История 66. О том, как я бросил курить

История 66. О том, как я бросил курить

Некоторые говорят, что бросить курить легко, некоторые утверждают обратное. Кто-то напрягает силу воли, кто-то использует пластырь, кто-то жуёт антиникотиновую жвачку, но таким образом бросают курить далеко не все. Не принимая ни чью сторону,  расскажу свою историю.

Помните, Хемингуэй говорил, что нет ничего проще бросить курить, дескать, он тысячу раз бросал – и ничего страшного с ним не произошло? Не верьте старине Хему, он просто пошутил. А может и не Хем, а Твен, но сути это не меняет.

По-крупному я бросал трижды .

Впервые мой печальный опыт курения закончился на летних каникулах после первого класса, когда моего друга Сашку родители отстегали крапивой за то, что он сжёг соломенную сараюшку и за то, что явилось причиной пожара. Сашка на год моложе, вернее, младше меня. Я наблюдал всю процедуру экзекуции из надёжного укрытия и твёрдо решил завязать с  курением, что и сделал сразу же в ту же минуту. Кому интересно более подробно узнать об этом случае, прочитайте мой рассказ «Крапива», а я поведу своё повествование дальше.

До восьмого класса я не выкурил ни одного табачного изделия, а вот в восьмом решил побаловаться и подсел на это «баловство» аж до двадцатитрёхлетнего возраста. Родители к моему сомнительному увлечению отнеслись на удивление спокойно или, пардон, толерантно, а вот с юной супругой пришлось изрядно повоевать целых два года. Я и не думал бросать, но подвернулся случай, надавивший на пятку моей гордости.

На патрульно-инспекционном судне «Сметливый» я работал третьим штурманом. Одну вахту со мной нёс в машинном отделении Жорка Волокушин в должности четвёртого механика. У него было много талантов: великолепный музыкальный слух, неоперившийся баритон, умение играть на гитаре и на баяне, а ещё Жорка мог очень здорово рисовать. И вот однажды я забрёл в его каюту перекурить и остолбенел: все переборки были увешаны плакатами о вреде курения, написанными или нарисованными Жоркиной талантливой рукой! Я испытал горько чувство разочарования, потому что зашёл к нему как раз стрельнуть пару-тройку сигарет, так как мои закончились, а артельщик открывал судовой ларёк только после окончания рабочего дня.

- Завязал! – гордо доложил Жорка, глядя на меня абсолютно победоносно, - Уже второй день не курю и не тянет!

Конечно же, я засомневался в твёрдости жоркиного духа, что и выложил ему в недоверчиво-матерной форме.

- А ты сам попробуй!- тут же вскипел Жорка, - может, это мечта моей жизни! Может, я не хочу умереть от рака лёгких! Может, я не хочу состоять при жене пепельницей! – и ещё много взволнованных доводов, так же преподнесённых в возвышенно-матерном стиле.

Жорка не курил три дня, а после этого стрельнул у меня аж целую пачку «Примы». В ответ на моё злорадное «ха-ха-ха», продолжавшееся не менее пяти минут в непрерывном исполнении, Жорка заорал:

- Чем ржать, лучше сам брось! Ты и дня не протянешь, трюльник!!!

«Трюльник»… Я-то трюльник, а он вообще четверюльник и нечего было меня цеплять. Почему? Да потому что зацепило!!! Я вытащил из нагрудного кармана полпачки сигарет и смял её в прах:

- Всё, я не курю! – сказал и под языком тут же свернулся комок и во рту стало горько. И эта горечь сопровождала меня целых семь лет. Недели не проходило, чтобы мне не приснилось, что я курю, и каждая сигарета, выкуренная мной во сне, казалась невероятно вкусной. Организм требовал компенсации и за три-четыре месяца я набрал около шестнадцати килограммов неприятно лишнего веса из-за одолевшего меня едуна.

Через семь лет я уже во всю трудился на танкере «Румбула», где сам тип судна весьма доброжелателен к некурящим членам экипажа. Хотел сказать «но», но не люблю это «но» и скажу так – однако я вернулся в отряд курящих. И вот по какой причине.

После каждой бункеровки на Канарских островах мы заходили в мавританский порт Нуадибу за разрешением на раздачу топлива в их экономической зоне. Заходили в порт всегда на рассвете. Вот и представьте себе ситуацию: я в четыре утра принимаю вахту, через час идём на вход, к семи утра становимся на якорь, завтракаем, я спускаю шлюпку и со всеми документами еду на берег. У причала ждём, когда ленивый агент соизволит прийти за документами и принесёт их назад только часа в два-три дня. Жара неимоверная, на берег ходить не очень безопасно, поэтому сидели в шлюпке по нескольку часов, маясь от жары, голода и безделья. Потом агент приводил человек пять жандармов и таможенников, которые выходили с нами в море для контроля раздачи топлива. Я вёз их на борт, размещал по каютам и заступал на вахту. В общем, каждые три-пять дней всё повторялось с незавидным постоянством: нервотрёпка с маврами, недосып и песок на зубах и в лёгких – там же Сахара! Постоянно ужасно хотелось спать, а кофе в меня уже не лез. Дьявол подтолкнул меня к каюте начальника радиостанции, откуда вился дымок сигаретный. Я попросил пару раз затянуться и… сон пропал! В следующий раз я просил пару сигареток на всякий случай, потом с десяток, потом пачку взаймы, потом…

В девяносто девятом в меня иногда вдыхалось (втягивалось, вкуривалось) до трёх пачек в сутки. Обычной сигареты мне уже не хватало и я перешёл на длинные «Мальборо» и даже на сигарилы – это такие сигарки не толстые с пластмассовым мундштуком. Мы работали в тайм-чартере у норвежцев, собирая мороженную рыбу по портопунктам и выгружая в портах северной Европы и Балтики. Каждый раз, заходя в порт Алесунд, я выдавал оператору Торе Култорпу блок сигарет «Принц». Он был чуть моложе меня, но курил примерно так же. И вот в один из заходов, когда Торе поднялся на борт, я протянул ему очередной блок сигарет, от которого он, к моему крайнему удивлению, отказался!

- Я бросил! – наверняка Торе подумал, что мне стало плохо от этой новости – так я изменился в лице, - да, Виктор, я бросил! И очень просто бросил! Я сказал себе, что курение – это болезнь не организма в целом, а только мозга. Надо доходчиво объяснить самому себе, что утром запросто можно выпить кофе без сигареты, в ресторане тоже курить не обязательно, а в машине вообще опасно!

И я задумался. И задумался очень серьёзно. В конце концов я свёл курение к одной сигарете в час и это было очень сложно. Иногда казалось, что часы вообще не идут! Выражение «пухнут уши» до сего дня для меня не чуждо.

В конце марта девяносто девятого мы ошвартовались в Голландии к причалу Бевервайк для погрузки маргарина назначением на Алжир. С началом погрузки на судно прилетел мой грек-оператор и привёл с собой голландского флажного инспектора. Мы тогда работали под панамским флагом и инспектор, естественно, представлял интересы Панамы. Этот старичок двое суток трепал нам нервы, предъявляя претензии справедливые и не очень справедливые. Он залазил во все щели, несколько раз останавливал погрузку для проведения судовых тревог. Сказать, что это не отразилось на общем настроении экипажа, значит ничего не сказать. Все стали нервными и недружелюбными. В конце концов наши мучения закончились и поздно вечером мы отошли от причала и около полуночи сдали лоцмана. Я дал второму штурману указания по вахте и спустился в каюту. Настроение было, прямо скажу, паршивое. И я вызвал к себе стармеха для успокоения нервной системы…
Мы быстро осушили литровую бутылку «Джони Волкера» и я поведал Юрию о своём намерении бросить курить.

- Вы??? Да никогда этого не будет! – Юра засмеялся, нет, Юра противно захихикал.

- Бери лист бумаги и ручку! – не терпящим возражения голосом скомандовал я ему,- Пиши: первого апреля тысяча девятьсот девяносто девятого года от Рождества Христова в час и двадцать шесть минут судового времени капитан Румянцев прекратил курить. Написал? Сохрани!

- Александрыч, да бросьте вы ерундой заниматься! Утром же и закурите под чашку кофе на мостике!

Утром мне было очень неуютно. И не от выпитого виски. Если я скажу, что очень хотелось курить, то я не скажу ничего. Пачечка жвачки закончилась, практически не успев начаться, и в ход пошли зубочистки и спички. Народ пытался не попадаться лишний раз на глаза злому «папе» и я переживал свою проблему, находясь почти всегда в гордом одиночестве. Дней через девять мы дошлёпали до Алжира и я с моря отправил агенту все подходные документы, в том числе и информацию о наличии товаров в судовом ларьке. После отправки информации капитан не имеет права выдавать экипажу сигареты до самого выхода судна из территориальных вод страны. Конечно же, я выдал команде максимально возможное количество сигарет и опечатал дверь ларька.

В Алжире проходили выборы президента и нас продержали на рейде в целях нашей же безопасности восемь суток, сама выгрузка заняла пять суток. Как только после выхода из порта лоцман убыл с судна, экипаж с «опухшими ушами» попросил, нет, потребовал открыть судовой ларёк. А я вдруг поймал себя на мысли, что мне это уже не нужно и мне стало необычайно хорошо.

Помня о неудачном первом опыте, когда вся одежда вдруг перестала на мне вмещаться, я старался не злобствовать в кают-компании и набрал всего около четырёх килограммов, которые относительно быстро сбросил.

P.S. За двадцать лет с того момента, как я прекратил курить, мне ни разу не приснилось, что я курю.

Кто-то может спросить: А почему ты пишешь «прекратил», а не «бросил» курить?

Объясняю: я прекратил курить первого апреля, поэтому до сих пор держу в запасе вариант, что я временно прекратил, а не бросил. И надеюсь, что это временное стало давно для меня постоянным.

05.03.2019
Рига