Аэродром подскока

      Часть первая
УВИДЕЛ ВДРУГ в одной из кубанских газет фразу о том, что 12 апреля — Всемирный день авиации и космонавтики, удивился и решил рассказать о днях, которые не забыть…
Это - о воздушных боях весной 1943 года в абинском небе и об аэродроме в тex местах, что памятны с детства.
«О воздушной битве па Кубани мало говорится в военной литературе, - таково мнение маршала авиации, дважды Героя Советского Союза Е.Савицкого, воевавшего в наших местах. - А широкие круги читателей почти ничего не знают о ней». И это, действительно, так. И это - несправедливо.
Посудите сами. Мы знаем, по крайней мере, те, кто интересуется этим, имена не только командиров дивизий, ведущих бои под Абинской, но и - пусть только некоторых - командиров батальонов, рот и даже имена отдельных, отличившихся солдат и офицеров. Пехоты, артиллерии, моряков. А об авиации, летчиках? Ну, назовут Александра Покрышкина, ну еще кого-нибудь... К примеру, вспомнят Азарова, чье имя носит улица в поселке Ахтырском.
А потому давайте совместными силами узнаем о летчиках, воевавших на Кубани, как можно больше. Почему, зачем? Потому, что я не ошибусь, если скажу, что боготворили летчиков и хотели быль похожими на того же Покрышкина, по крайней мере, среди людей моего поколения, очень многие. Один пример: в моем классе, а это выпуск 1954 г., когда повальное стремление юношей в военные училища уже прошло, двое - а нас-то и было в классе 10 мальчишек! - хотели стать летчиками. Наверное, я не ошибусь, если скажу: наша любовь к авиации времен войны - нынешняя - это совсем иная сфера жизни! - пережила несколько фаз. Сначала визуальное восхищение, восторг от одного вида ежедневных каруселей самолетов над головой, затем - редкие сведения, паломничество на фильмы о летчиках, а уж потом (и сейчас!) узнавание, причем почти на уровне расследования.
У меня, к примеру, было так: сначала ужас от падающих бомб, потом радость — oт того, что он, летчик, ночью, во тьме, летает над оккупированной Абинской. потом - замирание сердца, когда со шлейфом дыма самолет рухнул на одну из улиц станицы и догорал, когда мы подошли, оцепленный румынами. А потом то самое восхищение каруселями, искрометными боями, что возни­кали почти ежедневно в абинском небе, причем иногда много раз на дню.
Мы кричали «ура!» и прыгали от радости, дождавшись, когда «фашист» задымит, забывая, что с неба падают не только самолеты. И уже в те дни в разговорах военных я улавливал слова «Покрышкип», «Фадеев».
Ночью с замиранием сердца мы слушали приглушенный рокот «кукурузников», летящих в сторону Крымской. А потом было узнавание, часто печальное. В районе Варнавинского откопали в плавнях самолет, за Шапсугской установили памятный знак на месте гибели самолета, произвели перезахоронения экипажа самолета, упавшего па улицу Абинской. Вроде всё сделали правильно: гражданский акт, воинские почести, а дом, во дворе которого была могила экипажа, и его обитатели, словно осиротели.
А еще было увлечение планерами, чтение книг об авиации, о летчиках и жадный поиск: ну где же та книга, в которой будет о «наших» боях?
Я хотел бы представить, как ликовали бы мы, дети, а с нами и взрослые, если бы мы тогда уже знали, с кем воевали в небе над Абинской советские летчики, если бы мы знали, что им здесь тогда противостояли фашистские асы, прошедшие Францию, Польшу, что половина немецких летчиков уже имела рыцарские кресты и по несколько десятков сбитых самолетов на своем счету. В воздухе нашим парням давали бой авиаторы эскадр «Зеленое сердце», «Мельдерс», «Удет». Пилоты последней эскадры по решению Геринга перебрасывались на самые важные направления. Кстати, один из «удетов» был сбит южнее Абинской. И в воздух поднимались на бой с нашими «летунами» не просто лучшие летчики, но и на новых истребителях, с сильным пушечным вооружением. И все же... Это была наша весна!
Только за три дня - с 26 по 28 мая 1943 года - немцы на Кубани потеряли 158 самолетов. И были дни, когда количество сбитых машин врага превышало 50 штук. Генерал авиации, дважды Герой Советского Союза Г. Речкалов писал впоследствии: «12 апреля. В районе Мингрельской сбили трех «мессершмиттов». В районе Абинской встретили восемь истребителей. Сбито четыре «Me-109». Приводит личные счета: «Покрышкин - 3, Речкалов - 2, Науменко -1, Сутырин – 1».
Но сбивали не только наши. Сбивали и наших. И тогда в наушниках летчика слышался голос или командира группы или «дежурного по воздуху», вначале генерала А.Бормана, затем, позже - полковника И.Дзусова.
- Садись у Абинской! - И выходящий из боя с резким снижением «шел» к виднеющемуся севернее станицы летному полю...
Здесь был аэродром «подскока». Всю весну и лето 1943 года здесь жизнь «била ключом». Известно, что подразделения батальона аэродромного обслуживания прибыли на Абинский аэродром через три дня после освобождения Абинской. А еще через пару дней здесь «сел» один из полков дивизии генерала авиации, Героя Советского Союза С.Данилова.

ОДНА ИЗ ЭСКАДРИЛИЙ полка, расположенного па поле «подскока», постоянно находилась на боевом дежурстве. Именно ее поднимал в воздух находящийся на КП воздушной армии генерал А.Борман в нужный момент, вызывая одновременно истребителей с дальних аэродромов - Пашковского, Поповического, с берегов Черного моря. По словам самого генерала, за дни нахождения на КП под Абинской, - говорят, он находился рядом с КП А.А.Гречко, командующего 56 армией, и располагался на Владыкиной горе, -при предупреждении авиаторов об опасности и при наведении их на вражеские группы, он был и «моряком», и «лисицей», и «тигром» - так звучали его позывные.
Аэродром «подскока» был незаменим, когда тот или иной наш летчик «выходил из игры». Когда пусты баки или кончился боезапас и, конечно же, когда самолет был подбит или ранен пилот.
Можно представить, какой горячей была жизнь на этом, ближайшем к линии фронта, аэродроме. А его, между прочим, почти ежедневно бомбили и обстреливали.
И гут возникает вопрос: откуда он взялся? И почему уже через три дня после освобождения Абинской на его территорию прибыл батальон аэродромного обслуживания?
Это интересная, еще менее известная история. Первым о ней сказал И. И. Ашека – партизан, воин, учитель и краевед Абинского района. Но сказал как-то мало, вскользь. А знать ее просто необходимо. Уже потому, что и в возникновении аэродрома, и в его «службе» огромная роль принадлежит абинчанам. Это, пожалуй, самая малоизвестная и неизученная глава - назовем ее «Абинчане и авиация» - в большой, пока еще не написанной истории нашего участия в Великой Отечественной войне.
Аэродром северо-восточнее Абинской возник - это определение будет точнее, нежели построен, - еще в первую военную осень, когда фашисты неожиданно для многих оказались в Крыму. Аэродром - вот что оказалось линией обороны для наших земляков. Потом, правда, будут и рвы, и заграждения, по первым станет аэродром. Сапёрно-инженерная часть, кому было поручено строительство, была и маломощна, и малосильна. И командование части обратилось к станичным властям. И более 350 жителей станицы вышли осенним субботним днем на колхозное поле. Вручную или с применением «малой механизации» ими за три субботника были построены и оборудованы стоянки боевых машин, взлетные и посадочные полосы, склады для горючего и боеприпасов, городок для обслуживания аэродрома.
А в январе 1942 года на новый аэродром «сел» 367 бомбардировочный полк. Перед летчиками стояла задача: бомбить немецкие части и позиции в Крыму. Задача была и неотложная, и важная. И выполнить ее летчикам помогли опять-таки абинчане!
Случилось так, что сразу по прилету полка начались снегопады. Непрерывные, безостановочные. Снег укрыл всю землю: ни подходов к самолетам, ни взлетных дорожек, построенных с таким старанием - ну ничего! И немудрено: глубина снега доходила до метра. А на аэродроме обслуги - раз-два! - и обчелся. А главное - никакой техники для очистки ноля. Кубань же! Южный край.
И командование, теперь уже полка, вновь обратилось к абинским властям. Власти, естественно, откликнулись, объявили субботник, провели мобилизацию. И люди пришли. Пришли, несмотря на то, что стояли 25-градуспые морозы и выли в чистом поле злые северо-восточные ветра. Именно выли, до свиста. Пришли абинчане с главным своим да, пожалуй, и един­ственным орудием - лопатой. Потому что техника, какая была, уже была на фронте. Пришли в основном пожилые люди и старшеклассники - к тому времени всех, кто мог держать оружие (боевое), Абинская уже мобилизовала и отравила на фронт, а большинство оставшихся мужчин состояло в истребительном батальоне.
Два дня - 23 и 24 января 1942 года - пришедшие под гиблым ветром и злым морозом, допуская переохлаждения и даже обморожения, чистили аэродром, преодолевая непогоду. Выступая на митинге по случаю окончания работ, уже под звуки запускаемых для прогрева двигателей самолетов, командир полка Артамонов и комиссар Диденко от души поблагодарили наших земляков.
Я сказал, что эта глава – самая малоизвестная и неизученная. И все-таки я надеюсь: а вдруг в Абинске есть те, кто или сам участвовал в этих событиях, или слышал о них.
Напишите, что сможете, или позвоните, напомните о себе…
Абинчане взяли на себя и другую заботу: обеспечение аэродрома. Все, что было необходимо для его работы - бомбовый и снарядно-патронный запас, горючее и продовольствие - все это пришло и приходило потом па станции Абинская и Линейная. На аэродром все это доставлял местный транспорт: оставшиеся от мобилизации машины, колхозные тракторы и повозки. Лозунг «Всё для фронта!» получил конкретный адрес: аэродром. Абинчане не подкачали: в первый же погожий день самолеты вылетели и выполнили и тогда, и позже свою задачу.

…И ВОТ ТЕПЕРЬ, через полтора года после возникновения самого аэродрома, на нем кипит авиационная работа. Кипит она и вокруг Абинской, и в самой станице. Помимо КП воздушной армии, в разный местах в Абинской и вокруг нее находится еще несколько пунктов наведения. Один из них, так уж случилось, располагался во дворе моего деда, Семена Ивановича Белого. Здесь не было летчиков, толпились люди из обслуживания, но видал я и летчиков; молодых, крепких, в своих фартовых удивительно легких парусиновых сапогах, щеголеватых на вид и, видимо, острых на язык парней. Сдастся мне, что по ним сохло не одно девичье сердце. Что же творилось на аэродроме, кроме бомбежек и авральных работ по приведению в порядок взлетно-посадочных полос, мы не знали, но все то, что мы видели потом в любимом для многих фильме «В бой идут одни старики», здесь тоже было. И была посадка, что называется, на слух, когда раненый летчик с залитыми кровью глазами посадил самолет по командам своего ведущего, и залет самолета «ночных ведьм» из 46-го полка ночных бомбардировщиков, и потери личного состава - а полк был, как и командир дивизии, героическим - все это было. Да другой жизнь на аэродроме «подскока» и быть не могла. Уже хотя бы потому, что, как сказал С.Савицкий. «в Великой Отечественной не было воздушного сражения, похожего на кубанское». Достаточно сказать, что нередко воздушное сражение вели одновременно по 200-300 самолетов, что здесь впервые было применено централизованное управление авиацией, что именно здесь было опробовано немало тактических приемов, одним из которых был разработанный и внедрен­ный А. Покрышкиным: высота - скорость - маневр - огонь. И все это вело к победе. Вот несколько цифр. С 29 апреля по 10 мая 1943 года только 216-я истребительная дивизия выполнила 712 боевых вылетов, провела 56 воздушных боев, сбила и повредила 71 самолет противника. Свои потери: 16 самолетов, 10 летчиков. Рядом с уже упоминаемыми А.Покрышкиным, С.Речкаловым, Сутыриным фамилии С.Азарова, И.Истрина, братьев Глинка, Горбунова, Шмелева, Тищенко, Приказчикова, В.Фадеева.
Я специально тянул время с упоминанием Вадима Фадеева по прозвищу «Борода». Он был, пожалуй, одним из лучших летчиков на Кубани. А если и уступал кому, то, возможно, только одному Александру Покрышкину. И кто знает, уступил бы или  нет? Во всяком случае, именно ему, первому из воюющих на Кубани, был подписан приказ о присвоении звания Героя Советского Союза. Но он не узнал даже то, что он уже Г'ерой.
Это случилось 5 мая, в 13.50. Три четверки «мессеров» взяли Фадеева в клещи и отсекли от основной группы. «Борода» помощи не попросил, хотя почти рядом сражались с бомбардировщиками и Речкалов, и Покрышкин. Напротив, в неравной карусели - двенадцать против одного - Фадеев двоих «завалил». А потом на него сверху выскочили два «фоккера», и самолет «Бороды» ровно, без копоти, пошел со снижением в сторону родного аэродрома в Поповической.
Летчик, сказав: «Я - «Борода», иду домой», почему-то приземлился между Крымской и Абинской. Кто знает, возможно, он решил идти на аэродром «подскока»? Это было ближе. Но - не дотянул.
Наблюдавший эту картину на КП станции наведения полковник И.Дзусов видел столб пыли на месте посадки и знал, кто там упал, он слышал зычный голос Фадеева. Полковник сразу же поспал за ним автомашину, по посланные "вернулись ни с чем»; плавневые плесы, кустарник, мины. Возможно, то и не пыль взметнулась, а вода. Нашли его осенью в плавнях, возле дамбы, похоронили. На время гибели, с 9 апреля по I мая, на счету «Бороды» было больше всего сбитых немцев – 13. Вторым - со счетом 10 - шел А. Покрышкин.
Что случилось с Фадеевым? Самолет шел ровно и без копоти, может, и поврежден-то он не был, может быть, был смертельно ранен сам летчик? Кто знает? Но вот что он шел на Абинский аэродром, по-моему, это точно.
Много лет я знал, где располагался аэродром, сейчас – не покажу. Забыл. А помнить надо.

ЗАМЕТКИ, ЧТО ТЫ, ЧИТАТЕЛЬ, сейчас смотришь, предполагались как послесловие к большому материалу. Так, несколько заключительных строчек…
Но не зря говорят, что, когда становишься на тропу поиска, судьба подбрасывает такие подробности и факты, о которых иногда и не мечтал. 'Гак случилось и в моем случае.
Неожиданно для себя, перебирая пожелтевшие от времени бумаги по какой-то подсказке интуиции, я в своих же старых архивах нашел - вот уж не думал, что оно живо! - старое письмо, написанное еще в 1985 году. Адресовано оно было не мне, просто мне потом было передано.
Пользуясь этим случаем, я хочу вспомнить и сказать доброе слово - а если здесь, в Абинске есть ее родственники, то и большое спасибо за то, что была в те годы в Абинске удивительно добрая женщина, Таисия Федоровна - вот только фамилию ее, каюсь, я забыл, к сожалению. Была она уже старенькая, приехала не то из Узбекистана, не то из Туркмении, где проработала всю войну па оборонном заводе, но не по годам любознательна и активна. Она стала сразу же активным членом и, по-моему, душой городского совета ветеранов. Благодаря   ей   Абинск   познакомился   со   многими   ветеранами   из   тех,   что сражались этом участке фронта. У нее был удивительный характер, теплота и участие к другим людям. Ома умела, не требуя и не прося, убеждать бывших солдат и офицеров, воевавших в наших краях, рассказать о тех днях, о своих товарищах.
'Гак вот, обнаруженное письмо, а это одиннадцать страниц рукописного текста - один из ответов на пожелание Таисии Федоровны. Письмо было послано из Еревана - подумать только, теперь это чужое государство, чужая столица; дружественный город, дружественная страна, по - чужая. Автор письма Myрад Галстян, бывший парторг 516-го БАО (батальона аэродромного обслуживания).
Представляете, этот батальон в апреле и мае 1943 года «работал» на Абинском аэродроме! Какая удача!      
Автор начинает свое послание с того, что сообщает: «516-й БАО прошел боевой путь от Закавказья до Чехословакии». И работал так, что «в течение всей войны по вине батальона не было ни одного срыва боевых вылетов».
В начале своего очерка я говорил о том, что страница истории Абинской, связанная с авиацией - а она есть, она значительна, интересна, ею просто невозможно не гордиться, а уж знать-то - сам бог велел, как говорят, - нам мало известна и весьма туманна. Такой же «террой инкогнито» для нас является и деятельность любого БАО. Бывший парторг приоткрывает завесу тайны над работой своего батальона. «В наши обязанности, - пишет, вернее, писал в 1985 году он, - входило материально-техническое обеспечение боевых действий авиаполков, снабжение их всем необходимым для авиационного сопровождения наземных частей, перемещение на новые аэродромы, изыскания, строительство, маскировка, охрана и оборона аэродромов и поддержание их в состоянии, годном для эксплуатации, организация связи, медико-санитарное обслуживание. Это многогранная, трудная, черновая работа, требующая от личного состава и усилий, и мужества, иногда - и героизма».
Далее он останавливается на одной всего грани деятельности БАО - доставке сотен тысяч тонн горючего, боеприпасов, продовольствия, вещевою имущества, запчастей. С железной дороги - на аэродром. Рядом с фронтом.
На территории Краснодарского края 516-й БАО обслуживал аэродромы в Армавире (XI-XII-1941г.), станицах Ново-Титаровской (I-V111-1942г.) и Абинской (27.3- 20.5 1943 года).
На Абинский аэродром батальон прибыл 27 марта 1943 года. Прибыл из Кабардинки, через Шапсугскую, своим ходом. Для водителей, а в основном это были кубанские девушки, наспех обученные на курсах, этот путь был экзаменом на мастерство: вначале горные, непростые, кое-где с применением лежневки, дороги, а после Шапсугской - болотистые места. Машины зачастую буксовали, вытаскивать их приходилось «авралом», как пишет парторг.
На Абинском «передовом» аэродроме батальон обслуживал 4-й истребительный авиаполк.
«Аэродром находился недалеко от линии фронта и постоянно был под артобстрелами и налетами авиации, - пишет далее парторг. – Летное поле частобыло разрушенным, в воронках, но личный состав аэродромной роты, возглавляемый  Михаилом Одинцовым, немедленно приступал после каждого налета или обстрела к восстановлению и, считай, всегда держал взлетно-посадочные полосы в исправном состоянии».
«В апреле-мае 1943 года здесь, на Кубани, - читаем дальше письмо М. Галстяна, - были самые крупные воздушные бон. Они проходили прямо на наших глазах, а гул моторов в воздухе был слышен днем и ночью».

ПРЕРВУ НА ПАРУ минут знакомство с письмом. Просто не могу еще раз не вспомнить эти удивительные картины воздушных схваток, вой моторов на форсаже, треск пулеметов и пушек и наши переживания, когда детские сердца замирали от ужаса и радости. Скажу просто: ни в одном фильме - а их много! - я не видел того, что мне и моим сверстникам довелось пережить в апреле и мае 1943 года над своими головами, здесь, в Абинской... После этого в таком количестве и круговерти, когда небо кажется серым от этих пикирующих, взмывающих вверх, приближающихся или уходящих вдаль самолетов, я ничего подобного не видел. Разве что стаи ворон...
Как я уже говорил, во дворе моего деда был пункт наведения, и я - и не только я, разумеется, - слышал многие переговоры, команды, предупреждения, позывные - то есть мы, посторонние люди, как бы были внутри боя. Зрелище, скажу, не для слабонервных, а разговоры - тем более. Станица жила трудной, после оккупационной жизнью, но я нередко видел, как замирали, оторвавшись от дела, женщины и старики - о нас-то и разговора нет! - и, прищурясь или приложив ладонь к глазам, подолгу смотрели в небо, не в силах оторваться от того, что там творилось. Что они думали в эти минуты - молили ли бога отвести беду от наших летчиков, проклинали ли тех, что напали на нашу землю - кто знает, но равнодушных в такие минуты не было. А если вспомнить, что нередко один бой тут же сменялся другим, то можно представить, в каком напряжении жила в те месяцы Абинская.
Как - труднее, правда, - по все равно можно представить, какой вздох вырывался из. «абинской» груди, когда начинал дымить наш самолет, и какой восторг, когда подбивали фашиста. Не судите нас строго, если у нас расшатана нервная система - она выдержала многое.
Гул моторов, о котором напомнил Myрад Галстян, действительно, не прекращался и ночью. Ночи были разбойными - на бомбежку уходили как немецкие, так и советские самолеты. Мы их различали по характерному гулу. А с наступлением темноты небо то и дело обшаривали прожекторы и прошивали трассирующими очередями зенитные пулеметы. Сбивали ли кого, не скажу, но тревожили людей всю ночь. Низко, словно брея верхушки дубов у железной дороги и школы №3 (теперешней), шли ночные бомбардировщики из полка Бершанской. И делали они, неся до 200 кг бомб, сначала на Крымскую, затем на Голубую линию, не один рейс за ночь. Немцы боялись этих летчиков, звали их «ночными ведьмами» - на «кукурузниках» летали женщины. - и, наверное, не даром. Только к утру, когда начинал светлеть восток, небо успокаивалось на час-полтора, затихал гул.
Через время все начиналось сначала - в воздух поднимались бомбардировщики, штурмовики, истребители. Встречи были неизбежны - особенно если учесть, что советские летчики искали их. И тогда в небе заки­пали страсти, бои разгорались стремительно. С переменным успехом. Но это, я уже говорил и еще повторю, была наша весна.
Но вернемся к письму. Мурат Галстян припоминает несколько фактов обыденной жизни аэродрома и батальона. Какой она была? Вот во время очередной бомбежки Абинской бомба падает возле узла связи. Связь прервалась. Дежурившая на коммутаторе Мария Тимкова, водитель, родом из Ново-Титаровской, не уходит в укрытие - просто не имеет права! - а быстро устраняет повреждение и продолжает обеспечивать связь. Вот во время очередной бомбежки Галстян прячется в ячейке траншеи - он имеет право, ибо не дежурит на коммутаторе, а пишет водителю автороты рекомендацию для вступления в партию. Бомба разрывается в трех шагах от траншеи, по окончании налета его и еще троих откапывают. Кстати, позади дома деда такая траншея тоже была, и я видел, как во время бомбардировки или обстрела туда «сыпались» все, кто имел право покинуть пост. Что командиры, что рядовые - без разницы.
Парторг приводит еще пример.
На этот раз - о другом. «Однажды на командный пункт четвертого истребительного полка в Абинскую прибыл главный маршал авиации А.Новиков, - пишет он. - В это время в воздухе шел бой шестерки наших истребителей с группой немецких бомбардировщиков и истребителей». На глазах авиационного военачальника отличился один молодой летчик - «он прибыл из училища и имел-то всего три вылета». К сожалению, автор письма не помнит, мы, естественно, тоже, фамилии этого парня. «Он смело врезался в строй бомбардировщиков и метким огнем сбил один «Юнкере». Развернувшись, он снова ринулся в бой, но тут его самолет подбили. Самолет стал гореть, но молодой летчик не оставил его, а пошел на таран. Приблизившись к вражескому самолету, он срезал ему хвост, после чего тот кубарем полетел к земле. Только тут летчик выпрыгнул с парашютом». Новиков по радио дал приказ прикрыть смельчака - немцы тут же бросились добить храбреца и на­хала. «Совершив приземление, молодой летчик попал в объятия маршала А.Новикова, командира части и друзей. Похвалив его подвиг и умелые действия в бою, А. Новиков наградил его орденом Александра Невского». Вот такие дела, если верить парторгу батальона, происходили на нашем аэродроме с летчиками полка, базировавшегося на нем! Жаль, фамилия героя неизвестна...

РАССКАЗЫВАЯ ЕЩЕ об одном летчике, который, по словам парторга М.Галстяна, «редко когда не сбивал одного или двух самолетов фашистов», он называет его фамилию: Шмелев. Командир звена капитан Шмелев.
Только фамилия. Нет даже инициалов. Но иногда и этого достаточно для дальнейшего поиска. Не так давно - помните о подарках судьбы? - я нашел знакомую фамилию - уже в книге. С инициалом И. в звании полковника и, самое главное, он - Герой Советского Союза.
Наверное, просто совпадение, подумаете вы. Я подумал точно так же. Но… Дальше я узнал, что И.Шмелев, полковник, Герой Советского Союза, служил в 287- й дивизии генерала С.Данилова, тоже Героя - еще за Испанию, погибшего в конце войны. И истребительный авиаполк, базировавшийся на аэродроме «подскока» в Абинской, вернее, под Абинской (помните!) - один из полков генерала Данилова.    Что-то много совпадений. А помните, раньше в очерке я писал, что рядом с фамилиями Покрышкина, Речкалова появляются фамилии других доблестных летчиков, и среди них фамилия... Шмелева?
Почему-то мне думается, что Герой Шмелев и капитан с Абинского аэродрома - одно лицо. В этом меня убеждает ещё один факт - выступление полковника И.Шмелева, где он говорит о своих боевых товарищах – Молодцове и  Куницыне. Оба они таранили фашистов: Молодцов положил свой горящий самолет на спину вражеского самолета, и оба они упали, а Куницын ударил вражеский самолет концевой частью винта. Оба остались - и Молодцов, и Куницын - живы. И вот что в выступлении главное: «Желание победить врага любым способом, даже неумением, даже нахальством (помните бой, за которым наблюдал маршал авиации А.Новиков? - Не о Куницыне ли писал парторг батальона? - прим. автора), яростная напористость в бою отличала наших летчиков на Кубани». И дальше: «Ни одно воздушное сражение не зафиксировало столько таранов, сколько их было здесь: пятнадцать раз за два месяца летчики шли на таран, и погибли только три наших летчика». Все вроде бы совпадает, не так ли? Но пока что только догадка, не больше. А так хочется узнать истину.
Но в письме М.Галстяна подробностей нет. Кроме одной - «за неполных два месяца базирования па абинском аэродроме «4-й ИАП (истребительский авиаполк), который мы обслуживали, - пишет он, - сбил 52 самолета противника».
А теперь несколько слов о том, как боролись абинчане со снегопадом в январе 1942 года на своем аэродроме, о чем говорилось раньше. Мы не знаем, как и куда убирали снег, а это ведь интересно - знать. Занятную подсказку, естественно, нуждающуюся в проверке, дает парторг 516-го БАО М.Галстян. Чуть раньше января 1942 года он со своим батальоном paботал в Армавире. Та же холодина, до 33 градусов мороза - у нас помягче – 25, то же обилие снега и те же проблемы - куда его деть, куда вывезти? Особенно если снег продолжает идти. У них, кстати, были и техника, и люди. У нас, если помните, - и того, и другого в обрез. Так вот в Армавире, пишет М.Галстян, «посоветовавшись. решили отказаться от идеи уборки снега и... утрамбовать его, превратив летное поле в ледяное...Сказался опыт нашего командира БАО майора Прохорова, участника финской войны».
Колонны людей - а их было несколько тысяч - всю ночь трамбовали снег на аэродроме, и к утру он был готов к полетам. Интересно, не этим ли способом готовили аэродром к вылету бомбардировщиков паши земляки?
На этом я бы и поставил точку в материале, связанном с письмом из Еревана, поблагодарив еще раз мысленно Таисию Федоровну.
Но есть еще одна деталь. Дело в том, что в 1943 году, в первые дни обживания на аэродроме «подскока», парторг М.Галетян позаимствовал собрание сочинений И.Ленина (третье издание) из Абинского методпарткабинета - для партийной работы, естественно. Труды В.Ленина вместе с ним из Абинской уехали сначала на Воронежский фронт, затем прошли всю оставшуюся войну, где ими пользовались пропагандисты и лекторы политотделов, а зачем, говоря сегодняшним языком, чудак-парторг привез их в Ереван. Читая это, не забывайте, в какой стране мы жили... В цитируемом мной  письме он сообщает о своем решении выслать собрание сочинений В.Ленина в Абинск, в музей Славы(?). И спрашивал у Таисии Федоровны: как она на это смотрит? И мне просто интересно: получил ли Абинский музей труды В.Ленина или накатившаяся перестройка, а затем и иные события помешали этому? Нет. Интересно, на самом деле!

И, ПОЖАЛУЙ, ПОСЛЕДНЕЕ. Пока что. Хоть и появились новые сведения, вроде вот и Герой Советского Coюза, воспитанный на нашей земле, на аэродроме «подскока», отыскался, я все же не могу не сказать хоть пару слов о «Бороде» - о летчике Вадиме Фадееве. Не знаю, может быть, это дань памяти человеку, чье имя узнал раньше других, может, из-за того, что судьба его семьи сложилась так трагично (впоследствии во время бомбежки погибнет и его жена, и его еще не родившийся сын), но история Фадеева - это особая боль. Может, от того, что, по-моему, летел он все-таки на аэродром под Абинской. Вот только одна фраза о том, как он воевал. 17 апреля 1943 года бой южнее Новороссийска. В этом бою «Борода» сбил два истребителя и один бомбардировщик-пикировщик.
Понимая, что рассказ о битве летчиков - прежде всего, истребителей - в кубанском небе, в том числе и над Абинской, может вызвать несколько противоречивое представление - с одной стороны, наука А. Покрышкина, а с другой - слова И.Шмелева о том, что желание побеждать достигалось «даже неумением, даже нахальством», - считаю своим долгом сказать следующее. Лучшую оценку тому, что было применено и освоено за месяцы воздушных сражений на Кубани, а это и новые приемы патрулирования истребителей, и применение крупных авиационных соединений на узком участке неба, и радиосвязь с наведением, предупреждением, советом с земли, одним словом, с руководством сражением, и новые приемы боя (по Покрышкину), и, конечно же, инициатива, смелость и даже нахальство, да, нахальство наших летчиков, дал еще в военные готы маршал авиации С. Руденко. Он всячески способствовал тому, чтобы эти находки и методы ведения боя, приведшие в конечном счете к господству нашей истребительной авиации в небе Кубани, были широко распространены и используемы. Опыт кубанских «ястребков» нашел применение на всех фронтах Красной Армии.
Вот тут можно и поставить точку. Если бы не... Дело в том, что еще несколько лег назад мой отец, Василий Семенович Белый, как-то в разговоре ввернул фразу о том, что, дескать, севернее станицы Абинской в довоенные годы был аэродром. Гражданский. Фраза, знаете, такая не ключевая, проходная. О том, что вот вез человек воз сена, накошенного... на аэродроме, да и столкнулся с поездом. А поскольку в те годы аэродром меня не «грел», я этой фразе не придал никакого значения.
Но вот в предыдущем материале написал о том, что не могу показать, где был раньше аэродром (военный, построенный осенью 1941 года, работавший в 1942 и как бомбардировочный - долго ли базировались на нем «бомбовозы» (так мы, дети, звали бомбардировщики в годы войны), мы пока не знаем, - а с конца марта по 20 мая 1943 года как истребительный «подскока», хотя, как я понимаю, сесть по нужде на нем мог любой летчик, не­важно, штурмовик он или ночной бомбардировщик) - и задумался. Надо бы знать, где он был.
Звоню, как вceгда, друзьям. В том числе и Александру Дмитриевичу Безпалько. Он на несколько лет старше, но у него удивительно цепкая память, а главное, он родился и вырос в селе Варнавинском, а в Абинской бывал и до войны, и в войну, и после нее. Вдруг знает?
И - точно! «Чего ж я не знаю, - говорит он с долей превосходства, - знаю. И самолеты там видел».
А когда я говорю о том, что аэродром строили абинчане осенью 1941 года, он меня «добивает». «А чего его строить! - удивляется Беспалько, - он и до войны там был. Гражданский».
Чуете? Сначала - давно это было - отец об этом говорил, теперь вот - и Александр Дмитриевич. Выходит, крути не крути, а перед нами новая задача.

ИНТЕРЕСНОЕ ДЕЛО, взялся бы я за тему Абинского аэродрома, если бы знал, что она, словно ниточка из клубочка, будет тянуться и тянуться, эпизоды и факты будут расти, как снежный ком, и с каждым новым возникать новые вопросы?
Первый ответ: нет. Но это не так! Потому что мне безумно интересно раскрутить её всю: что, где и когда? А главное - кто? Я не знаю, выясню ли когда, кто такой Мигун, кто был награжден орденом Александра Невского? Может быть, возникнут и новые имена, новые люди, кто знает? Скорее всего, так и будет. И я хочу это все сделать...
Будьте терпеливы, читатель. И любознательны. Тема того стоит.
За сим - продолжим.
И еще передо мною одно письмо, из старых бумаг... Ах, эти старые бумаги, которые считались уже давно утерянными, - порой вам цены нет! В отличие от, по существу, доклада М. Галстяна, ну, развернутой политинформации, в крайнем случае, письмо М.Г. Тимкова, командира взвода 516-го БAO, напоминает боевые донесения. Оно коротко, сжато, написано на двух четвертушках листа. «16 марта 1943 года. - пишет комвзвода, - из Кабардинки вышла оперативная группа батальона для организации прифронтового аэродрома в станице Абинской. 27 марта начались работы под обстрелом артиллерии и бомбежками - линия фронта проходила между Абинской и Крымской, а это всего несколько километров....
Работы велись день и ночь; через десять дней аэродром принял истребители авиаполка».
И развернулась, по словам М.Тимкова, небывалая по своим масштабам воздушная воина. Вот она: «С обеих сторон участвовало огромное количество самолетов всех марок, которые только были на вооружении». Я попытался установить хоть несколько марок самолетов. И вот он, далеко неполный перечень. И начнем с противника. В предыдущих материалах я называл знаменитые эскадры «Удет», «Зеленое сердце». «Мельдерс»... И летали немецкие рыцари на «Мессершмидтах-109, 110 (их (называли худыми), Фокке-Вудьф-109) (в просторечии «фокеры»), Юнкерсах - 87, 88, Хейнкелях - 111 (это были разведчики).
Список наших самолетов был более значителен. Из истребителей в абинском небе видели ЛАГТ-3 («лавочкины»), Яки, МИГи,  Илы («илюшечки»), А были еще и «Аэрокобры» (А.Покрышкин на таком сражался), «Киттихауны» - американские истребители. «Спитфайры» - английские. Их перегоняли на Кубань из Ирана. Штурмовали оборону немцев и румын знаменитые Ил-2, бомбили и тылы, и позиции врага Пе-2, Ту-2 и. конечно же, как их забыть, знаменитые ПО-2. «кукурузники», лихие лошадки «ночных ведьм». Работая по ночам, они наносили ощутимый урон врагу. Кроме бомбового урона ПО-2 угнетающе действовали на психику гитлеровцев. Представьте себе картинку: от заката до восхода солнца над головами солдат «висели» - из-за их тихоходности - именно таким было впечатление у всех - невидимые в темноте «рус фанер» и сбрасывали бомбы, причем неизвестно, где упадет следующая, несущая смерть.
Правда, нередко погибали и сами «ведьмы». Так, в одну из ночей летчицы полка Е. Бершанской потеряли десять боевых подруг. Но продолжали летать, делая за ночь несколько боевых вылетов.
И - самое главное. Мне почему-то иногда кажется, что летчицы 46-го женского авиаполка, потом он был назван гвардейским Таманским, базировались и на нашем аэродроме.
И вот оно, главное: «Именно Абинская была тем пунктом, над которым велись беспрерывные воздушные бои, тем пунктом, откуда бомбардировщики заходили на бомбометание, тем пунктом, откуда штурмовики переходили на бреющий полет и выходили из боя чуть выше одноэтажных домов.
Здесь днем и ночью стоял сплошной рев моторов. Иногда дым от разрывов бомб, снарядов, мин и горящих самолетов заслонял солнце...».
И все это, повторюсь еще раз, мы, абинчане, видели - ежедневно, а слышали - еженощно. И самое страшное - мы видели, но ничем ни изменить ситуации, ни помочь не могли... Только переживали, разрывая в клочья свои сердца.
А командир взвода - через 64 года после тех событий и 22 года спустя после написания своего письма - продолжает рвать наши теперь уже такие слабые сердца.
Он пишет: «В отдельные моменты казалось, что наступает предел физических и духовных сил. Люди в сутки отдыхали всего несколько часов.
Поэтому, как сейчас помню, все хотели одного-единственного... «поспать бы часок», «где бы спрятаться, чтобы не слышать рева моторов и разрыва бомб». Но никто не покинул боевого поста».
По-видимому, Таисия Федоровна, а письмо написано по ее просьбе - спасибо вам огромное, неизвестная большинству из нас, незнакомая женщина! Я так и не могу вспомнить её фамилию... - просила вспомнить заслуживающий внимания эпизод из аэродромной жизни.
И М. Тимков вспоминает и, главное, наверное, ближе к истине, чем парторг батальона М.Галстян. «Во время одной из бомбежек бомба попала в штаб батальона. Мария находилась в это время за коммутатором, обеспечивая связь между командными пунктами... Здание было сильно повреждено, а телефонные провода оборваны осколками. Не стало связи. Только после этого она поднялась,  взяла катушку и ушла устранять повреждения, прежде всего между КП полка и батальона».

ВОЗМОЖНО, У ЧИТАТЕЛЯ возникнет вопрос, почему М.Тимков, рассказывая бегло о себе, только упоминает о том, что его могло и убить на взлетном поле во время бомбежки, о происшествии с Марией повествует детально, даже подчеркивая, что она не только пережила ужас повреждения здания штаба и утрату связи, по «поднялась, взяла катушку и ушла устранять, повреждения...». Чего, по моим представлениям, не должна делать дежурная по коммутатору – на то есть линейные связисты. Дело в том, что Мария Тимкова, в девичестве Легайло, родилась па хуторе Лебеди Краснодарского края Новотитаровского района. С 1942 года в Красной Армии - шофер, телеграфист, телефонист - жена М.Тимкова. Понятно, что и через десятки лет боевой офицер вспоминал об этом эпизоде с тревогой и волнением. Они вместе, служа в 516-м БАО, прошли, начиная с 1942 года, всю воину, закончив боевой путь в Чехословакии.
Характерная деталь. Письмо Таисии Федоровне написано одним почерком, по содержанию – мужчиной, М.Тимковым. Подписи после слов «с уважением к вам», две - Тимковы М.Т. и М.И. Жену звали Мария Ивановна, как мужа - неизвестно, одни инициалы. А в тексте, написанном одним почерком, есть маленькая вставочка, всего два слова: «Не стало связи». Предполагаю, что это слова самой Марии Ивановны - она лучше всех знала, что произошло во время бомбежки...
И тут же М.Тимков, как бы даже извиняясь за такое сообщение, говорит о том, что «этот эпизод был особым потому, что только случайность спасла Марию от смерти за коммутатором, а меня - на взлетном поле аэродрома. Но он был и рядовым, потому что такие эпизоды происходили в Абинской ежедневно с сотнями других солдат и офицеров». И с нами, жителями станицы, добавлю я. Потому что ни бомбежки, ни обстрелы не выбирали, где военные, а где - гражданские.
А теперь - об одной детали, уточняющей личность капитана Шмелева. Ещё в далекие 80-е, когда я получил в подарок от Таисии Федоровны письмо политрука 516-го БАО М.Галстяна, меня поразила в нем одна зарисовка, шуточная, почти анекдотичная. Я еще тогда по ней сделал легенду нашего города - о том, как батальонный сапожник сшил для лучшего летчика полка новые сапоги, а тот рассчитался с мастером - сбитым самолетом, записав его на липовой счет рядового солдата. Так случилось, что многие годы я не публиковал эту «легенду» - сначала она была не к месту, потом затерялась в черновиках, год назад нашлась и появилась на страницах газеты «Анфас». Весь парадокс в том, что тем щедрым летчиком был не кто иной, как капитан Шмелев. Сообщаю об этом тем, кто надумает отыскать полковника, Героя Советского Союза И.Шмелева: не было ли в его жизни такого своеобразного случая? О нем ведь, если был, не забудешь!..
И еще один, так, штрих. к портрету Шмелева. В одном из выступлений маршал авиации Е.Савицкий, дважды Герой Советского Союза, в ряду летчиков, что сражались в кубанском небе с фашистами и прославились, рядом с Покрышкиным, Фадеевым, Речкаловым назвал и Шмелева. А вдруг он именно здесь, у нас, на Абинском аэродроме получил звании Героя?
Почему-то я почти уверен, что это так, но произошло это, судя по всему, после того как 20 мая 1943 года 516-й БAO покинул Абинский аэродром и отбыл на Воронежский фронт. Почему так думаю? Ну, не имел бы права, случись это при нем, парторг батальона М.Галстян не сказать об этом. Я бы не промолчал. Вы, надеюсь, - тоже.
Кстати, еще об одном замечании, уже другого военачальника. О таране. Помните фразу полконника И. Шмелева, Героя Советского Союза, о том, что за два месяца наши летчики шли в кубанском небе на таран 15 раз! Так вот полковник А.Дьяченко говорит, вернее, пишет: «Воздушный таран - это не только молниеносный и точный расчет, беспредельная храбрость и высокое самообладание. Это одна из форм проявления советского патриотизма. Таран - это оружие советских летчиков. Мы не знаем случаев, чтобы немецкие, английские и американские летчики шли на воздушный таран».
И еще замечание. Возможно, кому-то показалось, что я засомневался в словах парторга М.Галстяна о главном маршале Новикове. Командующий ВBC Красной Армии, .маршал авиации Новиков в начале апреля 1943 года действительно был в Абинской как представитель Ставки. И вполне мог наградить молодого летчика за таран высокой наградой.

НО ПРОДОЛЖИМ ПОИСК.   Абинчанин Владимир Васильевич Пацан, активист и знаток города, встретил меня насмешкой. «Что же ты пишешь. - спросил он с издевкой, - «знал, а показать не могу», имея в виду мою фразу в окончании одного фрагмента повествования об Абинском аэродроме. Оправдаться я не успел. «Я если знаю, то...». - вместо слов он сжал кулак и даже потряс им, имея в виду, что - навек и наверняка.
И он начал рассказывать, где был аэродром. «От моего дома, а я, как и дед, и отец, живу на Тургенева, возле кирпичного завода, он был в трех километрах, - сказал он. - У дороги, когда едешь на Варнаву, с правой стороны.
Сразу за поворотом дороги па хутор Бережной. Там, где теперь мельница «Русь». Я был с одним старшиной на аэродроме несколько раз, самолеты смотрел».
 «Всё верно, - сказал Александр Дмитриевич Безпалько, с которым я поделился полученными сведениями. - Справа от дороги, ближе к Бугундырю и прудам, что были в колхозе имени 22-го партсъезда. В сторону хутора Коробкин, там еще лес был, так он у леса располагался.
Гражданский был небольшой, где-то километр на километр - самолетов было немного, - а военный увеличился, и значительно. Наверное, будет правильно сказать: два на два километра. А за ним, если ехать на Варнавинское, были так называемые Волчьи ворота, место такое. На аэродроме было много построек: ангары. капониры, сарайчики какие-то, дома. И самолеты, по-моему, находились на аэродроме до октября 1943 года. Разные: штурмовики, бомбардировщики. Однажды мы даже видели здесь четырехмоторный самолет. Мы звали его «Максим Горький» - был такой самолет до Великой Отечественной.
Владимир Васильевич Пацан, растревожив память, рассказал о двух случаях. «На ужин летчики приезжали в дом моего деда. Он был просторный, они здесь ужинали и отдыхали. Выпивали фронтовые сто граммов, часто пели, - говорит Владимир Васильевич. - А однажды были молчаливы, грустны, даже всплакнули. А потом начали стрелять вверх. Поинтересовавшись, мы узнали, узнали взрослые, я-то пацаном был, чуть больше десяти лет; что грустят они по своему товарищу Мигуну, что не вернулся из полета. Они же сказали и то, что Мигун наш земляк, абинчанин. Его семья, помню, жила по улице Комсомольской, недалеко от улицы 8 марта, примерно на одном расстоянии от детсада №2 и от ерика, что сейчас забран в трубу. Семья жила где-то до 1956 года, по-моему, четвертый дом от ерика».
Вот только когда дело было с летчиком Мигуном - в 1943-м, когда истребители стояли па аэродроме, или до оккупации, в 1942-м. когда на аэродроме базировались   бомбардировщики, Владимир Васильевич не помнит - видимо, память подводит и его. Странного в этом ничего нет, наши годы с ним ого-го! Вот они - и Владимир  Васильевич, и Александр Дмитриевич - в один голос утверждают, что аэродром был справа от дороги на Варнаву, так оно, наверное, и есть, но я почему-то считал, что аэродром был слева от дороги...
Второй случай такой. «Однажды на аэродром, - говорит Владимир Васильевич, - прилетел наш ПО-2, «кукурузник». Встречали его как своего». Но, как он утверждает, знает точно, что немецкий летчик, а в кабине был именно он, немец, забросал аэродром гранатами». Естественно, наделал переполоху, кое-что повредил. «Когда на аэродроме опомнились, он уже улетел на запад, в сторону абинского Шанхая. По пути то ли бомбу сбросил, то ли гранату, то ли обстрелял железнодорожный переезд, убил дежурную». Владимир Васильевич помнит, по его словам, этот случаи из рассказов своей мамы.
И вы знаете, читатель, если в части, где речь идет об аэродроме, я бы посомневался, - рискованное дело, аэродром ведь охранялся, можно и «на орехи», как говорят, схлопотать, - то части с нападением на регулируемый железподорожный переезд, где вся охрана - одна женщина, верю беспрекословно.  О таком  же случае, когда  вражеские самолеты  гнались за «полуторкой», в кабине которой был парторг 516-го БАО М.Галстян, рассказывал он в письме, адресованном Таисии Федоровне. И там, и тут полная безнаказанность.

На этом - прервемся.
Впереди - и разгадки, надеюсь, и новые вопросы.


 
                Часть вторая
               
КАК ЧАСТО В ЖИЗНИ большую роль играет случай  и - удив­ление... Вот тому подтверждение.
Увидел вдруг в одной из кубанских газет фразу о том, что 12 апреля - Всемирный день авиации и космонавтики, уди­вился и решил рассказать о днях, которые не забыть. За первым «куском» - второй, третий... А потом - словно прорвало: новые данные, рассказы, письма - и загадки, и вопросы... Картина, с каждой публикацией, становилась все более объемной, захватывала все новые и новые эпизоды, углублялась. Тoлько вот вопросы, как назло, оставались. И они остались, даже когда я поставил в материале точку. Не в материале, а как оказалось,  - в первой его части.
Я тогда, действительно, удивился. То, что 12 апреля - или даже 11 - мы отмечали, как день космонавтики, я знал еще, как говорят, с «младых ногтей», но что в этот же день весь мир, правда, наверное, без нас, Советского Союза, отмеча­ет и как День авиации - мы, как известно, День авиации отмечали летом, по-моему, где-то в августе, - для меня было приятной новостью. Во-первых, праздник - это уже хорошо, а во-вторых, у меня был повод рассказать о подвигах лет­чиков - советских, времен Великой Отечественной, воевав­ших не просто в кубанском небе, а непосредственно над моей Абинской. Ведь по случайному совпадению именно в эти апрельские дни в небе над Абинской и Крымской много лет тому назад закаруселили ожесточенные воздушные сражения... А еще был повод рассказать - вкратце хоть, мимоходом - о работе, о службе, и службе нелегкой, на аэродроме «подскока» возле Абинской, северо-восточней станицы.
Почему? Возможно, потому что это были мои первые устойчивые впечатления и воспоминания - никогда уже не по­кидавшие меня, - от освобождения. Взятие Абинской пехо­той, танками и артиллерией прошло, как говорят, на нашем краю, тихо, буднично. Правда, это если не считать «выстав­ленных» взрывной волной окон в доме, где в оккупации и эвакуации (нас из запретной, южной, зоны станицы выселили) проживали мы с мамой, братом и бабушкой. Вошли во двор бойцы, но они спешили, и ушли. И мне запомнился только вечерний киносеанс в бригадном сарае напротив, и то не весь фильм - а он ведь был!- а смешной киножурнал, где собаки с головами Гитлера, Геббельса, Геринга и еще чьей-то ссорились и грызлись.
А тут была целая жизнь большого числа людей, связан­ных с авиацией, хоть в доме и во дворе моей родной тети Нюры на улице Московской (потом она стала имени Лузана), хоть во дворе и за домом, длинным, как пассажирский вагон, моего деда Семена Ивановича, на улице Буденного (позже ее назовут улицей Победы), рядом с домом Бузовой, где восточнее дедовского дома были отрыты окопы и щели и где почему-то было всегда много офицеров, моло­дых военных женщин и сержантов. Мы с братом по утрам приходили к деду в гости, и я днями буквально «купался» в прифронтовой обстановке, путаясь у офицеров под нога­ми, слушал вместе с ними команды летчикам, их перегово­ры, порой спокойные, порой взволнованные до истерики, вместе же, обычно подхваченный кем-либо, падал в щель во время вражеского налета или бомбежки. Я дышал запа­хом махорки и дорогих папирос - помимо «Беломора» офи­церы курили «Казбек», я знал коробку со всадником, - впи­тывал запах одеколона и гуталина, слышал скрип ремней офицерских портупей и легкую, почти неслышную, походку женщин в брезентовых, модных в армии, сапожках, кривил­ся от сильного запаха то ли женских духов, то ли пота...
И так, за исключением тех редких дней, когда я с бабуш­кой ходил «домой», на освобожденную Забалку, продолжа­лось больше месяца. Меня знали многие, и я, хоть и был в детстве «букой», тоже знал многих.
А, может быть, рассказать об аэродроме мне хотелось и потому, что именно туда, именно на летное поле, состоялось мое первое путешествие с мамой. Потом их будет - не пересчитать: и на бывшую передовую в район горы Крейдяной - это самостоятельно, за патронами; и по многим полянам, не исключая и Поляну смерти - это с мамой, походы за малиной; и на Лысые горы - опять-таки с мамой, за кореньями; и даже в приварнавинские или, если хотите, в прикубанские плавни - тоже с мамой, тоже за кореньями, не зная о том, что в тех плавнях многие летчики, и фашистские и наши, возможно, в том числе и летчики полка, что базиро­вался на аэродроме под Абинской, нашли свою смерть. Но все это будет потом, а пока... Пока в жаркий день дорога привела нас на аэродром. Было это уже в 1944 году. Постро­ек, а помните, мои старшие товарищи говорили о них, на поле уже не было - растащили, капониры, брошенные год назад, оплыли, обвалились и заросли огромными кустами сурепки. Вот за ней-то, вернее за ее семенами и привела нас с мамой нужда. Какой-то доброхот сказал маме на базаре, что если она принесет ему мешок «цвирипьяного» семени, то он собьет из него бутылку масла - специально для нас. Вот мы и пришли - «за маслом».
Мне, естественно, хотелось побегать по аэродрому - не­важно, что он был уже заброшенный и пустынный, - я ведь больше года назад столько о нем слышал, видел людей - и даже «ручкался», несмотря  на свой малый возраст, со многими, - с теми, что уезжали на аэро­дром, к самолетам. И была надежда - хоть он и заброшен­ный, - вдруг чего и найду. Гильзу, например. Вроде тех, жел­тых, что тетя Нюра веником сметала в ведро по утрам у колодца - после ночных стрельб нашего счетверенного пу­лемета, что стрелки укрепляли прямо на срубе колодца, по немецким самолетам. Или еще что…
Но мама быстренько прекратила эту мою вольность, при­ставила меня к делу - бить палкой по кустам сурепки, разложенным на простыне, выбивая семена. А они - мельче не придумаешь. И имеют привычку разлетаться куда попало. А те, что лежат на простыне, те не прочь, как водичка, утечь - была бы только дырочка.
В общем, пока мы - по очереди, - набили мешок (да какой там мешок, так – сумочку!) семян, я уже света белого не видел: руки-ноги онемели, пот заливал не только глаза, пе­ресохший язык не поворачивался во рту. Таким было мое знакомство с аэродромом. А такое разве забудешь?
 Почему же почти спустя два года я снова об этом пишу? Виной вновь воспоминания и удивление. Десять раз прихо­дила газета «Анфас» читателю с материалом «О днях, которые не забыть». И никто: ни совет ветеранов, ни отдел куль­туры, ни работники музея, ни депутаты города не подумали - а, может быть, и подумали, кто знает, но вслух не сказали, о том, что ведь стоит история того - история аэродрома! - чтобы хоть знаком каким увековечить ее в людской памяти?!. Никто…
Помню, когда публикация закончилась, мы, кто хоть что знал об аэродроме, встречаясь, соглашались: знак, а лучше бы, конечно, мемориал,  - нужен. Но что значим мы, пенси­онеры, частные лица? Остальных объяла немота. Упорная. Но вот в первой школе шестиклассники, руководимые пе­дагогами З.Д. Сироткиной и Л.К. Белой, побывав на местах боев, у памятников и знаков, посвященных героизму советских людей в годы Великой Отечественной войны, организовали свое общество «Память» и задумались о том, о чем прежде их думали и мы, ветераны Абинска. А что они, дети, так, наверное, подумали вы? А дети обратились с письмом к председателю районной организации РОСТО  Г.П. Кияшко - кому же и учить нас, особенно молодых, патриотизму, если не оборонной организации? И Григорий Павлович Кияшко, нужно отдать ему должное, услышал детей, обещал не только помощь, но и сделать все, что в его силах.
Как тут не поддержать его? Так родился этот материал.
 
Я НЕ СКАЖУ, увидел ли я это, придумал, или все приснилось мне - представим, что я знал, что это миф или реальность - но, вдруг охваченный возникшей картиной, сутью «свалившегося», забыл... А было (или будет) так...
Хорошая дорога, направо и налево - жилые дома, разного возраста и формата, много старых, но в большинстве - новые, кирпичные, светлые, просторные, нередко - двухэтажные, что раньше было крайней редкостью, даже экзотикой, за высокими, плотными заборами, магазины, офисные (слово-то - какое) и производственные здания, но тоже - что ни здание, то наособицу, что по возрасту, что по проекту. Потом, в пунктир­ном обрамлении тополей пошло поле, что по правую, что по левую руку, проплыла за белым забором вдали, за деревья­ми, группа зданий непонятного назначения, потом, слева же запущенные дачи, какое-то (слово непонятное, нездешнее) «хозяйство». Справа - тоже группа строений. Автобус, мягко тормознув, повернул направо. И вновь: слева поле, с шагаю­щими мачтами электропередач, пустынное в эту пору, с ле­сом вдалеке по горизонту, справа - огромное, приземистое, давно запущенное и заброшенное строение, сарай, крыша которого, просев в некоторых местах, только чудом держится над стенами.
Двести - двести пятьдесят, не больше метров этой дороги, и ав­тобус останавливается. Впереди, в 15-20 метрах, ворота, про­ходная на территорию, что обнесена забором, на этот раз про­зрачным. Однако, что за забором, помимо большого гаражно­го типа строения, не разобрать. Любопытным объясняют: вход по пропускам, въезд - на спецмашинах. Нам туда не пройти. Но нам и не надо. Мы уже у цели.
Прямо перед дверью автобуса бетонная площадка 10 на 10 метров, возможно, даже меньшая. В центре ее небольшой стро­гий пьедестал. А на нем - изгибаясь крутой спиралью, - кто вправо, кто влево - и стремясь ввысь, набирают скорость три «ястребка», три краснозвездных самолета времен Великой Отечественной. Картина настолько динамична и экспрессивна, что невольно притягивает взгляд, завораживает.
И вдруг, когда   ты уже готов «отпустить» в небо серебрис­тых «птиц», когда, если ты небольшого роста, то ты стоишь, задрав голову вверх, словно бы уснув и находясь не здесь, на тебя неожиданно обрушивается шквал звуков: голоса аэродрома - фронтового, близкого к передовой, бомбимого и обстреливаемого фашистами, - во всем его многообразии...   
...Сначала это просто звуки: шум моторов, вой самолетов, треск пулеметов и уханье пушек. Звуки двоятся, наклады­ваются друг на друга, множатся... И ты невольно оглядываешься, крутишь головой, стараясь узнать, увидеть – где это? И замираешь... Замираешь, потому что прямо с неба голос...
- Слева, «мессеры!» Еще и еще! Поднимай эскадрилью. - Голос спокоен, знающий: кому надо, слышит. - Будьте внимательны.
И сквозь вой моторов и треск пулеметов - другой:
- Я - «Сотка»! «Мессеры» справа.
- «Сотка»! Не вступайте в бой с истребителями! Атакуйте бомберы.
- Я - сотый! «Мессеры» ниже! Атакую, прикрой!
- Есть прикрыть. Бей их!..
И снова вой, треск, уханье...
 - Внимание! Я-36. Впереди пара худых.
- Спасибо! Ясно вижу, иду на сближение...
- Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!..
- Впереди, ниже справа, два «мессера»! Заходи от солнца!
- Держись, «Борода»! Сейчас будет жарко!
- Двести сороковой, вас понял!
- Я 240-й! Температура воды и масла на пределе...
- 240-й! Садись у Абинской. Прикрываю.
- Я - «Лисица»! Справа от тебя четверка «мессеров». Ата­куй!
- Саша! Покрышкин! Помоги мне, выручи! Где же ты, Саша?!
- «Мессер» сзади! «Мессер» сзади!
- Прыгай! Покидай самолет!... - Голоса горячие, нервные - в небе, видать, жарко донельзя.
- Я горю, прикрывать больше не могу...
И снова:
- Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!
- Прощайте, умираю за Родину!..
И спокойный голос:
- Ваша цель бомберы! Появятся - бейте основными силами. - И через паузу. - Молодцы! Пехота благодарит вас...
И ты пусть на миг, а, может быть, и на большее время - вдруг перестаешь понимать, где ты и в каком времени? И невольно начинаешь думать - что это: начитался ли ты литературы о летчиках, насмотрелся фильмов о воздушных боях, или ты вдруг вспомнил весну и лето 1943 года, когда над Абинской куролесили сраженья, и все это - и рев моторов, и звуки стрельбы, и главное, голоса - живые?- звучали, кричали из динамика.
Голоса продолжают звучать, но глуше, глуше, вой двигате­лей истребителей и звуки стрельбы заглушают их.
И только тут, глянув вокруг, ты видишь все - и на площадке, и около. И полощущийся конус в полосочку, и старый, времен войны, динамик на столбе, и планшеты вокруг площадки. Ты у мемориала кубанским летчикам. Почитаем, что написано...
«Весной и летом 1943 года в кубанском небе советским летчикам противостояли асы-крестоносцы из фашистских эскадр «Удет», «Мельдерс», «Зеленое сердце», «Рихтгофен».
«На аэродроме «подскока» у Абинской базировался 4-й истребительный авиаполк 287 дивизии Героя Советского Союза генерала С. Данилова. За апрель и май летчики полка сбили 52 самолета противника».
Рядом другие, более известные сведения: о сбитых в небе Кубани самолетах противника лично А. Покрышкиным, о подвигах других советских асов, о погибшем недалеко от аэродрома В. Фадееве, о количестве самолетов в отдельных сражениях.

НА ДВОРЕ – ВЕСНА. В этом году она разная. Но какая бы погода не стояла - холод, проблески тепла, шквалистый ветер или многочасовый, надоедливый, непрекращающийся дождь - в апреле в памяти пожилых абинчан нет-нет да и всплывет та или иная картина воздушной войны над Абинской весной 1943 года.
В феврале этого года в материале «Эскадрилья, на взлет!» под рубрикой «Аэродром подскока» я уже рассказывал об одном из участников этой войны - о летчике-истребителе Илье Васильевиче Шмелеве, будущем Герое Советского Союза - этого звания он был удостоен уже в августе 1943 года, считай, за подвиги на Кубани. И был он летчиком того самого 4-го истребительного авиаполка, что, как сказано в архивной справке, «в апреле 1943 года дислоцировался в станице Абинской и вел бои до 30 июня, а 5 июля 1943 переведен в Воздушную армию Брянского фронта».
Летчик Шмелев был не просто парень-отчаянная голова, но и грамотным и удачливым воздушным воином. И он такой в 4-м полку, естественно, был не один. Но, к сожалению, были в полку и такие летчики, наверное, не менее смелые, чем Шме­лев, кому абинский аэродром стал последним. И таких здесь с апреля по июнь включительно оказалось десять человек. Вдумайтесь, люди! И это только в одном полку... Нашем, абинском...
Как сообщили юным поисковикам объединения ДДТ «Па­мять» (7-й класс первой школы) работники архива МО в горо­де Подольске, у полка были и радостные, победные дни, и такие, когда к вечеру полк недосчитывался нескольких летчи­ков.
Вот как это было по датам. Об этом трудно говорить, но надо. Надо, чтобы мы помнили - и их дела, и их имена. Уже в первый день потерь, а это было 22 апреля 1943 года, полк потерял двоих. Это были пилот, младший лейтенант Борис Дмитрие­вич Брыков, 1922 года рождения, уроженец города Мичуринска Тамбовской области - он не вернулся с задания, и коман­дир звена, младший лейтенант Владимир Маркович Разумов, 1923 года рождения, уроженец города Николаев - тоже не вер­нулся с боевого задания. Архивисты, правда, также сообщи­ли о судьбе этого летчика буквально следующее: «Ниже дру­гими чернилами дописано: жив, проживает в городе Ивано­во».
Второй день потерь для полка был более драматичным. В этот день, 27 апреля 1943 года, на аэродром не вернулось трое. Это были пилот, младший лейтенант Сергей Дмитрие­вич Нечаев, 1921 года, уроженец города Глухов Сумской об­ласти, и заместитель командира эскадрильи, старший лейте­нант Анатолий Ильич Кулаков, 1921 года, уроженец Московс­кой области. Оба они были убиты в воздушном бою в районе Абинской. Здесь же оба и похоронены. Третьим не вернулся с боевого задания старший пилот, младший лейтенант Семен Дмитриевич Шмалий, 1923 года, уроженец села Фрунзе Ива­новского района Запорожской области. Где он погиб, неизвестно? А буквально на следующий день, 28 апреля 1943 года, с бое­вого задания не вернулся пилот, старший лейтенант Александр Данилович Родин, 1919 года, уроженец деревни Азарово Туль­ской области. 30 апреля 1943 года с боевого задания не вер­нулись штурман полка, капитан Николай Павлович Молчанов,1914 года, уроженец деревни Митрофаново Ивановского района Ивановской области, и пилот, сержант Юрий Михайло­вич Лыткин, 1923 года, уроженец деревни Марино Неменского района Удмуртской АССР. Архивисты добавили о нем следу­ющее: «находился в плену, возвратился в полк 3-го марта 1946 года.
Таким был для «абинских» летчиков первый месяц работы в абинском небе - апрель.
Май был полегче; может быть, число советских самолетов в воздухе вдруг «выросло», а, может быть, немецкие асы стали и побаиваться - а такое было! - к примеру, того же пилота Шме­лева: он из каждого полета возвращался с трофеем, нередко и не с одним. Но продолжали сбивать и наших. Так, 10 мая 1943 года не вернулся с боевого задания в районе станицы Крымская пилот, старший сержант Николай Кондратьевич Мартьянов, 1919 года, уроженец города Гомель, а 23 мая 1943 года в воздушном бою в районе станицы Абинская был под­бит старший пилот, младший лейтенант Григорий Миронович Кондакчан, 1922 года, уроженец города Сухуми. Похоронен, как сообщает архив, он в станице Абинской.
За время дислокации под Абинской других имен в списке безвозвратных потерь полка не значится.
Как вы поняли, прочитав эти архивные данные, а до этого - основательно их изучив, я и поисковики «Памяти» поняли, - двоих искать не надо: один - жив, а второй - даже вернулся в полк, правда, уже в послевоенное время. Трое, как говорит архив, похоронены в Абинской. Имена двоих занесены в скорбный список павших, что у Вечного огня. А имя третьего где? Судь­ба еще пятерых - неизвестна. И было бы здорово и благород­но узнать, где они были преданы земле, если погибли. Все они - летчики-истребители, радиус их полетов невелик. Погибли они или пропали без вести, пока - неизвестно, ведь запись «не вернулся с боевого задания» слишком обща и не оконча­тельна, о чем красноречиво говорят «дописки другими черни­лами» в архивных данных. Но если они погибли, то, конечно, не в Абинской, об этом было бы сказано. Значит, где-то ря­дом, в районе Крымской или на Голубой линии. Думаю, поисковики «Памяти» озаботятся этой проблемой, постараются. Наша же общая, всех нас, задача и долг - сохранить память о пилотах в наших душах, память о них и их подвиге.
На месте, где находился, как уже было сказано, с апреля по июль 1943 года четвертый истребительный авиаполк, скоро поднимется над землей скромный памятный Знак. Каким он будет, говорить не стану - пусть это для всех нас будет сюр­призом. Главное: мы сможем прийти туда и поклониться па­мяти смелых соколов, всех - и живых, и павших. Еще более важно то, что родственники названных сегодня летчиков - а у каждого из них есть, во всяком случае, были, как говорит ар­хив, родственники и указаны города и села их проживания, - будут в скором будущем иметь возможность, при желании и физических возможностях, побывать возле него, возложить цветы к подножью и узнать, откуда их родная душа - сын, брат, отец или дед, - ушли в бессмертие.
Помните: они здесь, на абинском аэродроме подскока, ежед­невно жили в ожидании команды: «Эскадрилья, на взлет!».
Сражались в кубанском небе с врагом, приближая Победу, 66-ю годовщину которой мы отмечаем в эти дни, вместе со всем человечеством. Празднуя Победу, помните, как она до­сталась.

ЗАМЕТИЛИ, ЧИТАТЕЛЬ, что наш разговор об абинском аэро­дроме - это сплошные загадки и вопросы. На некоторые из них мы тяжело и неспешно отвечаем - находим источники, публи­куем фамилии. Узнали, что на нем был «выращен» Герой Со­ветского Союза Илья Шмелев, назвали имена «не вернувших­ся из боя», впереди - новые ответы. И новые вопросы.
И прежде всего я хочу с чувством искренней благодарности и уважения назвать имя, отчество и фамилию человека, бла­годаря которому стало возможно - пусть дозами, по крупицам, - это так необходимое нам - наверное, по той простой причине, что это не просто история войны, но и история нашего, абинчан, в ней участия, нашего - пусть это будет немножко пафосно, чуть-чуть приподнято, - подвига в Великой Отечественной войне. Нас, гражданских людей. Причем, не где-то далеко, на полях известных сражений, а дома, рядом, почти незаметно. Я помню и помнил имя этой женщины: Таисия Федоровна, а фамилия, ну простите, вылетела из головы. Она приехала от­куда-то из Средней Азии, где в годы войны девчонкой работа­ла на заводе или фабрике по производству пороха из хлопка - таким вот образом воевала. В Абинске она сразу же включи­лась в работу городского и районного советов ветеранов. Она завязывала переписку с воевавшими в наших краях солдата­ми и офицерами, с их родственниками. В результате одной из таких переписок мы, спасибо Таисии Федоровне, четыре года назад стали, в общих чертах, знакомы с историей абинского аэродрома. Недавно я вспомнил и сегодня могу назвать не только ее имя-отчество, но и фамилию: Пивцаева, Таисия Фе­доровна Пивцаева. Вспомните эту тихую, незаметную, но та­кую деятельную женщину! Уверен, ее переписка, если удаст­ся ее найти - а она, повторяю, переписывалась со многими, - задаст нам еще немало загадок и, главное, преподнесет отве­тов. Воздадим должное ей и ее памяти, ее невидной работе.
Но уже сегодня нам удастся познакомиться еще не с одним человеком, чья судьба была - пусть всего на несколько месяцев - связана с Абинской и аэродромом за ее околицей. Для начала об одном из них - только намек. Помню, в одной из бесед абинчанина Владимира Васильевича Пацана со мной он произнес фамилию Мигун - якобы летчика, не вернувшегося из полета, сказав при этом, что он якобы абинчанин, и его семья якобы жила на теперешней улице Комсомольской. Когда работаешь с историческими фактами и фамилиями, нужны уточнения, проверка сведений. Сообщаю, что в Абинской в двадцатые-тридцатые годы человек с фамилией Мигун, согласно­
 записок другого абинчанина, С.Ф. Комарова, действи­тельно и, естественно, с семьей, проживал. Но вот где он жил конкретно, и были ли у него сыновья, а, главное, Мигун - абинчанин 20-30 лет прошлого века и якобы не вернувшийся из полета летчик Мигун - что у них общего, кроме фамилии? Вопрос.
Попутно напрашивается и второй вопрос: когда пилот (или член экипажа самолета) служил на абинском аэродроме? Архивисты из Подольска дали нам список невозвратных потерь 4-го истребительного полка, дислоцировавшегося в Абинской в 1943 году. Мигуна там нет. Так, возможно, названный воин был из «бомберов», из 367-го ближне-бомбардировочного полка? Загадка.
Тогда же, в подборке 2007 года «О днях, которые не за­быть», в общем ряду, как сообщение о еще одной победе в воздухе, мною было рассказано и о другом: о том, как два дня - 22 и 23 января 1942-го года, - в лютый мороз и сшибающий с ног ветер большая группа абинчан - в основном это были старшеклассники и пожилые люди, иные-то были уже на фронте, чистили вручную засыпанное метровым слоем снега летное поле аэро­дрома под Абинской, который сами же и строили осенью 1942 года и, на котором «сидели» готовые к вылету самолеты ближне-бомбардировочного 367-го авиаполка. Да, именно того, где, возможно, служил и названный Мигун.
Четыре года назад, рассказав об этом факте в газете «Ан­фас», я назвал его самой малоизвестной и неизученной исто­рией. И выразил надежду: а вдруг в Абинске есть те, кто уча­ствовал в этом «снежном походе» или хотя бы слышал о нем. Пригласил написать об этом, позвонить - напомнить о себе...
И, знаете, такие люди есть! Им сейчас уже много лет, много­го, боюсь, они не расскажут, но они - живы, они среди нас. Вот только...
Потом все время, что прошло после публикации в газете, я о них ничего не знал. Ни звонка, ни словечка. Наверное, никто и не читал. Это гнетущий парадокс нашей жизни: в век мобиль­ной связи и Интернета наши земляки не имеют радио, почти не выписывают газет - особенно пожилые!..
Спасибо Ивану Михайловичу Пащенко, абинчанину, рабо­тавшему в юго-западных электросетях, участнику тех январс­ких «субботников», активному горному туристу в течение многих лет. Он не просто рассказал, как сам участво­вал, борясь с усталостью и обморожением, в расчистке аэро­дрома, но и назвал - пусть пока хоть некоторые! - имена тех, кто работал тогда вместе с ним. Это, по его словам, Сергей Федоренко, Борис Иванов, Павел Власенко и Павел Пащенко. Если я правильно его понял, то все, кроме Павла Власенко, живут (жили на момент беседы) в Абинске. Естественно, всем названным много лет, у них у всех болячки, расшатанное здо­ровье и плохая память. Но главное, они есть.
Самое интересное в том, что рассказал о зимнем десанте абинчан на заснеженный аэродром человек, мне просто хоро­шо знакомый, и давно, часто встречаемый, а уж сколько мы с ним переговорили!.. О чем угодно. Только не об аэродроме. Об аэродроме, считаю, разговор возник чисто случайно. Про­сто отвечая на мою реплику, Иван Михайлович «погрузился» в воспоминания.
Он же, спасибо ему, рассказал и другую историю из той же зимы, когда «бомберы», выражаясь языком военных авиато­ров, базировались у нас под Абинской.
 
ОНА, ЭТА ИСТОРИЯ, СЛЕДУЮЩАЯ. На западной стороне улицы Лузана - тогда, естественно, она была еще Московской, - метрах в 400-500 от железной дороги была колхозная брига­да, главным сооружением на площади которой был огром­ный табачный сарай. В этом сарае в том январе были собра­ны женщины, скорее всего, окрестных кварталов, прежде все­го, колхозницы, — они снаряжали авиационные пулеметные ленты. Дело это, по словам Пащенко, было хлопотное и ма­лоприятное: патроны расконсервировали, мыли в специаль­ных растворах, в корытах и ваннах, отмывали от смазки, про­тирали, сушили, а затем снаряжали ленты самолетных пуле­метов.
- Мы, парни, - вспоминал Иван Михайлович, - заходили к ним. Там работа была напряженнейшая, нервная. А пахло как... Вонь стояла - не продохнуть...
Одна из абинчанок - «оружейниц», работавших в ту зиму в сарае на бригаде, - Прасковья Михайловна Карпенко, в деви­честве Пащенко, сестра Ивана Михайловича. А кто еще там работал?
Я помню этот сарай - в дни оккупации наша семья жила напротив, у родственников, у «Кравченкив», как говорили тогда. Сарай стоял в глубине двора. А сколько там работало абинских женщин и как долго, этого я не знаю - был мал. А сарай, помню, по другой причине: именно в нем в день освобожде­ния (или на второй) нам, жителям ближних кварталов, воен­ные культработники показывали фильм. Какой, честное сло­во, не помню, да это и не важно. Он важен, как ориентир - вдруг кто да и вспомнит?
Но самое интересное, что заявил мне при встрече тогда Иван Михайлович, это не то, что он не знал ничего про аэро­дром 1943-го года и про истребительный авиаполк, а катего­рическое: «Аэродром не мог там быть - северо-восточную часть станицы немцы обстреливали ежедневно. У меня в огороде снаряд от «Берты» (немецкое осадное орудие круп­ного калибра - В. Б.) до сих пор «растет»!..». Да, обстрелы - и по несколько раз в день - как вдобавок и авианалеты - дей­ствительно, были. Сам не раз пацаненком под них попадал, помню, как меня офицеры прятали в щель - да я уже писал об этом, - но, может быть, они потому и были, что там был аэродром?.. А еще, может, и потому, что был он особым аэро­дромом, аэродромом подскока. Не тыловой, какими были в то время в Пашковской или Поповической - почти за 100 километров от фронта, - а даже и не прифронтовой, как он назывался официально (под таким названием его упоминает в книге «Битва за Кавказ» маршал А. Гречко), а чисто фронто­вой: его нередко буквально накрывали артналеты и бомбеж­ки, а воздушные бои иногда каруселились прямо над взлёт­ной полосой. Учитель истории и краевед И. Ашека упомянул в своих записях, видимо, особенно злобный, а, может быть, знаковый для противника налет на аэродром 5 июня 1943-го года: он был совершен в 8 часов утра ,и в то утро было сбито три самолета врага. А последний налет на Абинскую вражес­кой авиации состоялся 14 сентября 1943 года. И внимание: бомбы были сброшены на вокзал и мост. Почему не на аэро­дром? А там уже ведь не было полка истребителей... Бом­бить было некого.
А до 5 июля 1943 года на абинской земле, где базировался, скажем так, полк майора Шмелева - он не был командиром полка, но был самым известным летчиком в полку, - пилоты которого первыми поднимались в небо при появлении не­мецких бомбардировщиков, штурмовиков или истребителей, первыми встречали их, так вот на аэродром под Абинской буквально падали с раскаленного - с одной стороны по-лет­нему жаркое солнце, с другой - кипенье воздушных схваток, - гремящего моторами и стрельбой кубанского неба советс­кие «ястребки», «лавочкины», «кобры». Стоило пилоту уви­деть, что на исходе топливо или боезапас, тем паче - получив повреждение или ранение, руководитель боем - неважно, был это Борман, Дзусов или кто другой, немедленно давал ко­манду: «Садись у Абинской!». И пилоты других полков сажа­ли свои самолеты на аэродром: заправиться, вооружиться, а в случае ранения или поломки - и поправить «здоровье», свое или самолета. Это называлось «иду домой». Так сказал, вы­ходя из боя, как я уже писал, и уже Герой Советского Союза, так и не узнав­ший об этом, пилот Вадим Фадеев. Вот только не дотянул, не удалось ему дойти «до дома». И он нашел приют, причем вечный, в плавнях между Абинской и селом Мерчанским. Я так думаю... Но это - вопрос, очередная загадка.
А вот еще одна. Что абинские женщины снаряжали пуле­метные ленты для «бомберов» - это факт. Но у «бомберов» была задача: сбросить бомбы в Крыму, прежде всего, на тамошние аэродромы и на огневые точки, и уйти, если пона­добится, отстреливаясь, домой, на аэродром в Абинской. У истребителей 4-го полка были иные задачи: воздушные бои. А они длились порой с утра до вечера, иногда в воздухе од­новременно находилось - 50, а то и 80 самолетов. Понятно, не все самолеты 4-й воздушной армии вооружались в Абин­ской, но все равно пулеметных лент в эти весенне-летние дни 1943 года требовалось куда больше, чем в январе 1942-го. Кто их снаряжал, кто готовил патроны к бою? Кто выполнял работу, которая даже зимой 42-го была «напряженной и не­рвной»? Скорее всего, абинчанки... После освобождения они работали всюду: в госпиталях, на кухнях, в прачечных пол­ков и дивизий. Думаю, что были они и среди «оружейниц». А, может быть, только они ими и были в Абинской? Ведь «у бойцов 516-го батальона аэродромного обслуживания своих забот хватало», как пишет, вернее, написал нам в далеком теперь 1985-м, благодаря стараниям, заботе и настойчивос­ти Таисии Федоровны Пивцаевой, Мурат Арзуманович Галстян, председатель совета ветеранов БАО 516, бывший парторг батальона.

В НОЯБРЕ ПРОШЛОГО, 2010 года, поисковое объединение Дома детского творчества «Память» на базе первой школы направило в адрес администрации и совета города Абинска «Ходатайство» о присвоении улицам нашего города имен двух Героев Советского Союза, воевавших в наших местах. Их поддержали члены совета ветеранов района, представители педагогической общественности. Один из тех, за кого ходатайствуют дети, ветераны и общественность, - летчик И. Шмелев. «Ходатайство» - документ, путь его долог и знают о нем, к сожалению, немногие. Имя же Шмелева, его подвиги в годы Великой Отечественной должны знать все, именно сейчас, когда заканчивается месячник оборонно-массовой работы, когда страна готовится отметить 70-летие начала той войны.
Пишу с единственной мыслью о том, чтобы ты, читатель, узнав о Шмелеве, как знают о нем дети-семиклассники, присоединил бы свой голос к их «Ходатайству». Ведь мы – хозяева города, который достоин иметь улицу имени этого человека.
Итак, Шмелев. Летчик-истребитель четвертого авиаполка, что в конце марта 1943 года «сел» на аэродром «подскока» севернее Абинской, считай, рядом с занятой еще немцем Крымской, буквально под носом у «Голубой линии». Шмелев… Впервые эта фамилия просто прозвучала в моем материале в ряду с другими летчиками, но зато с какими! Покрышкиным, Речкаловым, братьями Глинки, Фадеевым… Чуть позже я узнал и, естественно, сообщил вам, читатели: Шмелев, капитан, командир звена… А чуть позже – из разряда характера, везенья – он – удачливый, почти не прилетает без трофея, без сбитого немца – это мы узнали из письма замполита батальона аэродромного обслуживания Мурада Галстяна.
  И вдруг в книге-сборнике «В гремящем небе Кубани», о военных авиаторах, я встречаю знакомую фамилию. Но в каком сочетании? Шмелев, с инициалом И., в звании полковник, а главное – Герой Советского Союза!.. Представляете мое состояние? Что это – просто совпадение или удача, неслыханная удача! Хочется, чтобы была удача, но как проверить? И как вообще поверить? И тут еще сведения и, как говорят, горячее, горячее… Я узнаю: летом 1943-го  Шмелев – герой, полковник – служил в дивизии, один из полков которой «сидел» в Абинской. И я написал для всех о том, о чем думал: «Почему-то мне думается, что Герой  И. Шмелев и капитан с абинского аэродрома «подскока» - одно лицо».
Забегая далеко вперед, скажу: знаете – знайте! – я угадал. Или точно так всё рассчитал, это как кому будет угодно. Но …жить с предчувствием, что будет именно так, а не иначе, короткое время еще можно, но долгое – тяжело, просто невыносимо. Никому не скажешь – ведь никаких доказательств! – зато любой может обозвать фантазером, выдумщиком – и это еще хорошо, а то ведь ещё и просто брехуном, - а от этого теряется уверенность, портится характер.
Зато образ героя обрастает деталями, становится независимо от тебя близким тебе, знакомым. Об одной из таких деталей, вернее, даже не деталей, а черт характера мною было рассказано в иронической «легенде города» еще в далекие 80-е прошлого века, когда я и об аэродроме, не говоря уж о летчике, не помышлял. Правда, опубликовал я «легенду» в 2006 году. Меня поразила тогда одна черта характера Шмелева: редкая щедрость. Дело было так. Когда батальонный сапожник из Армении, воздавая хвалу и почесть летчику, договорившись заранее, сшил ему новые сапоги – в Абинской потом долго были в моде легкие брезентовые сапожки, шили их, по-моему, из плащ-палатки, - летчик – а был это именно Шмелев! – не моргнув глазом, подарил ему один из сбитых им самолетов противника, записав его на счет сапожника. Представляете!? И он уже в моем воображении виделся кем-то вроде артиста Леонида Быкова, помните, из фильма «В бой идут одни старики», - насчет песен я не уверен, но пробить мячом по воротам молодому пилоту в редкую свободную минуту – это для него было запросто!..
Время шло. Уже и история аэродрома «подскока» забылась – век газетного материала, увы, недолог! – уже и другие темы пошли  - «затянули», увлекли, отвлекли… И тут в школе № 1 возникло объединение «Память» от ДДТ. И в Подольск, в Центральный архив Министерства обороны ушло Обращение.
Ждать пришлось почти год. Но он, ответ, пришел – спасибо большой детской настойчивости, спасибо женщинам из архива, спасибо организаторам этого Обращения.
А в нем – главное. Вот оно: «Герой Советского Союза командир эскадрильи майор (звание присвоено 7.5.43г.) Шмелев Илья Васильевич, 1917 года рождения – 4 истребительный (т. е. наш, абинский, и звание присвоено на нашей земле! – В.Б.) авиационный полк 287 истребительной авиационной дивизии на период 24.08.1943 года». Основание: Алфавитный указатель Героев Советского Союза. Что я говорил! Ура! Я угадал!..
Ниже в письме перечень наград Шмелева: «Красное знамя» - 1941 год, «Красное знамя» - 1943 год, Герой Советского Союза – 1943 год, орден «Александра Невского» - 1943 год. Еще три ордена: Отечественной войны 1 ст.  – в 1944 году и «Красное знамя» - в 1944 и 1945 годах…
Не хватает главного – когда присвоено звание Героя? И где?..
Спасает Интернет. Здесь все расставлено по местам. Читайте: «Особо отличился Шмелев летом 1943 года в боях на Кубани». Для Шмелева Кубань олицетворялась с Абинской: на нашем аэродроме он базировался с конца марта по 30 июня 1943 года. И ежедневно день для него начинался с команды: «Эскадрилья, на взлет!» Летчики четвертого авиаполка первыми вставали на пути фашистских ассов; потом поднимались истребители с аэродромов Поповической, Пашковской. Бои завязывали в абинском небе Шмелев и его товарищи. И какие бои!..  Бывали дни, сообщает далее Интернет, когда Шмелев сбивал по четыре вражеских самолета в одном бою…
И вот главное: « 24 августа 1943 года ему было присвоено звание Героя Советского Союза». Вот так! Звание-то присвоено уже на Брянском фронте, но за работу в небе Кубани, над Абинской - Крымской, в основном… Мы были свидетелями его подвигов. И они были разнообразны. Интернет рассказывает, в частности, и о том, как им был сражен «полосатый дьявол» - вражеский разведчик. Пять дней охотился за ним майор Шмелев, но все-таки подстерег и сбил, как сбил он и другого немецкого асса, летавшего на своём самолете с большим бубновым тузом на борту.
Таков человек, чьим именем ученики первой школы просят назвать одну из улиц города Абинска, -  Илья Васильевич Шмелев, Герой Советского Союза, асс кубанского неба. Как Покрышкин, Речкалов, Фадеев, Глинки… Только они взлетали с аэродрома Поповической, а Шмелев – первым! – с аэродрома «подскока» под Абинской.
Убежден, мы, мальчишки военного времени, скорее всего, знали его номер, его самолет, видели Илью Васильевича в бою – а кто-то, непременно, и на земле, возможно, и я, - он, как и его боевые товарищи, воспитывали нас своим примером, своим патриотизмом, своей смелостью… Мы росли под сенью его славы. Под сенью славы Героя!..
Сами, как говорят, за себя говорят и другие – далеко не рядовые, - награды Шмелева. Один орден Александра Невского о многом говорит. Но особую строчку в его биографии занимают ордена «Красного знамени», первым из которых он был награжден еще в 1941 году. А последним, четвёртым – в победном  1945-м…
Таков он, наш Герой, наш земляк по битве за нашу землю!..


ЕСТЬ ВЕСОМЫЙ ПОВОД пого­ворить - в очередной, но, на­деюсь, не в последний раз! - о летчике Илье Шмелеве, чье имя, уверен, будет носить в будущем одна из новых улиц нашего города. Повод даже не один, их несколько - три, вернее, четыре. Первый - ну, мы просто обязаны знать о нем как можно больше, это же так очевидно: название улицы - это как звание «По­четный гражданин», даже больше, не правда ли? Два других - следующие: только что закончился август - это месяц летчика Шмелева. 2-го августа 1917 года он родил­ся в Москве, а 24 августа 1943 года - стал Героем Советско­го Союза. Между прочим, прежде всего, за бои на Ку­бани. И, наконец, последний повод, пожалуй, самый весо­мый для нас: осенью 1941 года он получил назначение в 4-й истребительно-авиационный полк (ИАП), который потом, весной и летом 1943 года базировался на аэро­дроме «подскока» под Абинской. В полк, в котором Шме­лев, как говорит Интернет, «особо отличился в боях на Кубани».
Статистически «особое от­личие» Ильи Шмелева выгля­дело так: совершил 198 бое­вых вылетов, в 35 воздушных боях лично сбил 14 и в со­ставе группы 10 самолетов противника. Одним словом, Илья Шмелев - человек, ко­торым нашему городу можно и стоит гордиться!   
Среди других боев в лет­ной книжке пилота особицей стоит поединок Шмелева с «полосатым дьяволом» - со­ветским истребителем Як-9, который неизвестно как попал в руки немцев и которым уп­равлял немецкий разведчик, судя по всему, опытный воздушный ас.
Когда знакомишься со всей исто­рией этого поединка, одно­временно многодневного и краткосрочного, невольно по­ражаешься тому, насколько он, так скажем, русский по духу и исполнению, где опыт и мастерство идут бок о бок с удалью и бесшабашнос­тью. Он пилот безоглядный; знаете, это, как в мальчишеской драке - будь что будет. Надо - и все! Воюем тем, что под рукой. Разберемся потом.
Но  -  по порядку. Однажды над советскими аэродромами на Кубани стал появляться истребитель «Як» без опозна­вательных знаков. Вначале на это не обратили внимания: мало ли их в те дни, что называется, мельтешило в небе, где, считай, одна волна боя почти без перерыва сменяла другую, где и аэродромов было, как огурцов на грядке. Но потом заметили, что стоит появиться неизвестному «яку», как уже вскорости жди в «го­сти» «юнкерсов» и, естествен­но, бомбежек. В том числе и абинского аэродрома. Ему, впрочем, поскольку он был на виду у фронта, доставалось даже больше других.
«Потом, - как вспоминал, уже после войны Герой Совет­ского Союза, полковник В. Шмелев, - заметили и то, что над «яком» как привязанные, ходят два «мессера» - вроде бы охраняют». А через время увидели и его «дьявольское» одеяние: черно-белые полосы на верхней части плоскостей. И была замечена за ним еще одна черта: если он появлял­ся над аэродромом в момент, когда летчики идут на посад­ку, он шел прямо на самоле­ты. Естественно, те в этом случае - в стороны: это лет­ный закон, значит, у него ка­кая-то неисправность, надо освободить место для сроч­ной посадки, А он не садился, только вносил нервозность, сбивал ритм летной жизни, мешал, иногда даже срывал боевое задание.
За «яком» началась охота, несмотря на напряженный график вылетов и каждоднев­ные бои. Но, как это часто бывает, у семи нянек дитя оказалось без присмотра. Вот тогда-то летчик Шмелев и получил персональное за­дание: дежурить с утра до ночи, но «дьявола» посадить или уничтожить! Почему за­дание было дано именно это­му летчику полка, что бази­ровался под Абинской, га­дать не надо. Во-первых, Шмелева знали как опытного и удачливого пилота, а, во-вторых, абинский аэродром был ближе всех к фронту - рукой подать. Где же его и сбивать, если не здесь?
И вот Илья Шмелев дежу­рит. День, другой, третий... Можете представить себе самочувствие боевого, на­помню, удачливого летчика: бои гремят, что называется, над головой, одна группа самолетов поднимается в воз­дух с аэродрома за другой - а это его товарищи, в конце концов, летчики и его эскад­рильи, им там, в небе, порой очень трудно, порой он при­менил бы другой маневр, чем тот, что «выписывают» его соратники, - а он сидит, ждет проклятого «яка»...
На шестой или пятый день «сидеть» было уже невтер­пеж. Его родная эскадрилья три раза поднималась в воздух, а он сидит - дежурит. А будет ли сегодня этот загадочный «як» или нет, кто знает?.. А тут в очередном бою поврежден самолет заместителя комэска, его, Шмелева, заместите­ля. Кто поднимет людей в очередной бой? Скорее все­го, Шмелев - у него даже паль­цы чесались от нетерпения и желания взлететь, - ожидал, что, наконец, ему скажут: «Шмелев, на влет!».
Но вместо этой поступает другая команда: Шмелёву отдать свой самолет заместителю. Никто, пожалуй, никогда не скажет, что было на душе у боевого пилота, когда его краснозвезд­ный «конь» взмыл в небо «под другим седоком», какие бури бушевали в нем... Бой куроле­сил рядом, на его глазах, неда­леко от аэродрома. Вот он от­гремел, жестокий и быстротеч­ный, летчики идут на посадку: бензин на исходе, боеприпасов нет. И вдруг...
Вдруг в воздухе, как бы из ниоткуда, «вырос» «як» - вид­но, захваченные боем, назем­ные службы его просто не за­метили, - и, нате вам, идет пря­мо на самолеты, заходящие на посадку. На душе у Шмелева уже не тревога, а буря, ураган! Что делать, самолет-то его в воздухе! Из ракетницы «Як» сбивать, что ли? А наши авиа­торы - в сторону, порядок есть порядок. Затем снова заходят на посадку, и снова «як», раз­вернувшись, идет навстречу им. И тут, при его развороте, Шмелев заметил на крыльях белую полосу.
«Так это я его целых пять дней ждал! - вспоминал потом пилот. - И дождался! А встре­тить мне его и нечем: на аэро­дроме ни одного самолета, все в воздухе, и им пока не сесть!».
Решение приходит - просчи­тывать его, анализировать Шмелеву некогда, - мгновенно. У края аэродрома, в стороне от летной жизни стояла старая машина, на ней уже давно ник­то не летал - у всех были но­вые. Вообще-то ее давно пора было списать, но все, недосуг - бои каждый день, в воздухе не только рядовые летчики, но и командиры.
Думал ли он о том, что ма­шина, по существу, уже спи­санная - он об этом знал и даже видел, как механики потихонь­ку ее «раскулачивают», - неиз­вестно, скорее всего, вряд ли. Он просто бросился к ней: дру­гих-то просто-напросто не было! Можно сказать, ну, это несерьезно, а вдруг бы она рассыпалась при взлете, вдруг бы... И кто бы ему что сказал: самолет свой-то он не сам отдал своему помкомэску, приказали...
Сказать можно, но он уже возле самолета, экипирован, с парашютом, рывок - и он в кабине, команда: «От винта!», и мотор работает - видно, ра­зобрали не все! - и он дает газ, и самолет пошел на взлет.
И тут начались различные «вдруг»... Ловя взглядом «яка» - чужака, Шмелев заме­тил, что старая машина бежит, по его словам, «как-то стран­но и долго», и он вынужден «помогать ей ручкой взле­теть». Взлетел, и тут новая неприятность - шасси не уби­раются.
Тем не менее Шмелев дого­няет странный «як», дает ему команду садиться - тот не от­вечает. И тогда начинается игра: Шмелев подходит побли­же - «як» отваливает влево, Шмелев гонится за ним - «як» уходит.
С земли видят эту карусель. Генерал Данилов командует: «Стреляй!». Но в наушниках Шмелева - тишина. «Прошу разрешения открыть огонь - мне никто не отвечает...», - вспоминал пилот. Он просто не знал, что связи нет - рация разобрана.
Скорее всего, лучше других понял всю обстановку пилот «Яка». Он слышит приказ ге­нерала и чувствует парадок­сальность ситуации: Шмелев взлететь-то взлетел, но он вряд ли сможет что-либо сде­лать «яку». И он начинает дей­ствовать. Не успел Шмелев сделать очередной маневр, отойти в сторону, как пилот «яка» развернулся, убрав газ, и дал очередь по Шмелеву.
«Он вступил в бой! - пронес­лось в голове Шмелева. - Те­перь только одно - сбить! Лю­бой ценой!». И он, естественно, пошел на «Яка», атакуя сверху, отдав ручку от себя.
И тут снова «вдруг», на этот раз прицел: он вырвался из своего гнезда - до него на земле тоже добрались меха­ники! - и ударил летчика в лицо. Этого еще не хватало! Мало того, что прицел рассек бровь и залил лицо кровью, теперь - Шмелев это понял сразу - целиться можно было только всем самолетом.
Потом было следующее: Шмелев, видя, как «як» про­скочил вперед, убрал газ, взял ручку на себя, поднимая са­молет вверх, и выпустил шас­си. «Як» под ним. «Я ручку от себя, начинаю пикировать, - вспоминал он после, - дал очередь, посмотрел, куда она пошла, скорректировал и вы­пустил последнюю очередь».
«Як» завалился, а Шмелев скорее на посадку - впечат­ление у него такое, что само­лет под ним скоро развалит­ся, - можно и не сесть.
Естественно, сел, успел - был, кроме всего прочего, удачлив. А вот зачем шасси выпустил, если они и убира­лись плохо? У летчика на это нет ответа. Вернее, он его не сказал.
Я думаю, шасси Шмелев выпустил намеренно, специ­ально, как говорят, для дела, как свой последний шанс. По­пасть, целясь целым самоле­том, в другой самолет, пило­тируемый опытным летчиком - а Шмелев успел это оценить! - да еще когда у тебя лицо затекает кровью, может и не получиться. И Шмелев приго­товился к тарану. Не зря же он много позже Великой Отече­ственной вспоминал: «Ни одно воздушное сражение не зафиксировало столько тара­нов, сколько их было на Куба­ни: пятнадцать раз за два ме­сяца летчики шли на таран, и погибли только три летчика».
Он в тот, особенный день весны или лета, скорее, лета 1943 года, предусмотрел та­кой исход! Для себя. Но ему повезло. Или выручило мас­терство. Не зря же я говорил: Илья Шмелев был пилотом, русским по духу, пилотом, где опыт и мастерство идут бок о бок с удалью и бесшабашно­стью. И был, вдобавок ко все­му, удачливым человеком.


ПРЕДУПРЕЖДАЮ СРАЗУ: это не факт, подтвержденный офи­циально и документально. Не факт. Миф, легенда... Но что-то заманчиво-загадочное в нем или в ней есть, а потому счи­таю: промолчать не имею права. Что-то тревожит, волнует... А вдруг - и в самом деле...
Но - по порядку. Больше года тому назад, опубликовав очерк «Эскадрилья, на взлет!» из серии «Аэродром подско­ка», я назвал в нем несколько фамилий абинчан, по словам Ивана Михайловича Пащенко, имеющих отношение к аэро­дрому подскока, что стоял севернее Абинской, недалеко от дороги Абинская - Варнавинское. Которые, как я думал и ду­маю, могли бы хоть что сказать о жизни в этом воинском подразделении.
И однажды поступил телефонный звонок: ветеран Иванов хотел встретиться со мной и рассказать кое-что... Имея в виду продолжение «аэродромной» повести, я, естественно, пришел.
Рассказ, правда, получился совсем о другом, вышло, как в детской игре, «обознатушки», но и об аэродроме мы погово­рили.
И рассказ был такой. Совсем неожиданный. В конце марта 1943 года, а может быть, уже и в апреле, 12-13-летний абинский паренек Василий Иванов шел из хутора Мова через Вар­навинское в Абинскую, домой - осенью 1942 года, когда абин­чан из южной части станицы немцы выселили, его семья по­далась к знакомым аж в Мову. Идет, подходит к Абинской, уже железная дорога вон впереди видна, но, вспомнив, что хочется есть, поворачивает налево, в сторону Высокой моги­лы. Там, на востоке станицы, жила его тетя, Екатерина Михай­ловна Лузан: она, считал парень, обязательно накормит.
Нашел он свою тетю, но попросить поесть не успел: встре­ченный им в ее дворе старшина первым спросил, хочет ли пацан есть, и организовал ему обед. «Аэродром» помню, вспо­минал ветеран, - виднелся вдали, севернее. А тут, в хате, охала и ахала тетя, старшина все выспрашивал, как оно было - в оккупации...».
На тот момент случился воздушный бой - они тогда шли ежедневно, порой не прекращаясь вообще. Все рванулись на улицу, посмотреть. Встал и Вася Иванов. Но старшина усадил его снова за стол, сказав, что сейчас для него самое важное и главное - хорошо поесть. «А боев ты еще насмот­ришься»,  - сказал старшина.
Так он того боя и не видел. Но видел зато, как он рассказы­вал, как вбежала в хату тетя Екатерина, схватила с койки одеяло и убежала. А через время, когда уже и борщ был съеден, и второе улеглось в потяжелевшем животе пацана, он увидел, как бойцы на руках внесли тетю Катю в хату, а вошедший командир приказал старшине выдать ей новое одеяло и добавил, что тетю Катю представляют к медали«За отвагу». Оказывается, тетя Катя и другие женщины спасли падающего из сбитого самолета русского летчика.
Была ли вручена медаль абинчанке, или дело обошлось просто разговором, Василий Михайлович не знает, но слышал, как тетя хвасталась, на что языкастые соседки или подруги почти всегда, смеясь, говорили: «Знаем мы, Катька, твою отвагу...».
Разговор состоялся и забылся. Материал, будучи опубликованным, живого отклика не вызвал - так бывает, читают наши земляки, надо признать, мало, в том числе и газету «Анфас», хотя на подписку редакция жаловаться не может.
С какой же стати, можете спросить меня, я вновь вспомнил об этом случае? Не потому же, что время такое, день освобождения города подходит? Нет, нет и нет. Тревожит случай, это точно. Но... Но вот месяца два-три тому назад рассказали мне о том, что где-то в 60-70, может, даже в 80-е годы прошлого века работала в первой - надо же! - школе учительница Нина Трофимовна Василенко. Русский язык преподавала, в годы войны добровольно ушла на фронт, в Красную Армию. Героическая судьба, хоть и похожа на судьбы многих и многих женщин того времени.
Посудите сами. Жила, родившись в 1920 году, в станице Эриванской девочка Нина. Школьные годы летят незаметно, и вот она уже, закончив школу, учится на учителя - готовится преподавать русский язык. В 1939 году третьекурсницей - время было трудным для всех! - она уже в станице Новотитаровской, работает словесником. И тут - война! И молодая учительница уходит в «свой бой» - в авиационную часть. Благо, далеко идти не надо было, с января 1941 года по июль 1942 года в Новотитаровской базируется военный аэродром, его обслуживает батальон № 516. В нем среди таких же, как она, девчат нашлось место и ей. В составе аэродромной роты она принимает и отправляет в полет бомбардировщики, наносящие бомбовые удары по врагу в Крыму.
«В августе 1942 года, когда наши войска вынуждены были оставить Кубань, мы получили приказ перебазироваться в Сухуми...» - это из письма председателя совета ветеранов БАО №516 Мурата Арзумановича Галстяна, полученного ад­министрацией и советом ветеранов города Абинска в 1985 году.  А она, Нина Трофимовна Василенко, живя здесь, в Абинске, наверное, и не слыхала о том, что в город прислал пись­мо ее сослуживец, и не просто сослуживец, а бывший парторг батальона.
И женщина рассказывает в своей биографии, как их, дев­чат батальона бомбили немцы по пути к новому месту служ­бы. А дальше - уже упоминание о том, что из части Нина Трофимовна выбыла только в конце войны, когда 516 БАО был расформирован. А еще дальше - о послевоенной жизни, о 20 годах педагогического труда.
Все интересно, познавательно, кое-что достойно сожале­ния.
Но я узнал, познакомившись с биографией учительницы, вернее с записью биографии Василенко ученицей шестого класса первой школы Юлией Дружкиной - и совсем недавно, главное, сделанной, в 1998 году! - самое важное и главное, о том, что в годы войны она служила в батальоне аэродромно­го обслуживания №516! Вы поняли?! Вы взволнованы, как я?!
Ну, как же, дорогие друзья, ведь этот БАО №516 обслужи­вал с апреля по июнь 1943 года включительно аэродром «под­скока» под Абинской. Нина Трофимовна была в Абинской, может быть, даже когда и навещала родных в Эриванской, если было время - ведь она в числе других девчат после каждого обстрела или бомбеж­ки, а иногда и во время их готовила взлетную полосу к приему из боя наших самолетов и к отправке в бой. Теперь уже истребителей.
К сожалению, больше в биографии никаких подробностей. И вдруг Нина Петровна Егорова, учитель русского языка и литературы первой же школы, только год назад ушедшая  на отдых, вспомнила, что Нина Трофимовна не раз выступала в ее классе с рассказом о военном житье-бытье.
Я прошу вспомнить, о чем шла речь на этих встречах. И Нина Петровна вспоминает, что на всех встречах ее старшая коллега  и подруга рассказывала всегда об одном и том же: как женщины спасли падающего летчика.
Наверное, ее можно понять. Аэродромная служба не была сама по себе разнообразной и богатой на события. Главное в ней – обстрелы и налеты. Так они – каждый день. О них и думать не хочется. И каждый день после них одно и то же: приведение в порядок взлетно-посадочной полосы. Но как об этом рассказывать, да еще ученикам? Чем занимались? Лопатами ямы, воронки засыпали… И это война? Иное дело – спасти падающего летчика.
Чувствуете загадку? Два человека, в разное время, будучи разного возраста, а вспомнили почему-то об одном и том же. А вдруг и в самом деле под Абинской было и такое? Вот только что? Мы – старшее поколение – все еще с 50-х лет прошлого века помним героическую киноленту «Небесный тихоход», где главный  герой, летчик-истребитель, майор Булочкин, роль которого исполнял любимый, несравненный киноактер Николай Крючков, чудом спасся после того, как его сбили фашисты. Но это, понятно, кино… Но мы читали, кстати, и в газете «Анфас», о том, что на абинском аэродроме «подскока» летали не менее героические, чем в «Небесном тихоходе», летчики. Здесь одних таранов было – не сосчитать. А чем падение – хуже?
Но я вряд ли бы стал писать об этом случае – да какой там случай: миф, легенда! – если бы не появился третий герой.
Знакомьтесь: это мой двоюродный брат, Александр Кравченко, коренной абинчанин. Сейчас он живет в Ульяновске, но многие его в Абинске помнят: по работе у нефтяников, а еще больше – на ДОКе (деревообрабатывабщий комбинат, для тех, кто не знает истории Абинска).
На днях он объявился в Абинске и был взят мною в «оборот». В годы войны – мы в дни оккупации квартировали у них, - ему было лет13-14, он был непоседа, хваткий, пропадал среди воинов. Понятно, знал, а многое и видел сам, что, где тогда происходило. Не слыхал ли о таком?
 И он рассказывает: «я видел упавшего без парашюта летчика. Такого не спасти: он был просто грудой спрессованных костей, мяса и крови. А вот случай, когда спасали горящего летчика – он загорелся еще в самолете, - но спускающегося на парашюте, я видел. В Абинской. Но подробностей – когда, где да кто – извини, у меня нет. И не было. Нам тогда было не до того…»
Вот и думай: было или не было? Если не было, то откуда рассказы? А вдруг – было? Ведь получилось же так, что в истории об аэродроме под Абинской я однажды угадал, сказав, что Шмелев – летчик на абинском аэродроме, удачливый, везучий, а главное – смелый, и полковник авиации, Герой Советского Союза Шмелев – одно и то же лицо! Вдруг нас снова ждет удача… И кто-нибудь четвертый-пятый – какая разница! – возьмет и подтвердит: такое было!
П.С. Эх, найти бы Екатерину Михайловну Лузан или тех, кто ее знал… Она бы нас рассудила.

В ГАЗЕТЕ «АНФАС» (№12 от 22 марта 2012г.) был опублико­ван материал,  рассказывающий, по словам трех, совершенно разных, лю­дей, о якобы спасении абинской женщиной, Екатериной Ми­хайловной Лузан, подбитого в бою летчика и о награждении ее медалью «За отвагу». «Эх, найти бы Екатерину Михайловну Лузан или тех, кто ее знает. Она бы нас рассудила», - так заканчивался тот материал.
Материал опубликован... Проходит неделя, время, когда уже и не ждешь отклика. Начинаешь думать: не все же коту, как говорят, масленица; угадал про летчика Шмелева - повез­ло, ну и хватит. Особой надежды нет...
И вдруг телефонный звонок.
 Слушай, прочитал твою заметку! - почти кричит трубка.
 Да кто говорит-то? - спрашиваю.
 Садайло, помнишь, в параллельном классе?! - а голос по-прежнему громкий, словно человек в лесу или в поле.
И я сразу вспоминаю: да-да, Володя Садайло, не то в «б», не то в «в» классе был, помню, как же!..
Он был громкоголосый, тихо он, по-моему, просто и слова сказать не мог. Как же, как же...
- Екатерины Михайловны уже лет 20, как нет... Так что увидеть ее - не удастся. А дети? Дети есть...
И он начал рассказывать, как после войны Лузаны купили или построили дом недалеко от Садайло, да как он знал Екате­рину Михайловну.
- Она была женщина известная, общительная, всем рассказывала, как летчика спасла. А медаль всегда надевала, когда в магазин шла. А еще она была мать-героиня. А потом уже медаль пацаны носили, нацепят и ходят!.. Тетю Катю мы все знали... Сейчас в ее доме сын, Сергей, младший самый, живет. На Луначарского... Там еще дуб огромный...
Пару дней обдумываю, как быть? Хорошо бы узнать от Са­дайло еще кое-какие подробности. Но телефон его молчит.
Остается одно: искать сына, Сергея... Нахожу нужный дом. Правда, дуба, чтоб уж рядом, возле него нет...
Иду к дому, к воротам. Во дворе прохаживается мужчина. Уж не меня ли он ждет? Так я ему же не звонил!..
Здороваюсь. Называю себя.
- Лузан, Сергей Павлович, - говорит хозяин, приглашая зайти. Надо же так...
Проходим в дом, уютный, гостеприимный. На стене - фото­графии.
- Вот она, наша мама, - говорит с гор­достью хозяин, - Екатерина Михайловна!..
Присаживаемся на диван. И я рассказы­ваю ему, вернее, пе­ресказываю содер­жание своего мате­риала «Случай под Абинской. На правах версии». Жалею, что не додумался при­хватить газету. Ду­маю, что надо будет сделать это...
- А теперь историю, пожалуйста, продолжите вы, - закончив пересказ,
приглашаю к разговору хозяина, достаю листок и ручку, собираясь записать беседу. - И про маму, и про летчика, и про медаль... Сергей Павлович смеется.
- Мама наша была боевая такая женщина, - говорит он. - Никому спуску не давала. Только про летчика я ничего подробно вам не скажу. Это лучше бы Тома сделала... А медаль «За отвагу» была, была где-то она, но найти я не ручаюсь... И были еще две других - одна белая, другая желтая – мама ведь была героиней!.. Детей вон столько, да еще одна, Лида - приемная,  из детдома...
Начинаю сожалеть, что так получается. А так хотелось бы узнать... О летчике... Попутно выясняем, что Тома или Тама­ра Павловна - это старшая сестра Сергея, она живет в Украи­не, в городе Конотопе.
Он заглядывает в какой-то блокнот, набирает номер и гово­рит:
- Тома! Здравствуй! - и он высказывает сестре мою просьбу.
Чувствую, что, как говорят, становится теплей, теплей... Пы­таюсь сказать, что звонок - это же дорогое удовольствие, мне бы письмо... Но Сергей Павлович уже передает мне трубку, и я слышу женский голос - из Конотопа; видимо, дочь Екатери­ны Михайловны - вся в мать, боевая, да и сын тоже, пожа­луй... Знакомимся.
- Мы во время войны, - слышу я голос Тамары Павловны, - жили на улице Калинина, на окраине станицы. Мама работала в столовой аэродрома...
... Был, по- моему, послеобеденный час, горячее время в столовой - мойка посуды, приборка зала, готовка ужина... В это время из-за деревьев, со стороны Крымской, вынырнул штурмовик с дымным шлейфом. Идя действительно на «бре­ющем», буквально над землей, он вдруг упал на поле, скорее всего, не на взлетное, а - рядом, южнее аэродрома...
Сел, горит, а летчики почему-то машину не покидают. Что-то случилось... Что?.. Наконец, откинут колпак, и слы­шен голос пилота:
- Спасите! Спасите, женщины!..
Женщины и девчата окружили самолет, но все стоят по­одаль - он же горит, вот-вот взорвётся..
И тут выскочила мама – Катя Лузан. Из мойки, наверное, - без платья, в трусах и майке. Разобралась мгновенно, сразу, растолкав женщин, полезла на крыло самолета. Действовала стремительно, но с пониманием опасности. Чтобы не загорелись волосы – у нее были шикарные косы, - подчеркнула Тамара Павловна, - она сняла майку и обмотала ею голову. Летчик шлемофон снял, а подняться не может. Мама сунулась в кабину, захватила летчика за лямки парашюта, потянула на себя. Летчик, уткнувшись лицом в грудь женщины, помогал себе руками.
Вытащила, сползла с ним на землю, положила на траву. Мельком увидела кровь возле колен, поняла, видимо, в чем дело – перебиты ноги, - сразу же снова на крыло, за другим. Крикнула, чтобы не смотрели на раненого, а оттащили его подальше.
И тут - новый поворот в сюжете. Летчика, вцепившись в лямки парашюта и согнувшись в три погибели, от самолета потащила не взрослая женщина, а Тая Кравченко, соседская девчонка, ей всего-то 12-13 лет. Тоже, видно, работала в столовой и оказалась самой расторопной, сообразительной или смелой.
Со вторым летчиком оказалось сложнее. Долго не могли откинуть колпак, к тому же пилот не снял шлемофон, и он, будучи включенным в переговорное устройство, затруднил вытаскивание раненого. И он, вдобавок ко всему, ранен, видимо, был тяжелей, потерял много крови, поэтому чуть не потерял сознание в руках у женщины…
Через несколько минут, только женщины успели отнести летчика подальше, даже пот не успели вытереть, самолет взорвался.
Вот за этот поступок – по-настоящему отважный, да что там – геройский, тетю Катю и наградили медалью «За отвагу». Интересно, а девочку Таю Кравченко не наградили? А ведь стоило! Говорят, у нее были два брата, Ваня и Петя. Может быть, они что-либо знают об этой истории или кто другой? Я жду звонка…
Больше подробностей о спасении летчиков у Тамары Павловны пока нет. Прощаясь, я прошу ее, если вспомнит что еще, написать. Она обещает. И добавляет:
-- Потом один из спасенных мамой летчиков служил в Германии. Он помогал нам, много и долго. Спасибо ему…
Боевой была наша землячка – да и одна лишь только она!? – Екатерина Михайловна. Кстати, девичья фамилия ее – Иванова. Как говорится, русская до «не могу».
Так вот вроде бы и кончается – даже немного жаль, честное слово, - эта история, начисто героическая, надо признать, - несколько отличная от первоначальной версии, но это – жизнь, - о смелой женщине, - история, в которую поначалу, по правде, не верил даже я сам. Хотя надеялся очень. И не зря.
Помните, сколько предполагалось вариантов спасения: без парашюта, горящего. Вышло, по рассказу дочери Томы, совсем иначе. Но менее значимым поступок Екатерины Михайловны Лузан – не стал.
Мне остается только сказать: Екатерина Михайловна умерла, по словам ее сына Сергея, лет двадцать пять назад, в Украине, в гостях у дочери, в Конотопе. Обычная смерть – от старости и болезней. Но вот случай: женщину, спасшую двух летчиков весной 1943 года, похоронили как воина, - в цинковом гробу.
Такая вот судьба…



НА ДНЯХ НЕНАРОКОМ краем уха услышал новость - ее озву­чил  Г.П. Кияшко - председатель районного комитета ДОСААФ. Новость в том, что на автодроме комитета, севернее Абинска, открыт или сооружен (точно не разобрал) памятник летчи­кам, базировавшимся в годы Великой Отечественной войны на аэродроме под Абинской - аэродром был расположен на том поле, где сейчас построен автодром. Летчикам или аэродрому в целом - так, наверное, будет даже вернее, - и, естественно, всем людям, работающим и воюющим на нем, в том числе, между прочим, и жителям станицы Абинской, нашим землякам.
Это - доброе дело, А доброе дело встречают подарком, в моем случае - новой вестью. И она у меня есть - и даже не одна.
Итак, начнем. Новость первая. До сих пор мы - во всяком случае, я, отряд ДДТ «Память» на базе первой школы и внимательные читатели газеты «Анфас», - знали, что аэ­родром под Абинской осенью 1941 года строили, хоть он, говорят, существовал и раньше, до войны, а в январе 1942 года расчищали от снегопада абинские добровольцы, пре­жде всего школьники и молодежь. Знали, что в январе 1942 года на аэродром «сел» «367 ближне-бомбардировочный полк ВВС Закавказского, Кавказского, Крымского фронтов. В декабре 1941 - январе 1942 года он входил в состав 135 Смешанной авиационной дивизии, работал «на Крым» и в январе дислоцировался, как сообщили в Центральном Архиве Министерства Обороны (ЦАМО) отряду «Память», «в станице Абинской». И больше о людях того полка мы не знали и не слышали ничего. К сожалению, тогда ЦАМО от­ветил кратко: номер полка, принадлежность, место и время дислокации. Видимо, так и стоял вопрос.
И вот передо мной новые данные о «работе» этого полка, вернее сказать, всего лишь одного экипажа этого полка, И это, знаете, немало, когда не знаешь вообще ничего.
Читатель, вы уже заметили, если вы - внимательны, что «сказ» об аэродроме под Абинской пополняется сведениями отовсюду, откуда только можно, иногда даже оттуда, откуда и не ждешь. И многие сведения «идут» по разряду версий, мифов и легенд. На этот раз - о вообще невероятном, мало похожим на правду, но это - истина...
С 1998 года в Краснодарском крае работает поисковая организация «Щит и меч»; с 2001 года она претворяет в жизнь целевую программу «Кубанское небо» - ищет и находит, кстати, места падения сбитых в годы Великой Отечественной войны самолетов, устанавливает имена летчиков, увеко­вечивает память о них. Святое дело... И мой сегодняшний рассказ - вернее, пересказ, - о том, как были найдены место падения, фрагменты самолета и останки членов одного из экипажей 367 полка. Да, представьте, того самого, что в январе 1942 года взлетал с нашего абинского аэродрома! Вот имена погибших: пилот командир звена капитан Иванов Михаил Петрович, стрелок-бомбардир старший лейтенант Токарев Илья Васильевич, воздушный стрелок-радист стар­ший сержант Михалкович Никита Филиппович.
Вот как произошла находка...
Впервые поисковики обнаружили место падения этого са­молета и гибели экипажа 25.07.2009 года в 10-и километрах севернее Новороссийска. Запомните это место! Наверное, его можно посетить... Естественно, они ничего о нем не знали; просто остатки (минимальные!) самолета и все... Правда, вскоре выяснилось - по какой-то детали, - что это скоростной бомбардировщик СБ - 2М - 103. Возможно, по деталям самолета, по пулемету ШКАС, деталь от которого до поисковиков никому не приглянулась, по числу членов экипажа, не знаю. Картина тогда была малорадостная... Две старые - сколько ведь лет прошло! - воронки от двигателей, вокруг кое-какие фрагменты самолета. Среди обломков - останки двух членов экипажа. Примерно в 50-и метрах от места падения самолета - останки еще одного. При помощи металлоискателей возле обнаружили гильзы от пистолета ТТ, а в некотором удалении - гильзы от немецкой винтовки. Воображение нарисовало картину: самолет сбит зенитным огнем, стрелянные гильзы позволили предположить, что погибли сразу не все, живой принял свой последний бой уже на земле. Направление падения самолета говорило о том, что он летел из района Керченского пролива.
Самолет СБ -2М -103 был, и это было не трудно выяснить, связавшись с ЦАМО, на вооружении 367 бомбардировочного полка, но - вот где закавыка! - только до осени 1942 года, после чего они были сняты с вооружения, и если и приме­нялись, то только лишь в качестве разведчиков и ночных бомбардировщиков. К тому же было известно, что место падения самолета - если он упал в 1942 году, - находилось под контролем Красной Армии и, значит, никакой перестрелки здесь быть не должно. А 367-й авиаполк - это тоже было известно! - в это время наносил бомбовые удары на Туапсинском и Моздокском направлениях и, естественно, в это время здесь, под Новороссийском, быть не мог. Тогда - как, когда он оказался здесь и что, собственно, делал?
Работа в архиве позволила установить, что несколько самолетов СБ в 367-м полку, как ни странно, были еще и в 1943 году, и, главное, три из них числятся не вернувшимися с боевых заданий: один - в марте, один - в апреле и один - в июле.
Немного легче, как говорят, есть хоть какой просвет...
Случай с «бомбером» СБ - из той категории, когда картина складывается из незначительных мелочей: зимней летной одежды, от которой остались, естественно, только молнии, маркировки деталей - среди деталей было несколько, мар­кированных 1939 годом.
В конце концов, все, как говорят, «срослось». Анализ всех данных говорил: упавший самолет был на задании в районе Керчи, и это был экипаж капитана Иванова.

ИТАК, «В НОЧЬ С 12 НА 13 МАРТА 1943 года - помните, ночные бомбардировщики! - 8 экипажей СБ... выполняли боевую задачу по уничтожению самолётов противника на аэродроме Багерово. С высоты 2500 метров было сброшено ФАБ-100 – 28 штук, ФАК-50 - две штуки, АО-25 – 12 штук, АО-10 - 108 штук, ампул КС - 360 штук. (Молодцы деловоды в 367-м авиаполку! Благодаря им мы узнали не только, кто погиб, но и то, что летчики до этого сделали врагу) В результате бомбометания возникло 4 очага пожара. Обстреляны бата­реями зенитной артиллерии противника. Наблюдали более 30 прожекторов... Подбит самолет капитана Иванова», - это запись в журнале учета боевой работы 367 авиаполка. И еще запись - на этот раз из именного списка безвозврат­ных потерь людского состава 5-й воздушной армии за март 1943 года: «13.03.1943 года не вернулся с боевого задания самолет СБ -18 -121 из состава 367 бпижне-авиационного полка». И перечислены уже приведенные мною фамилии пилота, стрелка-бомбардира и стрелка-радиста.
Осталось узнать, как же воевал этот экипаж? Поверьте на слово, отлично. Газетный формат невелик, поэтому я скажу только о том, что «делал» он, взлетая с абинского аэродрома еще в 1942-м году, дневным скоростным бомбардировщиком. Помните, полк «сел» на наш аэродром в январе 1942 года. Вот текст приказа командующего войсками Крымского фронта о награждении командира звена старшего лейтенанта Иванова МП. от 28.04.1942 года: «20.01.1942г.. выполняя боевую задачу нa бомбометание в районе Феодосия... уничтожено 6 автомашин с грузами и войсками». В этот же день: «бомбометание в района Феодосия - Ближние Камыши... уничтожено 8 автомашин и до 15 повозок». «23.011942г.... бомбометание в районе Ближние Камыши... уничтожено до батареи с прислугой». «25.01.1942г....уничтожено 3 танка и 5 автомашин с грузом и войсками противника». «30.01.1942г. ...в районе Аджи Гол... уничтожено и рассеяно до взвода солдат и 2 автомашины». 25.02.1942г....выполняя бомбоме­тание ст. Сейтлер... уничтожено 3 вагона и 2 автомашины». И - результат: за отличную работу, мужество и отвагу... тов. Иванов достоин ордена Красная звезда. Еще раньше, от 21 Л2.1942г.. из приказа командующего войсками Крымского фронта - о награждении стрелка-радиста старшего сержанта Михалковича: достоин... ордена Красное знамя.
Из оперативных сводок по полку поисковики узнали и другие сведения об экипаже. Вот они: 17.08.1942 г. само­лет Иванова был сбит, экипаж покинул горящую машину, вернулся в часть и продолжил громить врага. В ноябре того же 1942 года, самолет имел повреждение, совершил аварийную посадку на аэродроме базирования в Кутаиси, экипаж невредим, самолет был восстановлен. Вот кто был сбит под Новороссийском! Останки экипажа торжественно погребены на воинском мемориале в Геленджике. Вечная ему память... А мы должны знать и помнить: эти люди бази­ровались на аэродроме под нашей Абинской и взлетали на героические дела в короткое время пребывания на нашей земле, ходили по ней, разговаривали с нашими земляками.
Они - наши земляки. Помните о них...
Мне остается поблагодарить поисковиков организации «Щит и меч» за труд и сведения о летчиках, пожелать им успеха всем и конкретно преподавателю школы №1 Абинска Валерию Шакуну - за рассказ о поисках, и Евгению Порфирьеву - за книгу «Битва за небо», которую я имел честь и удачу подержать в руках. Остается только сожалеть, что эти самоотверженные люди появились так поздно - многие из нас помнят, сколько по Абинскому району было сбитых самолетов...
Начиная этот материал, я сказал, что у меня не одна новость об аэродроме. Так оно и есть, но об этом – в следующий раз. Мы знаем так мало…

ВЧЕРА НАЧАЛСЯ очередной военно-патриотический месячник, месячник 2013 года. 2013 год особенный, это год освобождения, в марте 1943-го, Абинской и всего района от фашистских захватчиков, год полного освобождения Кубани. Как тут не вспомнить о том, что два названия: военно-полевой аэродром и Абинские военные лагеря, - в течение долгих лет со­провождали жизнь абинчан, придавая ей определенный ритм, статус и вкус.
Поговорим сегодня о воен­но-полевом аэродроме, из­вестном в городе под назва­нием аэродрома «подскока», или, говоря словами генера­ла авиации (заметьте, в годы Великой Отечественной!) А. Бормана, «своеобразного пункта скорой помощи».
Мы, абинские пацаны, от­лично помним, как с ранней весны до середины лета 1943 года небо над Абинской почти ежедневно буквально кипело от воздушных боев. Перерыва на отдых не было даже ночью. Од­нако специалисты говорят, что за это время на Кубани произошло три фазы воз­душного сражения. Первая, считай, была с первого по 24 апреля, вторая - с 29 апреля по 10 мая, а третья, заключительная, - с 11-12 мая по 7 июня, естественно, 1943 года. Ну, так это или нет, специалистам, как говорят, виднее. Заметим, что 4-й истребительный авиацион­ный полк, базировавшийся с начала апреля на аэродроме под Абинской, убыл только 5 июля на Брянский фронт. Чуть раньше, после 20 мая 1943 года Абинскую покинул 516 БАО - по приказу Ставки он был перебазирован на Воронежский фронт.
Но это то, что помним мы. История помнит другое. Точ­но так, как в сражении в воз­духе Кубани в 1943 году было три фазы, было три фазы во взаимоотношениях и взаи­модействии аэродрома под Абинской с самой Абинской и ее жителями. Первая, это где-то 1937 год, - прилет на наш аэродром первых военных самолетов. Бытует мифоло­гизированная версия, что их летчики были «испанцами» - советскими добровольцами в воздушных силах респу­бликанской Испании. Пока что доказательством этой легенды является встреча, а затем и отъезд, в западную Белоруссию, молодой абинчанки Веры Комаровой с военным летчиком Бездетко, погибшим затем в Великой Отечественной войне.
Как рассказала нам педа­гог-пенсионер Нина Петровна Егорова, учившаяся в свое время в одном классе с сыном Веры Комаровой и летчика Бездетко, Артуром, его по отчеству звали Петрович. Иными словами, с сегодняш­него дня мы знаем фамилию и имя - Петр Бездетко - од­ного из тех первых военных летчиков. Это ценное знание. Что Бездетко был известным в стране летчиком, говорит и тот факт, что старший из его сыновей - Артур - до приезда в Абинскую учился в школе младших авиаспециалистов.
Помните, заканчивая мень­ше месяца назад очередной очерк из истории абинского аэродрома, я сказал, что новость у меня - не одна, а несколько. Так оно и есть. Са­мое время о них узнать. Поис­ковый отряд ДДТ «Поиск» на базе первой школы и я в по­следние предновогодние дни и в первые уже в новом году познакомились (это касается только детей, мы, взрослые, скажем так, познакомились с неизвестными страницами жизни хорошо знакомых нам людей) с Верой Петровной Маркиной. Она рассказала о еще одной истории вза­имоотношений Абинской и аэродрома. Вот ее рассказ.
- Была весна 1942 года. Учились мы тогда в 10-м классе, в котором после мо­билизации осталось всего 17 человек, из которых юношей - двое. Остальные - девчонки, - рассказывает Вера Петровна, в девичестве - Мироненко. - Учились в школе, что была тогда на месте нынешней больницы. Однажды в школе появился военный человек. Он пригласил нас на аэро­дром и дал боевое, он так и сказал, задание. Мы два-три раза в неделю, 12 человек по списку, ездили автобусом на аэродром. Обычно ездило 10 человек, не больше. Где-то в 10-11 утра. Там, среди поля нас ждал большой, грубой ра­боты, стол, рядом - лавка. На столе - огромная куча патро­нов, рядом - пустые ленты. Задача была простая: надо было снаряжать ленты. Пять патронов с зеленой пулей, один - с красной... Пять зе­леных - одна красная... Пять зеленых - одна красная... Сколько лет прошло, а я это правило помню, словно было это вчера, а не весной-летом 1942 года...
Работа требовала и бы­строты, и внимания - частень­ко мы слышали: девочки, внимательней, не отвлекай­тесь! - главным было, чтобы патрон свободно входил в обойму, чтобы не случился перекос. Когда мы уставали, нас тут же, прямо на аэро­дроме, кормили... Часа в три, в начале четвертого, нас увозили в станицу. Автобусом, как и на аэродром...
Работали девчонки с азар­том, увлеченно. Ведь они выполняли важное дело - по­могали фронту. Учитывая, что на аэродром ездили 10-12 че­ловек из 17-и в классе, можно смело сказать, что 10-й класс участвовал в аэродромных работах - на ответственном месте, при этом.
Вот задача. Если их группу приглашали два-три раза в неделю, а полеты бомбарди­ровщиков были ежедневны­ми, значит, можно предполо­жить, что кроме 10- класса, у летчиков были и другие по­мощники. Кто? Отзовитесь!..
Мы до этого называли не­сколько фамилий женщин, что работали (зимой) в са­раях колхозной бригады на улице Московской. Назовем несколько человек и из этих, летних, помощниц. Больше мы просто не знаем. Вера Петровна, жалуясь на память (сколько лет ведь прошло, и каких!), все же назвала двоих своих подруг-школьниц (кого вспомнила): Анну Белую, Идею Скопинцеву. А их ведь было как минимум 10 чело­век, всякий раз!..
И, знаете, что я думаю? Пусть сегодня, через почти 71 год после этой торопли­вой, старательной работы на аэродроме, о которой помнится, что их, девчонок, там и кормили, что в военное время было, конечно, не лиш­ним; пусть забьются сегодня сердца, чуть учащенно, воз­можно, и радостно - потому что, ну, конечно же, мы узнали далеко не все... И это право и Веры Мироненко, и других, кто жив, а если уж нет кого, то их близких, - от того, что мы все этот шаг, поступок, эту помощь фронту помним и вот рассказываем о ней!..
Интересную деталь из жиз­ни тех лет вспомнила Вера Петровна. Как летчики про­вожали их после танцев: вре­мя-то военное, тревожное... Вспомните об этом...
Таковы новости из так на­зываемой второй фазы взаи­моотношений Абинской и аэ­родрома. Она, как уже говори­лось, началась в ноябре 1941 года, когда мужчины и моло­дежь станицы были мобили­зованы на двух-трехдневный субботник по постройке аэро­дрома. Учитывая, что он уже был, стоит, видимо, говорить о подготовке его к работе. Выпавший в дни нового года снег метровой глубины про­должил эти отношения: те­перь аэродром уже готовили к приему самолетов. И они прибыли, бомбардировщики, как говорили, из-под Одессы. Базировались под Абинской, «работали» на Крым до позд­него лета. В дальнейшем 367-й ближне-бомбардировочный полк перебазировался, как мы предполагаем, в Кутаиси. Дальше следы теряются...

И, НАКОНЕЦ, ТРЕТЬЯ, пожалуй, не более длинная, но весьма кровопролитная фаза: начало апреля - 5 июля 1943 года. На абинский аэродром «сел» 4-й истребительный авиаполк дивизии генерала Данилова, Героя Советского Союза - еще за Испанию. Сначала в Абинскую прибыл 516 БАО, батальон аэродромного обеспечения. А через пару дней, как уже было сказано, прилетели самолеты, истребители, в основном Яки.
И сразу закипели бои! Вначале полк нес потери. Одни из павших похоронены в Абинской, другие просто «не вернулись с задания», были и такие, что прошли и плен, и проверку, возможно, и сталинские лагеря, и вернулись в свою часть.
Из личного состава 4-го авиаполка мы знаем имена «вы­бывших из строя», а из удачливых, успешных летчиков только одного Шмелева, о чем уже рассказывалось.Архив министерства обо­роны в Подольске, казалось, сказал в своем сообщении о летчике 4-го авиаполка 287 дивизии, капитане, затем майоре Илье Шмелеве, все, что требуется. Базировался на аэродроме «подскока» под Абинской, что для нас очень важно, был награжден орденами Красного Знамени - первым еще в 1941 году, а это кое о чем говорит и является целью нашего поиска, - 24 августа 1943 года (аэродром в Абинской полк покинул в первых числах июля) ему присвоено звание Героя Советского Союза, где подчеркнуто, «за особые отличия летом 1943 года в боях на Кубани». Иными словами, звание Героя он заслужил, взлетая с аэродрома «подскока».
Казалось бы, что может еще характеризовать летчика? А, например, это — и это одна из моих новостей - за годы войны он налетал 2288 часов боевых полетов, участвовал в 582 боях, лично сбил 29 самолетов врага, в группе -16.
Помнится, политработник 516 БАО Мурат Галстян (поли­тработник - он все видит) указывал, говоря о летчиках полка, что Шмелев редко возвращался без трофея, без сбитого самолета противника. И вот еще одна новость: интернет указал (выборочно, скорее всего) 27 и 28 апреля 1943 года. 27.04.43. Шмелевым сбит Мэ-109, 28.04.43. -Мэ-109. Еще один вылет в тот же день, 28.04.43. - и на счету Шмелева еще один Мэ-109.
Ах, как хотелось бы мне назвать рядом со Шмелевым и его товарищей!.. Но архив об этом молчит. Хотя, я уверен, сбивал не он один... Архив молчит. Но говорят, как говорят, камни и леса. Наши, кубанские... Кавказские... Вот тому пример. В сентябре 2011 года местным жителем поисковикам отряда «Щит и меч» было юго-западнее Крымска (совсем рядом, не правда ли?) указано место падения самолета. Обследовав фрагменты самолета, поисковики пришли к выводу, что самолет - бомбардировщик, немецкий. Как уже говорилось, как правило, ищутся и находятся прежде всего мелкие фрагменты, разные таблички. На одной из них было указано, что тип данного самолета «Хейнкель» -111, дата его выпуска 11.42, заводской номер 807... Табличка была деформирована взрывом, номер читался не полностью. Куда больше рассказал личный опознавательный знак одного из членов экипажа и специальная «шланга», говорящая о 60 боевых вылетах пилота-бомбардировщика.
Далеко не всегда очевидцы показывают именно советские самолеты, иногда приходится возиться и с фашистскими, причем тут всегда свой интерес: кто был сбит (немцы чаще писали «пропали без вести»), а главное - подчеркиваю: для нас это именно главное, - кто сбил? Ведь не зря же воена­чальники подчеркивали, против кого их пилотам пришлось сражаться в кубанском небе, а это были эскадры «Удет», Мельдерса, Рихтгофена, еще кого... Да все в крестах, мно­гие - с «бубновой» размалевкой... Интересно же, кто так непочтительно обошелся с «Хейнкелем»-111 в окрестностях Крымской? С 60-ю-то успешными вылетами?..

 АРХИВЫ ПРЕДОСТАВИЛИ ДАННЫЕ о том, что за период боев на Кубани 4-й воздушный флот Германии потерял только один «Хейнкель» -111, номер которого начинался бы на 807. Согласно полученной информации в результате атаки советского истребителя 03.05.43. юго-западнее Крымской был сбит «Хейнкель» -111 из состава 4-го воздушного флота люфтваффе.
Думаю, что когда было определено, когда, где и кем сбит бомбардировщик, у ребят, работающих и поисковиками, и архивистами, руки зачесались. Право слово, у меня бы заче­сались. . . Ведь истребителей на Кубани было, кого тут только не было!.. И летчики морского флота, и покрышкинцы... И любой, как говорят, не промах!..
Каково же было мое удивление и, честное слово, радость, когда я узнал, что, согласно журнала боевой работы личного состава, 03.05.43 года в 17 часов 50 минут пилот 4 (!) -го авиаполка 287 дивизии (братцы, да это же наш, абинский авиаполк!) старший лейтенант Алексей Дементьевич Флейшман  сбил «Хейнкель» -111!.. Вот так!
А что, кроме этого, мы знаем о старшем лейтенанте Флейшмане? А ничего! Кроме того, что вот он в 17.50 встретил немецкого бомбера и уничтожил! В немецких архивах было указано, что экипаж в составе пяти человек пропал без ве­сти. Ага, так драпанули, что штурман Ричард Есклебен даже личный знак обронил... в своих вещах...
Но не будем о мертвых... Интересно другое: как дело было? В выписке из наградного листа записано: «За период участия на фронтах Отечественной войны тов. Флейшман сбил лично 11 самолетов противника и 14 в составе группы. ...03. 05.43 г. прикрывая назем­ные войска в районе Крым­ская, шесть Як-1, ведомых капитаном Бугарчевым, встретили на высоте 2500 метров группу противника, состоящую из 6 Хе-111, 6 Ю-88, прикрытых 6 Ме-109. Идя в лобовую атаку, наша шестерка разбила боевой порядок бомбардировщи­ков и, искусно пользуясь облачностью, уничтожила 3 самолета противника, из них: Хе-111 и Ме-109 лично уничтожил Флейшман.
Наконец, ура! Я могу назвать еще хоть одного настоящего летчика из 4-го авиаполка, кроме Шмелева! Отак!
Но это же не все, ребята! Вы же не знаете главного! Флейшман молодец! Два фрица «пропали без вести». Помните, почти как всего неделю назад у Шмелева, два - в один день.
Чтобы поставить точку в этой невероятной истории, мне остается сказать ... главное. А главное в том, что впослед­ствии эта победа под Крымской стала одним из оснований для представления Алексея Дементьевича к званию Героя Советского Союза!.. К этому моменту он уже был награж­ден орденами Красной звезды и Отечественной войны 2-й степени.
: Вот так! Теперь мы знаем, что в 4-м авиаполку 287 дивизии за время базирования на Абинском аэродроме выросли два Героя Советского Союза. Как минимум!
По-моему, это очень неплохая новость! Она как нельзя лучше подходит к месячнику оборонно-массовой работы. Ведь знать конкретных людей, воевавших в нашем небе, об их конкретных делах - это так важно!
Хотелось бы, пользуясь случаем, сказать еще кое о чем. В частности, о том, что после весенне-летних боев в кубан­ском небе, после организации их - а наблюдение за небом, раннее оповещение о самолетах противника, их видах и количестве, подъем для их «встречи» наших истребителей, в частности, нередко эту «встречу» осуществляли именно летчики 4-го авиаполка, взлетавшие, что называется, «под носом» у противника с аэродрома под Абинской, когда по­рой ставилась конкретная задача для конкретного летчика или эскадрильи, - организатор и инициатор этого новшества генерал А. Борман был отозван в Москву и назначен коман­дующим первой истребительной армией фронта ПВО. Росли не только рядовые летчики!..
И - еще. На этот раз об участии в боях абинчан. Вернее, абинчанок... Когда был опубликован материал о спасении летчиков Катериной Михайловной Лузан, в котором была упо­мянута и ее соседка, девочка Тая Кравченко, «лет 10-12», мне позвонила дочь девочки военных лет. Она сказала, что читала про маму, что знает об этом случае, уточнила даже, что лет Тае тогда было 7-8, не больше. И назвала номер телефона, куда можно позвонить. Я, обрадовавшись такому повороту: событий, даже написал: «Ура! Тая Кравченко нашлась!»
Увы! Встреча пока не состоялась, к сожалению... На теле­фоне, по которому я звонил, упорно отвечали, что такой тут нет... Не знаю, не знаю, но уверен, что чужой человек так позвонить не мог. У меня просьба! Дочка Таи Кравченко, раз Вы читали тот материал (он назывался «Случай под Абин­ской». Репортаж), значит, Вы узнаете и об этом, сегодняшнем. Отзовитесь! Ведь это такой пример настоящего, причем, еще детского, патриотизма! Я жду..
.
УЖЕ НЕСКОЛЬКО ДНЕЙ  хожу, как говорят, сам не свой: такую новость узнал, такую деталь!.. Хожу и думаю, как рассказать о ней вам, читатель?..
А, была - не была, расскажу так, как сам узнавал, в том же порядке... Почувствуйте...
Мы были знакомы десятки лет. Возможно, только случайно - просто, наверное, ее не было тогда в Абинской! - я не стал ее учеником. Часто встречались, здоровались - она была очень приветливым человеком, - обменивались какими-то новостями. Я знал ее детей, особенно старшего, Артура. От кого-то слышал, что она была замужем за летчиком, он погиб в войну... Потом уже, недавно, узнал от Нины Петровны Егоровой - она училась с его сыном, как раз Артуром, работала вместе с ней в первой школе, - что женщина, почувствовав старость и сла­бость - наверное, это так, но может быть и иначе, - уехала в Крымск, к снохе Людмиле, вдове Артура, и внуку, тоже Артуру. Оба сына к тому времени уже были мертвы: младшего, Бориса, нашли убитым где-то в Сочи, а Артур - он работал в Крымской автобазе, внезапно умер: тромб, говорят, оборвался.
Но все это я узнал, считай, вот только что, возможно, в прошлом, а, может быть, уже и в нынешнем году. Из тех же, еще ее здоровых лет, как ни странно, детально помню всего одну встречу, один разговор. Она, помню, была оживлена, обрадована: в Абинске появилась улица Комарова. А радовалась женщина по той причине, что думала: улица названа в честь ее брать­ев, Комаровых - один из них в гражданскую был красным командиром, командовал полком «Железного потока», другой строил мирную жизнь в Абинской, третий явил талант и отвагу уже в годы Великой Отечественной... Пришлось ее разочаровать: улица была названа в память о летчике Комарове, что погиб вместе с Юрием Гагариным.
Чувствую вину до сих пор: может быть, женщина ждала, что когда-нибудь появится и улица имени ее мужа, кто знает?..
Осенью прошлого года на глаза попала старая газета со статьей, где рассказывалось, что она - назовем, наконец, женщину, как и положено, по фамилии, имени - отчеству! - Вера Филимоновна Бездетко - такой была фамилия летчика! - познакомилась с ним в Абинской, на танцах...
Пожалел, что не знаю - а главное, и не спросил хоть при одной из случайных встреч, - обо всем этом. О том, где, когда, как?
Дальнейшее я уже кратко описывал, повторяться не буду. Скажу только, что после этих кратких сведений возникло острое желание узнать о судьбе летчика побольше. Узнать? Зная только фамилию?.. Кто знал Веру Филимоновну, говорят, что имени его она не называла никогда... А, может, просто люди не запомнили, не придали значения? Как и я, в том числе?..
Танцы в Абинской... И мне рассказывают, что до войны танцплощадка в станице была на улице Хлеборобов, теперь Тищенко, рядом с перекрестком с улицей Карла Маркса. Это недалеко от нынешней школы № 4. Там, на противоположном углу, клуб был, видно, чей-то дом или сарай приспособили. В послевоенные годы там долгое время был кинотеатр. Хотя, возможно, летчик с абинской девушкой познакомился и на другой танцплощадке, кто знает?..
Ну, неужели же никто не знает, как хотя бы звали летчика? Мысли лезут разные, вплоть до того, что - а может быть, жив кто из соседей по площадке танцевальной?.. Было бы радио, как раньше, можно было бы объявить розыск... Нет, не то... Стоп! Был же сын Артур, которого я знал!.. Но кто из нас когда интересовался отчеством того или иного? Наконец, и вы, возможно, это уже читали в одном из очерков, я пытаюсь выяснить именно это... И мне везет, впрочем, почему мне? Нам... Одноклассница сына Веры Филимоновны, Артура, учитель-ветеран первой школы города Нина Петровна Егорова вспоминает, что отчество Артура было Петрович, и что он был, скорее всего, 1938 года рождения. Помогает ей в установке даты ее муж, Анатолий, видимо, тоже одноклассник.
Значит - и вы об этом читали, военные летчики в Абинской, т.е. на аэродроме под Абинской, появились в 1937 году! А нужного мне человека, летчика, звали Петр Бездетко!.. Это уже кое что, но как же этого мало...
Это мы видим сразу, открыв с Виктором Николаевичем Евтушенко, моим товарищем по работе в ДДТ, в интернете на форуме «Мемориал» список погибших в годы Великой Отечественной - искать-то надо там, среди них - молва об этом плотная, спроси любого... погиб... Ряд Бездетко, и только с именем Петр, плотен и не кончается на одной странице. Где тут нужный нам человек? Поди, узнай?..
И я вновь в поиске. Может быть, хоть кто слышал, знает? Звоню, хожу по улицам Абинска, стучу в калитки знакомых и незнакомых - все впустую!.. Остался один путь - ехать в Крымск, искать внука Веры Филимоновны. Телефон ведь сейчас, когда все обзавелись мобильниками (а нередко и несколькими!), - надежда слабая... Кто его знает, кто скажет?.. Да и поездка, особенно сейчас, когда город еще не отошел от наводнения, разрушений, переездов...

А, БЫЛА-НЕ БЫЛА, зайдем еще раз на сайт, в «Мемориал»... Называем фамилию и имя. И вновь этот пугающий строй: Без­детко Петр. Наобум, увидев дату гибели одного, продолжаем поиск, выбив отчество Степанович. Укрупнение: снова список и под номером 13 строка: капитан Бездетко, Петр Степанович, штурман отряда, дальше несколько невразумительно: «255 батальон аэродромного обеспечения», дата невозврата «23. 07. 41, пропал без вести...». Он, не он?..
Поневоле задумаешься... Но я не успеваю задуматься! Я читаю ниже три знакомых и все объясняющих мне слова: «жена Вера Филимоновна!..». Значит, это он!.. И тут же адрес: «Крас­нодарский край, станица Абинская, улица Старокладбищенская, дом №29...».
Мне кажется, я даже вздрогнул: так были для меня неожиданны эти слова! Естественно, прежде всего, конечно, «Вера Филимо­новна», а уж полный адрес не только с краем и станицей, а и с улицей и домом №29 - это была просто удача! Поиск закончен...
Все! Теперь все стало на свои места: капитан Бездетко Петр Степанович, штурман, пропал без вести 23 июля 1941 года!.. Практически через месяц после начала войны...
Теперь известно все: и главное, то, что он - не выдумка, не фантазия, как иногда об этом говорят: «придумала тетка себе...». Не придумала - прожила... И каково это было?.. Увидеть на тан­цах - ну, у кого еще парень - летчик! – влюбиться, как говорят, по самые уши, уехать черт знает куда, через всю страну, прожить мелькнувшие годы - а они мелькнули, не иначе! - два сына - это же здорово! - и потерять мужа через месяц после начала войны... Это была судьба поколения, судьба тысяч и тысяч, это правда... Но перед нами одна конкретная судьба - о человеке, которого многие в станице и городе знали - речь о Вере Филимоновне, - и о другом, которого, наверное, если кто и видел - тут речь о летчике Петре Степановиче, - то мельком, в вихре, скорее всего, вальса или фокстрота. В предвоенные годы именно эти танцы волновали молодежь: «Рио - Рита, Рио - Рита, крутится фокстрот, на площадке танцевальной сорок первый год...».
И новый посыл, новый замах... Ах, хорошо бы фотографию... Может, у кого-то и есть?..
Мне могут сказать, а зачем, почему? Ну, летчик там или штур­ман?.. Ну, танцевал, ну, увез... С нашим аэродромом, уж точно, не связан никак. Взлетая или садясь на наш аэродром, он не бомбил, не сражался насмерть в абинском небе.
Все так, а вдруг?.. Вдруг он был тем самым первым военным летчиком, кто не только связал свою судьбу с абинской девушкой, но и, может быть, и садился, и взлетал с нашего аэродрома? Хоть раз, хоть в том далеком 1937-м?.. Еще довоенном... не знаю, но мне почему-то кажется, что дело было именно так. Не знаю, может, потому что так хочется?...
А, может быть, он не просто, как говорят, увез нашу Веру Филимоновну? Может, он и отношения оформлял в Абинской, в местном ЗАГСе? Кто знает?

МЕНЯ, ПРИЗНАТЬСЯ, в информации в «Мемориале» насто­рожило только одно: несколько странная адресно-воинская формулировка: «штурман отряда 255 батальон аэродромного обслуживания (БАО)». В годы войны, насколько мне известно, отряд (эскадрилья, полк, дивизия) и БАО выполняли разные задачи и не были накрепко связаны друг с другом. Например, на аэродроме под Абинской в 1943 году работал БАО 516, он обслуживал 4-й авиаполк 287 дивизии; по окончании битвы в кубанском небе оба подразделения были направлены в разное время на разные фронты и дальше уже не встречались друг с другом. Но кто знает, как было до войны и в первый ее месяц? Главное, что извещение («секретное») о том, что капитан Бездетко Петр Степанович пропал без вести, было послано в 1942 году в штаб Северо - Кавказского военного округа, и был указан адрес получателя: жена, станица, улица, номер дома. Вполне возможно, что Вера Филимоновна успела уехать с детьми (муж служил в Белоруссии) в первые дни войны.
Все это вопросы, вопросы... Впрочем, как и все другое в этом очерке.
Когда есть вопросы, пытаешься их решать. Пытаюсь найти друзей, подруг Веры Филимоновны... Увы, все чаще поступают невеселые известия... Возраст...
И я звоню в ЗАГС... Помню, мне когда-то говорили, что до­военных бумаг не сохранилось... Но... вдруг? Набираю номер начальника отдела, Лилию Владимировну Лыжину... Сообщаю о просьбе, она проста: оформляли ли молодые свои отношения в Отделе записей? Станица-то ведь была казачьей, хоть и в советское время, нравы были жестковаты...
Жду... И - звонок. Ура! И - спасибо, огромное спасибо...
Записываю: брак Петр Степанович Бездетко, лейтенант, и Вера Филимоновна Комарь (так написано в книге записей, скорее всего, именно такой и была у нее фамилия; помнится, ее старший брат Семен Филимонович в своих воспоминаниях говорил об этом), педагог школы № 7, оформили в Абинской 22 сентября 1937 года. Ему в то время было 24 года, ей - 21...
Можно перевести дух, хоть на время. Теперь, по странному стечению обстоятельств, именно в канун Дня защитника Отече­ства, мы узнали не только печальную дату гибели, скорее всего, штурмана, капитана Петра Бездетко, но и радостную когда-то для них обоих дату - дату заключения брачных уз. Узнали еще одну судьбу погибшего в годы Великой Отечественной, наше­го, кстати, земляка. Причем, какого? Штурман Петр Бездетко был, судя по всему, отличным специалистом и воином: лейтенант в 1937 году к началу Великой Отечественной он – уже капитан! А вдруг, чем черт ни шутит, он, действительно, был из «испанских» летчиков?! А? Да, неважно, где он родился, где рос, где служил - все это мы, по-моему, сможем узнать, - главное, - у нас, именно в Абинской, он обрел семью... Он наш земляк!...
Долго ли будем переводить дух? Скорее всего, не очень... Я спросил у Лилии Владимировны, кто на свадьбе был сви­детелем? Ведь кто-то же был? Ведь друзья были и у Веры Филимоновны (подруги), и у Петра Степановича (летчики), а у Веры Филимоновны - и родня...
Увы, ответ отрицательный: подписи неразборчивы...
И я обращаюсь к вам, земляки!.. Может быть, кто, - хоть кто! - в нашем городе помнит об этой свадьбе? Поймите, девушка из станицы не каждый день выходит замуж за боевого летчика. Пусть ему пока всего 24 года... Откликнитесь...
Может быть, кто был там или хотя бы слышал об этом? Я - жду...

УЖЕ НЕДЕЛЮ, как почти незаметно на аэродроме сменился батальон обслуживания. Куда-то подевались знакомые лица солдат, офицеров. Майор Илья Шмелев заметил, что не видно чернявого солдата-сапожника, что месяц назад - возможно, чуть раньше, кто это время считал? - сшил ему, тогда еще капитану, новые легкие сапоги, говорят, за удачные воздушные схватки с «удеттами», в оплату за которые, сапоги, он, капитан Шмелев, подарил солдату сбитый фашистский самолет. Вот интересно, когда было некогда, когда вылет был за вылетом, один за другим - спина не просыхала! - солдат то и дело попадался на глаза, придирчиво-любовно осматривал свое изделие, - а сейчас, когда есть свободная минутка - его и нет, и уже не встретишь...
Последние дни полк уже не летал, ждал отправки на другой фронт. Инженеры и механики осматривали самолеты, чинили их, если надо было, «латали», а пилоты, найдя тенечек - жара стояла не хуже нынешней! - отдыхали, вели занятия, писали письма домой... Но стоило где-то в стороне, чаще всего ближе к Крымской, возникнуть бою, как все начинали жить им, все порывались взлететь и сразить... Но их уже никто не звал, не отдавал приказа. Парни помоложе веселили смешливых местных девчат, обменивались адресами, клялись писать, наверное, и любить, помнить... Шмелев, поглядывая на эту суету, посмеивался: кроме всего прочего, он знал, как коротка жизнь летчика-истребителя - иногда всего на два-три взлета...
Ему, правда, везло. Уже середина лета 1943 года, конец июня, товарищи по этому полку - а раньше и по другим! - получали ра­нения, погибали, а он воевал, словно заговоренный. О нем, шутя, так и в полку говорят. «Ты, Батя, - это имя «приклеилось» к нему, когда он отпустил бороду, но это не главная причина; основное - это его уверенность и умение в бою, готовность и способность поделиться опытом с молодыми, да и возраст - все-таки, 26 лет, что ни говори, не шутка! - у нас словно заговоренный». А какой тут заговор? Все просто. Главное: быть первым, помнить: не собьешь ты - тебя собьют... А потому - будь первым...
Наконец, все готово к передислокации. Построен полк, сказа­ны слова благодарности за хорошую службу, выражена надежда на еще лучшую службу, и - по самолетам...
Взлетали по-эскадрильно. И сразу, чуть качнув крылом - каж­дый самолёт! - уходили на север. Уходили, прощаясь с жаркой кубанской погодой, притихшей Абинской, что оставалась по-прежнему прифронтовой - фронт-то - вот он, сразу за Крымской, в 20-25 километрах, где были слышны не только взрывы бомб и снарядов, но и пулеметная стрельба, откуда все еще налетали и истребители, и бомбардировщики - последняя бомбежка станицы будет аж 14 сентября 43-го, когда ударят по вокзалу и мосту... Уходили, прощаясь со многим... И с могилами трех своих товарищей - старший лейтенант Анатолий Кулаков и младший лейтенант Сергей Нечаев были сбиты в один день, 27 апреля, над Абинской, а младший лейтенант Григорий Кондакчан, так этот сбит вот, совсем недавно, 23 мая, и тоже в районе Абинской... И с тем, что еще семеро пилотов полка не вернулись с задания - никто ведь не знал тогда и не ведал, что двое из них - младший лейтенант Владимир Разумов (сбит 22 апреля) и сержант Юрий Лыткин (сбит 30 апреля) - останутся живы, Ю. Лыткин пройдет через плен и вернется в родной полк уже в мирное время, в 1946 году... Уходили, сохраняя добрую память о боевой дружбе с пилотами других полков, а их здесь, уже ставших героями, было немало, как уносили с собой и па­мять об одном из них - Вадиме Фадееве, который погиб почти рядом, уходя из боя под Крымской, все помнили его позывной «Борода», как помнили и то, что он «шел» скорее всего на их аэродром, аэродром «скорой помощи», но - не сложилось, нырнул самолет в плавни... Как помнили и то, что он, Фадеев, погиб, так и не узнав, что он - Герой... Уходили, унося доброе «спасибо» абинских женщин, детей и стариков - другого народа в Абинской тогда просто не было!.. Уходили, зная, как о них думали на земле: они ведь первыми, как «посаженные» ближе всех к фронту, бросались в небо, готовые сразиться с превосхо­дящими силами врага, и всегда одерживали победу, и не одну. И это не просто слова...
Полк, считай, за три месяца дислокации на аэродроме под Абинской, сбил 52 самолета противника. Воевали все герои­чески; достаточно сказать, что в полку было распространено применение тарана. И все же я хочу отметить двух пилотов: майора Илью Шмелева и капитана Алексея Флейшмана. Дело в том, что они летели на новый фронт- это будет Брянский, где 4-й авиаполк, войдя в 11-й смешанный авиакорпус, будет воевать в составе 15-й Воздушной Армии, - за званием - оба! - Героя Советского Союза!.. Потому что, дислоцируясь на аэродроме под Абинской, капитан А. Флейшман с 29 апреля 1943 года до отлета на Брянский фронт сбил 8 самолетов врага, а майор И. Шмелев - за то же время -16 самолетов. И в представлении обоих к званию Героя Советского Союза будет особо подчер­кнуто их героическое поведение на Кубани, читай, в Абинской...
Они улетали; впереди их ожидали аэродромы сел Волосово, Пешково и города Сухиничи. Одну из эскадрилий вел майор Илья Шмелев.
Они улетели из Абинской, как сообщили нам потом в Цен­тральном архиве Минобороны России, 5 июля 1943 года. Их ожидали новые воздушные бои. Они улетели, но память о них жива. Конечно, огорчительно, что мы все эти годы, так долго, о них двоих, как, впрочем, и о самом 4-м авиаполке, почти ничего не знали. Но зато сегодня, в день их отлета из Абинской - через 70 лет! - мы знаем, если не все, то много...
И гордимся этим знаниемНА УЛИЦЕ – АПРЕЛЬ… И такой же теплый, как и 71 год назад. Только нынче почти нет гря­зи - все, где можно, забрано асфальтом, а то и плиткой, в крайнем случае - гравием. А тогда всюду была родная, неприбранная земля, разби­тая машинами. Да, знаете, чего-то еще не хватает нам, запомнившим этот звук на всю жизнь, - рева взлетающих самолетов. Именно ведь в эти дни на аэродроме северо-вос­точнее, даже, скорее, просто севернее Абинской, «сел» истребительный, четвертый по номеру, полк 287-й авиа­дивизии.
«Наша дивизия, - скажет годы спустя Герой Советского Союза летчик Илья Шмелев, - вела тяжелые бои под Ста­линградом. Потом нас переки­нули на Кубань. Командовал дивизией Герой Советского Союза генерал авиации С. Да­нилов, который воевал еще в Испании, а потом участвовал в Великой Отечественной во­йне. Погиб он в конце войны. Хороший был летчик!..».
Как быстро летит - стреми­тельно, словно пуля! - время. Жизнь проходит. Приближает­ся 70-я - представляете, 70-я весна Победы! - а сколько еще надо и хочется и сказать, и узнать.. .Через год с небольшим мы отметим этот юбилей - для одних в Великой Отечественной, для других – во второй мировой. И главное не в этом, а в том, что к следующему круглому юбилею – кто доживет, - боюсь, будет уже и не с кем о нем и разговаривать. Ни тех, кто расскажет, ни тех, кто будет слушать... Все - бегом, все - к себе, все - ради благополучия!.. Хорошее намерение, но не без памяти же... А потому - тороплюсь поделиться. Тем, что свято!
Кажется, месяц, от силы - другой, всего-то и прошло, с того времени, как напи­сал заключительную - так я думал! - главу «Аэродрома подскока», я даже назвал ее символически: «Прощай, Абинская!». А, оказывается, она была опубликована в на­чале июня 2013 (!) года - что самое интересное, публика­ция состоялась как раз в канун дня, когда, правда, 70 лет на­зад, аэродром под Абинской покинул тот, четвертый, полк, что именно в кубанском небе «вырастил» двух Героев Сою­за: Илью Шмелева и Алексея Флейшмана.
Опустели капониры, аэро­дромные постройки - 516-й батальон аэродромного об­служивания, погрузившись в состав, уехал из Абинской еще раньше. На северной окраине станицы стало как-то непривычно тихо и пусто.
Полк улетел. Осталась память о летчиках. Да их могилы на абинской земле. И, собственно, четвертого авиаполка, и из других частей, чьи летчики сражались в кубанском небе. И новые сведения о жизни воинского коллектива и, в частности, о некоторых «ястребках» - так мы называли советских пи­лотов, - конкретно. И их, сведений, скажу прямо, немало. Мне они стали известными вот только что. Вам, читатель, думаю, во всяком случае, они пока неведомы. Читайте, слушайте...
Сегодня, если можно так сказать, они - о ближайших соседях. Речь идет о летчиках 3-го истребительно-авиационного корпуса, прилетевших на Кубань в составе 265-й Мелитопольской дивизии (это 291-й, 402-й и 812-й полки) и 278-й Сибирско-Сталинской дивизии (это 15-й, 43-й и 274-й полки). Они базировались в  Старонижнестеблиевской, Красноармейской, Нововеличковской, Тихорецкой, Новотитаровской, Славянской. Об этом я прочел в очень спец­ифической книге «Крещение огнем» Евгения Порфирьева, заместителя руководителя краевой общественно-поис­ковой организации «Щит и меч», за что выражаю ему искреннюю признательность. Книга трудна для чтения, большая ее часть: оперативные сводки 265-й и 278-й ави­ационных дивизий. А сводки - это подробное, ежедневное описание всего: от даты и часа события, сколько и куда летало истребителей, с кем сражались и где, сколько сбили и кого потеряли и где, и сколько «намотано» часов, израсходовано боеприпасов (ШВАС и БС) и даже какая погода была и как работала связь. На каждой странице, в каждой сводке.
Книга рассказывает о всех сражениях в небе Кубани, я постарался отобрать факты жизни летчиков, что как-то были связаны с Абинской, с аэродромом подскока. Скорее всего, я охватил не всех, но я старался.
Итак, прилетели истре­бители и вступили в бои на Кубани где-то 19-20 апре­ля 1943 года. Места боев, согласно сводок дивизий, это Мысхако, Крымская, Новороссийск, Цемесская бухта. Но уже 21.04 в сводке появляется слово Абин­ская: вначале они ведут здесь разведку, знакомятся с районом боевых действий (Крымская еще в руках противника), пробуют садиться на «передовой аэродром Абинская» - под таким на­званием фигурирует он в сводках, - перелетают на свой. То они прикрывают У-2, летевший на абинский аэродром, то сопровождают Пе-2 на фотографирование или бомбежку. Что характер­но: почти всегда истребите­ли находят в небе самолеты противника и, невзирая на разницу в числе самолетов, всегда вступают в бой. Об ожесточенности боев 3-го корпуса говорит хотя бы тот факт, что за два месяца с боевых заданий не вернулось 123 самолета из почти 200, прибывших на Кубань.
Вот только одна запись в сводке, от 27.04. «В районе Ахтырской вели воздушный бой с 10 Ме-109 да 15 Ю-87. Три самолета против­ника сбиты». Активность наших «ястребков» была столь велика, что летчики из боя нередко не возвращались на свой аэродром. Вот одна из записей: «После боя в районе Абинская с задания не вернулись: штурман полка майор Янович, старший пилот лейтенант Сергеев, старший сержант Калашников, зам. командира полка по политчасти майор Анисимов. В районе Крымская: командир звена лейтенант Логинов, пилот старший сержант Кулак, пилот старший сержант Халилов». К счастью, в некоторых сводках дополнением читаем: вернулся в часть, найден в госпитале, дал знать о себе...
Очень часто их «привечал» аэродром подскока в Абинской, некоторых - и не раз, но бывало, что садились и где придется. Вот только одна фамилия: капитан Лапшин. Первое о нем упоминание: «Вынужденно сели: капитан Лапшин - в Абинской, самолет требует полевого ремонта». Это было 29.04. В сводке от 02.05 новая запись «Вели бой между Крымской и Абинской. Атакой из облаков был сбит Як-1, летчик капитан Лапшин. Самолет сгорел, Лапшин выбросился с парашютом на своей территории». Через пять дней дополнение: капитан Лапшин находится в госпитале в Краснодаре, ул. Тельмана. И сколько таких случаев описано - не журналистом, не писателем, а дежурными по штабу дивизии - сухо, протокольно, беспощадно, - в этих сводках в глазах рябит от фамилий. «Лейтенант Чураков, самолет подбит в воздушном бою, вынуждено сел в районе Абинской», «лей­тенант Машенькин прибыл в часть, был сбит и посажен на фюзеляж юго-западнее Абинской», «младший лейтенант Нестеренко в районе Абинской отбил плоскость ФВ-189, в результате чего был вынужден сам приземлиться на фюзеляж», «возвратился в часть лейтенант Федоров, в воздушном бою он сбил Ме-109, после чего был атакован двумя Ме-109. Пошел на таран, был выброшен из самолета, потерял сознание. Уже в воздухе пришел в себя, раскрыл парашют на 1500 метрах, при снижении был атакован. Бой наблюдали военнослужащие аэродрома Абинская. Имеет ушибы спины и ног».
А вот несколько иная запись. «265-я действовала (конкретно 291-й полк), отражала атаку бомбардировщиков противника на аэродром Абинская». На этот раз от налета аэродром уберегли. Но был случай, когда «аэродрому подскока», как говорят, досталось. Произошло это почти через месяц, пятого июня. Вот что записано в сводке: «В 8.10 утра на аэродром Абинская был произведен налет бомбардировщи­ков: 41 - Ю-87, 8 - Ю-88 и 5 - Ме-109. На аэродром сброшены бомбы ФАБ-500, ФАБ-50 и много мелких. В результате налета повреждено 5 самолетов. Пострадали: младший авиаспециалист сержант Широкий тяжело ранен, сержанты Рогачев и Новиков - легко. Точное количество бомб уточняется».
Согласно уточнения, в то утро, а был туман и облачность, более 50 бомбардировщиков Ю-87 и Ю-88, под прикрытием 10 ФВ-189 и 6 Ме-109, подойдя на высоте 2000-2500 метров, с пикирования, с одного захода сбросили 350 бомб разного калибра.
Но - продолжим о летчиках. Вот несколько фраз: «Не вернувшийся с боевого задания лейтенант Савин был сбит в районе Неберджаевская, тяжело ранен, находится в госпитале в Абинской». «Младший лейте­нант Звягин был сбит в районе Киевская, выпрыгнул с парашютом, имея тяжелые ранения, находится в госпитале Абинская». Веселее читать, к примеру, такое: «После прикрытия войск младший лейтенант Осадчиев и Звягин произвели посадку на аэродроме Абинская из-за неисправности матчасти Осадчиева. После дозаправки прилетели на свой аэродром». Или такое: «04.05. Як-7б, летчик старший лейтенант Климов, подбит зенитной артиллерией, сопровождал группу Пе-2, бла­гополучно приземлился на аэродроме в Абинской; летчик лейтенант Кочетов из-за неисправности (течь масла) сел на аэродроме Абинская. 08.05. Лейтенант Бородин произвел посадку на живот в районе Абин­ская вследствие повреждения самолета в бою, младший лейтенант Каширин произвел посадку рядом, возле самолета Бородина, подобрав Каширина, произвел посадку на свой аэродром. 09.05. В воздушном бою был подбит капитан Воронин. Посадку произвел на аэродром Абинская. Прикрывал его старшина Шлыков. Воронин ранен в спину, отправлен в лазарет Абинской, самолет имеет пробоины».
Но, к сожалению, не всегда записи такие обнадеживающие. Вот, к примеру, одна из них: «Командир эскадрильи 812-го полка капитан Свеженцев, таранив немецкий самолет, выпрыгнул на парашюте на высоте 1500-2000 метров, был расстрелян немецкими истребителями и на землю упал мертвым. Самолет врезался в землю в районе хуто­ра Шибык-2. Свеженцев похоронен 700 метров западнее хутора». И она - не единственная. Иногда - несправедливая до обидного. Вот, например, такая: «Летчик старшина Шлыков - вот же мы только что читали: он прикрывал капитана Воронина! - был подбит в воздушном бою, получил ранение правой руки и ноги, самолет загорелся, не до­тянув 500 метров до аэродрома Абинская, врезался в бугор. Самолет сгорел, летчик погиб»...
Есть и такие: «Не возвратились с задания командир полка майор Папков и пилот младший лейтенант Бойко, перед этим в бою под Крымской оба сбили по одному Ю-88 (майор Папков) и Ю-87». Вы, читатель, никогда не встречали этой фамилии? Я - встречал. Даже более того, я - писал. О находке в плавнях недалеко от села Варнавинского. Суть дела была в том, что в 1953 году в Абинской были люди, промышлявшие сдачей металлолома во вторчермет. В том числе и деталями подбитых и упавших в 1943 году самолетов. И вот двое из них, Н.Ф. Тараненко и А. Ф. Капинус в плавне нашли самолет, наш истребитель. А в нем - останки летчика и его документы. Из них стало известно имя пилота - Владимир Васильевич Папков, подполковник, командир авиаполка, базировавшегося в Краснодаре.
Знаете, интуиция мне подсказывает, что выкопанный в плавне у Варнавинского и отмеченный в оперативной сводке № 10 от 29.04.43г. штаба 265-й дивизии майор Папков - одно и то же лицо. Возможно, они - Папков и Бойко - тоже шли с ранениями или повреждением са­молета на «аэродром подскока». Кто знает? Известно, что однополчане в письме в Варнавинское писали, когда был найден Папков, о том, что с задания тогда не вернулся еще кто-то... Вдруг это - Бойко? Мне остается только добавить, что, по словам А. Перелеховой, учитель­ницы школы № 31, земля ей пухом, внимательная была женщина, о чем она написала в газету «Восход» заметку «Нить памяти крепка» 31 января 1987 года. Останки пилота были перевезены на родину, в Подмосковье, а пионерской дружине школы было присвоено имя В.В. Папкова.
Не знаю, как вам, а у меня уже голова болит от этих подробностей, так они горьки и печальны... И все-таки еще об одном случае упомяну. О том, как 26.05.43г. 265-я дивизия силами 291 полка сопровождала группу бомбардировщиков в районе Киевское, и один Пе-2 был подбит огнем зенитной артиллерии противника. Согласно сводки, он совершил вынужденную посадку в районе аэродрома Абинская. Интересно, это не тот  ли самолет, пилотов которого спасла работница аэродромной столовой Екатерина Лузан, вытащив их из горящей кабины, ей еще по­могала девочка соседская, Тая Кравченко, один из которых, по словам дочери Екатерины Лузан Тамары, потом, уже после войны, продолжая служить в группе советских войск в Германии, не раз оказывал семье Екатерины Лузан, как сейчас принято говорить, гуманитарную помощь, присылая оттуда посылки. Так сказать, за спасение... Уж очень похоже, что тот... За что потом Екатерине Лузан была вручена, по словам ее детей, Тамары и Сергея, медаль «За отвагу»...
Вот на этой ноте и закончим сегодня о летчиках. Пока.
Помните о них...

«НЕДАЛЕКО ОТ ПЕРЕДОВОЙ, рядом со станицей Абинской, находился аэ­родром «подскока», где базировался один полк дивизии Данилова». Это слова генерал-майора авиации А. Бормана, сказанные уже значительно позже окончания войны. Они - о том, чем занимался аэродром, как на нем жилось-служилось. Если коротко, опять же, по словам А. Бормана, «аэродром «подскока» в кубанском воздушном сражении занимал особое место... В общем, это был своеобразный пункт скорой помощи... А если учесть, что аэродром находился настолько близко от переднего края, что по нему могла бить немецкая артиллерия, то можно представить, каково было там летчикам и особенно обслуживающему персоналу». Тут уместно вспомнить, что жить аэродром «подскока» начал в конце марта 1943 года, а станица Крымская была освобождена только в первых числах мая. Это к тому, насколько близко был от аэродрома не только передний край, а занятая противником террито­рия. Бывали и обстрелы, и налеты вражеской авиации.
Этот аэродром «подскока» - наша и гордость, и боль; событие, объект, о котором мы просто обязаны вечно помнить. И, думаю, не просто помнить, но и постоянно пополнять о нем наши знания самим и неустанно - слышите, неустанно! - рассказывать другим. Ибо так уж вышло, что, несмотря на про­шедшие годы и десятилетия после Великой Отечественной войны, мы о нем, об абинском аэродроме «подскока» - я даже не берусь сказать, как назвать это событие: хорошее событие - длилось в общей сложности месяца три, не менее, или объект, которого давно уже нет и про который мало кто и помнит? - мы знаем крайне мало. Кто тому виной, судить не нам. Но так уж сложилось. Кстати, маршал авиации, почти наш земляк, Е. Савицкий одновременно с генерал-майором А. Борманом говорил о том, что «о воздушной битве на Кубани мало говорится в военной литературе, хотя это сражение имело важное значение. Но широкие круги читателей почти ничего не знают о нем». Вот так! Мы о том, что в полку дивизии Данилова, именно в четвертом, что базировался под Абинской, к концу сражения были два - как минимум! - готовых Героя Советского Союза, узнаем только сейчас: одного благодаря моей интуиции, а другого - благодаря неустанной научно-поисковой работе организации «Щит и меч» и лично Е. Порфирьева, большое ему спасибо... О других, более мелких случаях или происшествиях в жизни полков - а в разное время здесь, под северным боком у Абинской, базировались и бомбардировщики, и истребители, а, может быть, и еще кто-то? - узнавать приходится иногда из просто случайных источников...
А там служили обыкновенные, советские, бесстрашные люди - летчики, истребители - это в 1943 году. А раньше, в 1941-42 годах, - бомбардиров­щики, о чем мы знаем крайне мало, но им было ничуть не проще и не легче. Одним словом, авиаторы. И всегда - рядом обслуживающий персонал. Так вот о БАО, работающего с бомбардировщиками, мы не знаем даже номера...
Была такая песня: «Нам... дал стальные руки-крылья, а вместо сердца пла­менный мотор!» Это, понятно, песня, из нее, как говорят, слова не выкинешь, но вот что интересно! В воздушном бою, когда самолет идет на сближение с противником и когда действует принцип «если не ты его, то он - тебя», тут уж песня - не песня, а жизнь - настоящая, боевая, в которой летчик - и не важно, истребитель ты, «бомбер» или штурмовик, - говоря красивыми слова­ми, сливается с самолетом, становится словно бы одним организмом... Не в песне, а в жизни. С одной целью - победить!
Крохи о том, кто служил на «подскоке», кто взлетал и садился да кто об­служивал аэродром, я уже не раз писал - именно крохи! - но повторять не хочется, но все дело в том, что, знакомясь с боевыми делами летчиков, мы узнаем, что двое из них - майор Илья Шмелев и капитан Алексей Флейшман - уже в августе 1943 года, по итогам боев на Кубани, стали Героями Советского Союза а, интересуясь работой 516 батальона авиационного обслуживания - а именно он обслуживал аэродром «подскока», - узнали, что в нем служила наша землячка, Нина Василенко, девушка из станицы Эриванской. Кое-что из ее истории мы знаем, но вот и новые подробности!..
Я уже писал - правда, это было год, а то и два, если не больше, - как Нина, студентка-третьекурсница, направлен­ная на работу в среднюю школу станицы Новотитаровской, круто меняет свою судьбу: уходит добровольцем в армию, в 516 батальон авиационного обслуживания, который как раз там был расположен. Мои сведения - из школьных воспомина­ний. «Родители, как написала неизвестная мне девочка, не были против этого». Эта же девочка - я просто не думаю, что это написал мальчик: он бы написал по-другому, - упомянула и о том случае, о котором я слышал только от другой учи­тельницы, Н. П. Егоровой. А случай о том, как женщины на аэродроме увидели летчика, вывалившегося из самолета. «Растянув покрывало, пишет девочка, они словили его». И, скорее всего, это было в Абинской, рядом, потому что потом сказано: «После этого их послали в Воронежскую область, в деревню Грязи» - именно туда уезжал 516 БАО.
Мы сегодня можем узнать, что у Н.Т. Василенко было 15 медалей. И был значок «Ворошиловский стрелок». И, по словам автора воспоминаний, Нина Трофимовна «считает, что спас ее только спорт». И это, наверное, так, ибо другая девочка, в другой записке пишет, что «уже на втором кур­се их подготавливали к войне, на базе военных лагерей. (Жаль, что не указано, где: ведь рядом с Абинской тоже были военные лагеря - В.Б.) Их учили стрелять, быстро бегать, копать окопы».
«Во время войны, поясняет первая девочка, Нина Трофи­мовна побывала в Польше, Германии, в Западной Украине».
Считаю, что всем нам интересно и полезно узнать, что, работая в школе № 1, Нина Трофимовна Василенко, ветеран Великой Отечественной, жила в небольшой двухкомнатной квартире - с дочкой, внучкой и правнуками. Интересно потому, что, как я думаю, кто-то из них - а Нина Трофимовна, по моим сведениям, умерла, - живет в нашем городе и может рас­сказать еще что-нибудь из жизни нашей землячки. Лучше, как говорят, поздно, чем никогда. Как, к слову будь сказано, живет в Абинске, к сожалению, незнакомая мне дочь Таисии Кравченко, девочки 7-8 лет, жившей в годы войны на улице Калинина в Абинской. Она летом 1943 года помогла Екатерине Лузан спасти летчиков.
Отзовитесь! Не посчитайте за труд, придите в Дом дет­ского творчества или в музей школы № 1. Расскажите о своих близких. Не храните тайну, этим ведь надо гордиться!

КОГДА ГОВОРИШЬ о людях, как-то связанных с аэродромом «подскока», - неважно, летчики они или обслуживающий персонал, связисты или просто абинчанки, работающие по найму на аэродроме или оказывающие ему помощь -была ведь война! - все интересно, все «в строку». И жалко, если еще что-то мы не знаем... А раз так... Ну почему бы нам сегодня не вспомнить еще одну абинчанку, тоже учительницу, на этот раз третьей школы, Тамару Арсентьевну Судейко (в девичестве Харченко). Она в дни войны на Кубани служила в 4-й Воздушной армии, в 24-м отдельном Лонжинском полку связи, связисткой или радисткой. Я знаю только, что они себя называли «шестовиками» - их связь тянулась на шестах.
Мы не знаем точно, была ли Харченко в дни кубанского воздушного сражения в Абинской? Думаю, что была, хоть проездом, но была... Да что там думать, она не могла не быть в Абинской! Хоть на день, хоть на час!.  Мотив, да вот он! У Тамары Харченко, когда она ушла на фронт, здесь, в Абинской, оставались отец и мать, Арсентий и Дора Хар­ченко. А когда Абинскую освободили в марте 43-го, стало известно, всем, что они были расстреляны фашистами в овраге западнее станицы - за связь с партизанами: они не могли быть не связаны с ними... Интуиция подсказывает, что, скорее всего, их кто-то из абинчан выдал. Кем они были официально известны немцам, нам неведомо (абинчанин Евтенко говорил, что Арсентии Харченко и его жена Дора назывались продавцами), но, говорят, Дора работала в земельном отделе то ли районного, то ли станичного Сове­та - так что врагов у нее хватало, еще с дней коллективизации.
Тамара Арсентьевна, прибыв с наступающими войсками, скорее всего, видела овраг, знала, где были расстреляны ее родители. Сын ее, Анатолий Судейко, приложивший силы и средства для установки Поклонного камня (инициаторы его мы,  Белые: Василий Васильевич и Людмила Константиновна - оба преподаватели ДДТ - ред.), по письму абинчанки К. В. Литяга, говорил, что это была мечта мамы - увидеть памят­ник на месте смерти бабушки и дедушки. Не дождалась... Но не могла быть в Абинской и не побывать у оврага...
Второй мотив - ее служба. В Абинской, южнее станицы, на Владыкиной горе, находился штаб или КП 56-й армии, генерала А. Гречко, а совсем рядом - пункт руководителя воздуш­ными боями. Сначала это был генерал А. Борман, потом - Дзусов. Кто знает, где конкретно Тамара Харченко несла свою службу? В ее бумагах нашлись стихи. Они - о тех днях.
Ту линию прозвали голубой,
Там шла война, и с предрассветной рани
Вскипали над станицами Кубани
Воздушные бои - за боем бой...
А девушки, и плача, и смеясь,
За рацией сидели наведенья,
С земли ловили каждое мгновенье,
Они, как говорят, держали связь...
И держали, надо сказать, ее крепко и надежно. Благо­даря им голос Бормана («А я, - говорил он позже, - был и «моряком», и «лисицей», и «тигром» - позывные руководи­теля боями менялись каждые три дня»), а потом и Дзусова слышал каждый командир эскадрильи.
«Управлять воздушными боями можно, - говорил потом во время одной из встреч генерал-майор Борман. - Для этого надо видеть. В хорошую погоду обзор  у меня отличный, но погода ведь не всегда хорошая. Для того, чтобы я все видел и знал, на флангах 56-й армии находились наблюдатели, представители ВВС, были они и в наступающих частях, прежде всего в танковых».
Рядом с ними, бесспорно, находились и радисты или свя­зисты 24- полка. Войну, между прочим, он закончил ордена Кутузова 3-й степени и Красной Звезды полком связи 4-й Краснознаменной Воздушной армии.
И в такой день я не мог не вспомнить одну из связисток этого увенчанного славой подразделения нашей армии, тем более нашу землячку - Тамару Арсентьевну Судейко (Харченко). К сожалению, больше о ее службе я ничего не знаю, Пока... Но почему-то уверен, что она была не только на КП Бормана или Дзусова, но и на аэродроме «подскока». Точно была...
 
А ЗАКОНЧУ я еще одним случаем - не могу иначе, ведь скоро День Победы...
Был у меня одноклассник, школу вместе кончали, первую, между прочим, потом одновременно служили в Советской армии. А, собственно, почему был? Он и есть... Вот месяц назад он вспомнил...
До войны и в ее годы он с родителями жил в Абинской, на улице Ленина, в самом начале улицы, почти у моста, ведущего в военные лагеря. Зима 1941 года, может, говорит он, уже и 1942-го. Снег валит, словно и не Кубань. Перейдя мост, идет по улице большой строй солдат. И Ваня, так звали мальчишку - ему пять-шесть всего, - пристраивается поза­ди строя - тогда это была традиция: сопровождать строй. Воины заметили приставшего мальца уже почти у поворота на улицу Шевченко (теперешняя Советов). Командир оста­новил строй, назначил сопровождающего, чтобы он доста­вил Ваню родителям, скорее всего  - маме. Чтобы малец не потерялся - снег валил сильней и сильней...
- Так я, к сожалению, и не попал на расчистку аэродро­ма, - говорит одноклассник. - А желание имел! Я же, пока шли, успел узнать, что бойцы идут на работу на аэродром...
Зовут моего одноклассника Иван Борисенко.
А многие женщины, старики - мужчины-то на фронте! - и старшеклассники тогда двое суток работали на расчистке аэродрома от снега. А буквально через день-другой на аэро­дром сел полк бомбардировщиков. Началась боевая работа.
Уже несколько материалов я заканчиваю, думая, что это - последний... И всякий раз, узнав что-то новое, порой важное, порой - не очень, хотя, право, все, что об аэродро­ме, о летчиках - неважно, истребители они или «бомберы», - о «баовцах» или о нас самих, абинчанах, - все важно, интересно и нужно, - и я продолжаю. И, боюсь, не скоро поставлю точку.
Потому, что это нужно - для памяти! Нашей и наших внуков-правнуков...