Ледяной пригорок

Леночка осторожно перебирала ножками по мартовской гололедице. Мысли в её милой головке, как всегда, клубились трагичные. Просто удивительно как некоторые юные особы умеют осложнять свою жизнь. Всякий раз, выходя из дома на улицу, Леночка самозабвенно предавалась самокопанию. Чрезмерно стеснительная, неуверенная в себе, она окончательно убедила себя в том, что она некрасивая, бестолковая, ни на что не способная неумёха. Как-то очень органично вписывался ход её мрачных мыслей в священное действо ходьбы под монотонный стук маленьких каблучков. Вот так и рождаются привычки, в том числе и дурные. Миниатюрная, худенькая с огромными вечно опущенными долу глазами и по-детски пухлыми щёчками, она была, чудо, как хороша, но совершенно этого не осознавала. Вздрагивала, отшатывалась, случайно увидев себя в отражении витрин. Это надо же было так извратить своим сознанием очевидные истины! И откуда только иные барышни выуживают подобную неуверенность и нелюбовь к себе? Где искать истоки? Детство у Леночки было счастливое, семья любящая, училась она хорошо, всё ей давалось легко, особенно до поры до времени, но жизни без препятствий не бывает, всегда нужно чему-то учиться, что-то преодолевать. В общем-то, и трудностей особых у Леночки не было, а поди ж таки, всю себя истерзала. И ноги-то у неё кривые, просто трагедия, конец жизни, и усики-то над губой растут, и говорить-то она не умеет, краснеет как дура, начинает заикаться, слова коверкает, а нужные куда-то исчезают. Идёт Леночка частыми шажочками, улица, словно каток, на коньках, ей богу, было бы проще. Подошла к дороге. Взобралась кое-как на ледяной пригорок, ждёт, когда машины проедут, их, вроде бы и немного, но едут с завидной регулярностью, а с пригорка сходить страшно, дорога скользкая. Мысли, овеянные вселенской грустью, приводят Леночку к выводу, что ей с романтичной её натурой совсем не хотелось бы становиться старухой, и непременно хотелось бы умереть молодой. Интересно, а старуха это во сколько? Лет тридцать… Нет, пожалуй, пятьдесят или немного больше...
Владислав Георгиевич ехал с дачи на новых жигулях. Мысли у него были благостные, всё в жизни так удачно складывается, на работе, оно конечно, муторно, опять скоро в командировку пошлют, но зато дома всё замечательно. Хрячка такого справного выращивает, шкура у него белая, чистая, аж лоснится, любо-дорого смотреть. Эх, сало такое вкусное должно получиться, Владислав Георгиевич сало особенно уважает, с мясными прослоечками, кормит-то по специальной методе. Куры несутся хорошо и желток такой жёлтый, насыщенный, просто загляденье, с магазинными не сравнишь. Картошечку опять-таки осенью крупную вырастил, урожай все ожидания превзошёл, шубку Любушке купил, Любушка давно такую хотела, и на книжку достаточно положил, пусть на моторную лодку копится.
Тем временем ножка у Леночки поехала, и она не без свойственного юным особам изящества рухнула на дорогу. Владислав Георгиевич как раз к этому месту подъезжал. Надо отдать ему должное, реакция у Владислава Георгиевича была отменная, затормозить успел мастерски, до девицы метра три оставалось. Она поднялась, ошарашенно уставилась на машину и застыла в нерешительности. Владислав Георгиевич унял дрожь в руках и выжидающе уставился на девицу. Она после некоторых раздумий попятилась, Владислав Георгиевич слегка тронул машину с места, девица, заколебалась, сделала шаг вперед, Владислав Георгиевич вдавил педаль тормоза, девица застыла, глаза как плошки, пялится с выражением благоговейного ужаса. Владислав Георгиевич крепче вцепился в руль, а эта дура опять попятилась.
Леночка сама не поняла, как оказалась лежащей на скользкой дороге. Поднялась и уставилась на затормозившую машину. На неё снизошла привычная, обладающая воистину парализующим действием, неуверенность. Леночка попятилась к пригорку, но потом подумала, что дорогу, пожалуй, лучше перейти и шагнула вперед. Машина тоже тронулась, Леночка замерла. Машина остановилась. Мужик за рулём уставился на неё выжидающе, лицо у него вытянулось и побледнело.
Владислав Георгиевич ждал, а Леночка никак не могла решить отступить ей или шагнуть вперёд, и эта её неуверенность удивительным образом начала передаваться Владиславу Георгиевичу. Леночка отступала, Владислав Георгиевич пытался тронуться с места, Леночка порывалась идти, Владислав Георгиевич жал на тормоз. После нескольких таких синхронных попыток, Леночка забралась-таки обратно на свой ледяной пригорок. Руки у Владислава Георгиевича к этому времени тряслись, на блестящей лысине выступили капельки пота. Владислав Георгиевич подал девице приглашающий жест перейти, наконец, дорогу, но она отчаянно замотала головой, не спуская с него внимательных глаз. Владислав Георгиевич заподозрил неладное и трогаться с места не стал. Леночка встрепенулась, Владислав Георгиевич подобрался. Леночка забалансировала, поскользнулась и съехала в сторону тротуара, изящно спланировав на то место, что пониже спины. Примостившись на льду с безопасной стороны от дороги, она обхватила руками, ставший таким родным, ледяной пригорок, а потом милостивым жестом предложила Владиславу Георгиевичу проезжать. Решение далось нелегко. Владислав Георгиевич испытал некоторое замешательство, но всё-таки медленно тронулся с места. Леночка сидела и счастливо улыбалась. Небо было серым, пальто наверно испачкалось, но настроение удивительным образом изменилось. Леночке подумалось, что до старости ей ещё далеко, и пусть она некрасивая и бестолковая, но жить всё-таки удивительно хорошо. Она представила, как вся эта ситуация выглядела со стороны, и по-детски заразительно расхохоталась, смеялась она долго, до слёз. Мужика было даже жалко. До чего же можно довести себя и других собственной неуверенностью! А Владислав Георгиевич ехал и думал, какие же всё-таки бабы дуры и верно говорят, что все беды в жизни от них.