Таинство весенней опушки

  Из –за  Ильинского леса вышла тёмно-сизая грозовая  туча и стала прясть серебристые нити дождя.
Дождь был дружный, шумливый, разом вспыхнул, разом оборвался, проглянуло яркое солнце.
Молодая трава, листья кустов заиграли на солнце   алмазами, брильянтами. Крупные капли
дождя, словно серебряные монеты, летели с зелёных розеток подорожника на землю!      
Над  околицей деревни Липна  роем завились комары. Из леса послышалось кукованье кукушки. Дышалось легко, свежо, отрадно.
Сегодняшний  поход  был  недалёк: через луговину к  лесной  опушке и обратно.
Полевая  дорога вся в лужах осталась позади. Из
высокого солнечного поднебесья слетела  песня,
словно  ручеёк пролился, прозвенел. Кто певец?
Да жаворонок, кто же  ещё!
Шагаю под  бугор, к  берегу  речушки Липенки. И только завернул на берег, так и застыл на  месте.
На  кустах  береговых черёмух белое кипение на загляденье. И не снег, а  дивные  кружева на ветках. Вот, поистине, радость цветёт! Нет-нет, не  простое, а  колдовское цветенье: пышное, броское, весёлое, радостное, очаровывающее.
Взрывчатые  пышные кисти  черёмух белели, как
первый снег.
Лосиха лежала в  кустах черемухи, усталая, похожая на огромный серый валун, через мохнатые длинные ресницы изливалась теплота и нежность.
Лосёнок, её первенец, лежал у  задних ног, касаясь своим  влажным боком её  тёплого тела.
   Прилетела сорока, села на ольховую ветку и онемела то удивленья: у  знакомой лосихи родился  лосёнок.
На той стороне речушки Липенки, на лесной опушке в кустах бузины, чокнуло, сильно и требовательно: - Чок-чок-чок…
Соловей  этим: Чок…чок  сразу приковал мои ноги к земле. Жду. Пробная нота обещала так много, что душа моя сразу настроилась на лирический лад.
Соловей не  заставил долго  ждать. Над лесной опушкой, над  речушкой Липенкой рванулась удалая  трель, всё  покоряя, радуя и тревожа.
- Подаррю…подаррю….подарррок..подарррок.
Кому же он бесшабашная головушка, сулил подарок свой? Уж не  той ли соловьихи, что  трепыхалась  от  восторга на  вершине ольхи.
Зелёная, нежная травка мягко и шелковисто стелилась под ногами, а левый край  опушки обрамляли солнечными каплями  цветущие одуванчики. Распустившиеся берёзы, словно хоровод деревенских девушек кружились по всей солнечной опушке. Догоняли друг дружку.
Всё кругом густо разрослось, распустилось, налилось весенними соками. Лютики жёлтые, как
словно золотые пятна просыпались в  закройке правого бока опушки. Зацвело волчье лыко разовато-красным цветом, напоминающая сирень. Прямо у ног своих  увидел россыпь цветущих  ландышей. Аромат, тонкий запах струился по всей опушке заманчиво, свежо.
В самой середине опушки замелькала синими мелкими цветочками таволга, а рядом, в сыринке, нежно-жёлтые, туго увитые бубенчики
купальницы. А сразу за ними молодые дудки дягиля. На цветах лениво пасутся пчёлы.
Я притаился за кустом зацветающей калины и стал глядеть, как кормит своих птенцов серенькая пичуга, гнездо которой неожиданно открылось перед моим взором.
Если голубой кусочек речушки Липенки принять за  тетереву лука, то лесная опушка будет её дугой.
Опушку охраняют  высокие сосны, с  янтарной корой. Сосны удивительной ковки: прямы, высоки, налитые силой. Хвоя на соснах лоснится на солнце, тёплый свет разливается от них по всей  опушке.
Правую сторону облюбовали плакучие бородавчатые берёзы. На берёзах сияет-светится атласная кора, а мелкие, чёткого выреза, листья дружно шумят от прилетевшего неведомо откуда ветерка.
Ветерок лёгкий, свежий, отрадный, легко, задорно, молодо, лихо, перекидывается от берёзы к берёзе, не  пропуская ни одну, открыто, торжественно  играет с ними.   
Подхожу ближе, ближе… Тропинка, словно повторяет изгибы опушки. Вот уже  пошли папоротники в березняке. Иссиня-зелёные перья с приметным просторным выгибом наружу  делают куст папоротника  похожим на  вазу. Так и хочется заглянуть в эту  вазу, приглядеться и если  повезёт, то можно увидеть, как из глубины куста, из самой середины пятится плюшевый шмель, басовито гудя.
С возгласом:» Чив-чив-чив» пробовала свой голос малиновка, но у неё что-то не получилось и она  уступила свой  сольный номер дрозду. Дрозд застрекотал радостно, вдохновенно.
С  речной луговины послышался скрип коростеля. Чуть слышно позванивали синички в кусте орешника.
На весенней опушке, в воздухе витала какая-то особенная завлекающая, рождающая в душе светлые чувства  спокойная полуденная тишь.
Лишь впереди меня на ветке старого дуба примостилась, покачиваясь из стороны в сторону какая-то незнакомая, но смелая птаха, которая с укором косилась на меня, своими чёрными, как ягоды смородины глазами и тоненько попискивала:» Уже полдень… уже полдень…»
У зачернённого комля сосны копошились в хвое муравьи. Как, откуда они здесь взялись?  Муравейника нигде не было видно, издалека приползли, работяги. Дикий селезень пролетел низко над опушкой, в  речных камышах закрякала утка.
Жёлтые солнечные «зайцы» дружно прыгают, скачут по  тропинке. Над тропинкой, в трёх местах зелёный коридор смыкается над головой-побеги дикого хмеля с огромными зелёными листьями, перекинулись с левой стороны на правую-получилась арка.
Из зарослей дикого хмеля  раздался поросячий визг, спотыкаясь и тормозя, ножками выскочил полосатый кабанчик. Увидев  меня  упал, вскочил и опрометью с визгом бросился за арку, в кусты.
Вслед за этим раздалось басовитое похрюкивание взрослых кабанов. Они спокойно перешли тропинку и стали рыться на краю опушки, в поисках сладких корешков.
Неожиданно над  опушкой громыхнул гром, выстрелили из очень большой пушки-гаубицы. Над опушкой, над  лесом прокатилось громкоголосое эхо грома. Небо потемнело, голубизна помутнела, выползла из-за луговины тяжёлая пухлая  тёмная туча.
Вновь  ударил раскат грома, сверкнула кривой саблей молния.  Серебристыми полосами из тучи полил дождь. Лес ожил, зашумел, сквозь мерный шум дождя тропинка потерялась из виду.
И тут я увидел шатровую ель. Росла она, конечно, в самой середине опушки, и оттого бала разлаписта, густа, пушиста, словно шалаш.
Так я очутился в еловых лапушках, в  укрытии.
  Невозможно  передать словами дикую прелесть пребывания под  шатровой елью, в шалаше из густых ветвей, во время  тёплого, быстрого майского дождя.
Серый  дрозд-рябинник гонимый дождём, ворвался в самую густоту, в середину ели. На  маковке тут  же застрекотала сорока. Ко мне, к зачернённому комлю приплёлся, пришлёпал, худой  ёжик и спрятался под нижними ветками.
Вот стена дождя стала прореживаться, дождь ослаб и совсем затих. Выглянуло яркое солнце.
  Было что-то торжественное, необычное в  весеннем таинстве  опушки. Я видел, как  на моих глазах  происходило обыкновенное чудо в природе.
Капли дождя падали с ветвей, с листвы берёз задевая молодые травинки, провисая на стеблях, тихонько вздрагивали. В  травке происходило какое-то едва заметное шевеление…
Трудно было  оторвать взгляд  от этого поистине
прекрасного  зрелища  таинства лесной опушки.