, словно бы паря в воздухе. Может именно поэтому он и решился отдать почти все свои деньги Паше. Только, что, буквально, ещё вчера, он учавствовал в бурной институтской жизни, и при этом был востребован и ценим окружающими. Теперь же, с приходом Развалова он оказался чужим, совершенно незнакомым ему человеком. Он понимал, что нужно доказывать свою значимость какими-то делами. Но какими? Он и так делал даже больше чем от него зависело. Что же он мог ещё добавить к этому?
Эти мысли точили его изнутри, делая нервным и сомневающимся в своих поступках. Теперь он был для Развалова, как все остальные, ничем не примечательным архитектором, ведь тот не знал, да и не хотел знать, за какие именно заслуги Саша был назначен предыдущим руководством на свою должность. Все те, кто был в институте до его прихода, для него являлись врагами. Совместно с Венеровой, развалив уже один институт, Развалов, как профессиональный разрушитель, носил в себе необузданную, дикую злость к подвластным ему проектировщикам, видя во всех них ленивых, и тупых идиотов, так и норовящих обмануть его. С таким подходом никто бы не смог завоевать рядом с ним доверие, разве, что только не будь он сам таким же ненавистником всего того дела, в котором находился.
День не задался у Саши с самого утра. За, что бы он ни брался, всё не получало никакого развития. А тут ещё и эта история с буклетом поликлиники, фасады которой раньше всех устраивали. Имея большой опыт проектирования, Саша понимал, что надо отпустить ситуацию, дать ей самой завершиться хоть каким-нибудь образом, и уж тогда, на следующий день, приступить к нерешённым проблемам заново.

Саша встал перед распахнутым окном своего кабинета. Впереди под ним, виднелась улица Петровские линии. Его мысли были уже не здесь. Он думал, как сейчас поедет домой, а затем возьмёт с собой на дачу сына. Сегодня он должен был попасть туда, к вечеру, и ехать собирался на скутере. Если Саша, что-то решал, остановить его было очень сложно.
Но, что-то тревожило его сейчас. Ему казалось, что намеченные планы не удадутся и что-то нехорошоее должно произойти с ним, ещё, слава Богу, до того, как он заедет за сыном. Он гнал от себя дурные мысли, давя в себе все морочащие его голову предчувствия.
После снятия Райкина только лишь забрезжившая, надеждой где-то вдали, перспектива будущей жизни, теперь затягивалась облаками. И дело тут вовсе не в каком-то недоверии к нему со стороны руководства, которое имело место быть. Скорее всего, причиной этого предчувствия была некая, надвигающаяся на него полоса неудач. Кто был тому виной, Саша не мог знать и сколько бы он ни думал об этом – не находил ответа. Но с каждым днём, его уверенность в себе стремительно уменьшалась. Он продолжал двигаться по инерции вперёд, веря в лучшее, но это лучшее, всё больше и больше пряталось за грозовые тучи.
 Саша переоделся в мотоциклетный костюм, надел специальные защитные сапоги, и пожелав Жоре хороших выходных, пошёл во двор, к своему максискутеру.
Чем ближе он к нему подходил, тем легче становилось у него на душе. Наконец, когда он вышел из институтского чёрного хода, открыв замок на колесе своего максискутера, сел на него, сомнения вовсе покинули его. Надев шлем, он застегнул его под подбородком, опустил забрало, и нажал кнопку кигстартёра.
Медленно выкатившись между плотно припаркованными машинами, он. въехал в арку и проехав сквозь неё, оказался на Петровке, которую тут же пересёк, попав на Петровские линиии.

Последнее время Саша начинал бояться людей. Может быть это просто болезнь? Не думаю, что я болен, вряд ли. Думал он. Скорее наоборот, абсолютно здоров, излечился от болезни.
Дело в том, что он и раньше понимал, что сильно мешает окружающим. Причем мешает постоянно, и везде. Особенно тогда, когда начинает думать о том, как бы никому не мешать, и от этого-то как раз и мешает ещё больше.
Раньше он, просто не придавал этому никакого значения, наверно лишь только потому, что был как все. Ходил по кратчайшему пути, напролом, уворачиваясь в последний миг от столкновений, иногда сталкивался с кем-нибудь, извинялся, и нёсся дальше, перебегал дорогу на красный цвет светофора, лихачил за рулем. В общем, был как все, и ничем не отличался от основной массы. И все у него было хорошо. Сашу штрафовали время от времени ДПСники, он попадал в маленькие аварии, но ему всё сходило с рук, и не заставляло задумываться ни на секунду о том, что же собственно происходит, где причина того, что постоянно он кого-то задевает, и обижает. Да и обижает ли вообще?
Это воспринималось им естественно, как должное, не вызывая никаких, мало-мальски душевных страданий, и что самое главное, не оставляя после себя никакого следа. Он жил беззаботной жизнью, слившись с толпой таких же, как и он идиотов, которые, как мотыльки жили одним днём, летели на свет, тут же сгорая, не задумываясь о том, что это за свет, и зачем они на него летят. Просто там светлее, и теплее, и всё, и больше ничего!
Может это был возраст.
Но, скорее всего – это говорил о себе опыт прожитых лет.

Он увидел её издалека, метров за пятьдесят, когда только въезжал на эту злосчастную улицу, в центре Москвы. Она стояла около своей, такой же чёрной, как и она, машины, разговаривая по телефону. Он почувствовал сразу, а точнее даже наверно и понял - это она. И сегодня ему уже не доехать до дома, не попасть с сыном на дачу! Что-то отчётливо, и упрямо повторяло в его голове эту мысль.
Плавно выводя скутер из поворота, он не стал разгоняться, а просто бибикнул, на всякий случай. Женщина в чёрном, словно маджахетка не шелохнулась, продолжая стоять, справа, от него, в пятидесяти метрах между машин, спиной к дороге.
Это обнадежило его. В голове забрезжила лёгкая надежда. Да-да, именно надежда. На то, что он сегодня увидет сына, попадёт на дачу. Да, и просто останется живым, и здоровым. Это подняло ему настроение, несмотря на то, что всего каких-то десять минут назад, он одолжил тридцать тысяч рублей своему сотруднику.
Он взял левее от этой, обнадёжившей его чёрной фигуры, не веря в её коварство, а может быть, и просто врождённое слабоумие.
Дорога имела одностороннее движение, при ширине оставшейся от припаркованных справа, и слева верениц чёрных джипов, равной метрам пяти.
Город ещё лояльно относился к машинам, и мэр не знал, как именно он будет бороться с автотранспортом. Гораздо позже ему пришла в голову извращённая идея, уничтожить проезжие части посредством расширения тротуаров. При всей ненависти к частному транспорту, видимо из-за любви к оленям, такая ширина тротуаров сильно расслабила, и без того обессиленные толпы Московских пешеходов. Они растерялись. Да-да, именно растерялись, первое время после этого расширения. Ведь теперь стало сложнее выскакивать под машины. Путь удлинился, и приходилось делать не один-два шага, как раньше, а целую пробежку из, иногда даже и десяти шагов. А за такой большой промежуток пути, желание уже не то, чтобы пропадает, а как бы становится менее ярким. Да и водители успевают разгадать коварный, в своей непредсказуемости манёвр.
Так вот, взяв левее, Саша ещё и добавил газу. А макси скутеры, как оказалось, разгоняются гораздо быстрее спорт байков. Но это большая тайна. И о ней нельзя говорить вслух, особенно стоя рядом с мотоциклистами. Это, по крайней мере, просто опасно, ведь они могут разочароваться в мототехнике.
И именно в тот момент, когда до женщины оставалось всего, каких-нибудь полтора, два метра, она, с прытью дикой газели, совершила стремительный бросок в его сторону.
Откуда она взялась в этот день, час, минуту, миг!?
Саша не успел об этом подумать. Единственное, что промелькнуло в его голове –  это слово. Зачем!?
Все эти годы, которые он учился, женился, у него родилась дочь, затем развод, опять свадьба, сын, интересная работа, нервы, ссоры, развод, повышение и вот эта чёрная женщина на его пути. Зачем!? Прогрохотало в его голове. И отобразилось гулким эхом.

* * *

 На следующий день он узнал, что она приехала в Москву из Казани, устраиваться на работу в ресторан. Но, как же она оказалась именно в этот день, и час, когда он проезжал мимо неё, на этом месте, сосредотачиваясь перед броском под его, абсолютно новенький, макси скутер?
Всё совпало. Вплоть до доли секунды. Зачем? Зачем это было нужно, и кому? Он не мог понять этого тогда причину этого суицидального желания со стороны маджахетки. Да-да, именно маджахетки. А как ещё можно назвать человека, облачённого во все чёрное, начиная с ног, и до головы. Чёрные сапожки, чёрные штаны, чёрная, кожаная куртка, чёрная сумка, чёрные очки, и телефон, по которому она разговаривала, даже он, и то был чёрного цвета. И лишь только длинные волосы, развевающиеся на ветру, почему-то имели русый цвет. Почему? Зачем так? Для чего? Теперь-то он понимал, что именно в этом и заключался сбой так называемой матрицы! Всё правильно! Именно русый цвет и должен быть! Ведь если бы она была одета во всё белое, а волосы были бы чёрными, то это смотрелось бы куда естественнее, не так ли?
Да, это был явно сбой программы! Иначе не объяснить никак. Столько лет он жил в этой матрице, выполняя её приказы, и команды, пока вдруг она не дала этот чудовищный сбой, но зачем, зачем он произошёл именно с ним, да и ещё так коварно?

Уже потом, просматривая в полиции видео, с камеры наблюдения ресторана, он понял, что оно выглядело не по земному феерично. Ведь её прыжок был совершён не совсем обычно для населения земли, которое, хотя и умеет, но старается всё же не применять ходьбу задом наперёд.
Да-да, она запрыгнула ему на переднее колесо именно своей задней, можно сказать весьма филейной частью. А иначе ещё как объяснить тот факт, что его скутер, весящий не менее двухсот сорока килограммов, и это ещё без пятнадцати литров бензина в баке, и без Сашиного веса, от такой сильной инерции её массивного тела, заваливаясь на левый бок, поменял свою траекторию. Если бы не припаркованный возле самого входа в ресторан автомобиль, марки Инфинити, в правую заднюю часть, которого он влетел, слава Богу, уже без наездницы, которая, оставив на его транспортном средстве частицы своего одеяния, перелетев через него, и залетев точно в открытую дверь гостеприимного ресторана, в который она и приехала устраиваться на работу, Саша возможно бы не попал в больницу..
Кто его знает, может быть она и планировала так экстравагантно, эффектно и неожиданно прийти на собеседование, влетев внутрь. Но, всё же, момент случайности прослеживался в её поведении. Какой-то еле заметный экспромт, безусловно был. Точнее сказать, она, как хороший актер, сыграла свою роль, даже с элементами лёгкой, придуманной на ходу фантазии.
Саше даже показалось в тот момент, когда он делал сальто в воздухе над огромной, опять же чёрной, и блестящей на солнце машиной, что возможно она, как раз и принадлежит управляющему этим ресторанчиком. А что, почему бы это не могло быть именно так?
И, если он остался искалеченным, но живым, значит, всё было рассчитано, с точностью до миллиметра, на мощном компьютере. Саша, как пушечное ядро должен был выполнить миссию по уничтожению данного вражеского транспортного средства, превратившись в пыль, но программа дала сбой. И, слава Богу, его руки, и ноги, и что немало важно, голова, были при нём. То есть ничего не потерялось и не оторвалось. Правда сломалась одна нога, и лежала в неестественном положении, как бы собираясь покинуть остальное тело, на миг, задумавшись, и в результате передумав совершить намеченное.
Тут явно присутствовал некий расчёт.
Инфинити же требовал теперь к себе гораздо большего капиталовложения, нежели чем ещё минуту назад, если бы он решился самостоятельно, не дожидаясь Саши покинуть место своего принудительного уничтожения ограничиваясь лишь только сравнительно небольшими суммами на бензин.
Сейчас же ему явно надо было менять задний бампер, заднее, правое крыло, опять же задний, правый фонарь, и, как вы уже догадались, именно правую, и опять же заднюю дверь. Крыша его тоже несколько изменила свою геометрию, лобовое стекло не выдержало падение, возвращающегося из только что сделанного, возможно даже и двойного сальто, довольно нелёгкого, из-за мотоциклетного обмундирования, тела. Капот тоже не захотел оставаться не у дел, прогнувшись слегка вовнутрь.
В общем, так же, как и стоимость одной баллистической ракеты практически равна стоимости создаваемых ею разрушений, так и стоимость Сашиного скутера вместе со всеми последующими капиталовложениями в востановлении его конечности, примерно равнялись. А это говорило лишь об одном. Что пуск ракеты оправдан, и стратегическая задача была выполнена со стопроцентной отдачей.
Ещё в детстве Саше было очень интересно прокатиться хотя бы на скорой, а лучше на реанимации. Многие, его одноклассники уже катались на них, по разным причинам. В основном при попытке изменить правила дорожного движения. Но им не удавалось внести свои поправки. Скорее удача настигала их во внесении изменений в их образ жизни на ближайшее время. Но, Саше тогда не везло, как им.

Две красивые, жёлтые реанимации, на базе форда перекрыли въезд, и выезд из переулка, блестя на солнце, как вымытые лимоны. Одна, как вы догадались, для Саши, а другая, как ни странно, для суицидки, оставшейся в живых.
- Что с этой дурой? Как она? Ничего не сломала? - Спросил он санитаров, пытающихся разрезать на его ноге специально защищенную от порезов ткань штанов мотоциклетного костюма.
- Вроде как что-то сломала себе. - С малой заинтересованностью тем, что происходит в другой, конкурентной бригаде реаниматоров, произнёс веселый, с красным лицом, фельдшер.

* * *

Именно с этого самого дня у Саши появилась уйма свободного времени.
Первая градская, куда он попал, позволила ему несколько остановиться, присесть, или даже прилечь на некоторое время. И, теперь он мог осмыслить всё то, что происходило с ним в последние годы. Вся эта гонка, что подхватила его после смены Пристроева на Райкина, вплоть до прихода Развалова, теперь осталась где-то далеко позади, в прошлом. И он, как бы не торопил события, теперь не мог даже ходить, дожидаясь операции на сломанную ногу.
Он вспоминал, как разводился, как сидел перед телевизором у мамы дома месяцами, ни о чём не думая. Как он заставлял себя встать и поехать к сыну. Он увозил его на целый день. Они гуляли по Москве. Это помогало ему справиться с новым для него положением холостяка, в котором он находился уже не один год.

* * *

Чёрная женщина, чудом выживши, и при этом, как потом стало известно из звонка дознавателя, который звонил Саше в больницу, не сломав себе ничего, убежала из «Склифасовского» на следующий же день. Зачем? Что её беспокоило? Но, при этом она пыталась запугать Сашу по телефону, и сочиняла какой-то бред про ДТП, не зная про то случайное видео с камеры наблюдения при ресторане, который, так и не приняв её в тот день на работу, ещё так нагадил ей, этой «короткометражкой».
По интонации дознавателя Саша понял, что полиция на его стороне, и даже весь их отдел, видевший много различных идиотских ситуаций, был подсознательно, единогласно за его невиновность.
И это полицейские, которые много чего видели в жизни, и даже они были шокированы поведением этого человека, который, чудом оставшись жив, ту же стал искать свою выгоду в сложившейся ситуации, при этом не позаботясь о своих аргументах в отстаивании правоты. Убежав из больницы, тем самым, не имея на руках ни выписного эпикриза, с перечнем многочисленных повреждений, говорящих о пожизненной инвалидности, как последствия этого страшного ДТП. Да-да, именно инвалидности, прежде всего связанной с проблемами недостатка мозговой деятельности.
Хотя, кто его знает? Может быть это и есть, как раз та норма, которая и должна присутствовать у тех созданий, которых почему-то в суде принято называть, людьми?
Но, тогда, кто же мы, кто те, которые страдают с утра до вечера, по всему миру из-за того, что встречаются невзначай, в городских лабиринтах с представителями этого, примитивного образа жизни? Кто мы, и зачем созданы, для чего? Чтобы только крепчать, и мужать, в этих постоянных боях за совершенство своей неимоверной сдержанности? Но только зачем это нужно, для чего нам даётся? Может быть, Господь готовит к чему-то страшному, где надо обязательно выстоять. Но, в любом случае Саше никогда не хотелось оказаться на месте тренажёра, которого какие-то силы свыше посылают нам в жизни, для нашего постоянного совершенствования.
Дознаватель сразу объяснил, что дело готовится для передачи в прокуратуру, так как у него есть тяжкие телесные повреждения, и поэтому будет суд. Но, до этого нужно произвести две экспертизы. Первая, остатков его транспортного средства, и тормозного пути, которого почему-то не было вообще, так-как Саша не успел даже и нажать на тормоз. Диверсия была настолько продумана, что он не сумел ничего предпринять от неожиданности.
Саша смирился, и валялся в больнице уже не «парясь» о случившемся,
Женщина в чёрном звонила ему на мобильный, и пыталась давить на жалость к ней. Она рассказывала о том, что теперь потеряла работу из-за него, и будет голодать, жаловалась на потерю времени на лечение, на то, что сожгла много бензина на дорогу из Казани, и что теперь она не может ездить сама, так-как ноги у неё сильно болят.
До какой же степени люди уверены в себе? Думал Саша. Ведь только уверенный, на сто процентов в правоте сможет вести себя подобным образом?
А ведь непогрешимость - следствие самоуверенности, чувства своего превосходства над другими. Но, видимо это всё, вышеперечисленное, свойственно слабым, и глупым людям.