Военкомат-2. Призывник Михалев

  Военкомат-2. Призывник Михалев

У дверей меня встретила уборщица в черном халате с пустыми ведрами. Я придержал дверь, давая ей выйти из здания военкомата.
- Рано ишо,- в благодарность буркнула уборщица и, позвякивая ведрами, пошла вглубь двора. Я задумчиво смотрел ей вслед. Что-то из примет, связанных с пустыми ведрами, вертелось в голове, но так и не оформилось во что-то тревожное. А даже, если бы и оформилось, не поворачивать же обратно. Я представил, как захожу в управление кадров штаба Московского военного округа и решительно заявляю:
- Прошу отменить приказ о моем назначении в военный комиссариат, в связи с тем, что меня там встретили пустыми ведрами…
Итак, в 8.00 я вошел в здание военкомата и хотел оглядеться. Но поскольку сразу от порога, сделав шаг, я уткнулся в окно с надписью «дежурный», то оглядываться не понадобилось. Из окна на меня смотрел знакомый уже прапорщик Никоненко. На левом рукаве его кителя краснела повязка с той же надписью «дежурный». Кроме повязки китель прапорщика был оснащен еще ремнем с кобурой. Только поясным ремнем, потому, что с 1992 года в армии зачем-то отменили плечевой ремень к портупее. А жаль. Потому, что плечевой ремень придавал офицерам бравый вид…
А еще, Бог с ним, с бравым видом, плечевой ремень не давал кобуре с пистолетом постоянно сползать вниз. Правда, плечо потом ныло…
 Судя по тому, что у Никоненко кобура оттягивала ремень книзу, там тоже лежало что-то тяжелое. Неужели, оружие? Я был убежден, что в военкомате оружия нет. Зачем оно им?
Первый стереотип о военкоматах в моем представлении был разрушен. Потом их много еще будет…
Поздоровались. Я попытался припомнить, как его зовут…Серега, что-ли. Оказалось, Виктор.
- Еще никого нет, вы первый,- ответил Никоненко на мой вопрос, где народ с хлебом-солью и оркестр.
- Ясно,- сказал я,- другой бы обиделся и ушел… тут можно подождать?
Вообще-то нахождение в помещении дежурного посторонних лиц строжайше запрещено. Но это в армии, а тут же военкомат. Вроде как не совсем армия…
- Лучше не надо,- разбил следующий стереотип Никоненко,- давайте, я вам отделение наше открою. Теперь и ваше. Комиссар будет минут через пять-десять. Начальник отделения тоже. Обычно так…
Потом, подумав, Никоненко просто отдал мне ключи. Это правильно. У меня был случай, вроде нашего. Я дежурный по управлению. Раннее утро. Жду командира дивизии. Раз двадцать выглянул на улицу, нет и нет. И тут заходит незнакомый офицер, как оказалось, вновь назначенный в нашу дивизию на какую-то должность. Все, как положено, с документами, с предписанием. И я решил проводить его в кадры, там была пара стульев, где он мог бы обождать прибытия командования. Не помощника послал, не бойца-дневального, сам. Думаю, расспрошу, кто таков, куда и откуда. Только еще раз выглянул из штаба на аллею, по которой должен прибыть командир. Ага, нет? Ну, пошли…Ровно через минуту я уже мчался обратно на могучий рев командирского голоса.
Там хоть помощник что-то лопотал, а здесь Никоненко один…
Я пошел в отделение. Там идти то, сюда и направо…
Зашел в большое фойе квадратной формы с тремя стульями у дверей. Два стула у двери в пенсионное отделение и одно у двери в наше, призывное. Большое окно хорошо освещало помещение утренним светом. На подоконнике, несмотря на наличие стульев, сидели два парня, по виду призывники и сонно смотрели на меня.
- Слезли с подоконника,- рявкнул я.
Они слезли, но не проснулись.
Я открыл выданным мне ключом крашенную фанерную дверь. Ну, то есть когда-то очень давно крашенную. Вошел. Вот тут огляделся. В отделении было три проходных помещения, из них две общих комнаты и в тупике кабинет начальника 2 отделения с табличкой на двери «подполковник Конев С.А.».
 По внешнему виду комнаты ничем меня не удивили. В дивизии было все то же. Зеленые панели, полированные столы, хрупкие стулья, шкафы не закрывающимися с фабрики дверцами…или где их там лепят…
Хлопнула дверь. Я обернулся. На меня с любопытством смотрела молодая женщина.
- Доброе утро,- поздоровалась она,- мы знали, что вы сегодня придете….
Ее звали Нина Михайловна. Я тоже представился. Потом подошла еще одна молодая женщина, Наталья. И еще одна, постарше. Людмила Николаевна. Поговорили. Я спросил про ребят с подоконника.
- Это деревенские призывники. Автобусы по району теперь редко ездят. Добираются, кто как может. А этих, видимо, к2то-то подвез утром до города… дежурные их пускают, к нам же приехали…
- А обратно?
- Пешком, или опять на попутках. Май месяц, не зима. Зимой, бывает, у нас, на призывном пункте ночуют. Да тут километров 15-20 всего. Самые дальние 30 километров … им это, как нам до магазина через дорогу, одно удовольствие…
Женщины засмеялись. Мне что-то это удовольствие показалось сомнительным.
Конева почему-то не было. А время…8.30 уже, рабочий день начался.
- А где начальник?- решил уточнить я.
- Он к комиссару пошел,- ответила Людмила Николаевна.
Я поднялся и пошел на второй этаж. Проходя мимо Никоненко узнал, что комиссар интересовался, прибыл ли я, а если прибыл, то куда делся…
Постучав, я вошел в кабинет к полковнику Киселеву. Валерия Анатольевича я знал по приключениям, предшествовавших моему переводу в военный комиссариат. Сидевшего у него подполковника я не знал, но логика подсказывала, что это мой начальник отделения Конев.
Я доложил о прибытии.
Киселев поднялся и пожал мне руку. Конев последовал его примеру.
Военком уселся обратно в кресло и, наклонившись над шипящим ящиком, нажал клавишу.
- Собери ко мне народ к….9.00,- сказал он.
Ящик что-то хрипнул. Я не понял что, хотя и сидел недалеко. Видно распознавание слов, исходящих из этого селекторного устройства, возможно только при наличии опыта.
- Да, всех,- сказал военком и отжал клавишу.
- Ну, что, отдохнул две недели у Зайцева?- спросил он.
Тон и смысл слов, говорил о том, что полковник шутит. А может и не шутит. Может и правда сейчас самая работа и начнется. А там, в облвоенкомате была просто разминка. Забегая вперед, надо признать, что так оно и оказалось. Конев улыбнулся. Я, на всякий случай, тоже.
Ровно в 9.00 в дверь военного комиссара постучали, и кабинет наполнился людьми, как в военной форме, так и в гражданке.
После представления меня коллективу военком гражданский народ отпустил, а военных оставил. В 9 часов по понедельникам он всегда проводил совещание. Я пока мало что понимал из того, что он говорил, но слушал внимательно. В основном обсуждали мобилизационные вопросы. На носу, как выяснилось, была областная проверка, а в следующем году ожидалась окружная. Для меня это тоже было странным. Из дивизии проверки вообще не уезжали, один состав менялся другим, а сами проверки не прекращались никогда. А тут, оказывается, то же самое…
Когда, наконец, я оказался в отделении, был уже одиннадцатый час. Мне показали мое рабочее место, состоявшее из такого же, как и у всех полированного стола и довольно хлипкого стула. После обеда, я взял отвертку и, как следует, завернул на нем все шурупы, какие нашел. Скрипеть стул меньше не стал, но развалиться подо мной больше не пытался.
Мой стол стоял напротив стола прапорщика Никоненко, который сменившись с наряда, ушел. И не просто напротив, а для большей устойчивости столы подпирали друг друга.
В армии с мебелью везде беда. Сергеич, сотрудник 4 отделения, фронтовик, так и не вспомнил, когда эта мебель поступила в военкомат, до того, как барона Врангеля разбили или после…
До обеда я побродил по военкомату с познавательной экскурсией. Конев не возражал. Здание военкомата было старинным, постройки 1895 года. Купчина строил, для себя. На первом этаже у него был кабак, на втором жил сам. Шумновато, наверное, было, с кабаком внизу, но это дело вкуса. В 1918 дом у него советская власть отобрала и отдала уездному военному комиссариату. Эти сведения я почерпнул у Сергеича в ходе краткой ознакомительной лекции. Два этажа, довольно крохотные кабинеты, фигурная крыша. С этой крышей воевали все военкомы. Дело в том, что верх здания вместе с крышей купцом был выполнен в готическом стиле и почему то признавался за памятник архитектуры. Но только в том смысле, что не разрешали его перестраивать. Средств на поддержание этого памятника в мало-мальски сносном состоянии не выделяли никогда. В результате башенки, хоть и сделаны были добротно, начали понемногу разрушались. А раз начали, то уже не останавливались. Сто лет, целый век, непросто прожить, хоть людям, хоть кирпичам. И крыша, выглядевшая издали, как средневековая тевтонская крепость, а при ближайшем рассмотрении, как горб у верблюда, текла решетом…
Во дворе стоял гараж из нескольких боксов, в которых парковался наш служебный транспорт. Вместе с двухметровыми бетонными плитами гараж образовывал закрытую территорию…
Полдня я знакомился с окружающей обстановкой, людьми. Какое-то неясное чувство мне подсказывало, что здесь я надолго...
Сдав предписание начальнику 3-го отделения подполковнику Семенову, и заполнив пару анкет и карточек, я вернулся в свое отделение. Прошел мимо улыбчивого призывника, видимо планирующегося к завтрашней отправке, поскольку я услышал перечень принадлежностей, которые ему необходимо иметь с собой. Одежда по сезону и погоде, кружка, ложка, зубная щетка и так далее…
День, понятно, был суматошным, как бывает первый день, где бы то ни было. Я наслаждался этими часами и минутами. На службе так редко бывает. Наказывать меня еще было не за что, хвалить…, на похвалу в армии рассчитывать наивно. Кроме того, не наказание в армии это уже поощрение. Шучу…
 Так, что, жизнь прекрасна, на улице май и карьера почти с чистого листа! Я был в приподнятом настроении. Оно не испортилось даже после того, как мой начальник, подполковник Конев под конец рабочего дня вызвал меня к себе и объявил, что завтра мне придется доставить призывника на сборный пункт. Да и чего ему портиться, служба есть служба. Доставка призывников - ее часть.
- Понимаешь, больше некому,- сказал Конев,- я завтра в наряд (Начальники отделений призывников возили по крупным праздникам не чаще одного-двух раз в призыв. И то брали с собой помощника. Некоторые начальники, из числа крупных полководцев, вообще не возили. Но все равно приятно, что начальник поясняет подчиненному мотивы своих распоряжений. В дивизии никто ничего не пояснял. Выполнить, об исполнении доложить…), у Никоненко отчет горит.
- Доставим,- бодро ответил я. Почему не доставить…Сборный пункт, дело знакомое.
- Он один у тебя будет, а ты там всех знаешь,- бодро продолжал Конев,- Палицына…задействуешь и к обеду вернешься.
Он засмеялся. Вроде все так, подумал я и тоже засмеялся…
Так он прошел мой первый день на новом месте службы, в военном комиссариате. За две недели, проведенные в качестве стажировки в облвоенкомате, я, как мне казалось, уже прилично ориентировался в вопросах призывной работы, во-всяком случае довольно уверенно выговаривал слово призыв. Всего один день, проведенный в родном военкомате, показал мне, что о работе призывного отделения я не знаю ничего. А тот опыт, что я приобрел, формируя с майором Палицыным команды, зачем он мне?

Поезд отправлялся в 7.10. На часах было 7.05. Я стоял на перроне и выглядывал своего подопечного, призывника Михалева. Призывника не было. Я пришел на вокзал за полчаса до отправления поезда, взял по воинскому перевозочному требованию билет на призывника (военнослужащие тогда ездили без билетов, предъявляя удостоверение личности) и занял позицию на перроне, напротив входа в вокзал. Призывник, как мне сказали, это знает. Да и в военной форме я тут один.
С бойцами мне приходилось ездить на всех видах транспорта, а вот с призывниками нет. У солдата менталитет другой. На нем военная форма, он знает, что обязан подчиняться офицеру. Едет, куда прикажут, идет, куда прикажут. А призывники народ, присягой не обремененный. И хотя Конев мне вчера рассказывал об ответственности призывников за неявку на сборный пункт, я что-то сомневался…
И время в стране наступило такое, что законы как-то перестали бояться не исполнять. С экранов телевизоров и газет на призывников хлынул вал негатива об армии. Побои, издевательства, убийства, глумление, все это ждет новобранца в части! Армия это огромная зона, с уголовными нравами, с паханами под видом командиров и их подручных из числа старослужащих.  Немудрено, что ребята, насмотревшись таких ужастиков, старались всеми правдами-неправдами избежать призыва на военную службу. А те, кто не избежал, в воинской части поначалу тряслись от страха. В обиходе у военных появилось слово пацифист, сначала для смеха, потом, как ругательство.
Посмотрим, что из себя представляет этот Михалев. Это его я вчера видел на инструктаже, но видел-то мельком, не приглядывался, не знал же, что везти придется. Вроде парень, как парень, но поди знай, что у него на душе. Краем уха слыхал, что призывник у сотрудников 2-го отделения «крови попил», но в чем это выражалось, я не знал.
Теперь за пять минут до отправления поезда я стоял на перроне напротив входа в вокзал и высматривал Михалева, восстанавливая в памяти его облик по вчера вскользь брошенному взгляду. Я не профессиональный контрразведчик, поэтому просто смотрел на молодых ребят. Еще на наличие у них сумок, чемоданов, рюкзаков. И горластой родни из числа провожающих. Осложняло мои изыскания то, что на перроне полно людей, треть из них молодых ребят. Многие были с сумками, но вот провожающей родни, с песнями, водкой и дрессированным медведем не было…
Подошел поезд, народ повалил в вагоны. Я стоял на месте, пока перрон не опустел. Повертел головой. Никого, только я и старая собака, лежавшая в метре от меня и смотревшая на меня с надеждой на бутерброд.
- Если не подойдет к тебе на вокзале,- говорил вчера Конев,- все равно езжай…может не нашел тебя, сам сел, может родня сопровождает с песнями и плясками, им не до тебя…
- А может специально, из сволочизма,- глухо добавил он,- чтобы ты понервничал, побегал по перрону…этот Михалев может…
Бегать по перрону было уже поздно, да я и не собирался.
- Поеду,- сказал я собаке,- извини, Джек, бутерброда нет, я же к обеду вернуться собирался …
Вскочив в момент отправления поезда на подножку, я прошел мимо недовольно глянувшей проводницы в вагон. Поезд идет около часа. Успею обойти все вагоны. И пошел.
Михалева я нашел в последнем вагоне. Он сидел между мужчиной и женщиной, годившимися ему в родители и ими же и оказавшимися. Я прошел было мимо него, но тут же вернулся. Михалев с довольным видом смотрел на меня. Как я его узнал, сам не пойму. Скорее всего, по его хитрому взгляду и ощутимой неприязни, исходившей от его родителей. Ну и одежда. Они всегда в армию одевают все то, что давно хотели выбросить, да руки не доходили. Места рядом были, и я уселся напротив семейства, поставив портфель с документами сбоку. Руку с портфеля не убирал, вспомнив прапорщика из К-го военкомата, забывшего в поезде командные документы.
- А мы вас искали,- доверительно сообщил Михалев, улыбаясь.
- Вот я и нашелся,- ответил я.
- А где остальные призывники?- спросил отец будущего солдата.
Я объяснил, что сегодня команда от нашего военкомата направляется в составе одного человека. Призывника Михалева.
Почему-то известие о том, что их сын один из города в этот день отправляется на сборный пункт, вызвало у его родителей особую тревогу. Они видели в этом какую-то скрытую жуть. Может, все остальные призывники попрятались и только их сын, как лох, идет за всех отдуваться! Помолчав, я сказал, что из нашего города он один, но ребят из области в команде будет много. Родители Михалева понимающе переглянулись. Чем больше я пояснял особенности отправки призывников на военную службу, тем больше подозрений у них вызывал. Мои пояснения воспринимались ими, как жалкие попытки отвести их глаза от чего-то страшного, куда собираются «засунуть» их сына.
Я понял бессмысленность своих речей и замолчал. Призывник улыбался и в разговор не вступал. Основной мозговой центр у них явно была мать, а спикером отец. Мамаша, хоть и молчала больше, но даже редкие ее реплики мгновенно мотивировали отца семейства на продолжение диспута. Он лихо разоблачал непорядки в армии, приводя в качестве доказательств родное телевидение и газету «совершенно секретно». К концу разоблачений я лично уже фигурировал в качестве основного виновника этого бардака. Мои доводы, как лица заинтересованного, обличителями не запрашивались. Потом он выдохся и затих. Я уже стал надеяться, что волна негодования вот-вот спадет. Ну, повозмущались на безобразия в армии, пар стравили и давайте жить дальше. Я тоже возмущен тем ужасом, что описывали газеты. Правда, еще две недели назад, когда сам служил в войсках, персонажи этих кошмаров мне не встречались. И солдаты наши, может и не так, чтобы очень уж счастливые ходили, но выглядели вполне прилично. Босым никто не ходил, в драных лохмотьях тоже. Таких оборванцев, что рисовали наши СМИ, я там не встречал. Да и старшина бы не позволил. И черви в макаронах по-флотски не попадались…специально стал высматривать, ну нет червей!
Ладно, пойдем дальше.
И вроде бы все уже стали успокаиваться, но тут в дело вступила проводница. Она долго прислушивалась к нашему разговору, с особым вниманием слушала декламацию газетных цитат Михалевым-старшим, который, то прятал листок «совершенно секретно», то доставал его обратно. В то, что там напечатано, он свято верил.
Наконец, проводница не выдержала долгого неучастия в разговоре, который ей, как выяснилось, был «близок и понятен» и примкнула к антивоенной коалиции.
Она решительно уселась рядом со мной и поведала миру, что у ее двоюродной сестры есть знакомая, троюродный брат которой знает одного мужика, который «отпустил» сына в армию, а там его почти до смерти убили.
- Лежит в госпитале,- зловеще сказала она,- год уже…
Когда поезд приковылял к областному вокзалу, мой статус был между Чикатилло и Дракулой. Еще немного и вагон стал бы собирать пожертвования на будущее лечение призывника Михалева. А меня под надежным конвоем в Гаагский трибунал для военных преступников…

Вышли из вагона.
- Иди за мной,- сказал я Михалеву-младшему. Старшие Михалевы угрюмо молчали. Я не обратил на это внимание. А зря.
Он, закинув рюкзачок на плечо, пошел за мной. Пару раз я обернулся и в потоке людей видел своего призывника. Потом, уже в здании вокзала обернулся и его не увидел…
Остановился. Покрутился на месте. Нет призывника.
Мимо прошел прапорщик одного из районных военкоматов с тремя призывниками. Узнал меня, подошел, поздоровался, ушел. Я, как истукан стоял на месте, недалеко от входа с перрона в здание вокзала, ну или на выходе из вокзала на перрон, кому, как нравится. Потоки людей огибали меня, как скалу. Люди смотрели по-разному. Кто по привычке с уважением к военной форме, кто с неприязнью. В основном безразлично.
Я же смотрел на людей с бешенством. Это не давало мне сосредоточиться. Я впервые оказался в такой ситуации и не знал, что делать. Представить не мог, что это возможно, чтобы призывник взял и удрал. Тут бы успокоиться и подумать. Жгучая ненависть к зловредному семейству мешала.
Вдруг метрах в двадцати, у киоска союзпечать (роспечать появится только через год) мне показалось, что я вижу Михалева-старшего. Не сводя с него глаз, боясь, что если моргну, он растает, как привидение, я двинулся к нему. Отец призывника делал вид, что рассматривает сувениры в киоске, сам же поглядывал в мою сторону.
Разведчик беспилотный, ссскотина!!!
Когда он в очередной раз глянул на меня, я стоял рядом, с трудом подавив в себе жгучее желание дать ему в ухмыляющуюся рожу кулаком.
- Где призывник?- хриплым от злости голосом спросил я.
Оказывается на семейном военном совете, оперативно проведенном по пути из вагона в вокзал, было решено Михалеву-младшему воздержаться от прохождения военной службы. До лучших времен. Вот наведете порядок в армии, тогда, мол, обращайтесь…
- Так, что сын уже едет домой,- подвел черту Михалев-старший.
- А тебя что ж не взяли?- процедил я сквозь зубы, подойдя ближе. Михалев-старший на такое же расстояние отступил.
Ровным голосом, стараясь не показать клокотавшее во мне бешенство, я предупредил о правовых последствиях поступка его сына и их с женой самих, как подстрекателей. Про подстрекателей Конев, правда, ничего не говорил, это я уже от себя прибавил.
Закончив с официальной частью, я перешел к неформальной.  Прихватив его локоть, я прошипел:
- Слушай, мужик, ты меня достал...
Остальные выражения были не вполне парламентского содержания, поэтому я их опущу. А то вдруг, внучки читают…
Мужик подергал руку из моего захвата, но я держал крепко.
- Сам то в армии служил?- спросил я его,- или родители не пустили?
Тут он выгнул колесом свою чахлую грудь.
- Служил…отпусти руку,- крикнул он,- у нас порядок был!
Так мы беседовали минут десять. Я немного успокоился. Михалев-старший тоже немного обмяк. Появилась надежда на мирное урегулирование конфликта. Но не дремала мать семейства. К месту нашей с Михалевым-старшим беседы она привела двух милиционеров. Видимо, наблюдала со стороны за развитием сюжета, и когда я дружески прижал к себе главу семьи, решила, что пора действовать. Менты были сержантами, один моего возраста, другой постарше.
Тот, что постарше, попросил меня отпустить руку собеседника. Я отпустил. Почувствовав свободу, Михалев-старший рванул к выходу, как Усейн Болт. Жена засеменила за ним. Мы с ментами посмотрели им вслед. Гоняться по вокзалу за родителями призывника в мои планы не входило. В планы милиции тем более.
- Молодцы, ребята,- сказал я ментам,- из-за вас отечество не получит защитника в свои ряды.
- Это он защитник?- скептически спросил один из сержантов.
- Отец защитника…сам защитник где-то здесь прячется,- пояснил я,- найти поможете?
Менты отказались. Тот, что постарше сказал:
- Порядка у вас сейчас нет, они и бегут. Что это за армия, если от офицера призывники прячутся. Вот, когда я служил…
- У моего знакомого брат есть, так вот его племянника «забрали» в армию…,- продолжил тему второй сержант.
- Знаю,- перебил я его,- а его там почти до смерти убили, да?
- Нет,- хладнокровно ответил сержант,- служит…прапорщик уже.
Менты ушли. Уходя, один из них обернулся:
- Капитан, посмотри в туалетах, обычно они там прячутся до поезда…
В туалетах моего призывника не было. Какого-то призывника я правда, спугнул, судя по его реакции на мое появление, но это был не Михалев.
Потом вернулся на свой пост у входа или выхода и, как Илья Муромец на границе, стал смотреть по сторонам.
Задумался. Хорошенькое начало карьеры в военкомате, ничего не скажешь. Поручили целому капитану сопроводить всего одного призывника, а он и того ухитрился потерять. Просто гений призывной работы! Обидно не то, что призывник сбежал, а именно неудачное начало служебной деятельности. Призывник то найдется, никуда не денется, а мой дебют у людей запомнится.
«Разве это косяк. Помнишь, как наш капитан начинал. У него вообще призывник удрал, у растяпы»
«Это было месяца через три, как у капитана призывник удрал, аха-ха-ха!».
Я совершенно ясно слышал эти реплики, даже обернулся, посмотреть, кто это говорит. Говорил мой внутренний голос. 
А еще он сказал, чтобы я перестал тут топтаться и ехал домой. Как раз к обеду успею.
Внутренний голос я отключил и пошел в облвоенкомат. Кроме беглого призывника у меня еще были документы, которые необходимо было сдать в делопроизводство и что-то там получить.
- Так, что вперед, гроза призывников,- сказал я себе и пошел знакомым путем.
Через двадцать минут, часы показывали 8.50, я положил руку на дверную скобу массивных облвоенкоматовских дверей, собираясь потянуть ее на себя. Взгляд упал на одиноко стоявшего рядом с дверью паренька в знакомом наряде призывника. Михалев. Несколько секунд мы смотрели друг на друга. Я без улыбки. Он, как всегда, с улыбкой. Ну, что сделаешь, улыбчивый парень.
Я огляделся. Клана Михалевых видно не было.
- Как же ты сам дошел сюда, брат Михалев?- спросил я,- не падал без папы и мамы? Где они, кстати?
- Я от них убежал,- ухмыльнулся Михалев.
- Задрали уже…я служить хочу, как все ребята,- продолжал призывник,- а мать с батей насмотрятся телик и стонут, что в армии бардак, в армии жесть.
- Ну, раз так, заходи,- я распахнул дверь.
И мы пошли.
Дальше все было обычным. Запустив Михалева на медицину, я пошел по призывному отделу, здороваясь с сотрудниками. Меня они еще помнили, всего три дня прошло, как я от них убыл, не должны были забыть…
Майор Палицын, по моей просьбе Михалева в команду зачислил первым и в 11.00 я уже был, в общем, свободен. Но нет. По просьбе Палицына я уселся на знакомый стул и еще час мы с ним привычным тандемом комплектовали команду, которая в этот день была одна.
Да…,а вы говорите, что тот опыт больше не пригодится. Никакой опыт лишним не бывает…
Перед уходом я подошел к своему Михалеву. Он общался с будущим однополчанином в лице офицера, прибывшим из войск за молодым пополнением. Парень общительный, не пропадет, подумал я, увидев эту картину.
Михалеву было явно не до меня, я у него был уже в прошлом. Поэтому просто кивнул ему и пошел.
Михалев зашел к нам в отделение через год, когда приехал в отпуск. Собирался поступать в военное училище…
К обеду я вернулся, чем сильно удивил подполковника Конева.
Как он мне потом рассказал, этот демарш родителей призывника был ожидаем. Конев даже просил у военкома служебный уазик для доставки строптивого призывника на сборный пункт.
Полковник Киселев ответил, что когда призывник станет генералом, тогда уазик даст. А пока нет. Пока посмотрит, как в этой ситуации справится новый офицер…
Родители Михалева были в ярости. На следующий день мать призывника пришла к военкому с жалобой на меня, хитростью заманившего их сына в армию. В ответ, полковник Киселев прочитал ей нудную лекцию о призыве граждан на военную службу. Когда она продолжила настаивать на злодеяниях нашего военкомата, как составной части беспредела в армии, Киселев ее просто выгнал. Она продолжала еще некоторое время жаловаться в различные инстанции, но потом как-то успокоилась.
Михалев-старший в тот раз с женой не пришел, но мы с ним иногда встречались по утрам, когда я шел на службу, а он, видимо, на работу. Вначале Михалев неприязненно косился, но потом, месяца через три, подошел ко мне и удивленно сообщил, что сыну в армии нравится. Его нормально приняли в  учебном подразделении, даже прислал фотографию. Руки-ноги были на штатном месте, синяков не видно.
Можно было бы, наверное, сказать ему что-нибудь с укором вроде, «ну, вот, видите», или « я же вам говорил».
Но я просто пожал ему руку и пошел…

22.02.2019 г.