Королева ночных ламп

//Доля на волю мене жене… [Судьба на свободу гонит меня…]

КОРОЛЕВА НОЧНЫХ ЛАМП

___________
Глава 1

Погасли небесные огни, что днём рассыпались тысячами звёзд на снежных белорусских полях. Солнце тихонько зашло за склоны чистых холмов, а на его место поднялся месяц. Он пока неярко светил на стальные кости поезда, но с каждой минутой всё набирался сил и потому волновал Алёну, юную девушку, которая в этот поздний час никак не могла заснуть. Она прислонила руку к стеклу и ощутила холод: морозные дни стояли теперь под Рождество. Где-то внизу усердно работали радиаторы, и оттого тёплый воздух колыхал льняные занавески. Только в этот ночной час казалось, что из стихотворения Некрасова про железную дорогу вырвались призраки всех, кто её строил, и теперь они носились за стеклом, стучали в него, скалили свои ноющие зубы и едва не бросали Алёну в дрожь.
Она отвернулась. Вдали кто-то слушал печальное адажио, и мелодия всё никак не разрешалась: то её прерывал жирный контрабас, то сочный фагот. Алёна углубилась в себя и попробовала продолжить эту мелодию в уме. И только разрешилась она – будто сказочным в мгновение ока стал вагон. Тускло горел в нём дежурный свет. По коридору кто-то топал медвежьими шагами. Алёна сжала свои крохотные ручки в кулачки и зажмурила глаза. Пронёсся навстречу состав, а может, то было и что-то от иной реальности; но вздрогнул и засверкал свет в купе. В этот миг лишь ласково улыбнулась Алёне Королева ночных ламп…
– Девушка, что с Вами? Почему Вы плачете? – проводник легонько коснулся Алёниного плеча.
Она повернулась к нему, быстро утёрла глаза и немного уложила волосы.
– Я боюсь…
– Вы боитесь спать на верхней полке? Ах да, такое бывает.
– Нет, я просто напугалась Королевы ночных ламп.
– Королевы ночных ламп?
– Она смотрела на меня своими блестящими глазами. Чувствуете, какое стекло холодное?
Проводник растерялся и будто загадочно и боязливо дотронулся до стекла, но тут же отпрянул.
– Это из-за её взгляда оно такое ледяное, – тревожно сказала Алёна.
– Да, – проводник задумчиво покачал головой. – Слушайте, а ведь я знаю старое доброе средство от холода. Вы хотите горячего чаю?
– Ну, можно, – Алёна робко улыбнулась.
– Тогда я пойду приготовлю, а Вы обождите буквально минутку.
– Нет-нет, я лучше пойду с Вами.
– Ладно, можно и так.
Проводник помог ей спуститься с верхней полки, и они неслышно направились к служебному купе.
Лишь там, при свете лампы, Алёна внимательно разглядела проводника. Это был слегка полный мужичок среднего роста, лет сорока. Алёне он почему-то сразу напомнил улыбчивого медвежонка. Как же она удивилась, когда он поставил ей к чаю небольшой кувшинчик с мёдом! А после ещё и чай подал в занятном музейном экспонате в виде стеклянной тары в ажурном металлическом подстаканнике.
– Что это? – спросила Алёна, с разных сторон разглядывая подстаканник.
– Реликвия из прошлого. Сейчас вот все чай пьют из пластиковых стаканов, а ведь в таком он вкуснее. Я иногда люблю поностальгировать, потому и вожу с собой этот старенький стакан. Но сегодня чрезвычайный случай. Поэтому он нужнее Вам. Кстати, раз уж мы здесь, будем знакомы? Меня Алексеем звать, а Вас?
– Алёной.
– Какое красивое имя! Редко его теперь встретишь.
– Естественно! Оно такое же древнее, как Ваш стакан!
– А разве это повод горевать?
– Ну как… Не знаю. – Алёна презрительно махнула рукой.
– Хм… А вот Вы попробуйте чай.
Алёна отхлебнула совсем чуть-чуть и посмотрела на Алексея. Он покачал указательным пальцем и заметил:
– Неправильно таки Вы чай пьёте. Глядите! – и он принялся показывать. – Обхватываете подстаканник руками, прислушиваетесь, как колёса катятся по рельсам. Можете закрыть глаза, или посмотреть в окошко, или половить световых зайчиков в водной, то есть чайной, глади. А после ощутите тепло стакана, будто ажурный рисунок Вашим ладошкам делает массаж; поймите этот аромат чая в путешествии и уж тогда наконец пробуйте! Я Вам отвечаю: так вкуснее.
Алёна попробовала снова, уже как ей посоветовал Алексей, и на сей раз чай вправду показался ей вкуснее.
– Да Вы волшебник! – восторженно сказала она проводнику.
– Каждый человек немножко волшебник. Просто теперь весь мир ослеп, все в очках ходят, потому своего волшебства и не видят.
– Но ведь я в самом деле это нахожу: чай и теплее, и ароматнее в этом Вашем допотопном стакане!
– Вот и имя у Вас красивое. Однажды Вы это поймёте.
Алёна посмотрела на улыбку Алексея, такую наивную и искреннюю, что ей тотчас подумалось: «Нет, он не врёт. Так оно и есть». И неожиданно для себя она услышала в своём имени и нежность, и открытость, и протяжное очарование. Но о том она уже вежливо промолчала.
– Алёна, а расскажите мне про Королеву ночных ламп, – участливо попросил Алексей.
– Так её нет.
– Как так нет? Она же смотрела на Вас…
– Это просто детский страх. Знаете, когда мне было пять лет, мы жили в стареньком деревенском доме, к которому был пристроен двор. Днём во дворе было тихо и уютно, но ночью что-то таинственное пряталось в его тёмных углах. Бабушка посылала меня запирать ворота на засов, я включала свет во дворе, закрывала их и незамедлительно бежала обратно в дом. А один раз, когда я зажгла свет, я обратила внимание, как в тёмном закутке, который и днём оставался таким же тёмным, блестят чьи-то глаза. Сначала я пыталась себя успокоить, типа это кошка, но из мглы этот взгляд смотрел так зловеще, не моргая даже, что я…перестала понимать себя и с детским любопытством выключила свет. Глаза исчезли. Я щёлкнула выключателем – и они снова появились. Так я и познакомилась с Королевой ночных ламп.
– А что же это было на самом деле? – с таким же детским любопытством спросил Алексей.
– Я хотела узнать об этом у мамы, у бабушки, но не стала.
– Почему?
– Испугалась, что видела что-то, чего не должна была видеть.
– Хм, необычно… Но как же Вы уняли Вашу любознательность?
– Пошла в этот тёмный закуток днём.
– Смелым ты была ребёнком! – едва нашёл слова Алексей.
– О да, сейчас я бы на такое не решилась. Но, правда, никакой Королевы ночных ламп я тогда не нашла.
– Там ничего не было?
– Только Цитрус.
– Какой такой Цитрус?
– Ну, мама так ласково „Ситроэн” называла. Это такая большая белая машина, которая там стояла и которая напугала меня куда больше. Только напугалась я не того, что она такая огромная. Мне даже хватило смелости внутрь забраться, полазать там по салону, найти коробку с кучей блокнотов, фоток и этих, компьютерных пластинок для музыки… – Алёна водила рукой в воздухе, пытаясь вспомнить слово.
– Дисков!
– Да, дисков… Я, кстати, так и не в курсе, что это были за вещи.
– А чего Вы напугались?
Алёна рассмеялась и легла щекой на свою руку.
– Без улыбки не могу вспоминать! Когда я в этих вещах копалась, случайно нажала на гудок! – она засмеялась ещё заливистей. – Не знаю, что потом было, помню только, как бабушка принесла мне кружку тёплого молока с мёдом, чтобы меня успокоить.
– Да, запоминающееся у Вас было детство!
– И оно подарило мне мой детский страх.
– Так ты всё ещё веришь в Королеву ночных ламп?
– Не-а.
– Но боишься её?
– Но боюсь.
– Значит, в душе всё-таки веришь. Может, потому что она открыла тебе ещё не все тайны.
– Но ведь она всего лишь сказка…
– Алёна, сказка живёт и в нашем мире. Это вокруг могут быть профицит или декаданс, а сказка живёт сама и никогда не умирает. Знаешь, я один раз с ней встречался.
– Где?
– В Варшаве. Это была сказка, сотворённая людьми. Имя ей – Наука. У неё там свой дворец.
Алёна задумчиво поглядела в окно.
– Пани Алёно, держите путь туда. Эта сказка…многое…Вам…покажет…
Голос Алексея плавно растворился в звуках катящихся колёс. Алёна осмотрелась. С верхней полки она видела весь коридор плацкарта. «Чай, Алексей, сказка… Как сон», – мелькнуло у неё в мыслях.
Тускло горел дежурный свет. За окном мигали фонарики станций. Где-то звучало адажио и, как медвежонок, топал проводник.

___________
Глава 2

Наутро уже смутно верилось в ночной разговор, в медвежьи шаги, и мелодия адажио скрылась в памяти. Алёна выглянула в окошко – поезд не спеша двигался среди польских заснеженных лугов. Отныне начиналось большое путешествие молодости. Осталась позади родная Беларусь, где снег морозным вечером украшал долины крохотными шапками на ягодках рябины.

Многоэтажный дворец Науки приютил те чудеса детства, которым люди всегда мечтали найти объяснение. Алёна видела теперь, как солнце играет «зайчиками» и рисует радугу между облаков, но, поняв физику этих явлений, Алёна всё равно, как ребёнок, радовалась: может быть, потому, что в царстве Сказки радугой можно было любоваться куда дольше, чем в жизни.
Здесь всё двигалось, всё оживало. Самые невероятные явления казались простыми, а самые дальние страны и миры – несказанно близкими. С одной стороны открытыми дверьми манила к себе коллекция новых моделей элекаров – этих электрических автомобилей, которые теперь бегают по улицам. Дети оглядывали их со всех сторон, забирались внутрь, касались иллюминации на панелях – и просторный салон менял свой цвет, приводя в восторг и мальчишек, и девчонок. А с другой стороны невесомая ткань танцевала в воздухе, движимая невидимыми ветрами. Ребятишки прыгали, пытаясь ухватить её, словно синюю птицу за крыло, но ткань ускользала от них и всё безмятежно и независимо кружилась между измерениями. На миг Алёне показалось, что Сказка возвращала её в детство, а оно так и было, ибо в царстве Сказки даже каждый взрослый мог снова ощутить себя ребёнком и снова поверить в волшебство.
Во дворцовом саду разместилась выставка. „Nasza Ziemia to ich ksiezyc,” – гласила вывеска. «Как же это удивительно, – думала Алёна, – ведь наша планета, наша Земля – для кого-то просто месяц, просто спутник. Есть, значит, нечто высшее, ещё более волшебное, но что?» Алёна посмотрела на небо. На нём собирались облака.

Что облакам горы? Ненастная погода искала Алёну и после, в чешском городке. Верно, странно это: каждое утро восходящее солнце весело бежало по крышам домов, весь город купался в его радушных лучах, и душа нежилась, видя сказочно мартовское небо. Но днём оно хмурилось, расстраивалось, будто средневековая лютня. Птицы тревожно пролетали где-то недалеко, а деревья и декоративные кусты, дрожали своими оголёнными ветвями, словно опасаясь грядущего ледяного дождя.
Алёна пока сидела на скамейке в парке, где можно было часами любоваться панорамой города.
– Какое чудное место! Хотелось бы зайти в музей и посмотреть, что здесь было раньше… Ах да, бои, несколько раз – бои. Миру уже очень много лет, согласно науке и религии, но мира в нём так и нет. Отчего люди воюют? Разве не видят, насколько мала и беззащитна наша природа? Злят её только, а сами – как та вымышленная принцесса, которую колдунья за бесцельное существование обратила в хрупкую хрустальную статуэтку, от лёгкого дуновения ветра разбившуюся на сотню не нужных никому осколков.
Становилось и вовсе холодно. Алёна взяла свою сумочку, сделала памятную фотографию и спустилась со смотровой площадки на улицу, полную людей.

На веранде предгорного мотеля этим вечером Алёна наблюдала забавный, но судьбоносный феномен. Она случайно уронила складное зеркальце, и в его половинках отразились два огонька: месяц и уличный фонарь. «Королева ночных ламп, что ты хочешь мне сказать? Природа – она ещё одна Сказка!» – подумала Алёна. Теперь её дорога – к каким-то природным чудесам. Да, они близко, на каждом шагу, но какое из них сможет привести человека не в восторг, а даже в умиление? Может быть, каскады водопадов, неприступно величественных и приветливо простых?
К Алёне подошёл какой-то парень. Видя его, кто угодно понял бы, что она ему приглянулась, но сама Алёна даже не обратила на него внимания. Тогда, флиртуя, он мелодично прочитал стихотворение:

– Вечер предвесенний так прохладен был,
Звёзды седо-синие мне светили сумно.
Я всё ждал чего-то, одиноко жил
И не знал, что милая шла ко мне бесшумно.

Вечер и вправду был необычайно таинственным, и Алёна ощущала это. Но ничего не ответила, будто не слышала или не поняла.
– Меня зовут Томаш. Я хотел лишь спросить: Вы свободна?
Она посмотрела на него отрешённо, погружённая в себя.
– Ещё не знаю…
Он пожал плечами и ушёл.
Судетские горы и долины мирно дремали в весенней тишине. Было свежо и безветренно, и красиво, и так хотелось остаться здесь, видеть восходы солнца в голубоватой дымке, дотрагиваться до травы, покрытой росою, улавливать далёкое журчание ручьёв и складывать легенды о вековых соснах… Но завтра снова ехать…
Алёна стояла на веранде, теперь уже наедине. В мыслях крутились сказки, голову обуяли мечты о путешествиях и далёких странствиях, и какой-то непонятный сладкий страх тревожил её душу. Фонари горели тепло: казалось, что снег тает от их лучей. А по горизонту вереницей тянулись огни, за которыми расстелились неведомые и невидимые в темноте земли.

___________
Глава 3

Ещё никогда Алёна не пробовала жаренных в ликёре ананасов… Она жила в хорватском прибрежном городке уже несколько дней, всё пытаясь познать красоту тропинок, сбегающих к лазурным лагунам Адриатики, чаек, кружившихся над черепичными крышами, и ещё красоту неведомой гармонии между совсем далёкими мирами.
Вечерело, солнце вот-вот готовилось скрыться за морем. На пляже и в ресторанах возле него почти никого не было. Алёна зашла в бистро – просто перекусить и, быть может, отведать что-то новое, если такое попадётся в меню. Но меню ей было непонятно. Так же, как и многое из слов симпатичной официантки, говорящей исключительно на хорватском. Алёна точно поняла лишь одно: официантку звали Вэсна, и это было одно из самых удивительных и красивых имён, которое Алёна когда-либо произносила.
Странно и легко начался разговор. Вэсна посоветовала Алёне попробовать жаренные в ликёре ананасы и тунца, а Алёна охотно предложила ей вместе полюбоваться закатом. Они оживлённо о чём-то говорили: Алёна – голосом, исполненным полесских мотивов, Вэсна – голосом южным и тёплым по тембру. Скоро солнышко укатилось за море, и в бистро для уюта зажгли фонарики со свечами. На столике Алёны и Вэсны фонарик светил улыбчиво и радостно, несмотря на бриз, и свеча в нём горела ровным пламенем, словно воплощая ту гармонию между совсем далёкими мирами.
 
Причудливые каскады, ласкающие слух своим далёким журчанием, притаились в заповедном парке. Среди гор, пещер и буковых крон едва виднелась извилистая дорожка, уходящая к бирюзовым зеркалам озёр. Через них кто-то перекинул для туристов винтажные деревянные мостки, изрядно заинтересовав ими живущую здесь калифорнийскую форель. А вода ещё не нагрелась, но уже яро разыгрывался в облаках тёплый весенний ветер.
Теперь изменился климат. Лето стало жарче, и скорее приходила весна, и раньше собирали урожай; на улицах появлялись новые люди и элекары, и стеклянные небоскрёбы плавили свежепостеленный асфальт. От этого становилось грустно или радостно – какими глазами смотреть на мир. Алёна останавливалась на мостках и неустанно дивилась красоте каскадов. На озеро выше она смотрела будто со дна колодца, а на озеро ниже, куда срывался водопад, – будто бы с небес.
– Сказка Природа, куда ты бежишь? До озера ниже, а после по речкам к Дунаю? Иль облака заберут тебя раньше и унесут в солнечную Италию, где теперь уже лето, ещё одно твоё чудо? Забавно: я по рождению зимняя, а так люблю лето!.. Сказка Природа, а можно я полечу с тобой?

___________
Глава 4

Алёна увидела воздушный шарик. Он катился по дороге, когда она ждала автобуса на остановке. Машины непрерывным потоком мчались налево и направо, а шарик едва не попадал им под колёса. Алёне внезапно захотелось спасти его, и она ждала момента, чтобы перебежать на другую сторону, забрав шарик с дороги, схватив его по пути. Но не было ни пешеходного перехода, ни перерыва в движении элекаров. Уехал один автобус. Без неё. Она просто не могла оторвать взгляда от того воздушного шарика, апельсино-оранжевого на сером асфальте. Ветер порывами отгонял его к обочине, а когда какой-то кроссовер вдруг не намерился его объехать, Алёна закрыла глаза от страха. Минуло семь минут. Прибыл другой автобус, открылась его дверь. Алёна инстинктивно ступила одной ногой на порог, но вдруг оживилась: шарик уже далеко от дороги парил над землёй. От этой картины Алёне стало радостно на душе. И она было успокоилась, но стоило ей потерять шарик из виду, как вновь в голове скользнула мысль: «А вдруг изменчивый ветер снова вытолкнет шарик на дорогу?»
Ветер тогда сильно расшалился. Он шипел, гудел и завывал в небесах, будто реактивный самолёт. Алёну бураном едва не сшибало с ног, она с трудом добралась до хостела, где почти сразу же, укрывшись одеялом, заснула под шум бушующего за окном урагана.

Уже не первый день Алёна слышала звуки аккордеона, доносившиеся поутру с соседней улочки. Сегодня она заглянула туда, когда гуляла по городку, и увидела старенького аккордеониста, который играл свои мелодии, совсем не обращая внимания на пробегающих мимо людей, мерящих его косыми взглядами. Алёна, удивлённая, подошла к нему и спросила:
– Синьор, для кого Вы играете, если никто не слушает?
Старый музыкант не прекратил своей игры, только мелодия его звучала теперь едва уловимо.
– Лишь для одной донны, которую я знал в молодости.
– Она живёт где-то рядом?
– Я не знаю уже, где она живёт. Когда мне было столько лет, сколько теперь тебе, я часто с ней виделся. Ах, моя Джулия! Она была постарше меня и ещё quasi чужой девушкой, но я знал, что в самые трудные минуты я бы держался за её руку так, как держался в детстве за руку матери. А она чувствовала себя за мной, как за каменной стеной. Однажды мы шли с ней по этой улочке, и она сказала, что любит здесь бродить в одиночестве, философствуя о чём-нибудь. За много лет я ни разу её здесь не встретил, но я всё равно играю для неё: пусть она услышит!
– Синьор, неужели Вам неясно, что она, наверное, больше не вернётся?
Аккордеонист взволнованно сжал меха, пустив музыкальную кляксу; голос его задрожал, а щёки вспыхнули румянцем.
– Синьорина, любили ли Вы хоть раз? Разве нужно только видеть друг друга, чтоб любить? Любовь не живёт между людьми, она внутри них! И она сильнее всего на свете. Пока я играю, Джулия всегда со мной. Видишь её?
Он посмотрел на Алёну улыбнувшись и уже потерянным взором, словно на её месте и вправду увидел Джулию. И всё вовне стало ему неважно: ни спешащие прохожие, ни холодный воздух, ни Алёна, которая, запихнув большие пальцы в карманы джинсов, оставила старого аккордеониста наедине с его фантазией.

___________
Глава 5

Дождь начался внезапно. Почти незаметно на ясное небо приплыли хмурые облака, и скоро весенний ливень прогнал с улиц всех прохожих: они спрятались в элекарах, тратториях, домах. А Алёна успела укрыться лишь под навесом автобусной остановки.
Фотографировать было некого. В большом людном городе и вдруг – ни души. Алёна не раз видела романтичные фотографии поцелуев под дождём, но теперь, видно, все романтики вымерли. Или просто ливень был холодным. О тёплом дожде Алёна слышала только в одной песне, а наяву и вовсе такого феномена не встречала. Даже тёплый розовый закат ей посчастливилось наблюдать лишь однажды. Может, потому она его и помнила.
– Пани, отчего Вы так печальна? – ошеломил Алёну чей-то голос.
Рядом стоял высокий стройный парень в коричневой ветровке, которому так же повезло очутиться посреди улицы, когда начался дождь.
– А как Вы поняли, что я пани?
– Такая родная смиренная грусть знакома лишь белорусским девушкам!
Алёна в удивлении, но с интересом разглядывала парня. Он прибрал свою лёгкую щетину и эспаньолку, пальцами кое-как причесал взъерошенные, насквозь сырые короткие каштановые волосы – и посмотрел на неё в ответ карими глазами, полными живой энергии.
– Будет весна…
– И тёплый дождь…
– Да ладно-ка?! Неужто Вы тоже помните эту песню?
– Видимо, да!
Алёна даже засмеялась: бывает же! Парень смотрел на неё и, заметив, что её фиолетовая блуза, которую лихой ветер уже сполоснул брызгами холодного ливня, совсем её не согревает, предложил:
– Пани, пойдёмте ко мне домой? А то так и простудиться можно.
Алёна бросила на него строгий взгляд и, не задумываясь, подарила ему горячую пощёчину.
– Придурок! Сутенёр никчёмный!
Мгновение странные мысли приходили Алёне на ум: она сердилась на погоду, на нахала, что стоял рядом с ней, но и гордилась тем, что раньше увлекалась волейболом, отчего её пощёчина оказалась особенно душевна. А после Алёна тут же развернулась и пошла прочь.
Парень глядел ей вслед и прижимал рукой кипящую от боли щёку. Наверное, тоже злился. Только снял с себя ветровку, догнал Алёну и укрыл её плечи. Она остановилась, снова посмотрела на парня, уже с какой-то долей сожаления. А он смешно и нелепо старался ненароком подставить горящую щёку под холодные капли дождя. Алёна улыбнулась.
– Что ж, будем знакомы?
Она протянула ему руку. Он нежно принял её и прикоснулся к ней губами.
– Алёна.
– Романо. Или просто: Роман.
Они неслись по улице, держась за руки, смеялись, расплёскивая воду в лужицах, и будто вовсе не торопились укрыться от дождя, а наслаждались его то отрезвляющей, то опьяняющей прохладой. Из окон с недоумением глядели на них жители, улыбаясь просто и ярко жестикулируя, лишь на секунду догадываясь, что так и выглядит самая настоящая, неповторимая юность…

В пастичерии по рецептам со всего света готовили сладости. Алёна и Роман зашли сюда переждать дождь, просушить обувку и согреться порцией ароматного капучино. Но разве можно было удержаться и не попробовать сладкой выпечки?
Мороженое в горячем печёном рожке, с малиновым сиропом, мятой и ореховой пастой… Это ещё и красиво! Алёна собралась было сфотографировать только что поданное официантом лакомство, но Роман остановил её:
– Погоди, для чего ты делаешь этот снимок?
– Чтобы после вспоминать, какие здесь вкусные десерты.
– Тогда сначала попробуй, хотя бы кусочек, а после сфотографируешь.
– В смысле? Почему?
– Потому что это всё мелочи, но именно они порой важны. Если ты фотограф, а я художник, то в этом мире мы можем увидеть что-то общее. Группетто в бархатном тембре, цельные формы итальянского мотороллера и шлейф парфюма, знакомого с детства. Чувствуешь? Вот посмотришь ты после на фотографию, где десерту кусочка не хватает, а почему его не хватает? Потому что ты его смакуешь сейчас. И глядя после на этот снимок, ты вспомнишь ту сладость десерта; тогда это и будет вкусная фотография!
Ливень миновал, и даже солнце, уже вечернее, высушило брусчатку. Они беседовали аж два часа. О разном, совсем о разном, и ни о чём, и одновременно о чём-то таком важном.
– Знаешь, Романо, во Дворце Науки робот нарисовал мне картину, а на Драконьих островах каждый может написать мелодию. Это волнует: чем же теперь жить богеме, людям искусства?
– Вспышками, атмосферой, эмоциями…
– Чем живёшь ты?
– Мгновением, пока мы здесь. Бывает, хочешь с кем-нибудь повстречаться, даже с малознакомым приятелем из прошлого, а нету никого. И тебе одиноко. Так одиноко и мне. Поэтому я очень рад, что говорю сейчас с тобой. А то всё провожаю бессчётные ночи в своей мастерской.
– У тебя есть мастерская?
– Да, она же и студия, и дом. Там я живу, и творю, и всё глупо и бессмысленно надеюсь встретить девушку, которая видит красоту в классических пейзажах.
– Романо, а научи меня ещё художественным фишкам искусства фотографии!
– Ну а как этому научить? Сама только поймёшь. С новой идеей что-нибудь новое и подкатит.
– Подкинь же идею, из своей жизни!
– Ну, знаешь, мне вот никак не удаётся автопортрет. Можешь меня сфотографировать.
– Когда ты пишешь картину в студии!
– Ну, можно и так… – Роман даже оробел: какая настойчивая девушка!
– Где же твоя мастерская?
– На улице Camillo Cavour.
– А мой хостел недалеко от Piazza della Liberta.
– Ну, пешком дойти можно.
– Тогда идём!

___________
Глава 6

На полу лежали лепестки душистой розы, и их лёгкий аромат наполнял мансарду.
– И много девушек ты сюда приводил?
– Нет, такого никогда не было. Я живу один.
Алёна пожала плечами удивлённо и остановилась, заворожённая скромным, но по-своему милым убранством мастерской.
За окном уже стемнело, и теперь очертания предметов околдовывали студию. Света не было, лишь одна тоненькая светодиодная лампочка над обеденным столиком, но, казалось, именно она создаёт эту манящую, таинственную атмосферу. Лучи её плавно ложились по стене, что возле столика была выложена плитками, имитирующими кирпичики; и каждый луч скользил по их шершавой поверхности, перепрыгивая с одного кирпичика на другой. В углу виднелась откидная полка-кровать, как в старых купе, закреплённая на стене, и притом довольно высоко; под ней на уровне самого пола выглядывало на улицу маленькое окно, и весёлое кресло-пуф будто нарочно прижалось к нему для созерцания итальянской ночи. А ночь – с каждым мгновением приближалась и заливалась в мансарду через другое, большое окно в крыше, а после разбивалась о кромку мольберта, бросалась по сторонам и зажигала фосфорные звёздочки на покатом деревянном потолке.
– Романо, это невероятно атмосферно!
– Что?
– Твоя комната. Я чувствую… Погоди! – Алёна щёлкнула пальцами и неясным жестом очертила стены.
Роман смотрел на неё, не смея шелохнуться.
– Это, это очень приятное воспоминание… – Алёна улыбнулась. – Романо, скорей, бери карандаш и рисуй!
Он только что и успел схватить карандаш и подбежать к мольберту.
– Там царила соблазнительная атмосфера для творчества, такая атмосфера, что настраивает на нужный лад и вдохновляет на написание рассказов. Я садилась за письменный стол возле окна, открывала нетбук и набирала строчки, наслаждаясь нажатием кнопочек. Около окна всегда было зябко, потому что в щели задувал холодный ветер. Но тут же, около окна, я прижималась к батарее, и её тепло грело мою спину. Китайские колокольчики колыхались сквозняком и переливались по трезвучию фа-минор. Ночник горел уютно, чуть отблёскивая висевшим на нём аквамариновым турецким амулетом в форме глаза. Так проходила целая ночь; благо, окна смотрели на запад, и небо долго оставалось тёмным. Это чарующая атмосфера, её можно только почувствовать. Просто понять её нельзя.
– Алёна, как мне это запечатлеть?
– Как ты это чувствуешь. Слушай: какой это инструмент? Это челеста! Это волшебный инструмент, на котором исполнена та мелодия. Я танцевала под неё в детстве, я танцевала под неё в детстве! – Алёна повторяла всё тише, пока, наконец, её слова не растворились в нежной улыбке. – Я танцевала под неё в детстве…
И более она не видела этой мансарды, она полностью, с ведомой лишь ей сладкой тревогой, ныряла в глубину ночной мелодии и вновь устремлялась наверх, распахивая душу. Она вскидывала свои волосы, закрыв глаза, пробегала мимо картинок-воспоминаний и отголосков прошлого и будущего, а после возносилась до небес, лёгким движением руки зажигая свои звёздочки над сказочными ночами – рождественской, купальской, июньской и августовской. Алёна? Она с лёгкостью перевоплощалась в чаровницу, и её элегантная фиолетовая рубашка и белые джинсы вмиг оборачивались то бирюзовым концертным платьем, то длинной мантией, и с каждой секундой она всё больше осознавала непостижимую, божественную силу, сотворившую и Сказку Природу, и Сказку Науку; и Алёна сама являлась ею – Королевой ночных ламп.
– Ах, как это… Сказочно? Чудесно?.. – Алёна, вновь ожив в своём земном обличии, посмотрела на Романа.
– Небесно! – ответил он из темноты угла, где почти не дыша сидел на полу, обняв руками колени и держа в руках рисунок: силуэт девушки из сияющих звёзд.
– Рома!.. – Алёна подошла к нему и погладила его по щеке, которую днём огрела хлёстким ударом ладони.
– Алёна, будешь мармеладку?
– Ну, только штучку. А она с каким вкусом?
– Чёрная смородина.
– Хм, тогда даже не одну!
Скоро они уже сидели у маленького окошка, грелись облепиховым пуншем и встречали и провожали взглядами бесшумно проплывающие по земле такси.
– Как-то несуразно: пунш в тацце для капучино! – Роман засмеялся.
– Да ладно, зато навевает мысли о доме! Посмотри вон в детский альбом – всё там нескладно, если слишком серьёзно глядеть. Но может, для ребёнка дом – это и есть дурацкая старая колонка или чайник на столе? У меня вот как раз так. Романо, а расскажи мне о своём доме.
– Ну, много ль рассказывать! Я из небольшого городка недалеко от Минска. Всю жизнь мечтаю о чём-то заоблачном и несуществующем. Ребёнком любил игрушки: лягу на ковёр, который на полу расстелен, прижмусь к нему щекой – и вижу мир игрушек так, будто я сам – его персонаж. Так вот домечтался до рисования, до истории искусств и до небольшой стажировки здесь, во Флоренции.
– А я в Ластовках выросла, это такая вёска под Кобрином. Там около дома у нас как раз облепиха росла. Из неё получится вкусный сироп, если, конечно, успеешь оборвать ягоды, пока птицы не склюют. Наверное, поэтому я и вспомнила про дом…
Уже взошла на трон ночь. Пора было идти ко сну.
– Нет, я ещё посижу, прочувствую эту атмосферу, – сказала Алёна, взглянув на тикающий на столе будильник.
Роман ушёл промывать кисти и палитру, оставленную ещё утром у мольберта, а когда вернулся, увидел, что Алёна уже мирно спит у окошка, на мягком кресле-пуфе. Он взял её на руки, перенёс на кровать и накрыл махровым одеялом. А сам после долго читал книжку про фрески и порою смотрел на свою загадочную белорусскую знакомую.
– Боже, Алёнка, какая же ты классная! Если мы с тобой будем вместе, милая, сколько же всего нам доведётся пережить?..
Светились звёздочки на потолке. Итальянская ночь заливалась в студию через приоткрытое мансардное окно и ласково шептала о чём-то своим убаюкивающим пением.

___________
Глава 7

Если бы парфюмеры воссоздали аромат утреннего европейского города! Он приятно сводит с ума своими оттенками, но его ноты постоянно чередуются; и если сегодня в нём были цветы на балконах, выпечка в соседнем кафе, кожаные ремешки, что втайне от карабинеров продавались на каждом шагу, и по-особенному уютные салоны стареньких такси – то что в нём будет завтра? И что вообще будет завтра?..
Экспресс взял курс на Венецию. В одном купе с Романом и Алёной ехала харизматичная итальянская женщина. Её звали Маринелла, ей было немного за пятьдесят, но она охотно общалась и любезно поддержала разговор и о пшеничных плантациях, и о сицилийской мафии. Алёна даже сфотографировала Романа во время этой беседы: настолько он оживился, когда речь зашла о мафиози! На самом деле, Маринелла хорошо разбиралась в людях. И потому, когда экспресс почти прибыл в столицу масок, гондол и муранского стекла, она шепнула Роману на ухо:
– Будь осторожен, мой милый друг! За сердца таких красивых девушек нужно бороться. И часто бороться приходится не с кем-то, а с ними самими.
– Не волнуйтесь, она не из таких красавиц!
Алёну брало любопытство:
– О каких тайнах вы там говорите?
– Синьорина, не всё нужно знать. Когда всё знаешь, много думаешь и загружаешь душу. Но если очень хочешь узнать, просто подожди чуть-чуть!..

Побаловать себя мороженым на пристани Венецианского залива – это было какое-то особое лакомство. Роман докушал мороженое гораздо быстрее. Он достал из кармана ветровки карандаш и на обёрточной бумаге скоро набросал портрет Алёны. Увидев его, она удивилась, обрадовалась, но тут же немного загрустила:
– Романо, жалко, что я тебя не могу так нарисовать…
– Зато ты можешь сложить бумажную гондолу!
Алёна с увлечением, тщательно и аккуратно изготовила бумажный кораблик и спросила:
– А как его назвать?
– Просто возьми слово наугад.
– Какое слово, например?
– Ну вот что сейчас сама чувствуешь, таким словом и назови.
– Счастье! Felicita! – она изящно вывела это слово на борту гондолы и спустила её на воду.
Роман обнял Алёну за плечи. Она долго смотрела на волны, на горизонт, а после неожиданно поцеловала Романа, поцеловала в губы, и усмехнулась:
– Привкус мороженого, лёгкая кислинка бергамота!..
– Алёна, Алёна, не очень я понимаю своих чувств. Почему я сейчас здесь с тобой?
– А я почему сейчас здесь с тобой?
Роман пожал плечами и улыбнулся. Алёна молча прилегла на его колени. А Felicita, мерно покачиваясь, отправлялась в далёкое странствие по венецианскому морю.

___________
Глава 8

Ночь уже плотно укрыла мадьярские просторы своим сном. Элекар тихонько скользил по извилистой дороге. Алёна читала книжку – несколько строчек за то мгновение, пока дорожные фонарики освещали страницы. От этого спокойствия и неспешности хотелось дремать. Скоро овражек, которым пролегал путь, развернулся в широкую аллею, сотворённую природой, а после высокий бережок его с садовыми участками остался лишь с одной стороны; на противоположной же затаилось поле. Алёна приоткрыла глаза: мерцающие огоньки на поле привлекли её внимание. Когда элекар подъехал чуть ближе, она вдруг поняла, что это горит поле – всё поле, низким, почти небьющимся в сегодняшний штиль пламенем. Сердце её заколотилось сильнее.
– Остановите, пожалуйста, машину! Я должна это разглядеть.
Оператор отключил автопилот и остановил элекар. Алёна тотчас открыла дверь, выскочила на улицу, осторожно перебежала через дорогу и встала как вкопанная, с ужасом глядя на поле. Ей казалось, что это начало Апокалипсиса, и никак в голове не укладывалось, отчего все так спокойны в этот миг.
– Latod? A tabortuzek egnek. Gyonyoruen es felelmetesen [Видишь? Костры горят. Красиво и пугающе], – вдруг кто-то обратился к ней.
Алёна огляделась и увидела у трассы, на склоне насыпи, женщину – она сидела и смотрела на костры. Алёна подошла к ней поближе и, оторопев, виновато сказала:
– Простите, я не понимаю.
Женщина улыбнулась:
– Солому жгут.
От неожиданности Алёна не чувствовала сил в ногах. Она присела рядом с женщиной и недоумевающим взглядом смотрела то на неё, то на костры. Ей никогда не приходилось видеть, как жгут солому.
– А зачем?
– Чтоб дать дорогу новой траве.
Алёне всё ещё было тревожно.
– Как тебя зовут?
– Алёна.
– Красивое имя. Оно напоминает мне о русских сказках. А меня – Дьёндьвираг. Это означает «ландыш».
– Ой, мне это сложно выговорить!
– Это ничего. Просто новому нужна свободная дорога.
Костры обещали гореть до самого восхода, завораживая редких ночных путников своим переливанием. Алёне казалось, что теперь это Королева ночных ламп безмолвно разговаривает с ней. А Дьёндьвираг, тоскуя о чём-то, едва заметно покачивалась и напевала мелодию старинного венгерского танца чардаш.

___________
Глава 9

Уже к двадцатым годам этого века стал популярен туризм в родных городах. Люди проводили выходные там, где и жили, только ночевали в гостинице, посещали музеи, кинотеатры, торговые центры – совсем как гости. Но не было предела. Настал киберпанк.
Теперь богатые люди отдавали деньги за то, чтобы пожить в прошлом. Кто-то возвращался в нулевые, кто-то в XX век, а некоторые любили экзотику и выбирали времена балов, принцесс и кавалеров. Замки и дворцы того времени охотно сдавали свои площади под такой туризм. А иногда получали вдвое больше, если богатые люди соглашались выступить в роли актёров, дав посмотреть на свою жизнь другим посетителям, проходящим по застеклённым коридорам.
Алёна остановилась в небольшом словацком городке. Будним вечером на его улочках уже было безлюдно и темно. Зато хорошо виднелся на пригорке замок – местная достопримечательность. На следующий день Алёна поднялась к нему. «Отчего бы не погулять хоть во дворике, раз что раньше не приходилось даже видеть замок так близко?» – думала Алёна.
Ворота были открыты. Двери также. Коридоры вели куда-то вглубь, мимо красивых комнат и зал. Алёна, зачарованная, смотрела на выстланные коврами дорожки и расписные своды. Скоро за стеклянными стенами показалась танцевальная зала. Алёна присмотрелась внимательно и вдруг увидела девушку, которая стояла там совсем одна. Казалось, недавно здесь был бал, и много пар танцевало на старинном паркете; но лишь эта девушка в бальном платье теперь осталась посреди огромной залы. Алёна постучалась в стекло, и девушка, словно откликнувшись, пропала из виду. Через мгновение она уже показалась в коридоре, где бродила Алёна.
– Жаль, что Вы не застали бала!
– девушка как-то грустно воскликнула и нелепо улыбнулась.
– А он был роскошный!
– Да, роскошный…
– Отчего ж Вы так печальна?
– заботливо спросила Алёна.
Девушка подошла к ней и шепнула на ухо:
– Я лишь на миг могу познать простоту этого коридора…
Алёна удивлённо посмотрела на девушку.
– Я Вас не понимаю.
– Поймите, мои родители далеко не бедные люди. Они могут снять этот замок и купаться в роскоши, но деньги никогда не дадут Вам свободы. Вы счастливы, пока свободны, и свободны, пока Вы здесь.
Девушка резко развернулась и побежала по коридору к тайному ходу в залу. Ошеломлённая, Алёна даже не сразу отреагировала.
– Постойте! Как Вас зовут?
– Мильетта. Фрау Мильетта,
– ответила девушка, не оборачиваясь, а после скрылась с глаз, и лишь на секунду силуэт её мелькнул где-то в танцевальной зале.
Дивные мысли не давали Алёне покоя. «Все эти встречи с новыми людьми – что они предвещают?» – думала она, сидя в вечерней кофейне. Окружающий мир не мог ей подсказать: он походил на аляповатую мозаику, каждая частичка которой твердила о чём-то своём. Вот она – Алёна – коротает вечер в кофейне, где подают виноградный лимонад и блинчики с вареньем из аронии. На другой стороне аллейки горят стилизованные под старину витрины. На одной из них вперемежку расставлены торшеры и самовары; и всё вокруг них окутано сиреневой дымкой неоновых огней. Соседнее здание кто-то неумело украсил подсветкой, стараясь, видимо, выделить аспекты фасада, но в результате лишь раскидав все акценты по стене. В окнах этого дома мигают мониторы: инфантильная молодёжь прожигает свою жизнь за компьютерными играми. Чуть поодаль, на той же аллейке дают концерты голографические певицы, проекторы высвечивают на брусчатке объявления о друзьях на день, а солидные ночные обитатели предлагают куртизанок особо развеселившимся в выходной день прохожим. У мира от самого себя голова кругом идёт. И где тут можно с уверенностью найти свою дорогу?!
Это был последний день путешествия молодости: наутро Алёне предстояло лететь домой. «А всё-таки хорошо, что я возвращаюсь, – решила она. – Отсюда я спокойно посмотрела на родные края, оттуда рассудительно посмотрю на чужие. Разве не это та свобода, о которой мне рассказали случаи?..»
Она возвращалась в гостиницу, когда на улице к ней подошли три цыганки.
– Давай мы Вам по смартфон погадать, кто Вы стать.
– Ну давайте! – Алёна вдруг ощутила авантюристский дух.
– Еднотка, еднотка! – заголосили они, имея в виду местную монету.
Алёна дала им «еднотку». Одна из цыганок, покружив рукой над смартфоном Алёны, сказала:
– Бизнеследи.
– Не, это скучно.
– Давай еще раз погадать. Кто хочешь быть?
– Фотохудожницей.
– Три еднотки.
Алёна дала цыганке ещё три. Та опять покружила рукой над смартфоном и на сей раз убедительно изрекла:
– Фотографка!
Алёна усмехнулась.
– А знаете, кто я на самом деле? Гадалка. И я вам всем вот что нагадаю: такими темпами вы скоро станете миллионерами!
И она пошла дальше к себе в отель.
Её самолёт отправлялся ясным утром. Он нёс Алёну над серпантинами и пушистыми хвойными холмами, тронутыми свежей прохладной росой; от сбывшихся приключений Алёну клонило в сладкий сон, где она влюблялась в природные красоты. Она чувствовала, что в гирлянде сновидений не раз вернётся сюда, свидится со Сказками и соскучится о доме. А время летело куда быстрее самолёта, и вскоре Алёна вернулась в родную белорусскую деревню, где восхищалась уже другими живописными пейзажами.

___________
Глава 10

То был простор. Какой-то задний участок огорода, за которым на километры расстелились усады, овражки, речка, гумно, луга, поля и земляничные поляны. На этих землях работали комбайны под конец лета, здесь же скирдовали сено, и сюда вечно тянуло душу, особенно под вечер, когда тепло.
Алёна прилегла на недавно скошенную траву и посмотрела в небо. Сегодня оно чистое, покрытое охровыми лучами спускающегося к горизонту солнца. Было тихо. Деревня уже была на последнем издыхании. Кто теперь в ней нуждается, когда есть сенсоры, виртуальность, биоинкубаторы?..
– На такое поле смотрели родители. Я это знала. Королева ночных ламп впервые встретила меня где-то здесь. Но почему это мило сердцу? – вдохновенно и неясно произнесла Алёна. – Пусть в Беларуси, пусть и в России, не имеет значения. Я дома.
Алёне странно было подумать, почему она не фотографирует этот момент, ведь раньше она всегда запечатлевала на смартфон остатки безупречной экосистемы. А теперь она просто любовалась знакомыми видами, которые не поменялись, но представились ей совсем другими. Прекрасно это: возвращаться туда, где всё по-прежнему, чтоб осознать, как изменился человек.
Она прошлась по участку и остановилась у кострища. Полянка вокруг хранила приятные воспоминания. Когда отец Алёны приезжал сюда, в деревню, то на ужин готовил тут курицу гриль в пряном соусе. Для Алёны каждый приезд отца был праздником. Она знала, что он живёт в городе с другой семьёй, и иногда даже спрашивала у Мари:
– Мам, а папа нас любит?
– Конечно, любит, Алёнка!
– А другую тётю он тоже любит?
– И другую тоже.
– Но разве можно любить нескольких человек?
– Почему нет? Всех мы сколько-нибудь любим: как маму, как незнакомца, как друга, как театральную жену. Это только кажется, что сердце у человека небольшое, величиной лишь с кулак, но оно хранит много-много чувств.
Алёна потому и не сердилась на отца. Ведь он любил её и её маму.

Кто-то подкрадывался к Алёне сзади. Она обернулась – и на несколько секунд замерла, оторопев, думая: не чудится ли ей, не шутит ли с ней снова Королева ночных ламп? Перед ней стоял Роман и разводил руками в стороны.
– Ну что ты как не от мира сего?!
Алёна тогда вдруг бросилась к нему:
– Рома!
Он немного неуклюже обхватил её руками.
– Простите меня, я просто давно никого не обнимал и, наверно, неправильно это делаю, но это всё от чистого сердца!
– Ромка! Но как ты здесь, как ты оказался в этом месте?
– Я просто очень хотел найти тебя. Может, Алёнка, ты лишь одна на всей Земле?
«Может? Не может?» Они пошли гадать. Под конец дня Алёна привела Романа на плантацию подсолнухов возле местной фермы. Изрядно помучившись с ботвой, она таки сорвала один из цветов, что теперь ещё только цвели, глядя на солнышко.
– Ой, бедный подсолнух! – иронично вздыхал Роман. – Ай-яй-яй, Алёна, какой же ты вред для экономики и экологии делаешь!
А она молча обрывала лепестки, нашёптывая про себя: «Любит. Не любит…» Наконец, она подошла к Роману.
– Ну что? – спросил он. – Что там нам суждено?
– Не знаю. Я сбилась со счёту, – сказала она растерянно, а сама хитро улыбнулась.
– Да по-любому нащипала нечётное количество и потому такая загадочная!

Загадочной нынче была и Мари, впрочем, обрадовавшаяся приезду далёкого гостя.
– Ребята, не убегайте далеко, я сейчас к чаю стол приготовлю. У нас нынче оладьи с вареньем из молодых еловых шишек.
– Мам, мы пойдём пока на улицу.
Мари достала с полки бабушкину белую шерстяную шаль и поспешила вслед за дочерью.
– Алён, возьми-ка!
– Мам, да зачем? Лето же, тепло!
– Ты всё равно возьми, вечером холодно.
– Это да, только она совсем не модно выглядит.
– Тем и интереснее, что её мода ушла. Помнишь присказку: «Ладно – ты простой, и я не жадна?» Я её от Славы узнала. У него речь была исполнена разных старомодных, но красивых присказок. Знаешь, Алёнка, старомодное порою раскрывает глубину мыслей и богатство души.
Алёна посмотрела на Мари и ласково накинула шаль на свои плечи: перед чарующим взглядом мамы она устоять не могла.
На улице было одно секретное место, как раз для романтичных свиданий. Его Алёна приметила давно и теперь вела туда Романа. Они выбрались на крышу – смотреть, как заходит солнце. Она расстелила клетчатый плед и легла, укутавшись шалью. Ей хотелось и созерцать этот волшебный миг, и закрыть глаза, чтобы послушать своё сердце. Иногда она смотрела на Романа. На покатом склоне крыши он сидел задумчиво, положив локти на согнутые в коленях ноги и сложив в замок пальцы рук. Так он чем-то напоминал Алёне Василия Шукшина: она однажды видела кадр из фильма с его участием. Время будто остановилось.
С крыши двора можно было дотянуться до веточки рябины, что росла у дома. Алёна сорвала с неё несколько ягод и предложила Роману попробовать. Он едва надкусил одну, как сразу вскрикнул:
– Ну и гадость! Да Вы меня отравить вздумали!
– Нет-нет, ты что! Они съедобные.
– Ну да, я вижу!
– Мама рассказывала, что в юности пробовала из них конфитюр по киевскому рецепту. Просто они пока ещё не зрелые. К осени поярче станут – можно будет кушать. А пока ещё только цвета заката.
Солнце уже зашло. У самого горизонта небо было рябиновое, чуть выше – малиновое, апельсиновое, персиковое, и неизменно вкусное. Начинало темнеть. В соседнем селе мерцал огонёк телефонной вышки: снова Королева ночных ламп? Алёна о ней на миг забыла и поглядела туда, где небо было своего дневного цвета, только чуть более спокойного в этот момент.
– Ну, что скажешь? – Роман лёг на плед рядом с ней.
– Ничего. Молчание скажет много больше.
Она слегка поправила своё летнее платье и ещё глубже закуталась в шаль. Её глаза гуляли по небосводу и искали звёзды, собирая из них фразу:
– Мне кажется, мы будем вместе…
Роман наблюдал за Алёной и, словно уловив её мысли, тоже побежал взглядом на небосклон, где после старательно выводил теми же звёздами:
– Тебе не кажется!..

___________
Глава 11

Алёна была счастлива. Роман гостил у них с Мари две ночи, а на третий день, к вечеру, отправился в город. Алёна обещала ему приехать туда завтра: здесь недалеко, к тому же, в городе есть где погулять. Проводив Романа, она вернулась в дом.
На дворе горел свет. Алёна приоткрыла дверь и застала там Мари – та держала в руке небольшое ведёрко с водой и мыла фары „Ситроэна”.
– Мам, ты чего так грустна?
– Скучаю о былом, – ответила Мари, улыбнувшись.
Алёна обняла её за плечи.
– Я вот думаю, Алёнка: бывает так, что судьба разлучает людей. Но если они любили друг друга, то один из них непременно будет хранить чувства к другому, пусть даже и незаметно для себя.
– Ты так хранишь?
Мари едва уловимо кивнула.
– И Цитрус.
Она как раз домыла его фары.
– Ладно, Алён, закроешь дверь?
– Да, конечно.
Мари ушла. Заперев ворота на ночь, Алёна погасила свет на дворе, но в последний миг остановилась и вгляделась в темноту. Королевы ночных ламп не было. Слышался только стук капель. При свете Алёна увидела: это тихонько капала на дощатый настил вода, собиравшаяся в уголки фар „Ситроэна”. Алёна рукавом кофточки осторожно смакнула его слёзы.
– Какую тайну ты хранишь?.. – спросила она то ли его, то ли себя; и в этот миг была как две капли воды похожа на свою маму.
Через окна просматривался весь салон. Но не было в нём больше коробки с теми фотографиями и тетрадями. Алёна снова боялась спросить про неё у Мари. Но рано или поздно пришлось бы это сделать.
Она дружески погладила капот ладошкой:
– Ладно, Цитрус, не грусти!
А после выключила свет и ушла в избу.

Небольшое кафе затихло в разгар трудового дня. Алёна пригласила Мари на латте именно сейчас, чтобы спросить лишь об одном – о самом важном.
Мари приехала на „Ситроэне”. Она кокетливо закрыла дверь автомобиля, элегантно приблизилась к гладкой витрине кафе, и сенсоры, уловив движения истинной актрисы, распахнули перед нею двери. Она подошла к столику Алёны и расположилась напротив неё.
– Я, кажись, со времён Франции не была в кафе и ресторанах. А тут и двери сами открываются передо мной! – восторженно произнесла Мари.
Алёна с улыбкой покачала головой, восхищаясь неиссякаемой энергией матери.
Скоро подали латте, и аромат, обновляющий обонятельные рецепторы и мысли, освежил детское любопытство в памяти Алёны.
– Мам, я видела одну фотку в детстве. Она была подписана с обратной стороны. Я хотела спросить: кто такой Святослав?
Мари ничего не ответила поначалу. Сбоку от неё, на улице, что-то засияло. Это „Ситроэн” в свете выходящего из-за кромки зданий солнца внезапно выделился из мозаики металлических красок теперешних элекаров. Мари вмиг перенеслась в свою юность, где так же из кишащего муравейника автомобилей выбивались живыми цветами советские «ласточки». А теперь в царствии агрессивных изломов фигуры над теплом души постаревший „Ситроэн” взирал на голубое небо ровной снежно-белой крышей.
– Мам?..
Мари очнулась от воспоминаний, моргнула и, ещё чуть подумав, сказала:
– Святослав был светлый человек.
Она сначала робко улыбнулась, как бы для себя, после взглянула на Алёну – смело, будто бы обращалась к зрительному залу. От этого взгляда Алёна словно распалась на сотню зрителей. И каждый из них думал о чём-то своём и по-своему понимал действительность, но лишь самый внимательный мог заметить единственную слезинку, спустившуюся по щеке нестареющей актрисы.

___________
Глава 12

После латте они решили немного пройтись: давно же не гуляли по городу. Недалеко от центральной площади, на пешеходной улице развернулся праздник: на импровизированной сцене ребятишки вместе с аниматорами пели и танцевали, изображали зверюшек, участвовали в конкурсах. В перерывах между номерами дети бежали в зрительный зал, где их встречали мамы и – чуть реже – папы. Алёна смотрела куда-то сквозь людей, думая о чём-то своём.
– Мам, а вы с ним были вместе?
– Это было давно, и недолго, и, может быть, неправда. Но очень хочется верить, что были. Ещё школьницей я познакомилась со Славой, и он, пожалуй, стал моей первой любовью. Кем тогда была я? А он? У нас не было ни машин, ни квартир, и вдвоём мы едва могли накопить денег на один билет в кино. А всё равно друг другу нравились. Боже, такие юные, ещё почти дети! Но эта первая, почти детская любовь – самая сильная и самая искренняя.
Алёна молчала. А что она могла сказать?..
– Он был, казалось, нелюдимым человеком, сам себе на уме. Но на самом деле он был очень одиноким, и, бывало, если случаем спросишь его о чём-нибудь, он откроет тебе заманчивый и сказочный мир, где тепло и радостно; он станет тебе лучшим другом, любить тебя будет, как самую родную душеньку, лишь бы ты только никогда его не предала… Ты знаешь, Алён, накануне моего отъезда из родного города мы с ним случайно встретились. Всё самое прекрасное в жизни происходит случайно. Только я тогда была так легкомысленна, беспечна, не понимала ценности того мгновения. Но и не боялась. И когда мы обнимались на прощание, я не только прикоснулась к его шее – я его ещё тайком поцеловала… Он своей душой по наитию мчался к свободе и всегда верил в то, что создавал. Много лет спустя я увиделась на улице с его матерью, милой женщиной, и неожиданно для себя спросила её: «А Вы знали, что Ваш сын был гением?» Она ответила: «Я верила в это, но не могла этого понять». Значит, не только для меня он был таким. Но, впрочем, не это главное. Мы были вместе, мы были невидимой семьёй. И это он вернул меня домой.
– Как?
– Тайнами, которые я так люблю! Слава однажды написал:
« Ma chere Marie ! Сколько тут всего произошло с тех пор, как ты уехала! Сегодня вот повздорил с женой, ушёл гулять и случайно забрёл в район нашей школы. Гляжу – девочка стоит, лет восьми, смотрит по сторонам испуганно и потерянно. Я подошёл к ней, спрашиваю:
– Доча, кого потеряла-то?
– Мне бабушка сказала домой на автобусе ехать, а я не знаю, где он ходит.
– Ладно, пойдём, провожу тебя до остановки.
Так мы и потопали. А когда к остановке подходили – там уж и автобус подъезжал.
– Ты, – говорю, – не теряйся! А то заблудиться-то легко.
– Хорошо. А у тебя такой забавный запоминающийся голос!
Я улыбнулся. Точно говорят: дети – источник энергии. Иной раз так и хочется для них что-нибудь сделать, будь то до остановки проводить, песню сыграть или научить азам искусства оригами. Представляешь: там, где теперь бушует война, дети не знают такого счастья. Это очень грустно. Дай Бог, мы сможем это исправить… А знаешь, Маша, мы с тобой уже не так молоды, и лучшее, что мы в силах сделать, мы можем сделать для наших детей. Мы ведь успеем, Маша, успеем, правда?..»
И мы успели. Сначала, в Кракове, я купила шоколадку с Вавельским замком на обёртке и просто подарила её незнакомому ребёнку на улице, чтобы сделать его чуточку счастливее. А после обрела свою семью. И вот теперь мы идём с тобой вместе. А это и есть счастье!
Алёна слушала и всё глубже погружалась в свои мысли:
– Кем же ты был, Святослав? Гениальным художником, что пронёс через всю жизнь любовь, сильнейшую всех разлук и обид? Кареглазым ребёнком, что указал нам путь к свободе? Великодушным человеком, что не скопил себе добра и единственного своего друга – Цитруса – завещал моей маме? Я не знала тебя. Но моё сердце очень хочет сказать: «Спасибо тебе, Slavo!»

___________
Глава 13

– У окошка с укулеле
Ты стоишь и грустно смотришь
На пустынную дорогу
Без начала и конца…

Роман рукой показывал Алёне на длинный бульвар, стелившийся за окнами.
– Поэтично!
– Вот, видишь, я пробовал немножко сочинять стихи!
Теперь они смотрели на закат через тонированные стёкла гостиничного номера. Отсюда небо казалось мрачным и коварным.
– Я помню, как мы однажды с бабушкой по магазину ходили. – Алёна прислонилась к оконной раме и вложила большие пальцы рук в карманы джинсов. – Там крыша была из тонированных стёкол. У меня бабушка как посмотрела наверх – так и воскликнула: «Батюшки! На улице-то как темно стало: чай, дождь собирается». Я над ней только и посмеялась: «Ба, это ж просто стекло такое!»
– Какие мы с тобой удивительные люди: зачем-то помним, что было раньше. Необычно, наверно, будем будущее творить.
– Главное, что будем!
Алёна взяла Романа за руку.
– Ладно, домой мне пора. А то мама заждалась уже. Рома, ты приедешь ещё?
– Так это, если Вселенная захочет, то приеду и не раз!
– Вселенная! – прошептала Алёна, посмотрев на небо. – Ну захоти, пожалуйста!
Они рассмеялись. После долго обменивались безотрывными взглядами, и казалось, что их неслышимые голоса в этой полутёмной комнате звучат одиноко и тревожно.
– Забавно: это всего лишь гостиничный номер, и мы почти не знакомы, а ты провожаешь меня так, как провожают любимого человека в далёкую командировку.
– Так же вчера провожала меня и ты!
– Вдвойне забавно! А тебе не кажется, что мы с тобою когда-нибудь будем вместе?
– Если ты этого хочешь, то не кажется: я знаю это наверняка!
Они обнялись ещё раз, и Алёна поспешила в деревню к матери. Роман не закрывал двери, покуда силуэт его возлюбленной не исчез на лестничных пролётах.
– Мам, а ты жалеешь, что не успела поговорить со Святославом?
Мари выдержала какую-то долгую цезуру и тихо ответила:
– Как бы ни пели поэты о том, что ничего им в жизни не жаль, я не способна их понять. Немножко всё равно жалею… Но иногда я с ним разговариваю, – она улыбнулась.
– Мысленно?
Мари закрыла глаза и кивнула. Улыбка всё ещё несмело держалась на её губах.
– Однажды он прислал мне письмо, в котором было написано: «А знаешь, я остался теперь совсем один… Вы случайно не ищете друга?» За несколько лет до того я и впрямь переживала нелёгкий период и, нуждаясь в дружеской поддержке, рассказывала Славе о своих поисках. Но он тогда был занят, отвлечён. Вот и я, получив его письмо, через свою глупую гордыню и занятость не ответила ему. Да даже если б и ответила, то холодным отказом. Но теперь, Алёнка, я понимаю, как это страшно. Я бы ему всё простила!
– Это порою трудно.
– Трудно. А вот простить себе то, что Слава погибал в одиночестве, я никогда не смогу.
Алёна посмотрела в окно и снова порадовалась, что до белорусской деревни, где они жили, добежала современность. Теперь не было фонарей с паутиной проводов, и ничто не мешало смотреть на небо. А Мари выглянула из-за простенка на ночную улицу и тоненьким голосом окунула комнату в атмосферу бессмертного романса.

– И над часовней златоглавою
Струится твой блаженный свет.
В моей судьбе ты стала главною,
Милей тебя мне в мире нет.

___________
Глава 14

Посреди города взгромоздилось на постамент величественное, хотя и ветхое уже, здание, памятник прошлому – старый универмаг. Вокруг него ночью парили люминесцентные облака, освещавшие улицы, но универмаг погружался во мрак, не желая жить вместе с этими новомодными изобретениями.
Алёна пришла сюда засветло: узнать мир прошлого. Ведь за много лет здесь ничего не изменилось. Тот же кафель, только покрывшийся пылью, те же окрашенные в фуксию и антрацит, только потускневшие от одиноких вечеров стены модельных салонов. Алёна сфотографировала витрину, когда-то манящую и нарядную. Но теперь за помутневшими стёклами виднелись лишь обрывки рекламных плакатов.
В одном из отделов слышался разговор. Алёна знала, что иногда здесь вспоминали славные времена бывшие продавцы. Но она никогда не заходила сюда раньше, отчего и не видела их. Она не видела их и сейчас: она стояла у окна и смотрела, как плавно вечереет, когда к ней подошёл слегка подвыпивший мужичок.
– Пани, который час?
– Ещё не поздний.
– Ах, пани… Вот потому я Вас и спросил. Вы мне страсть как напоминаете ту молодёжь моих времён. Даже отвечаете так же резко, ярко. Ей-богу, ответили бы иначе – я бы молча ушёл. А так!.. Сохраните в себе это, ибо это скоро станет сказочно!
– А Вы что, верите в сказку?
– А как же! Пока веришь в неё, она всегда с тобой. Знаете, в стародавние времена эти коридоры не звучали моими негромкими шагами – здесь раздавались радостные слова, горели взгляды, цокали каблучки и теплились объятия. Меня звали Люмьер: я был фонарщиком, приглядывал за лампочками. А мои товарищи продавали и обменивали пластинки. Мы любили искусство, ходили на выставки Архипа Куинджи и концерты Шарля Азнавура! А иногда мы просто собирались в этом отделе и играли в настольные игры.
– В настольные игры?! Кто ж в них теперь играет?
– Да, почти никто. Про них забыли, забыли про людей, про миловидные полотна и про лирические песни… Скажите, Вы когда-нибудь были в концерте консерватории?
– Нет, не была.
– Непременно сходите! Вас пустят за так, лишь услышат, что Вам это интересно. Смотритель органа в зале с замечательной акустикой исполнит рождественские сочинения, и то звучание Вы ощутите всеми фибрами души! – Люмьер воодушевлённо сложил руки на груди. – Знаете, для Вас это может быть всего ничего, а для кого-то – огонёк надежды. Мне ли не знать, ведь я – фонарщик…

Алёна всё не отходила от окна: нечто магическое и неосязаемое приковало к улице её взгляд. И взгляд Люмьера.
– Люблю я эту улицу за то, что, бродя по ней, я часто слышал свою любимую песню. А ещё здесь стояло много машин, которые мне нравились. Знаете, в незапамятные времена улицы были полны прекрасных автомобилей, которые никто тогда не умел ценить. И только когда многих из них уже не стало, а уцелевшие почивали в домашних коллекциях и музеях, люди обратили к ним любящий взгляд ностальгии и помощи, чтобы в праздник мы наполнились их нежной ретрокрасотой. Ах, приятные воспоминания о дорогой сердцу улочке!
Они смотрели на неё, уже давно изменившую свой облик. Алёна чувствовала, что перед её глазами что-то меняется, но она никак не могла распознать, что это…

___________
Глава 15

– Скажите, пан Люмьер, а Вы знаете, как стать свободнее?
– Нужно открыть мир по-новому!
– Как это – открыть по-новому?
– Удивиться тому, что Вам уже давно известно.
Алёна оглянулась, и взгляд её случайно пал на электро-синие значки автомобилей. Это было так странно: она с детства видела их, но никогда не замечала, как кротко они выглядят, как сочетаются с молодыми формами элекаров и как ассоциируются с чистотой.
– Послушайте, а я, кажется, Вас понимаю…
– Что же ты находишь в элекарах?
– Я вижу их глазами своей мамы. Она говорила, что в её молодость они встречались лишь в самых шикарных заграничных столицах, и она всегда с восторгом смотрела на их синие шильды. Я тоже теперь так их развидела.
– Значит, ты стала ещё на шажок свободнее!

Забежал в универмаг Роман.
– О, Алёна, как хорошо, что я тебя застал! У меня для тебя есть одна весть. Впрочем, я пока подожду: знаю, что ты узнала что-то новое и очень значимое!
– Юноша, – приветливо сказал Люмьер, – у Вас сказочная подруга. Так же, как и Вы. Я это вижу.
– Как?! – в одноголосие удивились Алёна и Роман.
– А вот глядите, – Люмьер подошёл к ним ближе, – у Вас, юноша, глаза орехового оттенка, у меня они чайные, а у Вашей подруги – цвета бельгийского шоколада. Но все карие, а значит, есть в нас что-то особенное: творческая искра, доброе сердце, великая и щедрая душа. Берегите это, мои милые друзья, что бы ни случилось! Берегите и будьте счастливы!
И Люмьер тихонько побрёл к своему отделу настольных игр, где он и его товарищи поднимали за принцев и принцесс свои сладкие медовые кубки.

– Постой, а какую весть ты хотел мне передать? – спохватилась, выйдя на улицу, Алёна.
– Ну, я хотел просто сказать… Прости, что люблю не модно. Я просто люблю тебя по-настоящему, искренне, от сердца. И ещё…
Он достал из грудного кармана коробочку с золотым колечком и, открыв её, подал Алёне:
– Выйдешь за меня?
Она даже не знала, что сказать. Всегда могла ответить резко, и вдруг – нет слов!
– Романо, чёрт бы тебя побрал! Какая наглость!!!
– Так это значит – да?
Алёна взволнованно обняла его, и, наверное, под ночным небом в этот миг таял шоколад её глаз.
– Конечно, Рома, это значит – да!
Королева ночных ламп мечтательно зажгла над проспектом люминесцентные облака. Нежно засияла его длинная прямая. Она звала в свой юный мир, где хотелось петь, или целовать, или нестись лёгким бегом по бровкам, будто весной по тихим улочкам – без шарфа и в расстёгнутом пальто.
– Смотри, – счастливо воскликнула Алёна, – какой широкий, оказывается, наш проспект! Он будто сама жизнь. Мы ещё только в его начале и можем идти по нему, бежать – целую ночь, целую жизнь! А разве не прекрасно узнать то, что приготовила нам судьба?..

___________
Глава 16

2059 год

В теньке этим днём было хорошо. Алёна с Романом и их сыном Сашенькой спрятались здесь от жаркого солнышка. Ветер колыхал макушки берёз, и свет, играючи с их листочками, складывал на земле переливающуюся мозаику.
– Мама, я тебя люблю! – Сашенька обнял Алёну и по-детски поцеловал её.
Она потрепала его по голове и спросила:
– А ещё кого любишь?
– Папу!
– Так пойдём скажем ему об этом, а то вдруг он не знает!
Роман слушал, как поют в опушке птицы.
– Ну что, крепыш, станешь сильным? – он поднял Сашеньку на руки и поглядел на него строго.
– Да, да, стану!
– А слабых обижать не будешь?
– Никогда.
– Молодец, Сашка!
Алёна позвала сына к себе, взяла его за ручку и привела к ягоднику.
– Видишь? Это земляничная полянка. А вот и ягодки. Их можно кушать.
Сашенька попробовал ягодку и засмеялся:
– Вкусно!
– Гляди, Сашенька, мы теперь на природе, и в этом огромном живом мире открываются перед тобою двери в далёкое путешествие. Скоро ты станешь сильным и отправишься в путь сам. Так люби же свою Родину, свой дом, за самые мелочи, за эту крохотную ягодку земляники, люби её, береги семью и будь свободным и светлым человеком!